Доклад о коррупции

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Доклад о коррупции

Этот ролик долго лежал на сайте пресс-центра адвокатов Ходорковского под названием «Как все начиналось» [116]. И конечно, он есть в интернете: http://www.youtube.com/watch?v=cYGA5sIhWhc.

Итак, февраль 2003-го. Москва. Кремль. Встреча президента Путина с промышленниками и предпринимателями.

Выступает Ходорковский. Наглядно, со слайдами. Такие «презентации» он будет устраивать даже во время второго процесса в Хамовническом суде. Эта называется «Коррупция в России — тормоз экономического роста».

— Еще более опасным является, что на базе существующих тенденций формируются представления нового поколения о том, что им придется ожидать во время своей трудовой жизни, — говорит он Путину. — Если вы посмотрите на следующий слайд, вы увидите, что в институт, который у них считается готовящим кадры для наиболее богатой отрасли, для нефтегазовой, это Губкинский институт, конкурс на одно место составляет чуть больше двух человек, зарплата специалиста после окончания этого ВУЗа составляет 450–500 долларов. В тоже время в Налоговой Академии конкурс на одно место 4–5 человек, а зарплата специалиста после окончания, официальная зарплата специалиста — 150–170 долларов. В Государственном университете управления ситуация еще более выпуклая. Молодое поколение является прагматичным, и если мы даем ему такие ориентиры, то нам об этом, наверное, стоит подумать. [117]

Посмотрим на следующий слайд. Масштабы коррупции в России оценивают эксперты четырех организаций. Приблизительно одинаково, в районе 30 миллиардов долларов в год. Это 10–12 % ВВП. Хочу обратить внимание, что налоговая нагрузка составляет у нас в районе 30 % ВВП.

— Потом по поводу вузов, да? То, что конкурс в Университет управления 5–6 человек на место, а в Налоговой академии 4–5, а в институте, где готовят специалистов для энергетики, меньше, хотя зарплата выше, — отвечает Путин. — Ну, наверное. Но вот что бы хотелось высказать: все-таки презумпция виновности наших абитуриентов — это не очень правильно.

Презумпция виновности — это, конечно, неправильно. Причем не только для абитуриентов. Но статистика красноречивая.

— А есть и другие также составляющие, — продолжает Путин. — Вот вы говорили про «Роснефть» и сделку с «Сибнефтью». Я думаю, что конечно… председатель совета директоров должен как-то отреагировать на то, что вы сказали, объяснить. Хотя некоторые вещи, конечно… на первый взгляд, на поверхности лежат. Так вот, есть компании, которые должны увеличить свои запасы, у которых запасов не хватает, а некоторые другие нефтяные компании, как, например, компания «ЮКОС», имеют сверхзапасы. Как она их получила — это вопрос в плане обсуждаемой нами сегодня темы.

В том числе и вопросы неуплаты налогов. Мы с вами это обсуждали, Да? Совсем недавно. Что и у вашей компании были проблемы с уплатой налогов, но надо отдать должное руководству компании «ЮКОС»: она договорилась с налоговой службой, приняла все претензии и закрыла все проблемы. Закрывает все проблемы с государством. Но как-то эти проблемы возникли. Может быть, именно поэтому конкурс в Налоговую Академию 4–5 человек. Вот поэтому я возвращаю вам вашу шайбу.

Запомним.

Закрыла, значит, компания «ЮКОС» все проблемы весной 2003-го. Или закрывает.

Госкомпания, которой не хватает запасов — это «Роснефть».

Не пройдет и двух лет, как «Роснефть» увеличит запасы.

В ходе банкротства «ЮКОСа».

«Юганскнефтегаз» будет продан ей уже в 2004-м.

Слова Путина звучат как наезд на наезд, как ответный выпад, как реакция на обвинения.

Но ведь Ходорковский лично его ни в чем не обвинял. Даже государство еще не Путин. Тем более, «Роснефть».

Что это за сделка с «Сибнефтью», которую упоминает Путин? В записи именно так: «Сибнефть», хотя, скорее всего, президент оговорился.

