Юрий Панченко НИЩАЯ ВЯТКА

УТРОМ ГУЛКО И ВСПОЛОШЕННО затарабанили в ворота, доставая до костей. Затихло, но через секунды костяной грохот возник заново.

Опыт подсказывал: пощады и отсрочки не будет.

У ворот стоял Василий с камнем в руках. Слово "стоял" оказалось бессильно-худосочным в данном случае. Мужик в кепке, он же — сосед-плотник, он же хронический гудило — не "стоял". Он не "находился" у ворот и не "ждал". Две его ходулины, упакованные в бурую замызганность штанин, подбрасывали бесплотное тело в рваном переплясе.

Это было неповторимо славянское "па-де-де", похмельная трясучка, недоступная никакому гению европейского балета.

Ваську бил могучий колотун, наработанный днями запоя. Под сизой сливой носа, в сивой щетине разверзлась беззубая яма рта. Из нее скрипуче вытекло многолетне родимое, слитное.

— Василичподыхаю.

— Давно?

— Чево?

— Спрашиваю: давно подыхаешь?

— Да уж третий ден.

С чугунно вспухшего лица шильным укором кололись зрачки.

— Непорядок, Василич,— озвучил он укоризну.

Делать было нечего. В Васькину ладонь перекочевал тридцатник — десятка лишнего за учиненный соплеменнику моральный ущерб. Не первый и не последний тридцатник, поскольку незыблемо высились за спиной сработанные на совесть Васькины ворота и калитка, цементно змеились по саду отлитые его руками дорожки, надежно покоили в погребе картоху, морковь и свеклу сколоченные плотником ящики.

...Он уже отчаливал в сторону сельмага, шкандыляя к заветному Эдему куцым зигзагом, когда за дощатой твердью ворот хрястнул тяжкий грохот и будто лопнула басовая струна.

То, что открылось глазам в огороде,— вырубило не хуже нокдауна. Корабельная, в полтора обхвата вековая сосна, еще вечером подпиравшая небеса, теперь лежала. Мохнатая вершина порвала и сплющила рабицу забора до земли, содрав ее со столбов. Еще трепеща в агонии, дыбилась хвоя, продрав, накрыв полтеплицы и несколько грядок с зеленью.

В зеленом колыхании веток перепуганно выныривали и снова прятались две хорьковые рожицы — Петро с Зинаидой. Вот кто тюкал с вечера и всю ночь топором по сосне — с малым перерывом перед самым утром.

Две трети полигамного семейства (второй штатный сожитель Зинаиды, инвалид Костя, азартно зыркал снизу из кособокого сортира) подгрызли сосну, чтобы завалить на чужой огород. За каким дьяволом?! Этой слипшейся троице с инвалидным сердечником накануне ведь доставили машину дров.

— Ты что накурочил?!

— Да она, с-сука, не туды легла! Василич... слышь, Василич, не бзди! Седня же... вот этими руками все, как было, заделаю.

От Петра пер густопсовый сивушный тайфун. Зиночка вообще не вязала лыка, сомнамбулически сдувая хвойную иглу, каким-то образом прилипшую под носом.

— Я спрашиваю: на кой х... ты ее завалил в огород? Вам же привезли дров.

— Дак это... Василич... два гнезда на ней.

— Какие гнезда?

— Грачиные.

— Ну и что?

Петро на глазах оживал. Пенделя, которые заслуженно вломил бы ему за покореженные забор и теплицу любой другой абориген — отодвигались.

— Ты что, Василич, в натуре не секешь иль придуряешься?

— ???

— Так в каждом гнезде по кило алюминки. Четвертак, а то и поболее. И с кого взять на халяву постольку?

Вот оно что. Грачиное племя, шастая весной по дворам, тащило в конструкцию сооружаемых гнезд любую блестку. В том числе — куски алюминиевой проволоки, придающей гнезду нерушимую крепость при верховых ветрах.

— Дошло, че ли?

Петро цвел и пахнул. Как не дойти, дошло. За четвертную на опохмелку, запрятанную в двух гнездах, рухнули вековая сосна, теплица и забор. Нормальный русский фарт — халява.

