Про любовь Юлия Штутина

Про любовь

Юлия Штутина

Юлия Штутина – историк, журналист; с 2005-го по 2009-й – редактор в «Ленте. ру», руководила рубрикой «О высоком» («Культура»)

Мне посчастливилось работать в «Ленте» между 2005 и 2009 годами, а с 2010-го и до увольнения Гали Тимченко и ухода дорогой редакции я изредка писала статьи для рубрик «Культура» и «Наука». Льщу себе мыслью, что по-настоящему далеко – несмотря на обстоятельства вроде рождения ребенка и переезда на край света – я не уходила, следовательно, провела в «Ленте» девять прекрасных лет.

Для меня «Лента» – это история про любовь. У многих людей наступает такой этап, когда заканчиваются внутренние силы работать ради выживания: хочется делать что-то еще и ради удовольствия, по любви. Так было со мной: я узнала от приятеля, что в «Ленте» ищут редактора в рубрику «О высоком». К тому времени я несколько лет работала в крошечном узкоспециализированном стартапе, который был ничем не плох, но скучен, так что предложение сходить на собеседование в «Ленту» показалось мне подарком судьбы.

Первое свидание с Галей и Славой Варваниным выдалось бодрым и напряженным. А главное, оно повергло меня в панику: оказывается, я, профессиональный читатель газет и аналитик заводов и пароходов, ничего не умею. Но мне почему-то предложили испытательный срок. На следующий день владелец стартапа вызвал меня к себе, сообщил, что уезжает навсегда в далекие края и предложил стать директором этого самого стартапа. Никогда я не испытывала такого облегчения, как тогда: «Нет, нет, я тоже ухожу и буду заниматься культурой». В тот день мне уже не казалось, что писать новости о книгах, кино, театре и музыке – это сколько-нибудь просто. Напротив, сложно, зато про любовь.

Думаю, в «Ленте» поработало немало людей, кто сразу почувствовал себя там не то чтобы уютно (нет, «Лента» – это точно не про уют и комфорт), но в своей среде. Мне очень долго было тяжело и не по себе: внезапно пришлось перекраивать себя заново и всему учиться. Удивительным образом это чувство дискомфорта и постоянного напряжения оказалось плодотворным. От природы я – жадный читатель, и мне выпала работа, где жадное, цепкое чтение – прямая обязанность. Я до сих пор с удовольствием вспоминаю большой спецпроект к премии «Оскар» 2006 года, для которого было решено написать хотя бы по абзацу обо всех номинантах – от режиссеров до гримеров. И мы продрались сквозь эти десятки, если не сотни, имен и к ночи вручения статуэток были невыносимо компетентны там, куда не ступала нога человека. Кажется, большого читательского успеха эта затея не имела, но мы выполнили чкаловский завет: «Если быть, так быть лучшим».

И это только один пример, а ведь были и другие, куда более заметные спецпроекты: об Олимпийских играх, об авиасалонах МАКС. Я уже не говорю об огромных «поздних» мегапроектах вроде «Страны, которой нет», созданных тогда, когда уже появилась возможность отправлять корреспондентов на места. И дело, конечно, не в объемах перепаханного редакторами материала, а в желании не делать халтурно, писать и объяснять все, что казалось важным и нужным. Из года в год как мантру на редколлегиях повторяли одну и ту же максиму: нельзя презирать читателя, мы работаем для читателя. Если пишется новость, то ее нужно писать так, чтобы она была понятна, у нее был бы контекст, и она не походила бы на клишированные заметки агентств. Моим фаворитом и по сей день остается заметка о летающих котах, она короткая, всего в четыре абзаца, но это те самые абзацы, которые делали «Ленту» «Лентой», а не «агрегатором новостей». Не могу удержаться и процитирую ее целиком:

«По сведениям корреспондента агентства «Интерфакс», жители центра Москвы минувшей ночью стали свидетелями того, как сильный порыв ветра поднял в воздух стаю котов. Журналист, ставший очевидцем редкого природного явления, утверждает, что коты «с дикими завываниями… проносились над землей».