Валерий Панюшкин подробно описывает эту сцену в «Узнике тишины», хотя скорее пересказывает, чем приводит стенограмму. Он пишет, что Ходорковский бледен, и голос его дрожит.

Я смотрела этот ролик раз двадцать, но дрожи в голосе так и не услышала. Только вначале Ходорковский чуть-чуть спотыкается, но набирает в грудь побольше воздуха, решается и говорит дальше почти без запинки.

А о бледности судить трудно по ролику, качество которого далеко от идеала.

Скорее Ходорковский говорит ровно (и громко!), зато Путин не сразу находит, что ответить. А когда придумывает про презумпцию виновности — очень радуется находке и тут же становится увереннее в себе.

«Но это еще не все, — пишет Панюшкин. — Ходорковский продолжает говорить. Очень тихим голосом, голос еле слышен. Сотрудники «ЮКОСа» утверждают, что очень тихим голосом Ходорковский говорит, когда взбешен, когда в ярости.

Но, может быть, голос его тих и от страха. Он говорит:

— Надо сделать коррупцию постыдным явлением. Вот возьмем, например, покупку «Роснефтью» «Северной нефти». Все считают, что сделка эта имела, так сказать, дополнительную подоплеку…

Зал замер. Они понимают, о чем речь. Полунамеками, но высказал все же Ходорковский президенту в лицо страшное обвинение. Дело в том, что незадолго до этой встречи государственная компания «Роснефть» купила крохотную нефтяную компанию «Северная нефть», значительно за нее переплатив. То есть государство купило частную компанию по заведомо завышенной цене. Если в девяностые годы коррупция заключалась в том, что государство распродавало свои компании задешево, то в двухтысячные годы не в том ли заключается коррупция, что государство слишком задорого скупает частные компании? Вот что сказал Ходорковский. Это все равно как сказать президенту: «Вы и ваша команда — вы и есть первые коррупционеры». Впрочем, Ходорковский поправляется: — Да, коррупция в стране распространяется, и вы можете сказать, что с нас-то, — Ходорковский обводит взглядом сидящих за столом, — с нас-то все и началось.

Ну… когда-то началось, а когда-то надо и заканчивать».

Я готова поручиться, что в ролике этого нет. Не говорил этого Ходорковский. Ни про «Северную нефть», ни последней фразы. Разве что в другой части разговора, не попавшей в запись, или вообще в другом разговоре. Или вырезано это из ролика.

Даже если я не расслышала «тихий» голос. Там просто паузы нет.

24 февраля 2003-го в «Новой газете» появилась статья, посвященная докладу Ходорковского о коррупции. «Северная нефть» там не упоминается, и настрой не в пользу Ходорковского. Правда, очень интересная подпись: «Александр Добровинский». Тот ли? Корпоративный адвокат иногда развлекался журналистикой. Я видела статьи, безусловно написанные им. Да и стиль похож. Так что вполне возможно.

«Встреча президента Путина с олигархами воскресила былинные образы, — пишет Добровинский. — Купцы пришли к царю-батюшке жаловаться на произвол бояр и государевых опричников. Хотели открыть ему глаза, чтобы осознал, наконец, сколько коррупционеров расселось на царской исполнительной ветви власти».

И ни слова об обвинениях в чем-либо Самого. Так, ходоки пришли.

Зато «Коммерсант» описывает встречу очень подробно, и там все есть [118]. И про «Северную нефть», и про то, с кого все началось. Но всерьез не воспринимает. Тон статьи вполне ироничный, под стать Добровинскому. И название соответствующее: «Владимир Путин взял острое интервью у олигархов».

Обвинений президента автор не видит вовсе. Напротив, Андрей Колесников замечает, что Путину «пришлось слушать, как олигархи с азартом подставляют друг друга, исповедуются и каются».

«Вот возьмем, например, покупку «Роснефтью» «Северной нефти». Все считают, что эта сделка имела, так сказать, дополнительную подоплеку… Здесь присутствует президент «Роснефти» — не знаю, подтвердит ли он это?» — цитирует Ходорковского «Коммерсант».