— Василич, десятку бы на "синюю юбку" (бутылка денатурата), а? Душа горит, нет мочи. А дрова мы с Зинкой завтра напилим.

Гегемон, не получив заслуженных пенделей, теперь пер в атаку.

— Сначала дрова, потом десятка,— опрометчиво вырвалось у меня.

Это было крупным проколом: опять затеять давний торг. Петро с Зинаидой давно подряжались распилить бревна и наколоть дрова. Мы не сходились в одном. Подрядная сторона жаждала: сначала деньги, потом работа. Работодатель в моем лице желал наоборот. Обе стороны стопроцентно знали: заполучив деньги, парочка тут же налимонится вусмерть.

Между тем, Петро унюхал слабину. Глаза его накалялись фосфорическим азартом. Так чует за версту кровь подранка пиранья в Амазонке или барракуда в Атлантике. Но пиранья и барракуда могли отдыхать рядом с русской щучкой, уже сомкнувшей челюсти в жертве.

— Василич! Бля буду: токо по глоточку с Зинкой, и щас же всю твою тряхомудию с дровами обделаем до вечера! Василич, дай! Нутр-р-ро горит синим пламенем!

Зинаида с сосновой иголкой под носом качалась в хвое тонкой рябиной, плямкала онемелыми губами. С лица ее струился осмысленный азарт: дожимай, Петро!

До жути явственно представился понятный для всех вывод: тряхнуть за грудки, дать оплеуху и учтиво разъяснить.

— Сейчас ты отпилишь и утащишь верхушку. Потом сделаешь забор и теплицу. А я присмотрю из окна у телефона. Слиняешь без спроса — звонок участковому. За спиленную сосну — тут в ней два куба — и раскуроченный забор с теплицей две тыщи штрафа. Или годик отсидки на баланде. Пошел за пилой, м-мать-перемать...

И все было бы по правилам, все бы устаканилось. Но что можно Юпитеру, то не положено пришлому быку. Его удел — задавать вопросы.

— Ты когда за теплицу с забором возьмешься?

— Василич! Сука буду — щас! Гони целковый на "синюю юбку".

Глаза Петра лезли из орбит. Он верил в себя... Он наливался синюшной кровью. Теперь его, уловившего слабину и проблеск спирт-халявы, не свернуть и бульдозером.

Постыдно слиняв в этой схватке, я предал Василия.

— Денег нет и не будет. Только что Василию отдал.

— Он че, за "синей юбкой" рванул?!— в стартовом напряге подорвался Петр.

— Ну.

Зиночка, наконец уяснившая что к чему, суетливо выгребала из хвои. Она барахталась в ней, с хрустом стопорясь на сучках. Петро опередил пловчиху кособоким скачком через дыру в заборе.

...Они вдвоем поймали уже отоваренного Василия и вдавили его в забор: проволоку в гнездах, сулящую четвертной, еще нужно было выковырять, сдать, тогда как Ваську всего-навсего расколоть на троих методом силового напора.

Биоарифметический закон всех революций: отнять и разделить — который раз срабатывал без сбоев.

Слушая внизу разномастный ор в трех тональностях, я обреченно собирал в сумку ремонтный набор: топор, пилу, клещи, кусачки, гвоздодер и гвозди, молоток. День улетел псу под хвост: с теплицей и забором возиться дотемна.

За год на сельском погосте зарыли восемь сгоревших в сивушном пожаре. Шестеро навсегда скрючились и застыли — кто в бурьяне, кто у мусорных баках. Двое повесились после загулов. Каждый третий школьник в качестве дегустатора уже пробовал наркодурь, доставляемую диаспорой цыган,— дискотека кишела накурившимися.

За прошлую зиму, весну и лето со дворов угнали более двадцати коров и бычков. Ни одно парнокопытное не возвратилось к хозяину ни в живом, ни в мясном виде, хотя ворюг знали поименно.

