Глава третья. БЕССИЛИЕ СИЛОВИКОВ: ЧЕЧНЯ И ИСТОКИ СЕПАРАТИЗМА

Глава третья. БЕССИЛИЕ СИЛОВИКОВ: ЧЕЧНЯ И ИСТОКИ СЕПАРАТИЗМА

Не знаю, как других, но меня все 1990-е годы не покидало чувство подавленного недоумения, когда в СМИ речь заходила о Чечне. Неестественность происходящего лишала даже возможности как следует осмыслить эту странную войну. Дать ей и ее ходу (что более важно) хоть какое-нибудь рациональное объяснение.

То есть поначалу все казалось очевидным. Чеченская Республика стала (и была на самом деле) рассадником не столько сепаратистских настроений, грозивших перекинуться на весь Северный Кавказ, сколько банального криминала. Фальшивых авизо для Цетробанка, открытых воздушных коридоров для Ирана и Турции, похищений людей с целью выкупа и так далее. Весь этот беспредел никак не пресекался местными властями, а значит, его следовало прекращать федералам. Что и произошло. Решительный Ельцин 11 декабря 1994 года подписал, наконец, Указ «О мерах по обеспечению законности, правопорядка и общественной безопасности на территории Чеченской Республики».

Знать бы тогда, какая бомба замедленного действия подкладывается под всю национальную политику России на многие поколения вперед, не вздыхал бы с облегчением. (С достаточной долей равнодушия, впрочем.) Но, во-первых, кто из витиеватой формулировки президентского указа мог знать, что речь идет о настоящей войне. А во-вторых, даже в самых изощренных фантазиях нельзя было предположить, что эта война со временем перекинется за пределы Чечни, а на стороне врага открыто выступят, например, депутаты Госдумы и журналисты федеральных газет.

Лично я первое недоумение испытал на следующий же день, после того как министр обороны Грачев обещал взять Грозный силами парашютно-десантного полка. Никто, конечно, этим бравым словам Павла Сергеевича особого значения тогда не придал, но за реальными событиями следили внимательно. Помню, мы в компании, узнав о том, что на Чечню двинули танки федералов, стали прикидывать, как скоро они доберутся до места назначения. Выяснилось, никто четко не знает, сколько километров до Чечни. То ли неделю туда ехать, то ли месяц. И тут по радио объявили, что колонна российских войск находится в 60 километрах от Грозного. Горячие головы предложили выпить за успех и не ложиться спать до тех пор, пока наши не займут столицу мятежного генерала Дудаева. Спать все же легли: к чему себя мучить из-за такого пустяка, как Чечня, утром узнаем, как все прошло. И вот на утро следующего дня, когда выяснилось, что в Грозном как ни в чем не бывало по-прежнему царствует генерал Дудаев, и шевельнулось нехорошее чувство, что не все так просто с этим ельцинским указом, раз федеральные танки за несколько часов никак не могут достичь цели.

Виноват в таком упрощенном взгляде на вещи был, конечно, несовременный уже советский менталитет. Все помнили, что Сталин одним махом (и силами 100 тысяч солдат и 20 тысяч офицеров) выслал в 1944 году ненадежный 600-тысячный чеченский народ в Казахстан. Без единого выстрела. Без писка. В условиях тяжелейшей войны. А тут — мир. Армия. Супервооружение[6].

Но тогда откуда брался в телевизоре домогающийся по телефону террориста Басаева премьер-министр, ныне покойный Виктор Черномырдин? (Знаменитую фразу ЧВС: «Шамиль Басаев, ты меня слышишь?!» потом цинично обыгрывал в передаче «Куклы» телеканал НТВ, хотя, казалось бы, вот уж где смеяться грех.) Или откуда брался Ельцин, плетущий байки[7] о 37 снайперах, готовых уничтожить бегущих босиком по снегу боевиков Салмана Радуева? Или. Как было понимать портрет боевика Басаева во всю первую полосу «Московских новостей» с надписью что-то вроде «Горный орел». А уж уполномоченный по правам человека в России Сергей Ковалев, шатающийся среди чеченских боевиков, как по коридорам Госдумы, депутатом которой являлся в тот момент, вероятно, лишил веры в разумность всего происходящего не одну тысячу телезрителей.

Эти и масса аналогичных картинок дезориентировали привычного к кинофильмам о Великой Отечественной войне постсоветского телезрителя, лишали его душевного равновесия и внушали отторжение от текущей политики вообще. И в этом тоже был, кстати, скрытый, сторонний смысл навязывания всего этого политического абсурда. (Политически пассивным народом ведь легче управлять.) Во вбитых у советского человека с детства клише враг был врагом, церемониться с которым и уж тем более дружить никому и в голову не приходило. А тут все с ног на голову. Стоит только включить телевизор, увидишь интервью с Шамилем Басаевым, а по соседнему каналу «слуги народа» во главе с Новодворской и Боровым требуют от США применить экономические санкции к собственной стране за позорную войну.