И продолжает: «Господин Богданчиков сидел, не шевелясь. Он просто окаменел. Видимо, боялся подтвердить или опровергнуть».

То есть эту реплику Ходорковского тогда восприняли как выпад не против Путина, а против главы «Роснефти» Богданчикова.

Обратите внимание, что в тексте Панюшкина Богданчиков вообще не упоминается…

И еще одна интересная деталь: оказывается инициатива поговорить о коррупции исходила вовсе не от Ходорковского… а от Путина: «Владимир Путин заявил, что хотел бы поговорить о коррупции. Цель — искоренить ее. Но не карательными мерами, нет. Надо только создать правила, которые будет легче соблюсти, чем обойти».

Что же тогда так возмутило президента? Почему он бросается в атаку? Вроде бы его собеседник полностью в теме: «Михаил Ходорковский рассказал участникам встречи занимательную историю о том, что еще два года назад министерство, например, топлива и энергетики, было самым коррумпированным ведомством в стране. (Под чьим это, значит, руководством?) А сейчас уже нет! Этого удалось добиться несколькими нехитрыми действиями — и прежде всего, чиновникам запретили самостоятельно менять шкалу налогов». [119]

То есть вот, в одном месте уже создали такие правила. Точно исполняем Ваши указания, господин президент.

Я даже не удивлюсь, если вдруг окажется, что этот доклад был согласован с Сурковым…

Если кого здесь Ходорковский и обвиняет, то уж никак не Путина, а своего давнего врага министра топлива и энергетики Виктора Калюжного.

Зачем вообще Ходорковскому обвинять президента в коррупции? С какой целью? Чего он хочет добиться?

Он же не сумасшедший, не Дон-Кихот, не борец с ветряными мельницами. Напротив, люди, лично его знавшие, считают его очень осторожным.

Может быть, это вообще не обвинение?

Эту встречу многие вслед за Панюшкиным сочтут главной причиной ареста Ходорковского. Не думаю, скорее это вершина айсберга, случайно увиденная широкой общественностью.

А главные события были скрыты от глаз.

В тот же день 19 февраля, когда Путин встречался с предпринимателями, в «Коммерсанте» была опубликована статья под названием «Михаил Касьянов ограничил раздел продукции» [120]. «Вчера председатель правительства Михаил Касьянов провел совещание по режиму соглашений о разделе продукции (СРП), — писал «Коммерсант». — Договорились о том, что СРП как разновидность общего налогового режима имеют право на жизнь, но их сфера применения будет ограничена особо сложными месторождениями. Иными словами, СРП так и оставят в сахалинской ссылке».

— Одна из причин преследований, и далеко не самая последняя, то, что в течение нескольких лет, ну, как минимум трех лет до этого, скоординированные действия четырех компаний: «Лукойл», «ТНК», «Сибнефть» и «ЮКОС», где «ЮКОС» задавал тон, — привели к снижению уровня коррупции, по крайней мере, в тех областях, которые касались нефтяного сектора, и это ударило по интересам колоссального количества людей, — рассказывает мне Василий Шахновский. — Все решения принимались совместно, но Ходорковский считался инициатором. Они понимали, что мы будем действовать дальше, и это тоже было одной из причин такого массированного наезда.

— А каким образом достигалось снижение уровня коррупции? — спрашиваю я.

— Законодательным. Мы достаточно эффективно лоббировали в Парламенте антикоррупционные как законы, так и поправки к законам. Например, в старые добрые времена, в девяностые годы, существовала даже такса за получение экспортных квот, а мы поддержали закон о равном доступе к трубе. Государство определило, какой процент от общего объема добытой нефти можно будет экспортировать. И каждая добывающая компания получала экспортную квоту, пропорциональную проценту добытой ею нефти. Т. е. если вы добыли 15 % от всей добытой нефти, вы получали 15 % от экспортного объема. Вам дали 10 % — значит, 10 %, и все ясно, прозрачно и не за что давать взятки. И такой закон был принят.

