Глава третья. О СПОРТ! ТЫ - МИФ!

Глава третья. О СПОРТ! ТЫ - МИФ!

Советский спорт, как и космос, был гордостью советских людей. По многим направлениям сборная СССР была сильнейшей в мире. Особое место, конечно, занимал хоккей. Судите сами. Сборная СССР приняла участие в 34 чемпионатах мира, 22 из которых выиграла. Становилась участницей 9 зимних Олимпийских хоккейных турниров, 7 из которых выиграла. Является единственной сборной в мире, которая ни разу не возвращалась с чемпионатов мира и Олимпийских игр без комплекта наград. Есть чем гордиться советским людям, согласитесь. Поэтому, уверен, многим читателям доставят истинное удовольствие опубликованные ниже беседы с легендами советского хоккея Вячеславом Фетисовым и Владиславом Третьяком. Они не только перенесут вас в те далекие великие годы, но и помогут разобраться, почему с гибелью Советского Союза едва окончательно не погиб отечественный хоккей. Помогут понять, почему сломя голову советские хоккеисты после падения «железного занавеса» кинулись продавать свое мастерство на Западе, фактически наплевав на советского болельщика. На нас с вами.

На последнем факте я хотел бы остановиться подробнее. Читатель увидит, что я начал свою беседу с великим Фетисовым именно с этого вопроса. И неспроста. Ведь именно Вячеслав Александрович прорубил спортивное окно в Европу (в Америку, конечно), куда потом, следуя примеру выдающегося мастера, хлынул поток молодых советских дарований. Продать себя «после Фетисова» стало заветной целью многих начинающих звезд. Еще бы, такой пример! Наиболее вопиющим примером этого безудержного желания конвертировать свое мастерство в валюту стала история члена сборной СССР Александра Могильного. Во время выступления родного ЦСКА в США 9 мая 1989 года Могильный попросил там... политическое убежище! И получил. Для того, чтобы играть за хоккейный клуб «Баффало Сейбрз». (Вот, кстати, скажите мне после этого, связан в демократической Америке спорт с большой политикой или нет?) Напомню, на дворе был только 1989 год. Горбачев, конечно, вовсю демонтировал социалистическую систему, но все-таки по канонам того времени побег на Запад был предательством. (Это позже он станет показателем успешности человека, а прозябающие на родной земле граждане — неудачниками.)

Но тогда, повторяю, это был гром среди ясного неба. Сбежал, да еще за какие-то там деньги! Стыд и позор предателю! Так примерно откликнулись на выходку Могильного советские газеты. Скажите, не правы? Пропаганда? Измышления партийных борзописцев? Тогда взгляните на ситуацию со стороны. Вы с детства обучаете, тренируете, воспитываете человека, вкладываете в него деньги, перевозите из затрапезного хабаровского клуба в лучшую столичную команду, где он ни в чем не знает отказа: ни в деньгах, ни в машине, ни в квартире — и принадлежит, несмотря на молодость (Могильному на момент побега было всего 20), к наиболее состоятельной категории советского населения. И после всего этого ваш воспитанник не просто сбегает от вас, но и обвиняет вас в том, что вы держали его чуть ли не в тюрьме. (Иначе откуда политическое убежище?) Каково? Где справедливость?

«Огонек» господина Коротича, кажется, что-то вякнул тогда о праве спортсменов самим решать свою судьбу, мол, хватит с нас сталинской кабалы во всем. Верно. Есть такое право. Но посмотрите, как оно реализуется в сегодняшней России или на том же Западе. Президент Федерации хоккея России Владислав Александрович Третьяк, которому, к слову, западные толстосумы в свое время тоже предлагали сбежать под их опеку, рассказывал мне: «У нас каждый гражданин по закону имеет право написать заявление об увольнении и через две недели уйти с работы. Так же хоккеист. Вы его растили, тренировали, а он заявляет: «В Чикаго хочу играть!» Вот и потеряли игрока! Я, как депутат Государственной думы, пробил, чтобы увольняющийся хоккеист две трети денег, полученных им по контракту в России, возвращал обратно. И уезжать теперь можно только через месяц после подачи заявления». Правильно, Владислав Александрович! Если бы над Могильным маячили миллионные издержки, сто раз подумал бы, прежде чем так мерзко бежать с родины.

Прошу понять меня правильно. Я не осуждаю тот факт, что советские спортсмены начинали зарабатывать на западном уровне. Я против свинства. Против предательства. Могильный поступил мерзко. Помню свои ощущения от прочтения информации о его побеге. «Наверное, это тоже ветры перемен, — подумалось недоуменно, — признаки, так сказать, грядущей свободы». Так. Или примерно так. Дико? Согласен. Но дико по меркам сегодняшнего дня. А тогда абсурд перестройки был в самом разгаре. СМИ бичевали советские консервативные устои, воспевали западную свободу. Поступок Могильного был еще одним доказательством правильности перестройки: что-то в нашей стране не так, раз из нее даже хоккеисты побежали. Эдаким идеологическим молотом тюкнул по темени обалдевшего и дезориентированного советского обывателя побег Могильного. Ведь политическое убежище попросил, это вам не хухры-мухры каких-нибудь там Вишневской с Ростроповичем.

Я не сгущаю краски. Для того чтобы это понять, достаточно проследить дальнейшую судьбу невозвращенца Могильного. После распада Советского Союза, в 1994 году, Могильный смог приехать на родину. Для этого, правда, понадобилось личное указание очень влиятельного в России человека. Догадайтесь, о ком речь? Правильно! Простил Могильного лично Борис Николаевич Ельцин — президент России, даром, что ли, несколько лет назад подписывал на новой родине Могильного секретные соглашения с Госдепом. Может быть, одним из пунктов там было и прощение беглеца Могильного. Шучу-шучу, конечно. До таких мелочей Белый дом, разумеется, не опускался. Не уверен даже, что его особой строкой волновал и советский спорт. Понимали янки, коли на просторах умирающего СССР наступят экономический хаос и идеологическая анархия, там не только спорт загнется, жить станет страшно.

