ЗАКОН РОБЕСПЬЕРА
ЗАКОН РОБЕСПЬЕРА
— Литву может спасти монархия иликакой–нибудь интеллигентный культ.
А. Юозайтис.
— Мы полагаем, что стоило бы начать с династии Трайдянисов-Терляцкасов.
Миндаугас II фон Урах.
Когда отца и вождя французской революции подвели к гильотине, он воскликнул:
— Революция — это гидра, пожирающая своих детей!
Такую революцию он сам сотворил, такой желал и от такой пострадал.
А когда собирались вешать министра и уже к столбу газового фонаря крепили веревку, он неожиданно спросил:
— Господа революционеры, разве от этого в Париже станет светлей? Народ стал смеяться, оттаял, и толпа его отпустила, поняв бессмысленность своей ярости.
Так вели себя два человека, которых постигла одна и та же беда. Один, который считал себя богом, учредил суды, в которых достаточно было посмотреть человеку в глаза и без каких–либо улик осудить его на смерть, другой — специалист, который боялся разрушений больше собственной смерти. Один вопил, выпячивался, доказывал собственную исключительность, другой улыбался, до последнего мгновения доказывая своим палачам их неправоту, убеждал, что разрушать гораздо легче, чем строить, что все зависит не от совершенства идеи, а от того, каким образом люди хотят и умеют эти идеи осуществить, с какой совестью, какими руками к ним прикасаются, как понимают окружающих их людей и как стараются, чтобы поняли их самих.
Все революции похожи одна на другую тем, что люди, ввергнутые политиками в распри и духовно ограбленные, очень быстро забывают о многолетней подготовительной работе интеллектуалов. Забывают об их гуманных целях, о рожденных в результате длительных обсуждений и споров правилах будущих перемен и о неуклонном стремлении личности к избавлению людей от автократического, государственного, духовного или национального гнета. Короче, вначале появляется слово, возвышается дух человека, его интеллект, личность, а наплоды этого возвышения мгновенно набрасывается оборотистая и ловко умеющая приспосабливаться к ситуации посредственность. Чаще всего — неспособное ни к какому созиданию чиновничество, в руках которого новые, выстраданные народом законы становятся страшнее старых.
Это аксиома, истина, не требующая доказательств, раз уж подобные ошибки повторяются из поколения в поколение. Казалось бы, правила игры очень просты. Но старого порядка нельзя изменить, не сменив старой власти. Вот тут–то и собака зарыта. Любая подготовительная работа рано или поздно достигает кульминации, начинается борьба за власть, в которой нет места ни гуманизму, ни нравственности, ни братству, ни дружбе. Все, стоящее на пути к ней, очерняется, сметается, уничтожается. Лишь после долгих мучений и неудач снова наступает пора осмысления, терпимости и порядочности, а вместе с ними и новый, более совершенный всплеск созидания.
Почему в начальной стадии борьбы в передних рядах выступают личности, творцы, и только потом — разношерстные политиканы, которые осторожно осматриваются и терпеливо выжидают удобного случая, чтобы осуществить свои меркантильные цели? Объяснение имеется. Личность находится под защитой собственных трудов, общественного признания, авторитета и годами копившегася доверия людей. Известного деятеля науки и культуры труднее отодвинуть в сторону, выслать, тем более — уничтожить. С ним нужно считаться. Расшевелив массы, такие люди и в дальнейшем не теряют головы, они постоянно чувствуют ответственность за последствия, их пугает любое разрушение, им предпочтителен мирный, эволюционный путь, но дело уже сделано, скала сдвинута с места. Вначале с ними еще считаются и посредственности, прикрывающиеся их замыслами и именами, но чем больше сопротивление интеллектуалов такому беспардонному предательству их идей, тем чаще к ним начинают относиться как к врагам нового, едва народившегося движения. Кроме того, умные люди ничего не обещают просто так, они говорят о будущих трудностях, а явившиеся вслед за ними политики обещаний не жалеют, но тоже до определенного момента.
Всплыв на поверхность, «любимцы толпы» или ее вождишки тут же абсолютизируют свои действия, прикрываясь священными лозунгами, провозглашенными интеллектуалами, до абсурда превозносят свой «патриотизм», поскольку у них нет ничего другого, а реальное, правовое, историческое, культурное и духовное понимание Отечества превращают в веру, догму, организованную или о государствленную религию, которая позволяет без особого труда расколоть весь народ, поделить его на правых и неправых, а в действительности — на врагов и друзей этих политиков. Но что удивительно, в лагере врагов раньше всех оказываются последовательные люди, которые подготовили и начали эту революцию, — то есть стремились к истине, минимальным потерям и не считались с ошибками, которые допускали дорвавшиеся до власти политики. Словом, в очередной раз срабатывает так называемый закон Робеспьера: люди, начавшие революцию и не сумевшие управлять ее процессами, становятся первыми жертвами той революции.
С этими словами я обращался на одном из совещаний к Михаилу Горбачеву, но меня не услышали. Я повторил их Альгирдасу Бразаускасу, который в погоне за материальными выгодами отказался от социал–демократических идей и стал разваливать партию, которая привела его к высшей власти. Он второй раз расчистил, как говорят избиратели, вылизал путь тем, которые привели нас в крепостную зависимость от «Вильямса».