До этого действовал Закон о разделе продукции. В России его не было. Но в мире он существовал, и на основе этого принципа были подписаны отдельные соглашения с иностранными компаниями. В начале 90-х годов Ельцин подписал указы, по которым три месторождения использовали по закону о разделе продукции: Сахалин-1, Сахалин-2 и какое-то небольшое месторождение в Красноярском Крае. Отдельно по каждому из этих месторождений в рамках идеологии production sharing было принято три отдельных закона.

Там был такой механизм. Компании договаривались с правительством о доле природных ресурсов, которой могли распоряжаться. Эта практика защищалась международными договорами. Эти договора, как правило, ставились выше внутреннего налогового законодательства.

На тот период в России практически не было денег. Несколько крупных компаний, такие как «Шелл», и еще какие-то, продавили в самом начале, в 1993-м или 1994 году, два или три проекта на Сахалине. С Российской стороны лоббировал эти соглашения Богданчиков, который работал тогда на Сахалине. Если посмотреть на их соглашения с позиций сегодняшнего дня, это конечно воровство чистейшее. Но соглашения были заключены, и их надо было выполнять.

Дальше началась очень интересная история. Возникла инициатива заключить соглашения о разделе продукции с российскими компаниями. Основным мотором этого дела было «Яблоко». Они лоббировали законодательство о СРП, и оно было хорошо проработано. Суть его заключалась именно в этом. Компания с чиновниками договаривается об уровне налогообложения, независимо от того, какой уровень налогообложения в этот момент в стране.

После этого все выстроились в очередь на подписание СРП. Пробивали закон о разделе продукции, а это целый пакет законов. Там было два десятка законов.

Пробивался закон и параллельно формировался список месторождений (это были не только нефтяные месторождения), которые должны были разрабатывать на условиях закона о разделе продукции. Отдельно формировался список, причем тоже через голосование в Думе, то есть был закон о включении в список, но здесь список ждал своего часа. А потом пакет законов о СРП был принят в первом чтении и заморожен, потому что у него были противники.

Ну, в общем, бедная история! Но его лоббировали иностранные компании. К тому моменту, когда дело шло к принятию во втором чтении этого пакета законов, был сформирован перечень из нескольких десятков месторождений. Принималось последовательно несколько законодательных актов. Но весь механизм не вступил в силу, потому что все время говорили, что нужно разработать это, нужно разработать это.

И финальный пакет, без которого весь механизм не работал, который был принят в первом чтении — вот как раз его мы и заблокировали. И СРП в России не работает сегодня.

Кроме этих трех месторождений, ни одно месторождение: ни нефтяное, ни золото, ничего на условиях раздела продукции не разрабатывается.

Сторонники закона об СРП мотивировали это необходимостью притока средств, что, может быть, для первой половины 90-х имело смысл. Но не в 1997, 1998, 1999 году, когда компании встали на ноги, и появились деньги, и уж особенно в двухтысячном году. Вы представляете себе, когда сидят чиновник и бизнесмен и договариваются об уровне налогообложения? Представляете уровень коррупции?

— Да!

— То есть размер налогов не проходил через Парламент. Были посажены люди во все точки бюрократической цепочки, где должны были приниматься решения после того, как этот пакет законов был бы принят. Я знаю некоторых из этих людей, но, естественно, называть не буду. По нашим оценкам, по ценам 2000 года, если бы этот пакет законов был принят (а там был список месторождений, который предполагалось пропустить через соглашение о СРП), то в течение двух лет на взятки было бы роздано 4 миллиарда долларов. Это было бы экономически эффективно. Вот я, допустим, компания, которая собирается разрабатывать месторождение. Примитивнейший подсчет говорит о том, что я 10 % от прибыли готов отдать на взятку, потому что потом я сэкономлю 90 %.

Там была страшная битва. И нам удалось этот закон зарубить. То есть СРП в России не применяется. Причем я даже не представляю себе, какой уровень коррупции был бы сейчас в рамках этого закона. Представляете себе? Когда о налогообложении договариваются чиновник и бизнесмен.

