Вместо предисловия

Вместо предисловия

Крошечный уютный мир — отец, мать и ребенок — существует дня два — от приезда из роддома до первого торжественного выезда с коляской на прогулку. Вот подошел к этому «первому персональному транспорту» соседский пятилетний малыш: что это там, в кружевах, сопит? Как отреагирует молодая мама: «Отойди, у тебя руки грязные» или «Правда, хороший?» Прогнать чужого пока очень легко, можно и вообще занавесить коляску от посторонних взглядов, но ведь не удастся всю жизнь прятать нового человека, да и самой маме не скрыться в гнездо, в нору, в берлогу.

Гордая и счастливая мать привезла своего месячного первенца первый раз в поликлинику. «Таня, Таня, — закричала участковая врачиха медсестре, — иди скорей, смотри, какой урод!» Умница и красавец, с маминой точки зрения, урод, с точки зрения врача, спокойно сосал пустышку и наблюдал за происходящим, что-то мотал на будущий ус, а что-то пропускал мимо розовых ушек.

«Ну этого не может быть, — сказал мне редактор, — нам никто не поверит, что ребенка при матери назвали „урод“, да еще где — в детской поликлинике».

Дело в том, что этой молодой матерью была я сама. А столкнулась я с этой «психотерапией», вернее, мы с сыном столкнулись, еще до его рождения. В приемном покое роддома я спросила врача, осматривающего меня (потому спросила, что начиталась и наслушалась леденящих душу историй о неправильных положениях ребенка и ужасно боялась), так вот я спросила, замирая от страха: «Доктор, у него голова внизу?» На что врач безмятежно ответила мне: «А у него вообще нет головы, здесь только спинка и мелкие части». Как говорится, «не мышонка, не лягушку, а неведому зверушку».

И что значит опыт! Когда меня осматривали перед рождением пятого ребенка, вдруг врач испугалась: «Боже мой, что это — у ребенка две головы?!» И я снисходительно улыбнулась ей: «Не бойтесь, доктор, вот это — голова, а вот это — попка!»

Пройдет немного времени, и ребенок окажется не только членом семейного коллектива, но и завсегдатаем песочницы, впервые осознает, что он — личность, что он может иметь, может отнять и заставить сделать по-своему. Или наоборот: у него могут отнять, его могут заставить.

Серьезные малыши копают песочек — какая умилительная картинка! «Давайте игЛать в детский сад», — предлагает девчурка. И берет на себя главную роль воспитательницы. Деловым голосом: «Ну-ка вы, недоношенные, стЛойтесь быстЛее!» Дефекты речи, будем надеяться, в садике выправят, но самое ли это главное? И что сделают мамы, обсуждающие в сторонке что-то интересное: режим питания? Вчерашний телефильм? Отношения с мужем?

Иногда след в душе ребенка может оставить вообще случайный человек, случайный эпизод. Как-то у нас потерялась пятилетняя Аська. Пошла гулять во двор и пропала. Искали всей семьей, обегали все соседние дворы, наконец я решила спросить соседку, не видала ли она девочку. Звоню, оказывается, Аська у нее. И соседка мне и говорит: «А она сказала, что ее выгнали из дома». Я ахнула, потому что ничего даже похожего вообще никогда ни с кем в семье не было. А соседка говорит: «Я ее спрашиваю, мол, за что же, Асенька, выгнали. А она говорит: ни за что, просто так, выгнали совсем, и все». И тут я сообразила: днем раньше ко мне заходила бабушка с внучкой, живущие двумя этажами ниже, рассказывали о своих семейных неурядицах, плакали, а я их чаем поила, успокаивала, как могла. Сидели мы с ними на кухне, а Ася была в комнате, занималась своими делами, и вот, оказывается, что-то отложилось, примерила к себе малышка чужую взрослую беду. Она не лгала, хотя именно так восприняли ее поступок старшие дети, и мне пришлось объяснить им, что ругать ее не надо, а надо успокоить: «Мы все тебя любим, тебя никто не может выгнать, ты наша девочка».

Из сада в школу, от проблемы к проблеме идет ваш ребенок, и вы мучаетесь и радуетесь вместе с ним, пытаясь решить очередную педагогическую загадку: согласиться ли, что у него учительница «крокодилица», или прочесть ему мораль о необходимости вежливого отношения к взрослым?

И все-таки мир ребенка — не проходной двор, где кто угодно может пройти, не вытирая ног, дети хорошо чувствуют границы этого мира — открытого всем ветрам, хрупкого, прозрачного, но недоступного даже для близких.

Помню, мы шли с шестилетним Саней, четырехлетней Настей и двухлетним Ваней в гости, и я по дороге «накачивала» ребят: «Ведите себя прилично, говорите „здравствуйте“, не хватайте со стола руками, что нужно, спросите с „пожалуйста“». Дети кивали головами на каждое мое поучение, но наконец, правила хорошего тона иссякли, а я все не могла остановиться: «И с хозяйским Вовой не деритесь». И тут же Настя поставила меня на место: «Ну уж с Вовой, мама, мы без тебя разберемся». Я запомнила этот урок, потому что не только мы учим детей, но и они нас.

Быть матерью — тоже профессия, и непрофессионально, по-моему, не пытаться защитить ребенка от злобы, от обид, от непонимания. Но и роль каменной крепости, куда дитя до старости бежит прятаться от дуновения ветерка, для матери тоже не подходит. Живые люди среди живых людей — наши дети и мы. Друзья друг другу и всем хорошим людям на свете. Когда детей в семье много, ситуации столкновений с окружающими повторяются: сын обидел, сына обидели, их можно предугадать, а, значит, иногда и предотвратить. Не этого ли хотят все мамы: хоть немного облегчить своим детям неизбежные, как синяки и насморк, конфликты с не очень-то ласковым и таким прекрасным миром? Детство, отрочество часто сравнивают с весной. И правда — весна. Песенка сверчка за печкой — символ домашнего тепла и уюта — остается в сердце до старости, но окно распахнуто, и из него веет холодком новых и сложных проблем. Мы держим за руку сына и дочь, а они держат за руку своих будущих детей. От нас зависит научить ребенка дружить, и любить, и быть родителем, и быть добрым, и стойким, и верным дому.