У меня нет желания строить из себя какого–то пророка. Этот закон открыл не я; будучи одним из первых сторонников перестройки, я только испытал его на собственной шкуре. Этот закон давно уже кочует по всей истории человечества. Поэтому давайте попробуем ответить еще на один вытекающий из этого правила вопрос зачем нужна эта гипертрофированная любовь к родине и что такое этот несказанно раздутый патриотизм? За ними лучше всего прятаться невеждам, приспособленцам. Это машины, не требующие большого напряжения ума или душевного равновесия, они очень быстро срабатывают по давно усвоенному посредственностями принципу: кричи — и обязательно кто–нибудь откликнется, хотя бы такой же, как и ты… Чем громче будешь кричать, тем сильнее будет звучать твой голос. Патриотизм, писал Лев Толстой, есть последнее прибежище негодяя. Иначе говоря, испробовав все и нигде не пригодившись, злонамеренный человек очень быстро ориентируется в условиях любой заварушки, которую мгновенно использует в собственных интересах. По словам барона Ротшильда, во время революции зарабатываются миллиарды.
Освободившись от каких–либо морально–этических принципов, перевертыш вызывает хаос, беспорядок и, очутившись в родной стихии, очень быстро становится хозяином положения. Потакая «массам», он как бы возвышает их, хвалит, но фактически творит образ своей близости к народу, после чего испытывает ощущение своего необычайного величия и могущества. Так к власти приходят заурядные, закомплексованные личности, которые сколачивают вокруг себя группу «соратников», активное, или, как еще называют, агрессивное меньшинство, которое и становится движущей силой, поскольку арифметическое большинство граждан обычно всегда молчит и никуда не суется.
Так произошло не только у нас, в Литве, где из 35 зачинщиков движения осталась только четверка «праведников», а прочие тем или иным способом были причислены к врагам нации; так произошло в Москве, Грузии, на Украине, конечно, с некоторыми исключениями, которые только подтверждают правило. Так «Саюдис» был лишен головы, разума.
Большинство интеллигентов, писателей, артистов, ученых, получив от агрессивного меньшинства или возбужденной им толпы по зубам, вдруг испугалось, притихло и отстранилось от активных действий, а посредственностям только этого и требовалось. Они моментально присвоили труды интеллектуалов, их заслуги, программы, мысли и объявили себя их единственными авторами.
В Литве, может быть, только один–другой писатель или ученый понял, что такое положение не может продолжаться, но большинство притихло, испугалось созданного политиками нового аппарата насилия и морального террора. Однако были и зазнайки, которые стали мыслить несколько иначе: если это историческая закономерность, которой нельзя избежать, то этим недугом должны переболеть и «массы», И породившие перестройку интеллектуалы, поэтому, несмотряни на что, они должны продолжать начатое дело, то есть помогатьагрессивному меньшинству. И только единицы поняли, что они не имеют права бояться психических и политических атак со стороны посредственностей, что они обязаны помочь людям сориентироватьсяв создавшейся обстановке, должны критиковать приспособленцеви обманщиков, повышать политическую культуру соотечественникови привести к власти более благородных и талантливых сторонников нового движения. И чем скорее вернется к общественной деятельности разогнанный негодными политиками интеллект нации, тем скорее будет собрана ее политическая воля и творческая активность. В противном случае нас ожидают длительные агонии и мучения.
Мания величия — это духовная нищета человека, но когда мания величия безответственно заражает толпу, она становится страшной всесокрушающей силой. Так появляется почва для великодержавного шовинизма, национализма и фашизма. Люди, разочаровавшиеся в настоящем и не видящие просвета в перспективе, начинают оглядываться на прошлое, идеализировать его, искать параллели и, в конце концов, «твердой руки»… Так у нас появились глупейшие потуги по возвращению сметоновского режима 1939 года, а в России – по восстановлению династии Романовых.
Но история реанимацией не занимается. Что попало на ее свалку, то достается музеям или предается забвению. Поэтому каждый творец обязан трудиться для будущего, стиснув зубы, забыв собственные обиды и перенесенные оскорбления. Будущее принадлежит не тем, у кого самая многочисленная армия или активные партии, а тем, кто сумеет решать проблемы созидания и сделать своих граждан свободными, творчески настроенными. Сумма нулей равна нулю, а сумма единиц — уже некоторая величина, постоянно растущая, расширяющаяся, создающая вокруг себя постоянно действующее поле притяжения для интеллекта и духовности.
Это мое кредо, поэтому «Саюдис» не оказал большого влияния ни на мои убеждения, ни на мое творчество. Он стал лишь объектом моих изысканий и в какой–то степени ареной моей политической и журналистской деятельности. В истории «Саюдиса» Я копаюсь и сейчас. Иногда с успехом, иногда впустую. И вдруг открытие!
Бывший майор КГБ Витаутас Вайтас (это не настоящая его фамилия) своей сдержанной, но довольно квалифицированной и откровенной исповедью оказал огромную услугу всем членам инициативной группы «Саюдиса». Он очень точно указал, как было расколото, а впоследствии уничтожено это движение. А. Юозайтис, Б. Гензялис, В. Бубнис, В. Раджвилас и другие активисты и по сей день ищут«подлинных» виновников и не чувствуют, что сами, подчинившись хорошо организованной Ландсбергисом клике «единственного пути», внесли основной вклад в процесс этого уничтожения. А может быть, они только притворяются?
В. Вайтас очень точно все расставляет по своим местам и поясняет: — Скажем, в обществе образуется определенная группа, которая
с каждым днем крепнет. В ней нет формального лидера, а неформальный, если он тут же выдвинется, еще больше усилит эту группу. В группе был найден злобный, склонный к конфликтам человек. Одного информатора попросили, чтобы он предложил его выбрать председательствующим на собрании, другому информатору поручается требовать, чтобы он на митинге выступил с речью и т. д. Все, уже готов лидер, который в будущем расколет и ослабит группу, надо только осторожно его подправлять…
Не в силах примириться с такой абстрактной формой беседы теоретического характера и прекрасно понимая, что речь идет о «Саюдисе», журналистка Баликене возвращает майора к реальной жизни и пытается вытянуть какую–нибудь сенсацию:
— Допустим, это вы проталкиваете такого лидера вперед. Тогда почему корреспондент московских «Известий» Капелюшный нападал на него, называя «радикал Ландсбергис и его команда»?