Все так и произошло. После развала Советского Союза национальная хоккейная сборная, победив по советской инерции на чемпионате мира в 1993 году, больше на этих турнирах в ельцинские годы не побеждала. Вообще никаких медалей не получала! Результаты абсолютно немыслимые, позорные, провальные, ужасающие для советского времени. Кардинальным образом положение дел в отечественном хоккее исправит только президент Путин. В первое десятилетие нового века сборная России по хоккею завоюет на чемпионатах мира 2 золотых медали, 2 серебряных и 2 бронзовых. Не советский многолетний ледовый фурор, конечно, но, сами видите, очень близко.

Читатель вправе меня упрекнуть: что это я все о хоккее и о хоккее, были же и другие виды спорта, наконец. Были, конечно. Но ничего хорошего и в них с распадом Советского Союза не происходило. Вы прочитаете в этой главе беседу с президентом футбольного союза СССР (а потом и России) Вячеславом Ивановичем Колосковым. В известном смысле ему было, конечно, полегче: бывшие советские футболисты, разумеется, тоже были не прочь подзаработать на Западе, но вот беда, там, в отличие от коллег-хоккеистов, не котировались. Дело обстояло, как в той поговорке: хочет-то он хочет, да кто ж ему даст? Но и в такой ситуации умудрялись тащиться кто в Европу, кто еще дальше. Сидели там на скамейках запасных, а в интервью с советскими корреспондентами нахваливали, какую служебную квартирку им предоставил клуб да какой дал автомобильчик. Срам и только! Но тогда информационно не пуганный советский читатель охал и ахал, читая байки бывших кумиров: зажили же люди! И невдомек ему было, что живут отечественные футболисты за рубежом на самом низком уровне.

Самой удручающей, на мой взгляд, оказалась в этом смысле судьба одного из моих кумиров, вратаря сборной СССР, ее капитана Рината Дасаева. В 1988 году (даже раньше, чем Могильный) он отправился в Испанию, где в клубе «Севилья» сыграл пару сезонов и вышел в тираж. Возвращаться домой Ринату Файзрахматовичу, очевидно, не очень хотелось: все сломя голову бегут из «совка», а я что, дурак, что ли, туда добровольно ехать? В результате сначала подвизался он вторым тренером той же «Севильи». Не прокатило. Тогда открыл там же, в Испании, магазинчик по продаже спортивных товаров. Но, по его же собственным словам, «быстро понял, что бизнес не приносит никакого удовлетворения». Расхожее оправдание разорившихся предпринимателей. И таких, сломанных на пике блестящей советской карьеры, спортивных судеб в 1990-е годы было пруд пруди. Длинный рубль (виноват, доллар) лишил чемпионов покоя и разжижил волю. А как без них тренироваться и добиваться результатов?

Можно было бы, конечно, и наплевать на былых кумиров, тем паче что бросали они нас с вами, читатель, своих преданных болельщиков, и не уделять им тут целую главу. Придать, так сказать, трагедию краха советского спорта в 1990-е годы информационному забвению, тем более моральное оправдание у нас с вами, повторяю, есть: ах, предпочел, дорогуша-чемпион, западный контракт родным трибунам — скатертью дорожка! Но не все так просто. Ибо исход (тем более скандальный) бывших советских спортсменов на Запад был серьезным ударом по менталитету советского человека. Лишал его привычных морально-нравственных устоев. Идеологически дезориентировал. Подменял настоящие духовные ценности чуждой мишурой. Заставлял верить лжи, что там все хорошо, а здесь плохо. Что все, произошедшее с Советским Союзом, не трагедия и катастрофа, а закономерность, ведь даже спортсмены — наше все, наше святое! — бегут с родины, честь которой они еще вчера отстаивали, не жалея себя, как крысы с тонущего корабля.

Вот мы и подошли к главному. Страшны оказались не сами по себе провалы спортсменов в 1990-е годы, а их околоспортивное поведение. Их выплеснувшиеся на страницы газет алчность и пресмыкательство перед Западом. (Эх, умел, что говорить, старик Джугашвили называть вещи своими именами.) Их публичные разборки с государством за право продаться вчерашним спортивным конкурентам[26].

А мы, болельщики, наблюдая за всей этой псевдо-спортивной возней, только успевали почесывать затылки: новые веяния, едрить их! Перестройка, понимаешь. Демократия. Свобода. Капитализм.

Испокон веков популярных спортсменов тянули в качестве свадебных генералов в политику. (Шварценеггер, правда, реально смог воплотиться из спортсмена в политика. Но он исключение.) И неспроста. Скажет кумир: «Это — черное, а это — белое!» Все! Десяток депутатов могут молчать. Дело сделано. Главное, чтоб сказал правильно. Подобным образом, да еще и без чьей-то указки, в 1990-е бывшие советские спортсмены помогли слить Советский Союз. Кто как. И прямым охаиванием родины тоже. Скажете, сами были жертвами перестройки и всеобщего дурмана — демократии? Может быть, может быть, но сути дела это не меняет.

Великая фигуристка Ирина Роднина, беседа с которой есть в этой главе, поставив недосягаемый рекорд — 4 олимпийских золота, даже заплакала от полноты чувств на пьедестале в 1980 году. Эти кадры — на фоне советского флага — до сих пор воспринимаются как символ мощи советской державы. А что случилось с самой Родниной в 1990-е годы? Само собой, уехала в Америку. Там, правда, чуть не спилась от тоски. Но оправдывается: родное государство ее бросило. (Ельцин, Ирина Константиновна, под присмотром США вас бросил, а не народ.) При Путине Роднина вернулась в Россию. Стала членом президентского совета по спорту. Депутатом Государственной думы. (Впрочем, до ставшего министром спорта Фетисова Родниной далеко.) А я вот думаю, справедливы все эти нынешние почести для набегавшихся по заграницам вчерашних советских звезд? Нет ли в этом прощения предательства?