Из восьми выстроенных на западной окраине села коттеджей-дач взлому и ограблению подверглись все восемь. Один из хозяев, плюнув на милицию, привез из города на двух "джипах" братков. Братки тайфуном прошлись по сельским притонам, поломали пяток ребер, расквасили с десяток сопаток и вернули почти все ворованное. Дом этого хозяина больше не трогали. Зато остальных чистили по второму и третьему разу.

Поселок, имевший несколько лет назад в своем производственном активе леспромхоз, совхоз и спиртовой завод, ныне победно благоухает лишь отспиртованной бардой.

Леспромхоз и совхоз съежились шагреневой кожей, выставив на улицу по три четверти своего рабочего люда, оставив их один на один с Ее препохабным Величеством Нищетой. Нищета и беспросветность бытия примерились к России, как грифы к падали, с момента воцарения на кремлевском троне Горби-меченого. А хищно вкогтились, когда стартово чмокнул и отпустил цены Гайдар.

Ныне нищета конвейером плодила люмпенов, утративших или не имевших способности сопротивляться. Она же бессчетно поставляла в нынешний социум воришек, воров и ворюг, загоняла в запои даже отменных и совестливых мастеров типа Василия. Народ в ельциноидном сепараторе все стремительнее расслаивался на новорусские с криминальным душком "сливки" и синий обрат.

ПОПЫТКА СДЕЛАТЬ социальный срез сиюминутной России будет выглядеть пасквилем и преднамеренной дебилизацией русского народа, если пристально не всмотреться в нынешний противовес люмпен-охлосу: трудовой, предприимчивый слой дельцов. Это ни в коем случае не еврейские олигархические присоски к российским недрам: здесь-то все в точном соответствии с классификацией Брема и Дарвина, назвавших этот класс классом паразитов — те, кто высасывая ископаемый энергетический потенциал страны, гонит выручку за него в чужие, враждебные банки.

Полноценные дельцы (от слова "дело") нынешней России — это увесистый конгломерат мелких и средних производителей, фермеров, большинство челноков с дипломами вузов, инженеры, врачи, учителя в частных колледжах.

Таким, сколотившим свое дело в селе или городе, повезло: плотоядно чмокнул Гайдар, подавая команду "фас",— и правящая паразитарная кодла ринулась грызться к бесхозному госкорыту, отпустив на время дикой приватизации вожжи. А предприимчивый люд остался предоставлен самому себе.

Рекламные полосы газет в любом регионе взбухают и лопаются от зазывных предложений: моем машины! Делаем и реставрируем мебель под "барахло"! Наши клизмы — лучшие в мире! Ремонтируем бытовую технику! Строим коттеджи, бани, кладем камины и печи!

По всей необъятной территории России Его напористое Превосходительство частник, сцепив зубы в конкурентной борьбе, восстанавливает битые машины и печет пирожки, открывает кафе, "бистро" (и у нас — как в Париже, только труба пониже, да дым пожиже!), шьет костюмы и стрижет пуделей, ловит сетями рыбу и разводит индюков.

Именно эти доморощенные, социальные сперматозоиды держат все еще страну на плаву, оплодотворяя в ней саму жизнь: покупают друг у друга машины, турецкое и итальянское шмотье, стригут, бреют, массажируют друг друга, во многом формируя бюджет.

И все они поголовно, скопидомствуя, откладывая по рублю, тысяче, миллиону — построили или приступают к постройке своего дома — вековой мечте крестьянина о своей усадьбе, так преступно, мерзко обрубленной в семнадцатом.

Десятилетиями терзаемый, кастрируемый в русском человеке инстинкт своего дела выжил и возродился чудом, как феникс из пепла перестройки. Потомки недобитых пассионариев жадно, настырно прорастают в нынешнее бытие, пробивая головой мертвящую корку чиновного асфальта.

Этот слой пока малообразован и виртуозно ориентирован на обход дурных законов. У него примитивный зародыш эстетики в душе.

Это для его дезорганизации состряпаны уродливые полчища порножурналов, порнофильмов, гариков сукачевых, голозадых борек моисеевых. Они затопляют эстрадные и театральные залы маразмом, лавой пошлятины и дурновкусицы, выжигая традиционно русскую культуру.