— Это продолжение игры, чтобы наш лидер был еще более похожим на настоящего, — ответил бывший майор.
А как все идет в самом «Саюдисе»? На заседание собираются 16 из 35 членов Инициативной группы. Информатор Чекуолис предлагает Ландсбергиса на пост председателя. Все поражаются, даже ужасаются. Начинаются споры, большинство высказывается против. «Спохватывается» и Чекуолис. Он уже не хвалит своего кандидата.
— Да, Ландсбергис злой, мстительный, насколько мне известно от его коллег по консерватории, большой интриган, но в настоящее время нам как раз такой и нужен для борьбы с бюрократическими сетями.
Так сказать, обозначаются конкретный враг и конкретная форма борьбы с ним: камень против топора.
Не выдержав, взбунтовался Озолас:
— Что, этого лишенного политического слуха музыканта?!
Но его ловко осаживают другие информаторы и сам Ландсбергис:
— Предлагаю избрать председателя на время, на шесть месяцев. После меня стоит выдвинуть Озоласа! — И рассыпает в адрес этого необычайно амбициозного, но пустого человека несколько мешков похвал за несуществующие заслуги. Ублаженный «философ» опускает глаза и сдается. Поднимаются руки. Из шестнадцати участников девять голосуют «за», семь — «против», а в протоколе пишется «большинство». Председатель уже избран. Я заявляю, что в уставе «Саюдиса» должность председателя не предусмотрена, что это незаконные выборы, поскольку за Ландсбергиса проголосовал только каждый пятый член группы, четыре пятых либо голосовали «против», либо вообще не участвовали в голосовании. Против меня устраивают большой скандал, которым дирижирует уже не Ландсбергис, а обласканный им Озолас. В знак протеста я покидаю заседание. Несколько человек уходят вслед за мной.
— Я предлагаю после Озоласа избрать председателем Витаутаса Петкявичюса, — пытается еще удержать нас Ландсбергис, но черное дело уже сделано. Теперь ему удобнее играть роль мирового судьи.
В кармане второго информатора, В; Чепайтиса, заранее заготовленный планчик. По такому случаю он предлагает устроить около штаб–квартиры «Саюдиса» небольшой митинг, на котором Ландсбергис произнесет программную речь. Он торопится как можно скорее узаконить грязно выполненное дело, поэтому для новоявленного председателя подготавливает букет из желтых, зеленых и красных гвоздик. Поскольку зеленых гвоздик не бывает, часть желтых перекрашивают в зеленые, и все приобретает привлекательную национальную форму. Весьма фальшивую, искусственную, — но этафальшь, эта искусственность витает над нашими головами и сегодня.
И, наконец, замена Й. Шименаса[16] Г. Вагнорюсом, который временно работал премьером два срока: первый — даже без принесения присяги государству, а второй — расплатившись за него с Бразаускасом гостиницей «Драугисте». Все слово в слово, как при выборах председателя «Саюдиса», точнее, как в представленном майором В. Вайтасомсценарии: «Временно — одна из самых безопасных форм закрепиться у власти». Он будто в воду смотрел: нет ничего более постоянного, чем временный закон или временно пришедший к власти диктатор.
И вот еще один майор КГБ, добровольно решившийся помочь нам в телепередаче «Аутодафе». Он говорил то же самое, а на мой вопрос, мог ли он на тайную квартиру пригласить какого–нибудь постороннего, не завербованного человека, ответил однозначно:
— Ни в коем случае.
Ведущая передачи, Шарпницкене, поняв, к чему я клоню, тут же безграмотно попыталась защитить «священную корову»:
— Нам известно, о каком политике вы говорите.
— Я узнал и голос спрашивающего, — мгновенно отреагировал майор. — Привести на квартиру не завербованного человека, тем более на тайную? Что вы! За такое слетали не только погоны, но и головы.
Господин Ландсбергис, схваченный А. Буткявичюсом за руку, нес в прессе чепуху, будто его иногда приглашали на тайную квартиру просто так, на дружеские беседы…
Думаю, не нужно быть большим аналитиком, чтобы из этих двух примеров сделать правильный вывод: да, Витаутас Ландсбергис был информатором КГБ и всей своей деятельностью оправдывал доверие этой организации. Один только последний, заказанный «Вильямсом» кордебалет премьеров говорит о том, какой это злобный, вздорный, болезненный и вовремя найденный для нашего возрождения человек.
И еще одно доказательство. Директор Департамента архивов Илгунас объявил, что дело В. Ландсбергиса обнаружено, заговорила пресса, но заместитель директора особого архива Антанас Шолюнастайком отнес его председателю Сейма Ландсбергису. Через неделю тот вернул свое дело в архив. Из него было вырвано несколько листов. Поскольку дело не было учтено и описано, никаких претензий Ландсбергису предъявить не было возможности. Кто вырвал эти листы, так и осталось в глубокой тайне.
После разговора со специалистами и дураку стало ясно: такого рода дело могло оказаться в КГБ двумя путями: либо Ландсбергис сотрудничал с этим учреждением, либо подвергался с его стороны преследованиям. Поскольку второй вариант отпадает сам по себе, все становится на свои места. Кроме того, работникам правоохранительных служб и сегодня не составило бы труда установить, в каком состоянии Шолюнас отнес дело Ландсбергису и в каком состоянии оно вернулось обратно. Но никто не осмеливается это сделать, как и с делом Сакаласа: всем известно, что в подпольной организации было два члена: одного посадили, а другой разъезжал по заграницам, — и почему–то никто сегодня не ведает, кто на кого донес.