Согласитесь, было отчего пойти крутом голове советского обывателя. Именно поэтому, кстати, знаменитое путинское «И в сортире мочить будем!» легло в 1999 году бальзамом на душу россиян. (Тем более что вскоре выяснилось, что молодой президент слов на ветер не бросает[8].) Ибо смертельно устали они от реалий новой «холодной войны». А в том, что Чеченская война была удавшимся планом «холодной войны» спецслужб Запада против России, у меня, к примеру, никаких сомнений нет. Прямым доказательством этому служит опубликованная в этой главе беседа с генералом армии Куликовым, который в 1995 году командовал военной операцией в Чечне. Он расскажет, как Ельцин едва не отправил ему телеграмму с приказом прекратить наступление и о том, что в результате такого приказа федеральные войска оказывались в западне боевиков.

Понятно, что сам Борис Николаевич в военных операциях понимал, как свинья в апельсинах, поэтому куда интереснее узнать, кто подвиг президента России действовать в интересах боевиков. Ответ потрясает: сами боевики. Не лично, конечно, но с помощью своих людей в Кремле[9].

И скажите мне после этого, как должны были воспринимать такого рода информацию простые люди? Невдомек им было, что закрутило Россию в омут геополитической катастрофы, где не действуют законы логики. Что идет в России война пострашнее чеченской, ибо ее конечной целью являлся развал государства. Вспомните бесчисленные теледебаты о проблеме Чечни того времени. Каких только вариантов ее разрешения (мнимого, конечно) не выдвигалось. Вплоть до немедленного отделения. И говорилось это не забубенными либералами по науськиванию Запада, а солидными политиками продержавной ориентации. Юрием Лужковым, например. Или Станиславом Говорухиным, который возглавлял парламентскую комиссию по Чечне. (Подробности в главе «Конец фильмы».)

Как ни парадоксально, голоса этих, радеющих за Россию политиков звучали в унисон с мнением ли-бералов-западников типа Новодворской. Первые требовали обнести границы с отделенной Чечней колючей проволокой, другие — просто предоставить ей независимость. (Жириновский, правда, как всегда, отличился оригинальностью, предложив сбросить на Чечню атомную бомбу.) Но и тот и другой варианты на деле означали начало распада России. Ибо за событиями на Северном Кавказе в оба глаза пристально следили такие тлеющие источники нового сепаратизма, как Татарстан и Башкирия. (О Северном Кавказе я уж просто молчу.) Стоило Чечне стать независимой, как от прокремлевских режимов Шаймиева и Рахимова остались бы рожки да ножки, а им на смену пришли бы радикальные исламисты, для которых пример Чечни был смыслом политической карьеры.

А потом, отделить Чечню вовсе не означало разрубить гордиев узел проблем, с нею связанных. Чечню моментально признали бы все западные страны, и она на правах суверенного государства и в соответствии со всеми мировыми нормами стала бы качать права перед Россией. Какие? Да хотя бы аналогичные тем, что вот уже 60 лет без устали качает такое, казалось бы, цивилизованное государство, как Польша. Я имею в виду, конечно, Катынь. Не волнуйтесь, темных чеченов быстро кто надо обучил бы, что все произошедшее с ней в 1994 году — геноцид России в отношении маленького, но гордого горского народа. И Россия за это должна ответить по полной. Тем более страшные последствия войны и впрямь были налицо. И вот тогда в нашей стране начался апокалипсис под названием «Распад государства».

От злобных, назойливых соседей избавляются другими методами, в другой обстановке и с другим результатом. (Грузия, сколько ни выслуживается перед дядей Сэмом, из-за российского эмбарго на ее вино по-прежнему остается бедной страной.) И отнюдь не странно, что в этих самых иных политических реалиях, например, той же Чечне или ее собрату Дагестану сегодня уходить из России смерти подобно[10]. Ибо новые поколения этих народов уже привыкли осваивать бюджетные миллиарды и не способны полноценно трудиться. Никакая Турция, Иран или Пакистан их, подобно России, содержать не будет. И на Кавказе это, в отличие от Украины, прекрасно понимают.

Эта глава затрагивает и сепаратизм в советской Средней Азии, предшествовавший Чечне. (Бывший генеральный прокурор СССР Александр Сухарев расскажет об ошской резне.) Но, конечно, апогеем безрассудства советской и российской власти в сфере национальной политики была и остается Чечня. Воспоминания Сухарева лишь отправят нас к началу трагедии.