А вы как думаете?

ВЯЧЕСЛАВ ФЕТИСОВ

Фетисов Вячеслав Александрович - член Совета Федерации, экс-министр спорта. Родился 20 апреля 1958 г. в Москве. Чемпион мира по хоккею 1978,1981 - 1983, 1986, 1989,1990 гг.; олимпийский чемпион 1984, 1988 гг.; чемпион СССР 1975,1977 - 1989 гг. На аллее славы ЦСКА Фетисову открыт бюст.

— Фактически перед распадом Советского Союза, 20 лет назад. Вы личным примером проторили дорогу на Запад отечественным хоккеистам. Вскоре наш хоккей на время откровенно оскудел. Вас не обвиняют в том, что сегодня Вы латаете ту самую брешь?

— Вы хотите, чтобы я в чем-то покаялся? В таком случае вы путаете времена и вещи... Мы с вами говорим даже не о 1989-м, а о 1988 годе. Другая страна, другой менталитет; открывался мир, открывался рынок. Да, я первым заявил, что не поеду за границу, чтобы получать зарплату 1000 долларов в месяц, экономить на еде и на своих близких. Я был первым, кто боролся до конца, чтобы получить персональный контракт игрока. Ведь раньше у властей главным было выпихнуть из страны спортсмена, забрать его деньги и ни о чем не думать.

Я не раз мог убежать из страны, имея на руках контракт. Но мог и открыть дорогу цивилизованному отношению СССР — Запад в области хоккея. Моя позиция была принципиальна! Вот и все, что я старался доказать в то время. Советская пресса представила это как конфликт игрока и тренера: есть плохой, неблагодарный игрок и есть хороший тренер, который печется о команде. Мне предложили — я должен уехать, только и всего. Однако я при этом сказал: «Давайте создадим систему, которая справедливо упорядочила бы все эти отношения. Отыграл в сборной 50 игр, исполнилось тебе 28 лет, захотел уехать — езжай!» Мне был 31 год от роду в тот момент, я 14 лет играл в ЦСКА, 13 лет в сборной страны; я — семикратный чемпион мира, десятикратный чемпион Европы, двукратный олимпийский чемпион!.. Считаю, что к моменту, когда у меня появилась возможность заработать и увидеть другой профессиональный мир, я отработал все что мог, отдал все долги. В чем можно Фетисова обвинять?!

Что же произошло на самом деле... Под ширмочку «Фетисов уехал — ему можно, а нам нельзя?» стали распродавать все подряд! Американские агенты, которые до этого торговали обувью на Брайтоне, обогатились за счет нашего хоккея и через два года уже покупали себе самые дорогие дома в Америке. Команда «Динамо» тогда, к примеру, распродала 60 игроков. Половина из них впоследствии «сгнила» в периферийных клубах... ЦСКА продал вполовину меньше. Вы хотите сказать, что я причастен к этому?

Я уехал, по советским меркам, ветераном и как советский, российский хоккеист бился за честь нашей страны, которая в это время имела не самую лучшую репутацию на Западе. Так что задавать вопрос в такой форме не совсем корректно, надо спрашивать о том, кто и как развалил отечественный хоккей. Я знаю этих людей. Я знаю факты. Трансферт за игрока в мое время был порядка миллиона долларов. За любого! Потом, когда были распроданы все хоккеисты «Динамо», когда сложился рынок, игроков стали вдруг продавать по 100 тысяч долларов!

Конечно, сегодня Фетисова легко обвинять в том, что он открыл дорогу на Запад и теперь должен отвечать за чужие грехи. А я как открыто боролся тогда с несправедливостью, так открыто борюсь с ней и сейчас. Шесть лет назад я сказал руководителю НХЛ Беттмэну: «Гарри, я сейчас отвечаю за спорт в России, поэтому хочу тебя предупредить: мы создадим лигу, которая будет конкурировать с НХЛ, и просто так вам игроков больше отдавать не будем!»

Беттмэн надо мной посмеялся, потому что знал: есть президент Федерации хоккея России Стеблин, который никогда не позволит мне этого сделать. Нам с коллегами понадобилось шесть лет, чтобы запустить лигу, о которой все сейчас говорят. Я в те же годы спрашивал президента Международной федерации хоккея Рене Фазеля: «Мы будем развивать хоккей во всем мире или в отдельно взятой точке — в Северной Америке?» Ему мой вопрос не нравился, но я всегда играю открытыми картами и готов аргументировать любую свою позицию.

— В советское время ЦСКА был безоговорочным лидером чемпионатов СССР, костяком сборной, а в 1990-е его доминанта сдулась. Или дутым был весь советский хоккей?

— ЦСКА — величайшее имя в мировом хоккее. Это — как «Барселона» в футболе, «Нью-Йорк Ян-киз» в бейсболе, «Монреаль Канадиенс» в том же хоккее. Я, как воспитанник ЦСКА с десятилетнего возраста, могу сказать, что у клуба было возможностей собирать в регионах талантливых ребят столько же, сколько у «Динамо», «Спартака», у «Крыльев Советов»... Никакого изначального перегиба в сторону ЦСКА не было. Возьмите, к примеру, мое поколение в 1980-е годы: Ларионов, Макаров, Касатонов! Они же пришли в клуб совсем молодыми ребятами! Неизвестно, как сложилась бы их судьба, если бы не ЦСКА; да и в ЦСКА поначалу было непонятно: будут ли они играть или нет. Тот же Быков, Хомутов... Изначально они были никому не известны, это не какие-то мегазвезды, которых купили за сумасшедшие деньги и собрали в одну команду, как делает сегодня «Челси». У нас умели превращать обычных пацанов в игроков очень серьезного уровня; третьи пятерки ЦСКА были по мастерству такими же, как первые пятерки, выступающие в майках «Динамо» или «Крыльев Советов». Мы попросту тренировались больше всех; наши амбиции были больше, чем у других, поскольку мы следовали лидерским традициям ЦСКА. И, я думаю, ничего плохого в этом нет. Тринадцать лет подряд, которые я играл в ЦСКА, мы становились чемпионами страны! Конечно, это достижение сегодня никто уже повторить не сможет.