Чтобы такое больше не повторилось, Ландсбергис, снова придя к власти, тут же уволил руководителя Центра исследования геноцида и резистенции Витаутаса Скуодиса и на его место назначил комсомольскую активистку Куодите. Когда Скуодис этому воспротивился, У него отобрали ключи, печати, и начался длительный период шантажа, пока нервы этого человека не сдали.
Вот почему протолкнутый во власть Ландсбергис, постоянно и ничем не рискуя, использует против своих противников так называемую карту КГБ. Откуда такая информация? Далеко искать не нужно. Его правая рука или наш благословенный «правый протез Ландсбергиса», председатель Депутатского клуба — тоже информатор. Без согласования с ним на стол председателя не попадал ни один вопрос.
Другой активист этого клуба, «левый протез правой руки» К. Сая сам признался в прессе о своем сотрудничестве с КГБ. Мотив довольно странный: если бы я не согласился сотрудничать, то не имел был возможности съездить к брату в США.
Первым заместителем профессора и председателем Комиссии по помилованию избирается Казимерас Мотека, следователь по особо важным делам и консультант КГБ. Чтобы убедиться в этом, достаточно полистать дело автоинспектора Кундротаса и дневник, переданный Мотекой «Саюдису».
Вторым заместителем становится Б. Кузмицкас, кличка «Юргис», ватиканолог КГБ, имевший тайную квартиру в Вене и не вполне легально пригнавший оттуда несколько автомобилей «Волга». Придяк власти, он таким же путем скомбинировал три квартиры — для себя и двух своих дочерей.
Одним из вице–премьеров назначается з. Вайшвила, кличка «Студент», несколько лет воспитывавшийся в окружении генерала контрразведки А. Марцинкуса.
Вторым вице–премьером назначается Озолас, прошедший соответствующую подготовку и шпионивший за своим шефом Александрасом Чеснавичюсом, за что не понес никакого наказания, а только былвежливо выпровожен из издательства «Минтис».
Секретарем выбирается Людвикас Сабутис, тоже крепко связанный с этой организацией.
Советница э. Дапкуте, агент ЦРУ, перевербована в КГБ, на деле связная между этими двумя разведками. Об этом она довольно пространно, но очень неубедительно написала в своей якобы исповеди в газете «Республика».
Казначей «Саюдиса» Кястутис Урба, которого за ручку притащил Ландсбергис и проворачивал с ним всевозможный бизнес, тоже кадровый работник КГБ.
Наконец, Андрюс Эйва — специально присланный агент цру, участник вьетнамской войны, «хитро», тем же путем, что и Дапкуте, пробрался в Литву. Этот специалист так здорово организовал защиту Сейма, столько затолкал в подвал здания различных горючих жидкостей для изготовления коктейлей Молотова, что хватило бы одного неосторожно брошенного окурка, чтобы здание взлетело на воздух.
«Моей целью было, — проболтался он корреспондентам, — как можно дольше продержаться или показать всему миру, что такое Москва». Но после неудачного чеченизированного варианта замка
Пиленай он тем же путем, «не замеченный госбезопасностью», но в сопровождении ее сотрудников покинул Литву.
В то время, когда проходили акциИ протеста против правительства Прунскене, был сфабрикован вербовочный лист «Шатрии». Подготовил его генерал С. Цаплин. Непосредственные исполнители — Кареняускас и капитан Куолялис. Этот документ подсунули ВалериюИванову, а–через руки участников движения «Единство» он попалк Чепайтису и очутился на столе у Ландсбергиса, как и предусматривал сценарий: «Надо стараться, чтобы интересы непримиримых противников полностью совпали».
Когда А. Буткявичюс вместо уничтоженного КГБ создал собственную Службу иммунитета во главе с Чеснулявичюсом, он какую–то часть этой информации тщательно собрал, но не использовал, выжидал удобного момента. Не выпросив во время встречи в Палуше поста начальника госбезопасности, он попытался шантажировать Ландсбергиса и предать факты огласке, но, как я уже писал, «папашка» его обскакал, поскольку пользовался информацией того же стукача…
Сам Аудрюс Буткявичюс, авантюрист до мозга костей, тоже все время вел двойную, если не тройную игру. После того как он попал в руки омоновцев Макутыновича, которые его вдруг отпустили, он везде на вопрос, почему не защищался, отвечал бравурным тоном:
— Разве нужны были еще два трупа?
Но сам Макутынович придерживается иного мнения. Московскому корреспонденту он туманно намекнул: «Буткявичюс оказался весьма сговорчивым человеком, поэтому мы его надолго прописали под опеку Р. Папряцкаса». Казалось бы, невинные слова, если не знать, что Папряцкас был официантом, а потом заведующим «кабака», специально устроенного КГБ. Он обслуживал специально приглашавшихся туда клиентов, записывал их разговоры и даже снимал на видеопленку.
После смены правительства А. Буткявичюс помог Папряцкасу приватизировать ресторан «Бочю», а тот и здесь очень изобретательно воспользовался своим опытом. Поскольку ресторан находился рядом с Министерством обороны страны, Буткявичюс заключил с ним договор на обслуживание работников министерства по талонам, выдаваемым Папряцкасом. Выгода была обоюдной: хозяин получилогромную инъекцию казенных денег, а министр точно знал, что говорят о нем офицеры.
Второй подобный ресторан, под названием «Забегаловка миллионеров», Буткявичюс устроил в здании Дворца профсоюзов для публики совсем иного типа. Меня специально сводил туда генерала. Марцинкус, усадил за столик, а когда официант удалился выполнять заказ, кое–что показал мне.
— Зачем Вы это делаете?