И Рамазан Абдулатипов, и Сергей Кара-Мурза, беседы с которыми представлены ниже, в один голос утверждают, что истоки национализма на постсоветском пространстве заключаются в возникновении новой генерации людей — так называемых новых русских разных национальностей. Мол, их конфликт с людьми традиционно советского менталитета и есть настоящая трагедия. Взгляд, по-моему, крайне упрощенный, тем более что и среди новых русских немало приверженцев национального самосознания. Вспомните, кто с охотой пользуется символикой и атрибутикой России — и богатые тоже.

Расходятся наши уважаемые эксперты только в методах разрешения национальных проблем. Кара-Мурза утверждает — и здесь я на сто процентов на его стороне, — что в России со времен гибели Советского Союза нет никакой национальной политики. Конечно, признать это экс-министру национальностей Абдулатипову невозможно, но факт остается фактом: мы до сих пор живем в обществе, где взаимоотношения людей различных конфессий и национальностей основываются на случайности, хаосе и, само собой, под приглядом Госдепартамента США, вынудившего в начале 1990-х подписать Ельцина тайные соглашения.

И еще. Я сознательно предоставил читателю возможность ознакомиться с воспоминаниями генпро-курора СССР Александра Сухарева о мало известных деталях нашумевшего дела Гдляна — Иванова, казалось бы, выпадающих из тематики данной главы. Но. Во-первых, Гдлян и Иванов приложили, на мой взгляд, свои руки к делу разобщения русского народа с узбекским, а значит, и лили воду на мельницу сепаратизма. А во-вторых, как я уже говорил, мне искренне жаль опускать сенсационные подробности некоторых бесед в угоду содержательной целостности повествования. Уверен, читатель оценит «лирические отступления» наших героев, так как их ценность для истории непреходяща.

АНАТОЛИЙ КУЛИКОВ

Куликов Анатолий Сергеевич - российский государственный деятель. Родился 4 сентября 1946 г. в Ставропольском крае. В 1995 г. был командующим Объединенной группировкой федеральных сил на территории Чечни. В 1995 — 1998 гг. - руководитель МВД России. Президент Клуба военачальников России. Генерал армии.

— Чеченская война — самое, пожалуй, наглядное эхо краха Советского Союза. И, наверное, самый сакральный вопрос, связанный с этой войной: кто в Москве выбивал из Ельцина приказы прекращать наступление федеральных войск, которыми в то время командовали Вы?

— Вы просите меня назвать фамилии, а потом мне за это придется нести ответственность, значит, надо быть готовым к судебным разбирательствам, имея неопровержимые доказательства. А их у меня нет. Я могу предположить, что это люди из окружения Бориса Николаевича Ельцина. Я далек от мысли, что сам Борис Николаевич продиктовал эту телеграмму. Ему наверняка предложили, он и продиктовал, не вникая в эти вопросы. Хотя по-хорошему верховный должен был позвонить командующему в Чечню или одному из министров — МВД или обороны — и сказать: «Мне предлагают подписать такую вот телеграмму. Как вы на это смотрите?» Уверяю вас, и оба министра были бы против, и я как командующий был бы против, потому что в тот момент мы только вклинились в горы на 15 километров и, кроме авиации, нас никто поддержать не мог, по ущельям артиллерийский огонь неэффективен, тем более с закрытых огневых позиций. Я не мог отдать на убой свои войска, понимал всю меру ответственности за эту ситуацию, и для меня было важно найти Ельцина, чтобы он отменил свое распоряжение. Что я и сделал. Иначе бы, повторяю, нас просто уничтожили. И этого, кстати, не скрывал Масхадов, который в своих переговорах говорил: «Продержитесь до полуночи, я им устрою концерт». Оказывается, в Москве в то время был Курбанов, представитель Дудаева, который кого-то убедил, не знаю, использовал ли он при этом какую-нибудь форму заинтересованности, в том числе и материальную, но после его встреч появилось вот такое распоряжение Ельцина.

— Кому, как не Вам, знать о причинах всплеска терроризма, уходящего корнями на Северный Кавказ.

— Причина всплеска террористической активности экстремистского националистического подполья на Кавказе состоит в том, что в свое время чеченизация конфликта — борьба с терроризмом руками самих чеченцев — принесла на определенном этапе тактический успех, меньше стали стрелять в Чечне, но стратегически мы этим успеха не добились. Экстремистская активность стала распространяться на соседние республики, за пределы Кавказа, вплоть до московского метро.

— Действительно в ходе чеченской войны сотрудники муниципальной милиции воевали на стороне боевиков? Введение института муниципальной милиции в 1990-е годы пошло во вред государству?