А что стало потом в России? У кого больше денег — у того лучше команда! Правильно ли это? По-моему, это куда больший перегиб, чем спортивно заслуженное доминирование ЦСКА в советское время. Кроме того, подобный перекос неизбежно меняет психологию игрока. Все знают, кто сколько получает, и зачастую тем, кто меньше получает, не с руки обыгрывать тех, кто получает больше; ведь если ты и так обыгрываешь тех, кто получает больше, — ты все равно будешь получать меньше.

— Пишут, что Вы как-то выразили сожаление, что согласились в свое время возглавить Госкомспорт в ущерб тренерской карьере, что быстро поседели, начав руководить спортом России, после того, что там произошло в 1990-е годы. Что правда, а что нет?

— Я поседел, потому что пахал как проклятый. Мне с моими товарищами пришлось буквально из руин поднимать систему управления отечественным спортом. Конечно, была поддержка президента Путина, но задачи перед нами стояли немыслимые... Посмотрите, что было со спортом в 2002 году, когда президент пригласил меня на эту должность, и в каких условиях работает отечественный спорт сегодня. И в каких условиях нам приходилось работать. 60 миллионов рублей выделялось на весь спорт в стране! Тут поседеешь...

— Вернемся к хоккею. С крушением СССР рухнул и отечественный хоккей, как ни крути. Остается только вспоминать. Какой из сыгранных матчей Вам больше всего запомнился?

— Сложно сказать. Я сыграл 1800 с лишним матчей, провел 23 профессиональных сезона, имею 73 титула как командный игрок. Я благодарен судьбе, тренерам, партнерам, что мне удалось всего этого добиться. Каждая из этих 1800 игр — колоссальный труд, это — пот, кровь, самоотдача, патриотизм, все что угодно! Сложно также сказать, какой из 320 голов, которые я забил, самый для меня знаковый. Любому человеку, много времени проведшему в спорте, такой выбор будет сложно сделать.

В Ванкувере во время Олимпийских игр состоится церемония открытия символического клуба «Три короны», члены которого — обладатели трех главных хоккейных титулов одновременно: чемпион мира, олимпийский чемпион и обладатель Кубка Стэнли. Таких хоккеистов — только 22 человека за всю историю хоккея, и ваш покорный слуга — один из них. На чемпионате мира в Квебеке объявляли символическую шестерку лучших хоккеистов за сто лет, составленную международными спортивными спё-циалистами; в нее вошли Третьяк, Харламов, Макаров и я, а также Уэйн Гретцки и Берье Сальминг — то есть четверо россиян из шести! Родоначальники хоккея — канадцы, а от них только один Гретцки! Представляете, какой бы был шум, если бы такие пропорции были в баскетболе или футболе... А для хоккея это вроде бы и нормально — никто не удивляется.

...Особо запомнились первая в моей биографии победа в Праге, когда мы выиграли у непобедимой прежде дома команды Чехословакии (нам надо было выиграть с разницей в две шайбы, мы победили 3:1); первая олимпийская победа в Сараево; мой последний матч в команде «Детройт Ред Уингз» в составе русской пятерки... Тогда после аварии Володю Константинова и Сергея Мнацаканова привезли на матч на инвалидных каталках, и мы играли для них. Конечно, такого не забыть!

— Можно сравнить пятерки Харламова и Ларионова?

— Я не хочу сравнивать, мне никогда не нравились сравнения. По величию хоккеисты были, наверное, одинаковы, а время было разное. Могу сказать про нашу пятерку. Мы играли, творили... мы были молодыми, но на нас возлагалась колоссальная ответственность — нам чуть больше двадцати, а мы уже были ведущей пятеркой сборной страны и ЦСКА. Это был период, если можно так сказать, творческого вдохновения с серьезными спортивными результатами. Мы не проиграли в тот период практически ничего! Знаете, какой кайф мы получали, играя вместе!.. Заканчивая свою карьеру, как я уже говорил, я играл в русской пятерке в США, в Детройте. Мы смогли буквально перевернуть сознание американцев и канадцев, произвели фурор, выиграв подряд два Кубка Стэнли. Так что все мои победы мне дороги по-разному.

— Хоккейное противостояние ведь раньше нередко несло под собой и политическую подоплеку.

— Да. В Канаде была «политика». И главным «политическим моментом» до сих пор остается гол Хендерсона Третьяку во время суперсерии СССР— Канада в 1972 году...

— По этому поводу был даже выпущен канадский доллар с изображением этого гола.

— Да. Олимпиада в Лейк-Плэсиде, где американцы выиграли у нашей команды, считается главным политико-спортивным событием за сто лет в Америке. Противостояние со сборной Чехословакии — тоже «политика»: выходили лучшие на лучших — чехи же были одними из сильнейших игроков в мире в то время. Никогда не забуду, как в 1998 году меня пригласили на матч чемпионского состава олимпийской сборной Чехословакии и сборной мира. Это совпало с очередной годовщиной вторжения советских танков в Прагу. Вылетая в чешскую столицу, я, признаюсь, волновался, поскольку был единственным приглашенным туда советским хоккеистом, но увидел абсолютно дружеское к себе отношение. Более того, когда я вышел на арену, на которой отыграл два чемпионата мира, стадион встал и долго аплодировал. С одной стороны, политика была важным моментом, а с другой... люди-то запомнили прежде всего яркие впечатления именно от соревнований. В этом смысле спорт как объединяющий народы фактор очень важен. О том, что мы, россияне, завоевали и Европу, и Северную Америку, свидетельствует и тот факт, что меня ввели во Всемирный зал хоккейной славы в Торонто.

Москва, декабрь 2009 г.