— Если Вы не глупы, узнаете.
На следующий день Буткявичюс появился в моем кабинете и полушутя, полусерьезно сказал:
— Рискованно играете, председатель.
— А Вы, министр, очень глупо подслушиваете.
Он удивился и поправился:
— Я Вас недооценил.
Нет, Аудрюс, ты переоценил себя.
Главой его Службы иммунитета, или частной охраны Буткявичюса, был В. Чеснулявичюс, окончивший Минскую высшую школу милиции и бывший там некоторое время комсоргом. Этот человек с неуравновешенной психикой однажды во время допроса застрелил подозреваемого. Загнанный бедой в угол, он прикинулся неподсудным ис помощью друзей худо–бедно выкрутился, но карьера не состоялась. Опять он всплыл на поверхность в период возрождения. Я был вынужден собирать о нем информацию после того, как услышал от пограничников, как этот тип с пистолетом в руке учил их помалкивать о событиях у телебашни.
Финал карьеры Папряцкаса был неожиданным. У себя на родине в Расейняй он построил отличную усадьбу с оборудованным там бассейном. Как рассказывали родственники, его застрелили, а тело бросили в тот бассейн, хотя, согласно официальной версии, он покончил самоубийством под воздействием сильной депрессии.
Я не раз беседовал с ним и внимательно наблюдал за этим любителем хорошей выпивкии закуски, поэтому и сейчас не верю, что этот проворный толстяк, преуспевавший в бизнесе и карьере, мог наложить на себя руки. Помимо прочего, по словам сотрудников, он был необычайно терпелив.
Читатель может усомниться: откуда автор так много знает? Прежде всего, я работал председателем Комитета национальной безопасности в Сейме, во–вторых, Литва — это республика «свояков», здесь все так засекречено, что нет никаких секретов. Особенно, когда меняется руководство. После победы ДПТЛl на выборах первым ко мне явился Аудрюс Буткявичюс и без особых предисловий сказал:
— Петкявичюс, берем власть в свои руки.
— А если не отдадут?
— Заставим, скажи только слово — и мои ребята сделают, что требуется.
Я спокойно посмотрел на его спутника, командира дивизии «Гележинис вилкас» Ч. Езярскиса и вспомнил характеристику этого спортсмена, которую нечаянно обронил Аудрюс: В его голове вместо мозгов бицепсы. Меня разобрал смех, но мало ли что?
— Она мне не нужна, — ответил я, — мы и так у власти.
Тогда визитер принялся объяснять, кто такой Ландсбергис. О своем хозяине он нес такие гадости, что было неприятно слушать. Но эти новости были второстепенными, многим известными, а главные он придержал для себя. В это время, опасаясь возможного переворота, по поручению Бразаускаса к нам примчался Гедиминас Киркилас с полным портфелем бутылок и странным указанием, как я должен себя вести с гостеприимным министром.
— Хорошо, что ты начал с ним работу, — похвалил он меня в прихожей. — Вдвоем мы его как–нибудь склоним на свою сторону.
Меня еще сильнее разобрал смех от лепета лидера партии, победившей на выборах, и его решимости соблазнить бутылками авантюриста такого высокого ранга. Но Гедиминас был глубоко убежден, что он таким образом вершит историю, поэтому пришлось всерьез убеждать и его, и Бразаускаса, что подобные заявления от того стратега переворотов я слышал уже не раз, что он только набивает себе цену, а фактически слишком много блефует.
Несколько позднее, когда прокурор А. Паулаускас возбудил против этого суетливого человека уголовное дело о крупном хищени ипри покупке вертолетов, Буткявичюс В присутствии всех прокуророви членов Сейма принялся угрожать:
— Ну, погодите, сволочи! Когда я возьму власть, всех вас перевешаю!
- А когда в мою сторону было сделано несколько выстрелов из проезжающего автомобиля, он публично заявил:
— Особенно не бойся, это мои ребята тебя попугали.
Поэтому я вполне допускаю, что он мог еще сильнее прижать к стенке того подозрительного предпринимателя Киршу, потребовать еще больше долларов, так как для подобных дел у Аудрюса была необычайно жесткая хватка и еще более изощренный нюх. К более серьезному человеку этот вымогатель не стал бы так неосторожно цепляться. И теперь еще надо признать, что этот психолог неплохо разбирается в человеческих слабостях. Ничего не добившись, он стал вредить и мне. «Черный доктор» не постыдился накачать лекарствами тяжело больную женщину, депутата Сейма Б. Недзинскене, доставить ее на телевидение и заставил зачитать состряпанноеим заявление. Неделю спустя, уже на смертном одре, эта несчастная женщина через поэтессу Виолету Ясукайтите передала мне свои извинения и пожелала этому негодяю мучений в аду.
Да не прогневается на меня читатель за то, что мне еще раз захотелось напомнить и перефразировать давно высказанную истину: политика — это наиболее совершенная форма самовыражения порочного и извращенного человека. Поэтому нет ничего удивительного В том, что Буткявичюс еще раз попытлся выплыть на поверхность, воспользовавшись демонстративным уходом В лес каунасских добровольцев. Желая проявить себя, он в первую очередь потребовал особых полномочий, а не получив их, потребовал по телевидению, чтобы добровольцы немедленно сложили оружие. В лес он неездил, ибо Йонас Максвитис1 первым пунктом своего заявления требовал отстранить его от обязанностей министра и на его место назначить А. Саударгаса, поскольку так посоветовал Ландсбергис.