— Да, не секрет, что в первой чеченской кампании часть сотрудников муниципальной милиции Ингушетии воевала на стороне боевиков. Когда они гибли, их задним числом увольняли, а мы потом находили оружие, числившееся в МВД Ингушской Республики, при каком-нибудь убитом боевике. В условиях противоречий, имеющихся в нашем обществе, держать муниципальную милицию — значит иметь в некоторых регионах карманные армии. Они займутся не чем иным, как отстаиванием экономических интересов местной элиты. Все это уже было. Кстати, и в вашем городе, когда в Санкт-Петербурге на мясокомбинате появлялись ребята с юга, проводить разборки, и в Москве они уже появлялись со стрельбой на Ленинском проспекте.

— В бытность свою министром МВД России в 1990-е годы вводили какие-нибудь новшества, не нашедшие понимания у начальства?

— Перед самым освобождением от должности я подписал приказ, который обязывал работников патрульно-постовой службы и дорожно-патрульной службы иметь нашивку со своими данными: фамилия-имя-отчество; к сожалению, после моего увольнения этот приказ отменили. Такого рода, казалось бы, незначительная деталь кардинально изменила бы саму суть взаимоотношений между полицейским и гражданином. Тогда, кстати, отпала бы необходимость и предъявлять удостоверение, в том случае, конечно, если гражданин все-таки не станет на этом настаивать.

Кстати, я потом беседовал на тему этих нашивок со всеми последующими министрами МВД, они со мной соглашались — и Грызлов в том числе, — но внедрены они, к сожалению, так и не были. Объяснение было простое: зная имя-фамилию милиционера, бандиты будут мстить их семьям. Не думаю, что это корректное объяснение. Повторяю, эти нашивки не требуются оперативным работникам, работникам уголовного розыска или сотрудникам по борьбе с экономическими преступлениями, но почему мы должны прятать лицо полицейского, который работает непосредственно с населением? Да, есть сегодня у сотрудника ГАИ бляха с номером. Нас с вами сотни раз останавливали сотрудники ГАИ, мы помним номер хоть одного из них? А если у них вместо бляхи будет фамилия, то, уверяю вас, в случае нарушения полицейским закона на него будет гораздо больше жалоб. И тогда подразделениям собственной безопасности будет понятно, с кем надо работать в первую очередь.

— Как вице-премьер правительства при Ельцине Вы в государственном масштабе курировали борьбу с экономическими преступлениями. С чьей помощью Россия оказалась в череде экономических неурядиц?

— Все объясняется очень просто. Ельцин, заряженный на борьбу с коммунизмом и Горбачевым, слишком быстро добился своей цели. Когда он «поднял» власть, подготовленной команды, чтобы управлять страной, у него не было. Но зато в его окружении оказалось очень много случайных людей, а поскольку свита делает короля, эти случайные люди и сыграли роковую роль в тех провалах, которые произошли в экономике страны. Одни пригласили американских экономистов-монетаристов. Другие начали проводить преступную приватизацию: своим за бесценок — пожалуйста, чужим задорого и ни в коем случае. Отсюда появились и все остальные издержки, которые мы будем расхлебывать еще не один год.

Москва, октябрь 2010 г.

РАМАЗАН АБДУЛАТИПОВ

Абдулатипов Рамазан Гаджимурадович — ректор Московского государственного университета культуры и искусств. Родился 4 августа 1946 г. в Тляратинском района Дагестана. В 1990 -1993 гг. — председатель Совета национальностей Верховного Совета РФ, экс-министр национальной политики России.

— Мало кто сомневается, что всплеск национализма на постсоветском пространстве прежде всего связан с гибелью Советского Союза. Мы могли избежать радикальных межнациональных конфликтов в России? Чеченского прежде всего.

— Радикальных межнациональных проблем можно было избежать, если бы мы не затянули подписание Федеративного договора. В течение почти двух лет я был руководителем группы по подготовке Федеративного договора между Федерацией и ее субъектами. Ельцин и Хасбулатов делали все, чтобы затянуть процесс подписания этого договора. Говорили, что он вредный для России, а при этом уже параллельно с нашей работала группа, которая готовила договор между Россией, Казахстаном, Белоруссией и Украиной, который в обрезанном варианте был подписан позже в Беловежской Пуще.

В октябре 1991 года, еще до прихода Дудаева к власти, в Верховном Совете в присутствии всех руководителей регионов я поставил на голосование подготовленный Федеративный договор. «За» проголосовали все, кроме Бориса Николаевича Ельцина. Зато я помню руки голосовавших Шаймиева и Завгаева (тогда руководитель Чечни. — Прим.авт.)... Потом, к сожалению, процесс вышел из-под контроля. Случился приход Дудаева к власти, который иные люди в Верховном Совете именовали «национальной демократической революцией».

