ДОМЕН ЛИЦЕНЦИАТОВ (как мы зажигали летом)
Ира Летчик
Гэры бывают разные:
черные и алмазные,
расползшиеся по земной шири,
как планета, большие,
Цвета грусти и праздника —
разные.
Под самый звездный венец
поднимаются они, как хрустальный дворец.
А над ними метель снежная —
Музыка нежная.
Цикада
Я спросила: «А могут существовать карлики, рост которых измеряется длиной Планка?»
Рупрехт переспросил: «Карлики — порядка десять в минус тридцать третьей степени?» Я сказала: «Ага».
Он сказал: «Ну, давай еще раз допросим птицу». «Хватит, — не разрешила я. — Попугай не знает, что отвечать на твои дурацкие вопросы».
Ох, Сеятель, успокой всех, зачем они спорят? Я люблю хульманов и лангуров. Я люблю китайцев и тех, кто работает на орбитальных станциях. Я всех люблю, даже куумбу, открытую моей знаменитой прапрапрабабушкой. Куумба с тех пор так и бегает из одного края глаза на другой. Иногда почесывается. Жалко, что про нее счастливые люди не знают.
Рупрехт
Цикада считает, что доктор Микробус в Дарджилинге тайно держит в своей лаборатории самку научного реакционера. Мы поднимались по склону горы Олимп, когда Цикада такое сказала: «Ты у нас сама — вроде кривой второго порядка». Цикада, конечно, не поверила. Мы поднимались все выше и выше по бесконечному базальтовому склону горы Олимп. Вершину мы не видели: на высоте километра ползли плоские метановые облака, а сама гора занимала так много места вокруг, что стало сумеречно, как поздним вечером, а Костя опять пожаловался, что от всего несет на него запахом плохо пережаренного лука. Через расщелины мы перепрыгивали. Правильный упор в сьютелле помогает перенестись сразу на пятьсот, а то и на семьсот метров. Время от времени я ловил Ханну Кук, ее почему-то вечно заносит в сторону. И кстати, именно она опять увидела внизу хульманов. С тех пор как нас разделили на орбитальной станции Хубу, мы ни разу не перебросились словом, а теперь хульманы появились в пределах прямой видимости. Впереди Файка — в мохнатых унтиках, с хвостиками на попе, на лбу противосолнечный козырек. За Файкой, как привязанный, тянулся Глухой. Рваная хламида, похож на пятнистого паука, в хорошем смысле. И, наконец, Чимбораса — босиком, босиком по мерзлым камешкам.
«После Котопахи, — сказал я, — Костя самый большой дурак».
Ханна Кук покраснела, а Цикада обиделась: «Это почему, интересно?»
«Да потому, что отстал от хульманов. А Костя потому, что физику не любит».
«Ну и что? Он и химию не любит».
Я промолчал. На станции Хубу мы бросали монетки — на интерес. Сто раз кинули, и все сто раз нам выпала решка. Я спрашиваю: ну, на спор, что выпадет в сто первый раз? Файка кричит: «Пятьдесят на пятьдесят!» Цикада промолчала, а Костя брякнул: «Орел, конечно!» — «Это почему же орел?» — «Ну, ему тоже хочется».
«Рупрехт!»
«Чего тебе, Цикада?»
«Нечестно, если концерт не состоится».
Я хотел засмеяться, но Ханна посмотрела на меня.
Ханна Кук похожа на пчелу, ее хочется погладить. Единственный принцип, по которому наша Вселенная, наверное, выделяется изо всех других, это, конечно, то, что в ней возможно существование белковой жизни. Но совсем необязательно давить на меня только потому, что кто-то доверился девчонке, а она забыла про инструмент…
Костя
«Знаешь, Цикада, — напомнил я. — Был древний городок Локры. А в нем собирались лирники. Однажды на состязаниях у самого лучшего лопнула струна на кифаре. Зрители ахнули, тишина наступила такая, что даже цикады в траве умолкли. Но самая смелая не растерялась, — Костя посмотрел на меня, — и прыгнула на кифару. И она так ловко вплела свой голос в звучание оставшихся струн, что лучший лирник и в тот раз остался лучшим».
Ханна Кук
Такая у них мораль на Марсе.
Фаина
«Ой, мы попугая нашли!»
«Ой, мы Котопаху потеряли!»
Связь между хульманами и лангурами включилась, как только мы оказались метрах в ста друг от друга. Внизу все закрывали плоские облака, они заметно округлялись по горизонту, а восточную сторону неба — мрачная вершина горы Аскрийской. Глухой жестом показал: теперь наговоримся! Рупрехт сразу вылез на связь: «Кто решит задачку на дурачка?» Откликнулся Чимбораса: «Ты про Файку, что ли?» — «А мне все равно. Задачка на устойчивость стола с четырьмя ножками». — «Без проблем, — сказала я. — Выходим на решение для стола с произвольным количеством ножек, а потом подставляем найденные значения в формулу N=4». — «А я бы вышел на решение для двух предельных случаев N=1 и бесконечности, — заспорил Чимбораса, — а потом интерполировал результаты к промежуточному значению N=4».
«Принято!»