Как ни странно, те повстанцы в первую очередь обратились через А. Патацкаса ко мне и передали свой ультиматум. Мы очень быстро выяснили, что первые экземпляры этой прокламации были отпечатаны на ротапринте Ландсбергиса. Когда я с этой новостью пришел к главнокомандующему вооруженными силами Бразаускасу, тот перепугался, отстранил весь наш комитет и образовал собственную комиссию во главе с Э. Бичкаускасом. Так он надеялся застраховать себя от действий лидеров других партий. Комиссия была оснащена мобильными телефонами. Члены комиссии, начиная с ударившегося в политиканство С. Печелюнаса и кончая нашим Киркиласом, принялись ездить на дачу профессора В. Лашаса и бомбардировать штаб Бичкаускаса всякой чепухой. Их примеру последовали представители прессы, господин Ландсбергис и капеллан Сваринскас, будущий министр Саударгас и советник Норвилас… В специальных телепередачах показывали Максвитиса с украшенным охотничьей оптикой «калашниковым». Он на всю Литву похвалялся, что с расстояния в несколько сот метров может попасть непрошеному гостю в любую пуговицу. Егонавестила рота добровольцев из Гарлявы, ездили к нему всякие одетые в форму представители из Алитуса, Пренай и Мариямполе… Потеряв терпение, я обратился к президенту:
— Сколько этот нарыв может пульсировать? Какие в таких случаях могут быть дискуссии на телевидении? Вызовите Буткявичюса и Гячаса и прикажите немедленно вернуть добровольцев к месту дислокации. В случае невыполнения приказа можно принимать предусмотренные уставом меры.
Но Бразаускас был так перепуган, что расширил свою комиссию представителями других партий. Это он называл демократией, хотя и без переводчиков было ясно, что вылазка добровольцев была организована против него самого.
В самый разгар страстей Буткявичюс объявил о своей поездке в Турцию.
— Никуда ты не поедешь, пока не наведешь порядок у своих хунвэйбинов, — сказал я ему. — Кроме того, на такую поездку надо получить разрешение главнокомандующего вооруженными силами.
— А пошла бы эта старая дева в одно место! — послал он президента и уехал, ни у кого не спросясь.
Где–нибудь в Америке такой министр мигом бы вылетел со всех постов, но Бразаускас, будто брат милосердия, продолжал тянуть резину.
В конце концов, под давлением общественности, мы стали принимать меры. Министр внутренних дел Вайтекунас дал команду. Солдаты первого полка внутренних войск окружили дачу Лашаса, не пропуская никого ни в ту, ни в другую сторону. Повстанцы поели сырой картошки, насытились грибами и решили возвращаться домой. Но ив этом случае Бразаускас остался Бразаускасом. Он пригласил меня и дал указание, чтобы выводили их из леса ночью, потому что днем добровольцы могут взбудоражить весь Каунас. Но добровольцы вернулись в город в самый разгар дня. Никто их не встречал нас с цветами, ни с метлами. В штабе они увидели своих пьянствующих единомышленников, отдубасили их прикладами, так как наконец поняли, за что они «кровь проливали» и кому понадобилась такая великая жертва.
По пути в кутузку Йонасу Максвитису устроили допрос, и вся его исповедь была записана на магнитофон. Не знаю, куда сейчас делась эта запись, но при ее прослушивании у меня мороз пробегал по коже. С перекошенным лицом Йонас проклинал Ландсбергиса, Саударгаса и других политиков, подбивших его на мятеж.
— Теперь я один окажусь виноватым! Канальи! Негодяи! Твердолобые патриоты! Ублюдки! — А дальше уже требовался переводчик с русского языка.
Но самое удивительное, что в это время заместитель Буткявичюса командор Назельскис и полковник Кнезис доставили в Президентуру очень странный приказ–заявление министра обороны страны. Непонятно, почему они поторопились, ведь их шеф все еще гостил в Турции. Ради интереса, я цитирую документ полностью, без лингвистической правки:
28.09.1993. N!! 02–1428
Министерство обороны Литовской Республики
Канцлеру Наградной канцелярии Президентуры Литовской Республики
Представляем к награде:
2. За подвиги, совершенные в боевых условиях, и успешное руководство боевыми операциями по защите страны наградить орденом Креста Витиса 1–й степени:
Аудрюса Буткявичюса
Витаутаса Ландсбергиса
Альгирдаса Саударгаса
Чесловаса Станкявичюса
2. За мужество и твердость духа, вырдержку и самоотверженность при охране государственной границы! и важных гocyдapcmвенных хозяйственных ииных объектов наградить орденом Креста Витиса 2–й степени:
Александраса Абишалу
3. За самоотверженность при выполнении государственного задания в mpyдных условиях наградить орденом Креста Витиса
5–й степени:
Римантаса Балтушиса
Аудронюса Бейшиса
Витаутаса Бенедиктавичюса
Пранаса Драгунайтиса
Йонаса Гячаса
Чесловаса Езярскаса
Стасиса Кнезиса
Еронимаса Наприса
Генрикаса Нарщюса
Альгимантаса Насвитиса
Эугениюса Назельскиса
Цирилиса Норкуса
Антанаса Пусвашкиса
Юозаса Славинскаса
Зенонаса Вегелявичюса
Альгиса Вайчелюнаса
Саул юса Вепраускаса
Виргиниюса Вилькялиса
Приложение: 23 листа представления Министр А. Буткявичюс
Обратите внимание, в документе президента уже нет, неясно, кто орденский канцлер, но «боевые условия» раздуты как следует, как во время восстания. Полагаю, приказ был заготовлен на всякий случай, если бы осуществился замысел Ландсбергиса. В этом наградном листе перечислены все без исключения главные организаторы путча, другие — просто так. Но эти «просто так», эти самые маленькие, не тронулись с места. Замысел провалился.
Когда Буткявичюс вернулся из Турции, я попросил его объясниться. Он только глянул на документ и тут же воскликнул:
— Ах, чтоб тебя!.. Я этого Назельскиса повешу! — Но через несколько дней сам подал в отставку.