Кстати, процессы в Чечне были похожи на то, что происходило в Кабардино-Балкарии. От Верховного Совета на Северный Кавказ поехали две группы: во главе с Полтораниным в Грозный, во главе со мной — в Нальчик. Когда я туда приехал, то увидел большой пожар в центре города, на том месте, где еще недавно стоял памятник Ленину. Парламент и правительство были изгнаны. Я встретился с представителями национальных движений, и мы через пять часов договорились, что вернем парламент, примем закон о выборах президента, и пусть они избирают кого хотят. Напряжение было снято. Через три месяца Кокова переизбрали президентом. Так же надо было действовать и в Чечне. Но там искусственно раздули проблемы.

— Вам не кажется, что Сталин справился с чеченской проблемой куда менее болезненно, чем российская власть в 1990-е годы?

— Один умный человек мне по этому поводу сказал, что можно было бы переселить и украинцев, но их слишком много. Был такой Герой Советского Союза Нурадилов, чеченец из Дагестана, который вспоминал, что когда приехал с фронта в отпуск, то не нашел никого из родных в своем селе. Ему даже не сказали, что их выселили в Казахстан — мол, поезжай туда. Настолько секретной была эта операция! Повторяю, он — Герой, а его родителей выселили как предателей. И кроме того, я считаю, что предателей тогда среди чеченцев было не больше, чем среди любого другого более-менее крупного народа.

— Почему в позднеельцинском правительстве, в которое Вы входили в ранге вице-премьера, не нашлось сильного человека, способного прекратить кровопролитие пускай даже жесткими методами, как это сделал потом Путин?

— К величайшему сожалению, не нашлось... Но хотел бы сказать вот что. Да, Владимиру Владимировичу в целом удалось стабилизировать обстановку на Северном Кавказе. Но нельзя забывать, что преступные тенденции, которые там раньше выходили наружу, теперь загнаны внутрь. Об этом говорят события в Дагестане, Ингушетии... И очень трудно спрогнозировать, когда они решат вновь выйти на поверхность. Более того, сегодня сложно понять, как и где существуют эти боевики, потому что во многих регионах — и не только на Северном Кавказе — часть власти сомкнулась с этими коррумпированными группировками. Многие из боевиков вошли во власть и теперь стали от нее неотличимы.

Помню, ехал я в конце 1990-х с одним из руководителей МВД на Кавказ и передал ему список бандитских группировок с адресами и домашними телефонами их лидеров. И что вы думаете? Многие из этих людей до сих пор контролируют ситуацию в некоторых регионах Кавказа. Почему их тогда не взяли?! Поэтому проблема очищения власти, которая во многом решена Путиным, еще существует. И тут еще многое предстоит сделать.

— Какие тления после распада Советского Союза способствовали и способствуют разобщению нации?

— После распада СССР появилась «новорусская» часть народа, которая стала считать остальную часть народа «совками» и быдлом. Скажу больше. По мере развития нашего общества усиливаются противоречия между этими двумя частями нашего народа. И дело не в национальностях или профессиональной принадлежности «новорусской» части нашего народа. Этот мир интернационален. На мой взгляд, для того, чтобы противоречия между этими двумя частями народа не получили должную оценку, их переводят в чисто национальные противоречия. Экономические и социальные трудности, кризис культуры и духовности — этим проблемам придается этнополитическая окраска.

— Разве такое разделение в 1990-е годы не было естественным?

— Это разделение народа неестественно и очень опасно. Потому что ни одна из его групп не допустит нарушения своего положения. Если первая часть — остатки советского народа — имеет хоть и устаревшую, но определенную базу ценностей, на которую может ориентироваться — на «отсталое» чувство единства и дружбы народов, например, то «новая» часть народа еще не приобрела никакой собственной культурной идентичности. Этот «новый» народ не интересует ни культура, ни другие духовные ценности. У них одна идеология, одна национальная идея — деньги и власть. Недопустимо, чтобы деньги и доллары стали национальной идеей России.

Некоторые говорят, что есть «хороший» и «плохой» национализм. Но зачастую «хороший» национализм от защиты идей своей культуры и традиций автоматически переходит к унижению других национальностей и их культур. Этнополитический экстремизм всегда будет слугой той части народа, которая не заинтересована в благополучной атмосфере в государстве. Я не говорю, что одни плохие, а другие хорошие. Но процесс развития страны сегодня определяют «новые русские» всех национальностей. При этом этот новый класс до сих пор не дал никаких конструктивных идей, позволяющих консолидировать российское общество. Как только с ними начинаешь говорить о культуре, они начинают отмахиваться.

А культура — это опыт социального бытия того или иного народа, и этим опытом нельзя пренебрегать. Существует закон преемственности культур — просто так отвергнуть какую-либо из культур — значит создать вакуум. Именно так получилось после развала СССР. Этот вакуум теперь заполняется невежеством. Поэтому основное противоречие современной России — это борьба культуры и невежества.

— Надо ли адаптировать нации друг к другу, как это делала советская власть, или такие процессы должны идти стихийно?