ВЛАДИСЛАВ ТРЕТЬЯК

Третьяк Владислав Александрович — президент Федерации хоккея РФ, депутат Госдумы. Родился 25 апреля 1952 г. в Московской области. Чемпион мира 1969,1970,1971, 1973 - 1975, 1978 - 1983 гг.; олимпийский чемпион 1972,1976,1984 гг.; 12-кратный чемпион СССР; лучший хоккеист XX века.

— Во времена Советского Союза спортсмены считались обеспеченными людьми. Выходя на пенсию, рассчитывали, что смогут тратить сбережения всю жизнь. Как выживали в 1990-е?

— Мы думали, что нам хватит. Но государство кинуло всех, и деньги превратились в ничто! И у пап, и у мам, и у бабушек... После девальвации я мог только два-три раза сходить в ресторан и — нет денег! Естественно, спортсмены стали нищими, как и все. Другое дело, кто-то из актеров или строителей может продолжать заниматься своей профессией, а я уже не могу встать в ворота. Хорошо еще хоть у меня дача была, квартира, мебель... А здоровья нет уже, и нет возможности зарабатывать. Многие спортсмены просто спились. Некоторые не нашли себя в новой жизни. Теперь совсем другое, а в 1990-е годы наши спортсмены в такой попали переплет!..

— У Вас не было желания, подобно Фетисову, побороться с советской системой, чтобы вырваться на Запад и там заработать?

— В 1984 году, когда я закончил играть, ни один нормальный человек такой борьбой не стал бы заниматься. Фетисов-то начал пытаться уехать в 1987 году. Когда «Огонек» стал писать, появилось недовольство... А убегать из СССР я никогда не хотел. Мне предлагали остаться на Западе, но я всегда отвечал, что если и уеду, то только официально. Поэтому ко мне и перестали приставать.

— Но ведь заморские хоккейные менеджеры еще при советской власти попытались заполучить Вас к себе в НХЛ, они вышли даже на уровень Политбюро!

— Мне об этом рассказывал генеральный менеджер канадцев. Вызвали, по-моему, канадского посла и генерального менеджера «Монреаля»... к Суслову. На этой встрече канадцы попросили, чтобы мне разрешили в 1984 году заключить с ними контракт и уехать играть за «Монреаль Канадиенс». Я был, в принципе, согласен. В СССР я уже закончил играть. Но Суслов сказал: «У Третьяка папа — генерал армии, возглавляет Дальневосточный военный округ. Третьяк не согласен на ваше предложение, потому что не хочет обижать папу». Я об этом узнал только через десять лет!

— ...У Вас действительно такой папа?

— Нет, у меня папа майор Советской армии и никакого отношения к Дальневосточному округу не имеет. Суслов все это придумал.

— В Канаде действительно есть действующий доллар с изображением Третьяка?

— Да, вот он стоит... (Указывает на стеклянную витрину с различными кубками и другими спортивными наградами. На соседней стене — тоже под стеклом — легендарный красный свитер от хоккейной формы с двадцаткой на спине и надписью «Третьяк».) Это монета. (Достает доллар из витрины.) Вот на одной стороне королева Англии, а вот я — тут мне гол забивают в 1972 году. Мне по этому поводу часто говорят; «Ну как это?! Тебе забивают гол на деньгах!» Я всегда отвечаю: «Я готов быть на любых деньгах, даже если мне и забивают. Это история!» Если в капстранах попадаешь на деньги — это честь. А тут еще и представитель Советского Союза попадает... Что уж тут говорить.

— Ваша популярность за океаном была так велика, что двойники, говорят, появлялись...

— В Детройте. Это я сам прочитал в газете. К Элвису Пресли подошел какой-то человек, знающий пару слов по-русски, и сказал; «Я — Третьяк! Приехал в Детройт играть в хоккей. Негде остановиться...» Пожил у Пресли недельку, поел-попил, потом говорит: «Чего-то я засиделся» — и поехал в Детройт. Позвонил в клуб: «Я Третьяк!» Все обалдели! Ну, а какой он «Третьяк»? На коньках кататься не умел. Но зато вот у Пресли пожил! Теперь у меня такое ощущение, что и я пожил там... (Смеется.)

— Можно сказать, что хоккей достиг таких высот в 1970-е годы, потому что был любимым видом спорта Леонида Ильича?

— Да, конечно. Брежнев очень любил хоккей! Он и фигурное катание любил, но хоккей для него был превыше всего. Он присутствовал не только на всех матчах сборной, но и на многих играх чемпионата страны. Однажды, в 1981 году, я даже ходил к нему в ложу в перерыве между периодами матча СССР —

Финляндия. Прямо в форме! Прибежал за нами министр спорта: «Давайте поздравим Леонида Ильича с днем рождения, он ждет!» Как парторг сборной я вручил Брежневу подарок. Он меня расцеловал, поблагодарил за недавнюю победу в Кубке Канады и спрашивает: «А чего вы сейчас-то финнам проигрываете?» А мы в этот момент, как назло, действительно проигрываем 1:2! Я говорю: «Не волнуйтесь, Леонид Ильич, мы у финнов всегда в конце концов выигрываем. Просто сейчас пока вот так получается. Все будет в порядке!» Он опять: «А почему у вас фамилии на форме на английском языке написаны?» Отвечаю: «Потому что международный турнир». В результате за ночь нам пришили надписи на русском языке, чтоб Брежнев знал, кто есть кто из игроков. (Смеется.) Но в принципе, он очень тепло к нам относился: и зарплату, и ордена давал...

— Присутствие на матче генерального секретаря ЦК КПСС как-то сказывалось на атмосфере на стадионе?

— Сказывалось, конечно! Все-таки Леонид Ильич был первый человек в государстве. Это придавало больше ответственности, мы старались лучше играть. Тем более он болел за ЦСКА.

— У Вас медалей больше или у Леонида Ильича?

— Наверное, у Леонида Ильича Брежнева побольше... (Смущенно смеется.) Но я где-то рядышком с ним стою. За хоккей ни у кого нет в мире столько наград, сколько у меня. Это официальные данные. Если попытаться все мои медали поднять... ну, килограммов десять, наверное, будет!