Я не думаю, что Аудрюс верил в успех того путча. Хорошо зная его характер и способы достижения цели, я думаю, что он при помощи этой бумажки специально обращал наше внимание на подлинных организаторов, желая как–нибудь себя оправдать. Но Бразаускас не сумел воспользоваться и этим документом. Он только радовался и жал нам руки. Дескать, возблагодарим Господа, и никого другого. Это двусмысленное положение сохранилось надолго, поскольку ему, видимо, таким образом было удобнее и приятнее спасать Литву. Только от кого?
Выполняя такую двойную работу, я очень быстро раскусил все ходы наших оппонентов. Важно постичь их правила игры. Иногда даже сам Ландсбергис подсказывал мне нужное решение. Словом, если хочешь поймать вора, никогда не беги за теми, на кого он показывает пальцем, а спокойно, тихо ступай вослед кричащему. Рано или поздно улики сами выпадут из его переполненных карманов. Так и здесь. Со временем Ландсбергис сам укажет, где и кого искать, поскольку во время всевозможных кризисов он очень неосторожно начинает растрясать свои закрома, переполненные картами КГБ.
Господин Ландсбергис — очень азартный игрок, но посредственный. Благородный риск ему чужд. Ему играть не в покер, а в политического дурака. Окружив себя еще большими глупцами, он очень быстро забывает, что в одной карточной колоде пяти королей не бывает. Схваченный внезапно за руку, он выбрасывает не ту карту, которую следует. Когда на руках оказываются два пиковых туза или несколько бубновых валетов, лучшего доказательства шулерства вроде бы и нет, но не надо торопиться, пока не выманишь у него все спрятанные в рукаве «козыри». Только таким способом можно сразу прекратить и без того чрезмерно затянувшуюся с ним игру. На все времена!
Как только он обвинил Р. Павилениса и других ученых из университета в сотрудничестве с КГБ, я тут же поинтересовался архивом, ноне архивом КГБ, который он захватил, а ЦК КПЛ, и нашел «мнение донос» профессора, будто маэстро Саул юс Сондецкис одобряет участие своего отца Сонды во Всеобщем комитете освобождения Литвы(VLIK) и не уговаривает его возвратиться домой, как сделал автор, уговорив вернуться из Австралии своего папеньку.
Когда он начал рассказывать о заслугах отца перед Литвой, я узнал, что старый Ландсбергис лечился в госпитале у психиатра М. Нуделя. Этим госпиталем в то время пользовались только военные и работники КГБ, у милиции уже были собственные лечебные заведения. И вдруг заслуженный архитектор проверяет свое здоровье не в спецполиклинике, а скрывается среди военных!.. Поставленный Нуделем диагноз прост: расшатавшиеся на очень ответственной работе нервы и наследственная паранойя.
Насколько помнят бывшие сотрудники, не сохранилось никаких документов после странной смерти доктора Нуделя, найденного умершим от передозировки успокоительными лекарствами. В архиве обнаружены только наградные документы старого Ландсбергиса. На вопрос: «Чем вы занимались во время немецкой оккупации?»
заслуженный архитектор Литовской ССР отвечает коротко и ясно: «Партизанил». Ему нельзя мелочиться. За него говорят несколько московских реляций и специально выпущенная книжка. Ему бы подошло и любое другое звание. Важно не это. Без титула заслуженного деятеля он не мог получать персональную пенсию республиканского значения первой категории, а платить ему военную пенсию – значит расшифровать бывшего агента.
Как только Ландсбергис начал кричать, что его подслушивают, что из церквушки в районе Жверинаса его облучают лазерными лучами, я начал выяснять у специалистов такую возможность и окольными путями узнал, ЧТ08се обстоит наоборот: он сам вместе с В. Жемялисом учредил при Службе охраны руководства подчиненный ему З–й отдел, который занимался подслушиванием его противников. В число его «любимцев» попала и моя семья.
Это был неслыханный конституционный скандал. Этот факт должен был стать литовским Уотергейтом, но из–за ротозейства оппозиции и умышленной халатности Юршенаса Ландсбергису и на сей разудалось выкрутиться. Эта не вчера и не позавчера начатая грязная игра, все еще продолжается и будет долго продолжаться по той лишь причине, что многие оппоненты тоже играют краплеными картами. Таких фальшивых козырей можно найти в карманах Бразаускаса, Паулаускаса, Юршенаса и других политиков сколько угодно.
Как все это нам знакомо, как напоминает карточную игру, описанную в романе Пятраса Цвирки «Франк Крук», когда крапленая карта бьет еще более крапленую, или тот джентльменский спор деревенских поводырей, когда дружки игроков заканчивают его во дворе костела кольями. Расплакаться можно!.. Но слезы льются не у тех.
Почему мы так доверчивы? Почему мы такие телята? Потому что нас приучили искать виноватых на стороне, тогда как все происходит у нас под носом. Ведь не так трудно сообразить, что любой протиснувшийся к власти самозванец сам не разбирается в тех процессах, которыми берется управлять. Для творческой работы разрушители не годятся. Пигмеи во власти обычно совершают гигантские ошибки. Окружающие их подхалимы эти ошибки только усугубляют. Популярность лидеров падает. Не в силах анализировать собственные ошибки, разношерстые вожачки начинают прикрываться патриотизмом и искать виноватых. Первыми в их нем ил ость попадают трудящиеся люди, имеющие собственное мнение. Таких «врагов» гонят с любых постов. Появляется искусственный дефицит специалистов. Этот вакуум тут же заполняют хоть и бездарные, но свои… И все начинается сначала. Песенка без конца.