— Надо помогать адаптации, потому что собственная идентичность нации предполагает познание соседних наций. И тут все зависит от того, насколько народы культурно адаптированы друг к другу. Если адаптированы, то отношения будут ровными. В остальных случаях будет так, как получилось после развала Советского Союза, когда была разрушена как внутренняя система устойчивости, так и система адаптации народов друг к другу.

В связи с этим немаловажно подчеркнуть, что потеря культурной идентичности — как этнонацией, так и многонациональным сообществом типа России — обрекает народы на поиск своего этнонационального и многонационального смысла. И если они его не находят, то начинают считать, что дело не в них. Ищут тех, кто мешает жить, — чужих, врагов — по самым разным признакам, вплоть до интонаций и манеры поведения, смеха.

Москва, январь 2010 г.

СЕРГЕЙ КАРА-МУРЗА

Кара-Мурза Сергей Георгиевич - главный научный сотрудник Института социально-политических исследований РАН. Родился 23 января 1939 г. в Москве. Автор книг «Манипуляция сознанием», «Демонтаж народа», «Потерянный разум>.

— После распада Советского Союза в 1990-х началась геополитическая катастрофа. Какие ее деструктивные процессы Вы считаете самыми вредными?

— В 1990-е годы разрушили тип национального общежития, который был создан в Российской империи, а потом в СССР. Этнические проблемы на самом деле ведь всегда и везде являются очень острыми. Потому что даже небольшая этническая общность, если она вдруг начинает ощущать себя под угрозой, может раздолбать большую страну. Как это было с Чечней. Что такое Чечня? Однако попробуй — справься!

Так вот, после Ельцина, когда наше национальное общежитие было разрушено, надо было определяться: какова у нас будет конструкция национального государственного устройства. Прошлую конструкцию разрушили политически, всячески дискредитировали и опорочили в прессе.

— Существуют пять моделей, по которым современные цивилизованные страны выстраивают межэтнические отношения. Какая из моделей более всего подходила постсоветской России?

— Конечно, та, которая была и в Российской империи, и в Советском Союзе. Она была очень специфична, другой такой не было нигде. Русское ядро, вокруг которого существовали нерусские народы, которые общались между собой посредством этого ядра. Часть могла обрусеть, часть сохранять свою этническую принадлежность. Во время отечественных войн эта конструкция себя замечательно показывала — все народы были сплоченными. А в 1990-е годы Ельцин оторвал от русского народа нерусские, которые замкнулись на себе, — и эта модель развалилась.

— Вы автор множества книг по манипуляции сознанием. Возможна ли манипуляции сознанием во благо?

— Нет. Потому что это уже будет не манипуляция. Если вам что-то во благо, значит, вам кто-то помог. Хороший совет — это разве манипуляция? По определениям западных учебников манипуляция — это то, что выгодно манипулятору, а тебе нет. Было Ельцину выгодно нами манипулировать, он этим занимался. Если было бы невыгодно... Впрочем, что сейчас говорить.

АЛЕКСАНДР СУХАРЕВ

Сухарев Александр Яковлевич — генеральный прокурор СССР в 1988 - 1990 гг. Родился 11 октября 1923 г. в Воронежской области. Участник Великой Отечественной войны. В 1984 — 1988 гг. — министр юстиции РСФСР. В 1989 г. возбудил уголовное дело в отношении Гдляна и Иванова. Ныне советник генпрокурора России.

— Где, на Ваш взгляд, истоки разгула национализма в 1990-е годы?

— Разгул национализма, о котором вы говорите, — это следствие развала Советского Союза. Позволил начаться националистической истерии, как я уже говорил, Михаил Сергеевич Горбачев, а развернуться — Ельцин. А ведь межнациональные конфликты зрели постепенно, и подавлять их можно и нужно было тоже только постепенно, а не одним махом войсками, как Ельцин. В той же Чечне, помню, изнасиловали русскую женщину. Я приказал разобраться. Так там не только чеченская прокуратура этим занялась, подняли на ноги общественность — старейшин их тейпов! А после чеченской войны такое разве возможно?

— Почему Вы в свое время не задушили в зародыше гидру сепаратизма?

— Во многом потому, что в то время националисты вплотную сомкнулись с так называемыми демократами. Помню, вызывает меня как-то Горбачев и говорит: «Надо поменьше сажать» — и приводит в пример Донбасс, где мы недавно арестовали группу националистов, которые называли себя демократами. Я удивляюсь: «А что мне было делать, если ворвались в здание обкома, загнали на балкон первого секретаря, а он от страха, что с ним сейчас расправятся, с этого балкона выбросился и разбился?» Вот на каком уровне опекались «демократы». Как с ними можно было справиться в такой ситуации?