— Еще немного затронем тему: политика и хоккей. Политический момент присутствовал в международных матчах?

— Конечно. Например, с чешскими друзьями нельзя было драться, а с американцами можно. Хотя у нас был период напряженных отношений именно с чешской командой. Был такой случай в 1976 году. Мы играли в турнире «Руде право». И Александр Гусев применил силовой прием к чешскому игроку. Тот упал, и его унесли на носилках. Поднялся шум... На следующий день в Москве нас вызвали к министру спорта Павлову. И тот нам заявил, что мы хуже врагов социализма! А хуже врагов социализма тогда мог быть только предатель родины. Так что мы, знаменитые хоккеисты, стали предателями родины. (Улыбается.) Гусеву сообщили, что он вообще больше не будет играть в хоккей. Оказывается, Брежневу позвонил первый секретарь компартии Чехословакии Гусак и нажаловался, что мы грубо играем. Брежнев «вставил» Павлову. А Павлов «вставил» нам. Но уже через месяц в Инсбруке мы выиграли Олимпиаду. И нас как бы простили.

— «Период напряженных отношений с чешской командой» — это Вы имеете в виду отголоски 1968 года?

— Да! Публика и плевалась, и танки рисовала!.. Было не очень приятно. Все время были какие-то плакаты, недовольство. Чехословацкие хоккеисты с нами не здоровались. Так что это они подмешивали политику, мы к политике относились спокойно. Приходилось отдуваться и за Афганистан. В Канаде — меньше, а вот в Америке, в Филадельфии и других городах: «Убирайтесь из Афганистана!» И все время: «Афганистан! Афганистан!» В общем, и американцы политику со спортом тоже мешали. Но естественно, когда мы ехали играть с американцами, то понимали, что должны доказать, что советский строй сильнее всех.

— Вот Вы сказали, что были парторгом, Владислав Александрович. Военно-политическую академию имени Ленина окончили. А сейчас вот в Бога верите...

— А я всегда верил! В кодексе строителя коммунизма написано практически то же самое, что и в Библии.

— Вы были богатым человеком в СССР?

— Да, был небедным. Все-таки пятнадцать лет за сборную отыграл. Мы получали не только зарплаты, но и премии. Полторы тысячи рублей за победу на чемпионате мира, за победу на Олимпиаде — три. Машины покупали только за свои деньги. За «Волгой» надо было еще в очереди отстоять четыре-пять лет. А вот квартиры нам давали бесплатно, и улучшенной планировки. В Москве я от ЦСКА сначала получил однокомнатную квартиру. Потом, когда женился, двухкомнатную. Затем дали трехкомнатную на Профсоюзной улице, в которой я и сейчас живу. Хорошая квартира. Все остальное было по блату, за деньги. Бананы, цветы... То есть бывали, конечно, ситуации, когда на рынке увидит меня какой-нибудь торговец: «О-о-о-о! Третьяк! Давай тебе машину арбузами загрузим...» И ни копейки не возьмет.

— Вы действительно сделали в хоккейном мире много открытий?

— Да. Я первый стал играть в позиции «бабочка». Или «баттерфляй». В любой ситуации при нижней шайбе вратарь садится и — колени в сторону. Или делает шпагат. Раньше отбивали шайбы совершенно по-другому. На тренировках Тарасов (старший тренер ЦСКА 1947 — 1975 гг., старший тренер сборной СССР 1962 — 1972 гг. — Прим.авт.) говорил мне: «Так нельзя!» И для него я специально тренировался по-старому. Но в игре все делал по-своему. Однажды, уже после 1972 года, я летел в Канаду. В самолете ко мне подходят с вопросом: «Правда ли, что по Вашему поводу специально заседало Политбюро? Нашли Вашу маму, которая якобы играла в хоккей, а Вам, маленькому мальчику, якобы специально сломали ноги и сделали операцию, чтобы Вы могли таким образом класть щитки и не пропустить ни одной шайбы?» Спрашивали всерьез. Они не думали, что кто-то может играть в хоккей лучше них. Сейчас только один Набоков играет в старом стиле. А во всем мире все давно играют в стиле Владислава Третьяка. Или маска. Сейчас ведь маска, в которых все играют, тоже моя. Маска Третьяка, так ее и называют. Вот видите (указывает на стену с фотографиями), основная часть с решеткой — от меня пришла.

— Какая скорость у шайбы?

— Под двести. Без маски убьют, и даже глазом не моргнешь.

— Из нападающих кого больше всего боялись?

— Я никого не боялся. Я уважал. На тренировках — Фирсова. У него был бросок — с ума сойти! Из западных... Самый сильнейший бросок в Канаде у Дениса Хала. В каждой команде есть сильнейшие в этом смысле. Их я приблизительно знал. Дело ведь не в силе броска, а в умении забить. В «Динамо» — Мальцев. В «Спартаке» — Старшинов, Якушев, Шалимов. В «Химике» — Ляпкин. В рижском «Динамо» — Балдерис. Глинка из Чехословакии. Под каждого такого выдающегося игрока я подстраивался, изучал его: как и откуда он бросает... Картотека в голове была. Для этого и просматривал матчи, чтобы знать главных противников.

— Лучший хоккеист всех времен и народов Харламов?

— Я думаю, что в Советском Союзе — да. А из всех народов... еще и Гретцки, и Горди Халл. Их нельзя сравнивать с Харламовым, но они не хуже. Версии о том, что Харламов выпивши сел за руль и разбился, не соответствуют действительности. Он в девять утра ехал на тренировку. В девять утра кто пьет? Жена сидела за рулем. Не вписалась в поворот. Несчастный случай.

— Лучшая хоккейная пятерка по-Вашему? Михайлов — Петров — Харламов...

— Я не могу назвать. А чем были хуже Ларионов — Макаров — Крутов? Или Альметов — Александров —

Локтев. Я застал все звенья, поэтому мне трудно составить лучшее. Каждый был хорош для своего времени. Всех не соединить, понимаете? У нас очень много выдающихся хоккеистов было.

