Кому и зачем нужна война

Брекзит, Трамп, путинская Россия, политика Эрдогана, крах Венесуэлы, популисты в Бразилии и Италии — все это признаки изменения долгосрочного тренда. Маятник, уверенно летевший в сторону глобализации, интеграции, либеральных реформ и геоэкономической повестки, видимо, дошел до точки локального максимума (это произошло сразу после 2008 года) и двинулся назад — в сторону «национальных интересов», протекционизма, «прав большинства», «сильных лидеров», политики ради политики. Помимо множества отличий, более или менее интересных историкам и экономистам, период «глобализации» отличался от предшествовавших периодов национальной конкуренции свойством, которое впрямую касалось каждого жителя Земли: наиболее частыми политическими событиями предыдущих периодов, событиями, перерывы между которыми были редки и удивительны на общем фоне, были войны; в период «глобализации» количество войн кардинально сократилось, их масштабы значительно уменьшились. С конца 80-х годов прошлого века в мире в военных конфликтах ежегодно погибало в 2–3 раза меньше людей, чем в период 1960–1980-х годов, и в 5–6 раз меньше, чем после Второй мировой войны — и это при том, что население мира выросло всего за 50 лет в 2 раза. Конец периода глобализации угрожает возвратом к росту числа и жестокости военных конфликтов — и мы уже видим этот процесс на Ближнем Востоке. Роль войны в развитии человечества и ее экономические причины и последствия — тема печальная, но интересная. Мы в Фонде Карнеги затрагивали ее вскользь. Ниже — стенограмма одного из моих выступлений на эту тему (из организованной Фондом Егора Гайдара дискуссии «Экономика войны», прошедшей в феврале 2016 года).

В истории человечества война для непосредственно вовлеченных в конфликт сторон всегда была невыгодной игрой с отрицательной суммой. Война начинается, когда где-то что-то очень серьезно сломалось.

Причин для рационально (но, конечно, не этически) обоснованных войн немного. Прежде всего это глубокая уверенность одной из сторон в том, что у нее есть подавляющее превосходство. В истории «рациональные» войны практически на 100 % представляли из себя войны расширяющихся империй против малых государств: империи действительно были (и остаются) «высшими» формами государств, они обладают значительно большим ресурсом и имеют возможность вести экспансионистскую политику. Но сегодня возможности для рациональной войны снизились почти до исчезновения, и не потому, что нет империй и малых государств. Во-первых, система международных отношений стала на порядок более сложной, и начало любой войны влияет на весь спектр взаимоотношений сторон с внешним миром. Империи вынуждены оглядываться друг на друга, учитывать вред, наносимый репутации, ущерб для товарных потоков и так далее. Кроме того, империи стали по-другому оценивать свои потери, ценность человеческой жизни стала для империй и членов развитых союзов несоотносимо выше, чем для малых государств. Сейчас развитая империя считает, что жизнь ста ее солдат намного ценнее жизней пары миллионов солдат малоразвитой страны, а временное снижение ее валового продукта на доли процента не стоит завоевания даже богатой колонии.

Существуют, конечно, ситуации «плохой игры», в которых война, безусловно, приносящая ущерб, становится средством защиты от ущерба еще большего — реального или мнимого. В частности, классический пример — это начало Великой Отечественной войны. Тотальное недоверие между двумя диктаторами привело к уверенности Гитлера в том, что Сталин начнет войну. Поэтому почти безнадежное начало боевых действий против Советского Союза было для Германии меньшим риском, ведь позиции СССР укреплялись, он мог вскоре развязать конфликт, и Германия бы точно проиграла.

Иногда войны возникают там, где стороны по-разному оценивают свои возможные выигрыши и потери, и война представляет собой просто наиболее легко достижимый вариант «размена фигур». Страны с большим населением и малой территорией могут втянуться в войну с соседом, обладающим лишней территорией: агрессору не так важны людские потери, в то время как сосед не так дорожит землей, но не может отдать ее без боя, чтобы не потерять лицо (в первую очередь внутри страны).

Конечно, серьезной причиной многих войн становится агентский конфликт, ситуация, когда какая-то страта или элита внутри общества получает от войны преимущества, в то время как общество в целом проигрывает. Так, в русско-украинском конфликте с обеих сторон существовал и продолжает существовать целый набор агентов влияния, зарабатывающих на войне: от небезызвестного Кости Малофеева как индивидуального агента со стороны России до групп силовиков с обеих сторон. Интересы «агентов» могут быть весьма разнообразными — у бизнеса, осуществляющего поставки на фронт, это заработки; у компаний, конкурирующих с оппонентами по ту сторону фронта, — расчет на уничтожение конкурентов; у власти страны-агрессора — способ поднять свой рейтинг; у власти страны-жертвы — способ списать на войну свои просчеты, коррупцию, пассивность; у оппозиции — способ ослабить власть и попытаться добиться изменений в стране. В определенных ситуациях война — это способ канализировать агрессию, накапливающуюся в обществе (и тем самым снизить риски вне театра военных действий), а также выявить и изолировать (и частично — ликвидировать) маргинальную часть общества, склонную и стремящуюся к насилию. Классический пример агентского влияния — это так называемые войны отчаяния, когда элита или правящая группа развязывает конфликт для удержания власти.

Как и в любой игре, в политике можно попасть в ситуацию, называемую rat trap — это коридор, в котором уже невозможно развернуться и отыграть назад, каждое ваше действие в нем вроде бы рационально и соответствует ситуации, но их последовательность ведет к катастрофе, например — к войне. Стороны втягиваются в ситуацию, выход из которой на каждом этапе стоит дороже входа еще глубже. Классический пример — нагнетание ненависти внутри общества к внешнему источнику проблем. В какой-то момент социум проскакивает грань невозврата, и власть уже не в состоянии удерживать ситуацию, потому что народ требует войны.