Этот слой практически отлучен и ОТУЧЕН от сценографии Малого театра и Татьяны Дорониной, от оркестра, которые создали Плетнев и Светланов, от ансамбля Моисеева, хора Минина, от потрясающих душу певцов Владияра, Татьяны Петровой, Сергея Захарова.

Но великий евгенический инстинкт улучшения породы заставляет русских дельцов рвать жилы и надрывать пупок в челночестве для содержания своих детей в музыкальных школах, в консерваториях, в менеджменте, в лучших специализированных колледжах.

Именно туда нагло лезет, хамски прорывается чужеродная педо-рать, внося в педагогические программы вирусы космополитизма, секса, бессмысленной информатики.

Именно этот средний слой вызывает все большую нервозность в кремлевских верхах: он набирает силу, и его необходимо оседлать. Уже назначены первые ренегаты-наездники: Горбачев и Титов, сколачивающие под него очередную холуйскую партейку.

На этот слой ныне безнаказанно спущена чиновная властьимущая орда: обдираловка, налоговый и таможенный прессинг крепчают с каждым месяцем, подрывая корни нынешнего середняка с тупостью и безумием крыловской свиньи.

Не столь давно президентом была пущена с трибуны скупая мужская слеза: отчего-то не растет, не утолщается этот слой, а совсем наоборот. Сомнительно, чтобы наш спецобразованный языкознатец президент не ведал об исторических аналогах взращивания среднего класса: Столыпин и Николай II законодательно сформировали кокон, в коем произрастала личинка середняка: ссуды, льготные кредиты, защита от чиновного и бандитского произвола — вот три кита, на которых покоились столыпинские реформы.

ТАК УЖ ПОЛУЧИЛОСЬ, что последние восемь лет моя журналистская и писательская судьба была приближена к уникальной личности Виктора Тихоненко. Безотцовщина, воспитанный бабушкой цепкий трудоголик Витек с самого малолетства увяз в безразмерном труде — как мошка в глыбе янтаря.

В его двадцатилетнем возрасте матерая бригада прошедших огонь и медные трубы строителей выбрала его бригадиром. Витек, начав работать с тринадцати, к этому времени был не только классным плотником, слесарем, изобретателем, бетонщиком и чемпионом России по кладке кирпича, но и бронебойно-пробивным организатором строительного дела.

Его кооператив разбухал как на дрожжах, ворочая объемами работ, с которыми зачастую не справлялось целое управление. Соответственно росли и доходы. Через несколько лет Тихоненко оказалось по силам возведение крупнейшего в Европе своего кирпичного завода — 52-миллионника.

Что и было сделано. Абсолютно готовую махину с полной инфраструктурой (километры электролинии, подстанция, ГРП, железнодорожные и асфальтовые подъезды) взялся по договору начинить югославским оборудованием подшипниковый босс Швидак. Взялся... и смылся в свой зарубежный бизнес, плюнув на договор. Тихоненко сам раздобыл, забетонировал и смонтировал оборудование, доведя завод до 97 % готовности.

И НАДОРВАЛСЯ. Восемь лет завод не дают запустить местные стервятники, обложив его директора Тихоненко, как волка, красными флажками. Свои, региональные банки не только отказывают в кредитах, но и подло стращают чужих инвесторов и банкиров, готовых вложить деньги в запуск, выработав иезуитскую систему очернения завода и директора.

Причина столь же проста, как горловой спазм гадюки, глотающей лягушку: завод попал в сферу интересов одного из местных "олигархов", после чего заработала система медленного сживания Тихоненко со света.

Восемь лет ведется травля русского директора чужеродными мизгирями, чьи интересы не в России, чей образ мышления мало чем отличается от психологии мировых революционеров-истребителей России. Там была установка "раскрестьянить" и "расказачить". Здесь — РАССЛАВЯНИТЬ.

Эта установка начинает осознаваться коренным, государствообразующим классом предпринимателей. Есть немало примет и признаков, подтверждающих выработку противоядия. Наглядный пример: отечественный, строительный монстр-корпорация Видьманова.