— Лучший тренер, по-Вашему?

— Сегодня Быков. Раньше были Тихонов, Тарасов. Чернышов был хорошим тренером.

— В Вашем столь раннем уходе — в тридцать два года — из хоккея действительно отчасти виноват Виктор Васильевич? Не разрешил Вам ездить на тренировки из дома во время сборов.

— Я его не осуждаю. Он сказал: «Дисциплина у меня для всех одна! Ради тебя я ее менять не буду!» И я ушел.

— ...непобедимым.

— Да. Никто меня не видел умирающим на площадке. Это правда. Печально, когда на знаменитого человека смотрят с жалостью. Лучше уйти и не позориться. Но очень сложно сказать самому себе, что ты не тот, что был раньше. Есть люди, которые уже толком не играют, а по инерции считают себя игроками такого класса, какими они были в прошлом. Очень сложно расставаться со славой! Я даже в матчах ветеранов не встаю в ворота. Не хочется плохо выглядеть. Всему свое время.

Москва, июль 2009 г.

ВЯЧЕСЛАВ КОЛОСКОВ

Колосков Вячеслав Иванович — почетный президент Российского футбольного союза. Родился 1$ июня 1941 г. в Москве. В 1979 г. назначен начальником Управления футбола СССР. При Колоскове советские клубы завоевали Кубок обладателей Кубков УЕФА в 1981 и 1986 гг. Кандидат педагогических наук, профессор.

— Вы возглавляли Управление футбола СССР, в том числе и во времена падения «железного занавеса» — после гибели Советского Союза, когда спортсмены ринулись на Запад конвертировать свои таланты в валюту. Как происходил этот процесс в футболе?

— У нас все было четко организовано. При Госкомспорте СССР была создана специальная организация, которой было разрешено заключать контракты с зарубежными клубами для направления туда наших футболистов, хоккеистов и так далее. Одним из первых уехали в «Ювентус» Заваров из «Динамо» (Киев), в «Тулузу» Хидиятулин, позже Дасаев в «Севилью». Деньги от этих контрактов получал в основном Госкомспорт, футболистам доставалось в лучшем случае 30% от общей суммы договора. Правда, премиальные они получали полностью — это были их деньги. Футболисты на законных основаниях работали за границей, и мы их там постоянно контролировали. Но массового оттока футболистов на Запад в то время у нас не было, потому что не было востребованности в советском футболе. Харин, Кирьяков, Бородюк... В основном единичные случаи. Но, повторяю, никаких скандалов в отличие от хоккея в этом плане не было. А в хоккее при мне просто-напросто на Запад убежали Могильный и Федоров, их выкрали и увезли за границу. Скандалы в хоккее были вызваны тем, что хоккеисты уезжали напрямую, минуя Госкомспорт, поскольку советский хоккей был на Западе востребован. Сравните достижения футболистов и хоккеистов.

Что касается судеб наших первых футбольных легионеров... Это дело чисто психологическое. Не каждый сумел адаптироваться к новой реальности, вписаться в новый уклад жизни, соответствовать новым требованиям. Практически ни у кого не получилось, кроме, пожалуй, Бородюка. Быстро вернулись Заваров, Хидиятулин, Шалимов. У хоккеистов же — особенно в новом поколении — десятки стали на Западе мегазвездами.

— С распадом СССР отечественный спорт заполонили иностранные тренеры. Как относитесь к такому нашествию?

— В свое время я действительно был убежденным противником того, чтобы сборную России тренировал зарубежный специалист, пока сам лично как руководитель национальной Федерации футбола не исчерпал лимит отечественных тренеров на этом посту. Газзаев, Семин, Бышовец, Романцев... Когда некоторые из них пошли по второму кругу, я понял, что нового они из себя представить ничего не смогут и полностью исчерпали свои возможности.

— Приближался ли кто-нибудь из советских тренеров по классу к мировым тренерам?

— Смотря что брать за критерий мастерства тренера. Результат. У Бескова, к примеру, очень длинная тренерская биография. Он впервые руководил сборной еще в 1964 году на чемпионате Европы в Испании, где после триумфа Качалина в 1960 году в Кубке Европы в Париже мы проиграли испанцам 1:2. Бескова сняли с работы «за плохой результат» — второе место! Второе место на чемпионате Европы также было и у Лобановского в 1988 году в Германии. Четвертое место в мире было у Николая Петровича Морозова в 1966 году в Англии. Качалин еще выиграл Олимпийские игры в Мельбурне в 1956 году. Вот по победным титулам, наверное, Качалин лучший, а за ним Лобановский и Бесков. Никаких других критериев, очевидно, рассматривать не стоит: и тот и другой, работая в клубах, добивались больших результатов. У Лобановского они чуть повыше, потому что он выиграл Кубок кубков и Суперкубок УЕФА с «Динамо» (Киев). И все-таки Бескова и Лобановского я бы поставил в один ряд.

В постсоветской России, если опять же отталкиваться от результата, Кубок УЕФА выиграл Газзаев, а Семин и Романцев ничего не выиграли. В этом смысле Газзаев — тренер номер один. Все трое, в принципе, отвечают критериям современного тренера, но, как вы знаете, поработав в сборной, никто из них ничего не добился...

— Потому что школа не та?

— Раньше подготовкой футбольных тренеров действительно занимались намного серьезнее и профессиональнее. Высшая школа тренеров была создана по решению ЦК КПСС. В принципе, эта школа как очно-заочная существовала давно, в ней еще учились Маслов, Тарасов, Чернышев, Симонян. Но на каком-то этапе мы поняли, что тренерское образование необходимо поставить на постоянную основу, и в этом нас поддержало правительство Советского Союза и, как я говорил, ЦК КПСС. Была создана эта школа. Туда приходили выдающиеся футболисты, которые уже закончили играть и имели огромный опыт за плечами. Всех, конечно, не перечислишь, но... Валентин Иванов, Эдуард Малофеев, Виктор Прокопенко — такого калибра были люди! И они два года, как говорится — с отрывом от производства, учились в этой спортивной футбольной школе. Причем им платили стипендию в размере зарплаты, которую они получали, будучи футболистами. У них было полностью государственное обеспечение: экипировка, разъезды, командировки, общежития.