Или ошская резня. Одно из самых важных в этом смысле дел. В начале 1990 года в городе Оше погибло около 350 человек. Мы завели 40 уголовных дел, в которых было 1350 эпизодов. И это только в собирательном плане, а применительно к персоналиям речь шла о тысячах уголовных дел. Посадили 950 человек, но инициаторы этой резни как в Узбекистане, так и в Киргизии ушли от ответственности благодаря «изменению политической обстановки».

Занимался я и Нагорным Карабахом. Бывал с Вольским (в то время возглавлял Комитет особого управления Нагорно-Карабахской автономной области. — Прим. ред.) не только там, но и в Ереване, и в Баку. Возбудили дело. Провели расследование. Доказали. И всех, кого нужно было, осудили, включая — и я это особо выделил в деле — подстрекателей, которые призывали резать армян. И должен отметить, что под моим руководством и прокуратура Армении, и прокуратура Азербайджана вели себя как интернационалисты. Чего не скажешь о простых людях. Как сейчас помню, мы в Баку приговорили к высшей мере наказания Панахова, и меня чудом ребята-чекисты спасли от разгневанной многотысячной толпы, которая меня просто-напросто разорвала бы. И все это происходило на фоне огромного портрета этого самого Панахова.

— Можно сказать, что новая Россия в августе 1991 года началась с закрытия уголовного дела в отношении следователей Генпрокуратуры Гдляна и Иванова, раскрутивших «Узбекское дело», во многом способствовавшее краху интернационализма на постсоветском пространстве?

— ... А Вы знаете, что Гдлян и Иванов фактически возбудили уголовное дело против моего предшественника, генерального прокурора СССР Рекункова, когда тот еще находился при должности? Хотя я, когда еще был его первым замом, предупреждал: «Приглядись к этим людям!» Но Рекункову нравилось демонстрировать общественности и телевидению пачки денег и золото, которое конфисковали в Узбекистане Гдлян и Иванов. А они в это время брали «показания» у первого секретаря ЦК КПСС Узбекистана Усманходжаева, что Рекунков взял у него две взятки по 100 тысяч рублей.

— За это Вы их потом из Генпрокуратуры и убрали?

— За это и за другую «липу» тоже. Поскольку Усманходжаев продолжал упорно утверждать, что давал взятки Рекункову, я, когда стал генеральным прокурором, решил все это проверить. Вызываю его к себе. И в присутствии моего первого зама, бывшего прокурора Ленинграда Васильева, спрашиваю: «Где давали вторую взятку?» Отвечает: «Во время отдыха на Рижском заливе, когда там отдыхал и Рекунков». — «Как в это время были одеты?» Усманходжаев отвечает, что в тренировочном костюме. Фиксирую. И задаю следующий вопрос: «А где вы хранили такую большую пачку денег? В каком кармане? Спортивный костюм-то у вас был в обтяжку...» Он сразу покраснел. И бормочет: «Мне надо подумать...» Я: «Чего думать? Вы же сами просили о встрече!» Усманходжаев: «Ничего не было». — «А по первому эпизоду?» — «По правде и первой взятки не было». Спрашиваю: «А кто вас вынуждает говорить неправду?» Он: «Гдлян и Иванов. Когда вызвали меня последний раз в «Лефортово», сказали: «Ну что, сука, мы тебе лоб зеленкой намажем...» То есть грозили ему расстрелом. А я по показаниям предыдущих фигурантов этого дела знал, что Гдлян и Иванов употребляют эту же угрозу не только с Усманходжаевым. Абдуллаева, секретарь ЦК Узбекистана, услышав про зеленку, стала со всем соглашаться — отказалась только «сожительствовать с Рашидовым» (экс-руководитель Узбекистана. — Прим. ред.), а сама тайком записывала содержание допросов, их число и время и прятала эти записи в прокладках. Они нам потом очень помогли.

После этого я позвонил Рекункову, который был уже на пенсии, попросил приехать в Генпрокуратуру. Говорю ему: «Александр Михайлович, извини, но, сам понимаешь, мы законники, поэтому я прошу тебя пройти очную ставку с Усманходжаевым». А сам думаю: «Ну и говнюк же ты! Тебя предупреждали люди про Гдляна и Иванова...» Васильев, который проводил очную ставку, мне потом рассказывал, что, когда Усманходжаев увидел Рекункова, он упал перед ним на колени: «Александр Михайлович! Извини, пожалуйста, бес попутал!» Тот ничего не понимает: «Ты что валяешься? Встань!» А когда, наконец, понял, начал стыдить Усманходжаева: «Как тебе не стыдно!», а на меня обиделся за то, что я его не предупредил. Но я этого сделать не мог. Меня бы тогда так раскрутили...

— В чем была причина смелости Гдляна и Иванова? Почему они Вам фактически не подчинялись?