«Депутаты поддержали и отдельных нефтяников — компанию «ЮКОС». Фактически по ее инициативе правительство и Дума почти уничтожили режим соглашений о разделе продукции (СРП) при разработке месторождений, — писала 30 июня за два дня до ареста Платона Лебедева газета «Коммерсант», подводя итоги весенней сессии Госдумы. — Дума приняла в трех чтениях закон, согласно которому новые месторождения (а их планировалось 33) под режим СРП будут отдаваться по остаточному принципу — лишь после проведения аукциона на предоставление права пользования недрами на общих условиях. Если же какое-то месторождение все же попадет под режим СРП, то инвестору придется отдать государству не менее 32 % общего количества произведенной продукции». [121]

«СРП было сравнительно мелким вопросом, — пишет мне Михаил Борисович. — Замечу — я выступал противником СРП, кроме шельфовых проектов».

Но коррупция не сводилась к СРП.

— Таких законов и поправок к законам, которые минимизировали коррупцию, было принято очень много, начиная с 1998-го — 1999-го и по 2004-й, — продолжает Василий Савельевич. — И это было широко известно. Разговоры о том, что мы купили Парламент, все отсюда, потому что мы действительно активно лоббировали экономические законы. Но абсолютно точно, я сам лично этим занимался и знаю это досконально, было два типа законов: антикоррупционные и касающиеся нефтяной отрасли — которые мы поддерживали, лоббировали. Помимо тех, которые нас просили поддержать в администрации президента, что тоже было очень часто. И не просто часто, а, пожалуй, чаще первых двух. Просила администрация президента и правительство напрямую: и бюджеты, и законы.

— Но если четыре компании боролись за эти законы, почему тогда именно «ЮКОС» так пострадал?

— Была выбрана одна компания, и по целому ряду причин. В том числе для того, чтобы остановить влияние антикоррупционной темы. Тема не самая последняя. Здесь мы были более активны.

Я думаю, что слова Ходорковского вовсе не были обвинением, и он не хотел ссоры с президентом. Это был крик о помощи. Он понял, сколько врагов нажил, и искал в Путине союзника. И вроде бы Путин протянул ему руку помощи: «Да, давайте поговорим о коррупции», — и посвятил этому встречу.

Но рука оказалась в отравленной перчатке.

Моя догадка оказалась верной.

«Без всяких сомнений, это была последняя и решительная попытка получить поддержку Путина, — пишет мне Ходорковский. — Речь шла о выборе между демократической и авторитарной моделями. Однако оказалось, что Путин свой выбор уже сделал».

Многие, наверное, не поверят в такого «наивного» Ходорковского, но вспомните, что это был 2003 год, уже произошел скандал с катастрофой «Курска» [122], уже разогнали НТВ и ТВ-6, но режим еще не вполне проявил свою сущность: выборы губернаторов отменили в 2004-м, не было дела «ЮКОСа», и суды сохраняли относительную независимость. А Путин еще воспринимался как свой: все-таки птенец гнезда Собчакова и преемник Ельцина. А с Борисом Николаевичем такие разговоры обычно получались. Он прислушивался к банкирам.

И, видимо, Михаил Борисович недооценил степень вмонтированности Путина в систему коррупции. Общеизвестные грехи «национального лидера» невелики. Ну, скандал начала 90-х в Питере с выдачей лицензий на вывоз за рубеж сырья и цветных металлов под поставки продуктов питания, которые в город почему-то так и не поступили. Об этом скандале писала в своем знаменитом, но, увы, полузабытом докладе Марина Салье [123], и это чуть было не стоило Путину должности в Петербургской мэрии.

Ну, покупка маленькой нефтяной компании по завышенной цене, причем не им лично. Мелочь по российским меркам.

Я думаю, что после смерти Владимира Владимировича состоится что-то вроде нового двадцатого съезда КПСС, на котором разоблачали «культ личности», и мы еще узнаем о Путине много нового и интересного.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.