Мы приглашали из-за рубежа ведущих специалистов читать им лекции, несколько раз в год они ездили на стажировки в ведущие клубы мира. Три-четыре выпуска эта школа, пока мы не исчерпали всех наших выдающихся футболистов, у которых были задатки стать тренерами, работала очень эффективно. Потом пошел второй эшелон учащихся, классом пониже, и у государства к школе стал пропадать интерес. В конце концов она потихоньку умерла. После развала СССР в этом смысле была мертвая зона достаточно продолжительное время, но потом мы эту школу восстановили при Академии физкультуры — сейчас это Государственный университет физкультуры и спорта, где есть кафедра футбола. Но нынешняя Высшая школа тренеров никак не похожа на ту, советскую, школу, которая была раньше: очно-заочное обучение, минимум практических и теоретических занятий и стажировок, по-моему, раз в курс они съездят в Турцию... Совсем другой уровень преподавания. Поэтому и выпуски в этой школе далеко не те, что раньше. И это наш провал.

— После крушения Советского Союза договорные матчи стали расхожим понятием. А в советское время были договорняки?

— Тут важно понять, что такое договорной матч, а что такое матч, когда результат устраивает обе стороны. Лобановский в таких случаях правильно приводил пример: если шахматисты видят, что их устраивает ничья, они могут официально об этом договориться, пожать руки и разойтись. Возникали, конечно, порой ситуации, когда кому-то были нужны очки, а кому-то не нужны. Тренеры — друзья-приятели, футболисты друг друга хорошо знают, чего им в такой ситуации биться? Один клуб как был, так и останется на 7-м месте, а второй может чемпионат выиграть. Вот такой мог быть вариант. Я говорю о том, что если покупные матчи и были, то единицы, а остальные договорняки такого вот рода. Или. Вылетает, предположим, какая-то команда из лиги, а решающий матч предстоит с командой из того же министерства — вполне могли договориться через руководство министерства. К примеру, был Тяжмаш в Днепропетровске. Директор завода Макаров мог позвонить директору «ЛОМО»: «Мы вылетаем, скажи своим, чтобы не упирались...» — «Нет проблем!» Вызывает тренера: «Тут такое дело, товарищ звонил, не убивайте народ, хорошо?» Я рассуждаю гипотетически, это сейчас внимательно следят, чтобы у одной фирмы не было несколько команд на балансе, чтобы не возникал конфликт интересов. Или вот еще какая ситуация могла быть раньше, в которой, кстати, обвиняли покойного Лобановского. Первый секретарь ЦК Украины Щербицкий мог позвонить ему и сказать: «Имей в виду, выиграете у «Таврии» — положишь партийный билет!» Но денег в таких случаях никаких не было, конечно. Их вообще не было около футбола тогда. Сколько мы тогда ни собирали комиссий, так никого ни в чем не уличили.

— «Московский «Спартак» и остальные клубы, задававшие тон в нашем футболе в 1990-е годы, обращались к Вячеславу Колоскову с просьбами перевести заработанные футболистами швейцарские франки за границу. Колосков помогал, именно его подпись стоит на всех официальных письмах в УЕФА с просьбой перечислить средства, заработанные российскими клубами в еврокубках, на иностранные счета...» Как прокомментируете? Это они так налоги скрывали?

— Да, я действительно разрешал, но при чем здесь налоги? Налоги — это не мое дело, а дело соответствующих контролирующих органов. Клубы часть средств оставляли на зарубежных счетах для того, чтобы обеспечивать свое участие в соревнованиях, сборах за границей и так далее. Это не запрещалось ни нашим законом, ни законом УЕФА. Команды, которые получали деньги за участие в европейских кубках, часть средств аккумулировали на своих счетах за рубежом. Причем все это делалось гласно: УЕФА присылало нам цифры, сколько они заплатили конкретному клубу, клуб писал нам бумагу, мы давали ему официальное разрешение, все регистрировалось. Ничего здесь я не вижу. Это была помощь клубам.

— Изменился ли на Вашей памяти отечественный футбольный болельщик?

— Я начал смотреть футбол в 1955—1956 годах, когда был подростком. Болельщики на стадионах были устоявшейся публикой лет 35—45, пацаны проскакивали редко — все-таки не всегда и деньги на билет были. Культура боления была высокая: без оскорблений, хотя и эмоционально, в рамках полученного воспитания. Позже появились фанатские группировки, в которых не было ничего плохого: шарфы, флаги, специальные атрибуты... Но дело не доходило до поножовщины, договоренностей о местах, где группировки будут выяснять отношения на кулаках.

Все это начало развиваться в худшую сторону с потерей общей нравственности в стране, с прекращением какой-либо воспитательной работы с молодежью. Все было пущено на самотек — демократия во всем. Фанатские движения ширились на фоне разрастающегося бандитизма и криминальных фильмов. В их рядах появились качки, специально подготовленные к дракам люди, появились провокаторы, возможно, что появились даже организаторы всех этих побоищ. И здесь на каком-то этапе милиция упустила эту ситуацию из-под контроля. А их же всех было видно даже чисто внешне. Я помню, идут на стадион «Динамо» группой человек в сто, бритые, с наколками, порой с цепями... И никто их не останавливал, пропускали. В этой ситуации что-то может сделать и клуб: поставить своих болельщиков на учет, выдать им удостоверения и так далее. Но этим надо заниматься профессионально и на постоянной основе.

— В СССР, да и отчасти сегодня в России, было принято сравнивать успешный хоккей с провальным футболом. Не потому ли, что хоккей власть любила больше футбола? Насколько активно вторгалась власть в Вашу епархию, Вячеслав Иванович?

Данный текст является ознакомительным фрагментом.