Вокруг Тихоненко ныне тоже сплачивается своя артель, впрыскивая мало-помалу деньги в запуск. Это уже не один в поле воин, есть команда, готовая как созидать, так и бить по вражьим головам, если они встанут на пути запуска. Эта команда все расширяется, приглашая к себе в содружество и совладение заводом своих, российских битюгов с крепкими копытами.

На протяжении нескольких лет состоялись десятки долгих откровенных бесед со многими владельцами своего, в муках сколоченного дела. Их отношения к нынешним продажным депутатам и правителям с единственным — хватательным рефлексом — однозначно. Это отношение укладывается в один, не совсем цензурный посыл: "ДА ПОШ-Ш-ШЛИ ОНИ..."

От этого посыла не пахнет ни примирением, ни согласием, как не может быть согласия между кошкой, стащившей чужое сало, и сторожевой собакой у своего добра.

Россию не возродить никакими усилиями, пока средний класс не осознает истинного положения дел и ПЕРВОПРИЧИН разрухи, пока не определится: по какую сторону баррикады ему стоять.

Правительство и олигархическая верхушка экономического айсберга, которую периодически, в панике, созывает Путин, озабочены единым позывом: высасывать из недр энергоресурсы и сплавлять их за кордон , накачивая свои зарубежные счета. Их интересы — не здесь. Для юридического обеспечения этих действий сформирован, закуплен и запущен в дело думский маховик, обеспечивающий легитимность обескровливания страны.

Вот уже десять лет: как при Ельцине, так и при Путине,— не делается ничего, чтобы поднять внутреннее производство, влить в него кредиты и финансовые ресурсы, поскольку олигархическое правительство генетически ориентировано на экспорт энергоресурсов. Как внешние инвесторы, так и правительство Касьянова, прекрасно уяснили истину: ПРОИЗВОДСТВО РОССИИ НИКОГДА НЕ БЫЛО КОНКУРЕНТОСПОСОБНЫМ НИ С ЕВРОПОЙ, НИ С АМЕРИКОЙ.

Выгодность производства определяется разницей между мировой ценой на единицу продукции и затратами на ее производство. По исследованиям экономиста Паршева, наши затраты всегда были и будут на полтора-два порядка выше: холод и длинные транспортные плечи — вот две анаконды, пожира- ющие эффективность нашей экономики.

Французский географ XIX века Жан Элизе Реклю дал точное определение ЭФФЕКТИВНОСТИ территории: 2000 метров выше уровня моря и среднегодовая температура -2 градуса по Цельсию. Среднегодовая температура России -5,5 Цельсия.

Даже в Финляндии эта температура +1,5. В Англии растут на улицах пальмы, плющ и тисы. У нас они растут только в Крыму и на Кавказе. Все штаты США расположены по широте южнее Кубани.

По "суровости" климата обитаемая часть Норвегии, Дании, Нидерландов, Бельгии, Германии, восточная и центральная Франция равны южному берегу Крыма и побережью Кавказа.

Разница абсолютных температур между (+) и (-) в северной Европе — 40 градусов. В России до Урала — 70. За Уралом — 90. Вот почему на производство ЛЮБОЙ (!) единицы продукции мы тратим в 2-2,5 раза больше энергии и в 3 раза больше транспортных затрат. В середине 90-х годов издержки производства в России были выше английских — в 2 раза, французских, германских, итальянских — в 2,3 раза, американских — в 2,7 раза, японских — в 2,8 раза.

Вот почему вся наша экономика, все наше и так чахоточное производство, если их усилиями Касьянова втащат в мировую ВТО, рухнут в одночасье, раздавленные более дешевой западной продукцией.

Вот почему ни один мало-мальски соображающий банкир не вложил и не вложит в НАШЕ ФУНДАМЕНТАЛЬНОЕ ПРОИЗВОДСТВО ни цента: мы втянуты в мировой рынок, в свободное перемещение капиталов, а по его законам деньги всегда текут туда, где ниже себестоимость единицы продукции. По той же причине они вытекают из России.