Инцидент произошел в районе станции метро «Белорусская» в ночь с 25 на 26 марта 2008 года. По свидетельствам очевидцев, животные в результате удара стихии не пострадали.

По приблизительным расчетам эксперта «Ленты. ру» для полета плоского прямоугольного кота массой три килограмма площадью 500 см? с углом атаки в 10–15 градусов необходим порыв ветра скоростью больше 35 метров в секунду (стоит отметить, что ветер подобной силы способен разрушать дома). Отметим, что расчет этот, разумеется, условен, так как плоских прямоугольных котов в природе не бывает, а кота и вентилятора подходящей мощности в распоряжении редакции для проведения эксперимента на момент написания заметки не оказалось.

Сегодня, 26 марта 2008 года, в Москве было объявлено штормовое предупреждение, которое действовало до 14:00. Скорость порывов ветра в столице, по данным метеорологов, достигала 13, а по области – 18 метров в секунду».

Мне хотелось бы остановиться на еще одном ленточном феномене, который я больше нигде не наблюдала: вовлеченность друзей и родственников редактора в повышение качества издания, в частности в отлов ошибок и опечаток. Мне звонили и писали в любое время суток: исправь, уточни, нельзя, чтобы было плохо, у вас должно быть хорошо, лучше всех. Это было ужасно здорово и трогательно. Когда открылись ленточные форумы и в них стремительно натекли неглубокие, но обширные ямы вербальных экскрементов, я утешалась тем, что копрофагами наша аудитория не то что не исчерпывается, а даже не начинается.

У Сэлинджера в рассказе «Френни» есть эпизод, в котором Зуи Гласс объясняет своей сестре Френни, кто такая Толстая Тетя. Дело в том, что многочисленные дети семейства Глассов выступали в радиопередаче «Умный ребенок», и время от времени кто-нибудь из маленьких вундеркиндов бунтовал: «Зрители в студии были идиоты, ведущий был идиот, заказчики были идиоты», а Симор, старший из Глассов, требовал, чтобы ботинки детей были начищены. Кому нужны начищенные ботинки, если ты выступаешь на радио? Не говоря уже о том, что заказчики – идиоты и т. д. И Симор объяснял, что все это делается ради Толстой Тети. Дети сами додумывали, кто она такая: одинокая, смертельно больная старуха, в чьем раскаленном жарой доме постоянно бубнит приемник. Разве можно пренебрежительно относиться к такому слушателю? И дети понимают, что нет, нельзя. В финале рассказа Зуи объясняет сестре, что все вокруг – это Толстая Тетя, нельзя никого презирать, нужно все равно стараться. Примерно так я понимала свои обязанности в «Ленте» (минус, разумеется, мессианский аргумент, которым Зуи завершает разговор с сестрой). И конечно, не я одна. Мне представляется, что именно поэтому в одном из интервью Галя говорила о редакции, что «в каком-то смысле это была секта, а не семья».

* * *

Я – историк и невольно делю время на периоды. Как мне кажется, в «Ленте» было три периода: ранний – эпоха новостей, средний – эпоха комментариев и поздний, самый блистательный и яркий, – эпоха спецкоров и новых медиа.

Я пришла в редакцию более или менее в начале эры комментариев. Не то чтобы лонгридов – комментариев, статей – до тех пор совсем не было: они вполне себе существовали, но их писали буквально три человека, и стало очевидно, что при налаженном потоке новостей этого количества уже недостаточно. Сейчас, когда знаешь, как много отличных авторов работало в «Ленте», кажется странным, что лонгриды оказались непростым новшеством. И тем не менее хорошо помню, как Дима Иванов, тогда шеф-редактор, обходил по утрам наличный состав и кротко спрашивал буквально у каждого: «Будешь писать сегодня что-то?» Наличный состав гримасничал и уворачивался.