По такой системе работал и Ландсбергис, но странно, что и народный избранник Бразаускас не умел руководить иначе. Прежде всего, он уверовал в собственную исключительность, поэтому понес чушь о том, что президент выше партий, что его выбрал весь народ и что его таким образом обязывает Конституция… Взобравшись по горе обещаний на высший пост, он вдруг от всего отказывается. Избирателям становится неясно, с кем и как он будет спасать Литву? Гарант Конституции без убеждений, без идеи и ответственности начинает разглагольствовать о каком–то абстрактном единодушии, когда большинство защищаемых им граждан уже обобрали и он сам со своими дружками тоже немало награбил. Какой абсурд!
Основной Закон запрещает президенту активно проявлять себя в деятельности какой–либо партии, однако он не запрещает ему иметь собственные убеждения и выполнять волю избирателей. Поэтому А. Бразаускас и повис в воздухе, а ДПТЛ превратил, по его собственным словам, в партию «позитивного выжидания». Я до сих пор не могу понять значения этого термина, но прекрасно знаю, кто подкинул эту идею. Как можно, ничего не делая, позитивно выдать?? Выжидание — это не действие. Партия — не какая–то куколка бабочки, которая может, наевшись голосов избирателей, заснуть и ждать, когда у нее вырастут крылья.
Почувствовав такую политику президента, ландсбергисты моментально ожили, словно лягушки после майского дождя. Начались угрозы, как вы уже читали, в леса под Каунасом подались спровоцированные ландсбергистами добровольцы, поэтому мы не могли мириться с такими безобразиями и выбрали председателем партии энергичного премьера Адолфаса Шлежявичюса, а впоследствии для его поддержкисоздали «Программную группу» членов Сейма от ДПТЛ. Когда мы представили Адолфаса Бразаускасу, тот не поверил собственным глазам.
— Ты согласился стать председателем партии? – приподнявшись из–за стола, справился он.
— Да, — спокойно ответил Шлежявичюс.
— Ты согласился? — переспросил Бразаускас.
- Ведь кто–то должен отвечать за обещания, данные избирателям.
Бразаускас хотел что–то сказать, но спокойный и очень уверенный ответ выбил его из колеи. Президент покраснел, побагровел и не сразу сумел взять себя в руки, сообразив, что перед ним сидит самостоятельно мыслящий человек, помыкать которым, как каким–нибудь Киркиласом или Каросасом, у него никогда не получится. Даже младенец, присутствуя при этом странном диалоге, понял бы, что Бразаускас вдруг почувствовал себя обойденным на первом повороте, точнее, он сам перевернулся, лишившись поддержки в своих личных манипуляциях со стороны самой многочисленной партии. Этого он никак не мог простить обошедшему его и обладающему государственным мышлением премьеру, который, будучи настоящим политиком, правильнее оценил, что ожидает их обоих в случае утраты доверия большинства.
С этого дня конфликт между ними нарастал и усиливался. Наши прогнозы полностью подтвердились. Когда Шлежявичюс стал по всем параметрам обгонять вообразившего себя святым и неприкосновенным Бразаускаса, повторился вариант психологической драмы между Ландсбергисом и Прунскене. Один трудился, занимался стабилизацией экономики, а другой как был, так и оставался Ландсбергисом, слегка подретушированным под Палецкиса, несколько подмалеванным под Каросаса, основательно закамуфлированным реставраторами под Киркиласа, — Ландсбергисом, с нетерпением выжидающим удобного случая, чтобы избавиться от своего конкурента.
Такой повод появился. По милости Бразаускаса, являвшегося председателем комитета по литу, начался обвал банков. Из одного из них Шлежявичюс изъял свой вклад. Президент тут же дал указание генеральному прокурору В. Никитинасу возбудить против премьера уголовное дело. Суть и форма обвинения были до того абсурдны, что еще и сейчас некоторые политические мышата типа Киркиласа несут чепуху, будто это была провокация соперников ДПТЛ, то есть ландсбергистов.
Деятелей, изъявших свои вклады в тот же день, я насчитал среди депутатов Сейма еще двенадцать, в их числе были Кунявичене, Грицюс, Плечкайтис, Арбачяускас и другие. Не утерпев, я спросил президента: — Почему дело заведено только на Шлежявичюса?
— у него другое положение. — Ответ был более чем странным как будто для премьеров в Литве действуют другие законы.
Сегодня об этом я не стал бы писать, если бы мои выводы не подкреплялись всеми последующими действиями Бразаускаса. Сейчас он оправдывается: «Биография у меня довольно сложная, и я не знаю, где бы Литва могла проявить себя с таким президентом, как я, а премьер — совсем другое, он управляющий, администратор».
Дальше — еще лучше: «Согласно законам, Литва — республика премьера». Вот и вылезло шило из мешка. В жизни все намного проще: пока не все приватизировано, значит, не все еще потеряно, есть еще за что зацепиться, так как распределяющему всегда достается львиная доля. Все премьеры уже стали миллионерами, так почему бы и мне не попробовать? Тем более что в период его президентских полномочий еще не ослабла созданная им одна из самых совершенных система взяточничества. А чтобы такая цель не скоро выявилась и не бросалась другим в глаза, для простачков была состряпана трогательная биография «тайного католика периода большевизма» вкупе с мифом о бесподобной буфетной порядочности. Дескать, все мы — дети прошлого, всех нас гнетет первородный грех — так почему только я один должен занимать менее прибыльный пост?
Эту позицию подтверждает и постоянно растущее личное достояние Бразаускаса, и опровергающий его домысел факт: во главе всех пост коммунистических государств руководителями остались бывшие коммунисты. Эстонии, Латвии, Польше это не во вред, а у нас обязательно повредит карману Бразаускаса.