"Анчуткам" Россию не поднять. Не дееспособен в деле сопротивления оккупации и творческий малоимущий класс: инженеры, квалифицированные педагоги и врачи госучреждений — все они выдавлены хищниками на задворки жизни, к мусорным бакам. Они балансируют на грани чисто биологического выживания, и все фарисейские вопли из правительства о повышениях зарплаты — это издевательская фикция, морковка перед носом осла, чтобы он и далее слепо пер к пропасти.

Их воля подавлена постоянным стрессовым ужасом — чем накормить детей завтра, чем заплатить Чубайсу и Газпрому за тепло в квартире, на что купить зимнее пальто и починить сапоги. Это — ежедневный, мучительный кошмар, подавляющий волю к сопротивлению.

Но именно этот слой все еще ходит к избирательным урнам в количестве 35-40 %, даря возможность правительству сохранять видимость легитимности выборов. Но на них все обильнее плодятся гнилостные чирьи подтасовок — безнаказанных и наглых.

Разум же среднего класса не только пассионарен и живуч — он самоустранился из подобного фарса и практически не ходит на выборы. Он задействован в иной гонке: делать сохраненные петли.

Середняку надо помочь разобраться в политсплетениях и сделать первые шаги к единению с неимущими, а главное — к собиранию себе подобных в монолитный организм-партию. Ныне середняк, как молодой волк без стаи в джунглях. Он напряжен, насторожен и недоверчив к речевым звукам и стенаниям КПРФ. Он уверен, что схватил Бога за бороду и сам с усам. НПСР нужно найти слова и подходы к нему, надо убедить, что не Бога он схватил, а его макаку, падшего ангела по имени Денница, то бишь сатану. Надо еще убедить в том, что сегодня в холодной громаде России, где настежь распахнуты для воров валютные окна, бедняк и он, середняк,— ЛИШНИЕ ЛЮДИ. Вернее — нелюди, поскольку их интересы, их среда обитания, их корни — в России.

Только объединяясь, только наращивая давление на правительство своим соборным капиталом, своим социальным весом, только продавливая на местах в губернаторские и мэрские кресла своих, корневых соотечественников и держа их за глотку контрольным захватом, можно остановить распад и обезлюживание России и СФОРМИРОВАТЬ НА ГРАНИЦАХ ЗАЩИТНЫЙ КОРДОН.

В основе его должна лежать разумная, дозированная АВТАРКИЯ, когда страна сама производит то, что потребляет,— с элементами широкого, нормального, а не ублюдочно-гайдаровского рынка.

Наша страна, как это делают все другие, обязана сохранять, а не самоедски транжирить свои энергоресурсы, если ее народ не впал окончательно в клинический синдром дебилизма: прожирать и профукивать будущее своих детей и внуков.

Страна обязана и может кормить сама себя — значит, жизненно необходим нажим на олигархов, правительство и Думу с целью выделить достаточные ресурсы для собственной сельхозиндустрии, которая ныне рахитично ковыляет на "ножках Буша".

Страна и народ обязаны реанимировать свой растерзанный духовный потенциал. Значит, надо создавать Закон, позволяющий сажать в тюрьму за растление и садизм в искусстве.

Другого выхода у нас нет, а лимит времени исчерпан.

[guestbook _new_gstb] На главную 1

2

3 u="u605.54.spylog.com";d=document;nv=navigator;na=nv.appName;p=0;j="N"; d.cookie="b=b";c=0;bv=Math.round(parseFloat(nv.appVersion)*100); if (d.cookie) c=1;n=(na.substring(0,2)=="Mi")?0:1;rn=Math.random(); z="p="+p+"&rn="+rn+"[?]if (self!=top) {fr=1;} else {fr=0;} sl="1.0"; pl="";sl="1.1";j = (navigator.javaEnabled()?"Y":"N"); sl="1.2";s=screen;px=(n==0)?s.colorDepth:s.pixelDepth; z+="&wh="+s.width+'x'+s.height+"[?] sl="1.3" y="";y+=" "; y+="

"; y+=" 20 "; d.write(y); if(!n) { d.write(" "+"!--"); } //--

21

[cmsInclude /cms/Template/8e51w63o]