Впрочем, скоро написание комментариев удалось поставить на поток, и это оказалось востребовано. Хорошо написанный и оперативно выложенный лонгрид стал так же ценен, как и корректно оформленная и быстро выпущенная новость. Мне очень запомнился текст «Внутренняя угроза», написанный Ваней Яковиной, главным нашим экспертом по Ближнему Востоку. В Иерусалиме поздно вечером произошел теракт: террористы расстреляли студентов религиозной школы. Первая заметка появилась в «Ленте» в полвторого ночи, за ней последовало несколько новостей о развитии событий, а уже в девять утра был опубликован пространный комментарий, в котором не только суммировалось все, ставшее известным к утру, но также была собрана реакция СМИ, проведен анализ и предложен вариант развития событий. За давностью лет я уже не припомню, писал ли Иван комментарий в ущерб другим ночным новостям, много ли было ошибок в очень быстро выпущенном тексте, но факт остается фактом: большинство читателей «Ленты» к началу рабочего дня видели перед собой не только цепочку новостей, но и основательное обобщение главного события суток. В других СМИ к этому времени не было еще ничего похожего. (Любителям ярких текстов Яковины статья «Внутренняя угроза» запомнилась еще и вот этим пассажем: «Если приплюсовать к изложенному то обстоятельство, что «Хизбалла» недавно пообещала начать настоящую войну против Израиля, то начинает проясняться, кто стоит за последним терактом: уши его организаторов явно торчат из-за ливанских гор».)

Я вернусь еще раз в начало своей работы в «Ленте». Тогда движок сайта был устроен иначе, и народу было меньше, в частности, на всех пишущих редакторов был один бильд-редактор, то есть главный по картинкам. Рабочий день его был не бесконечен, и все-все редакторы обязаны были уметь не только самостоятельно искать картинки, но и обверстывать их в четырех размерах. Самая крошечная картинка называлась «ухом», она была самой трудной: в «ухе» должен был быть отражен смысл заметки или статьи. Коллеги, работавшие в те времена, наверняка помнят пламенные и остроумные объяснения Славы Варванина, технического директора, чем эти самые «ушки» могут быть, а чем не могут, и почему в этих гомеопатических изображениях был смысл. Так же серьезно относились к заголовкам-подзаголовкам-анонсам. И этому учили всех, и это делали все. Без этих навыков, разработанных и доведенных если не до совершенства, то до рабочего стандарта, из эпохи новостей никогда бы не проросла эпоха комментариев.

Практика комментариев помогла расширить «пространство борьбы»: в «Ленте» появились новые формы. Огромной удачей стали текстовые онлайны. Читатели писали в редакцию слезные письма с просьбой разрешить им посмотреть хоккей вместе с Андреем Мельниковым и Сашей Поливановым. А уж онлайны президентских пресс-конференций и общений с народом оказались единственно возможным способом сохранить рассудок и здравый смысл в потоке официоза. Невозможно забыть и ведшиеся сутками хроники войны в Южной Осетии или Майдана. И они не были бы тем, чем стали, если бы редакторы не умели писать новости, а заодно и выжимать из них ультракороткий дайджест в считаные минуты.

Если бы не было высокого рабочего стандарта новостей и комментариев, то редакция не сумела бы выдержать собственный вес тогда, когда появились спецкоры: самый блистательный репортаж, самая яркая колонка в окружении невыразительных новостей и скучных комментариев не заиграла бы и быстро канула в Лету.

Я вспоминаю эти подробности, потому что мне кажется, что из каждодневных, кажущихся бесконечно скучными постороннему человеку приемов складывалась редакторская практика, которая, в свою очередь, формировала картину дня. Когда старой «Ленты» не стало, то многие читатели, не говоря уже о коллегах-журналистах, отметили, что эта самая картина дня попросту перестала существовать – остались фрагменты и эпизоды. Мы сами не осознавали, насколько важно для нас было чтение «Ленты» каждый день. Вот когда ее не стало, тогда стало по-настоящему пусто и жутко. И вот уже той «Ленты» нет, и пишу я не статью, а что-то вроде мемуаров, и с какой же готовностью ради этого я отодвигаю все домашние дела, потому что мое настоящее дело – «Лента», хотя бы и как воспоминание.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.