— Эти люди попали в систему прокуратуры и в саму Генеральную прокуратуру задолго до меня. Когда в 1988 году я стал генеральным прокурором СССР, активно шло формирование депутатского корпуса съездов народных депутатов. Запах известности вскружил голову Гдляну и Иванову. Они стали депутатами. Сначала Союза, а когда узнали, что я поднял вопрос о возбуждении против них уголовного дела, то избрались еще и в Армении. Сбежали туда. По закону в такой ситуации я их уволить не мог, хотя у меня для этого были все полномочия. Лишь когда комиссия съезда народных депутатов Роя Медведева еле-еле дала согласие, я их сразу уволил и возбудил уголовное дело. Но в августе 1991 года генеральный прокурор Трубин, который пришел после меня, прекратил это дело «в связи с изменением политической обстановки».

— Почему сразу же после гибели Советского Союза в 1990-е годы юридическая беспринципность так быстро поразила сотрудников надзорных органов? Не только их, разумеется, а многих законников...

— Если говорить в общем, то потому, что в свое время во главе государства встал Ельцин, орудие исполнения заокеанской воли. Дело в том, что законники работают, всегда глядя наверх. Раньше таким верхом был ЦК КПСС. Я там работал и знаю, что в основе своей там были бессребреники. Кроме того, все знали, что за беспринципность серьезно карают, исключают из партии и так далее. А что сегодня видят законники? Что губернаторы и министры кроме должностей имеют все на свете, что их дети и внуки учатся за границей, имеют яхты и все такое... И надо быть, я бы сказал, в кодовом плане очень чистоплотным человеком, чтобы не захотеть пусть не яхту, но «всего-навсего» «Мерседес».

— Почему советская власть не смогла победить «воров в законе»?

— Не было политической воли наверху. Не придавали значения. Помню, я нашел одного «вора в законе». Пригласил в прокуратуру. Он мне рассказал структуру системы «воров в законе», на основании которой я выработал механизм борьбы с ней. За это я его устроил: поженил в Курской области, помог с работой. Но применить его сведения я не смог, потому что, повторяю, не было для этого ни политической воли, ни законов. Кстати, очень интересный был тип. Прямо в моём кабинете рисовал деньги — не отличишь: 50 рублей, 100... Написал книгу «Повесть о ненастоящем человеке». До этого пять раз бежал из тюрьмы. Оказался в Китае. Вернулся. Сейчас, наверное, уже умер.

— Когда, на Ваш взгляд, начался распад СССР?

— Формально разрушение Советского Союза началось 9 апреля 1989 года с «Тбилисского дела». В постановлении Генеральной прокуратуры я тогда зафиксировал, что фактически осуществляется антиконституционный переворот, призвал судить его участников, в том числе и Собчака, но в это время суды уже либо не принимали к производству такие дела, либо сразу их прекращали.

— Так получилось, что единственным органом, воспротивившимся развалу Советского Союза, была Генеральная прокуратура, в том числе в лице покойного Виктора Илюхина...

— Я очень хорошо знал Виктора Ивановича, потому что именно я. когда был генеральным прокурором, его и рекомендовал на должность начальника управления по надзору за исполнением законов о государственной безопасности и членом коллегии Генеральной прокуратуры СССР. И должен сказать, что это была единственная кандидатура, включая генерального прокурора Сухарева и его заместителей, которая в члены коллегии прошла без звука. Остальных заворачивали по нескольку раз, чтобы окончательно сформировать коллегию. Илюхин был безукоризненно честным человеком, придраться к нему было невозможно. Это понимали все. Посмотрите, кто только не пришел его хоронить... И правые, и левые.

— Юридические основания для возбуждения уголовного дела в отношении Горбачева у Виктора Ивановича, на Ваш взгляд, были?

— Были. С правовой точки зрения он все сделал правильно! Но сработала набравшая в то время силу «пятая колонна», и осудить Горбачева не получилось. Хотя все юридические основания для этого были.

Кстати, Горбачев иногда очень своеобразно понимал миссию прокуратуры. Помню, разыскал меня в Союзе обществ дружбы по обычному городскому телефону, который стоял в гардеробе. Говорит: «Завтра придут шахтеры, металлурги...» Я спрашиваю: «А в чем нужна моя помощь?» — «Приедешь завтра в 9 утра, узнаешь». Назавтра, принимая группу шахтеров, у которых были какие-то профессиональные требования, показывает на меня: «Вот генеральный прокурор, если что, он вам поможет...» Шахтеры ушли, я обращаюсь к Горбачеву: «Михаил Сергеевич, а какое отношение я как генеральный прокурор имею к профессиональным проблемам шахтеров? Они же пришли к вам с социальными вопросами... При чем здесь прокуратура?» Горбачев: «Да ладно тебе!» И все.

Москва, июнь 2011 г.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.