А царица-то голая

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

А царица-то голая

Если комедия — любимое детище коммерческого кино, то подлинной царицей его всегда была мелодрама.

Сколько зарубежных мелодрам насмотрелся на своем веку каждый из нас! И не так легко выбрать из этой массы какой-нибудь типичный образчик, особенно потому, что все мелодрамы во многом похожи друг на друга. Похожи хотя бы уже тем, что почти в любой из них действуют однотипные персонажи: обиженная судьбой героиня, преследователь-злодей, благородный защитник.

Вспоминается, в частности, американский фильм 1937 года «Мадам Икс», по образу и подобию которого была выпущена египетская картина «Неизвестная женщина». Поскольку фильм «Неизвестная женщина» был у нас в прокате и памятен советским зрителям, мы будем говорить здесь об этой копии, — голливудский подлинник был отнюдь не лучше.

В «Неизвестной женщине» присутствуют чуть ли не все непременные атрибуты мелодрамы. Есть тут и романтическая любовь с первого взгляда, и несчастная судьба героини, и способные выжать слезу у зрителя переживания. И судьбами людей правит здесь слепой случай: полиция случайно арестовывает героиню в доме у преступника; через двадцать лет адвокатом героини случайно оказывается ее собственный сын и т. д. Есть в фильме и нелогичность в поступках действующих лиц, отсутствие элементарных психологических мотивировок и убедительности: безмерно любящий свою жену герой сразу, без всяких доказательств, верит в измену и, даже не переговорив с ней, бросает ее; ни в чем не повинная героиня считает, что «опозорила» своего сына и потому не должна показываться ему на глаза; на суде, обвиненная в убийстве, она не хочет ни слова сказать в свою защиту, но под конец вдруг, по воле сценариста, меняет свое решение и рассказывает всю историю, не называя лишь имен.

Много в фильме сцен, рассчитанных на чисто внешний эффект: и эпизод шантажа, и сцена в суде, где «неожиданно» звучит: «Я — муж обвиняемой. А ее сын — этот адвокат, который случайно стал защитником своей родной матери». С не меньшей наивностью и прямолинейностью обрисованы и сами характеры персонажей фильма: сверхблагородная, сверхчестная и сверхнесчастная героиня, преданная ей до гроба подруга, жестокий и страшный злодей и т. п.

Мелодрамы подобного типа не имеют ничего общего с реальной действительностью. А их откровенная мораль, гласящая, что благородство и честность всегда вознаграждаются, несет в себе великую ложь, ибо прямо противоречит принципам, на которых строится породившее такое искусство буржуазное общество.

Лживость морали и этических норм мелодрамы прослеживается во всех без исключения ее разновидностях, будь это фильмы из городской или сельской жизни, музыкальные картины, экзотические «колониальные» или библейские боевики.

Механическое деление героев на хороших и плохих, изображение преувеличенных чувств и эмоций (без всяких тонкостей и оттенков), слезливый сентиментализм — им до предела напичкан любой фильм такого рода — все это свидетельствует о том, что мелодрама рассчитана на «упрощенное восприятие», предназначена для «незрелого ума».

Жанр этот — специфичный для буржуазного искусства. Свои отличительные черты кинематографическая мелодрама унаследовала от театральной, которая зародилась около двух столетий назад. Вначале мелодрама в европейском театре имела известную прогрессивную направленность, поскольку она содержала в себе элементы протеста против феодальных форм классового угнетения и классовой несправедливости. После того, как буржуазия пришла к власти, мелодрама утеряла это социально-общественное звучание, ее содержание было сужено рамками семейных, личных, любовных отношений.

В кинематографе мелодрама быстро завоевала прочные позиции прежде всего потому, что даже ограниченный, индивидуалистический протест ее героев против той или иной житейской несправедливости создавал видимость демократической и гуманистической направленности. Пускай борьба за справедливость, которую вел герой такого фильма, неизменно носила личный и внесоциальный характер — она все же обеспечивала симпатии и сочувствие зрителей, безуспешно жаждавших встретить справедливость в окружавшей их действительности.

За десятилетия своего существования киномелодрама создала длинную галерею собственных героев и героинь, которым обыватели поклонялись с большей фанатичностью, чем древние греки олимпийским богам и богиням. Но если бы в этом густонаселенном целлулоидном Пантеоне провести конкурс по примеру, скажем, конкурсов красоты, то «мисс Мелодрамой» была бы избрана, без всякого сомнения, актриса немого кино Мэри Пикфорд. Ее фильмы могут служить неким олицетворением тех канонов и той морали, на которых строится почти любая мелодрама.

Мэри Пикфорд играла чаще всего роль «золушки» — бедной девочки-подростка, достигающей счастья скромностью, добротой, трудолюбием. Пуританская нравственность и вера в провидение всегда приводили ее к победе при столкновении с любой житейской несправедливостью.

Во всех мелодраматических фильмах с участием Пикфорд — как, впрочем, и любой другой актрисы или актера — такая победа достигалась легко, иначе ведь можно бросить тень на существующий строй жизни, на его порядки. Эту победу, как правило, приносил на своих крылышках Амур, который пронзал стрелами любви к бедной красавице сердце какого-нибудь богача (сколько раз та же Мэри заставляла жениться на «золушках» прекрасных, то бишь богатых принцев!). В других вариантах жертвами Амура — этого поразительного невежды в вопросах социального неравноправия — бывали дочка миллионера и предприимчивый, но безденежный юноша.

Коммерческое кино стремится угождать самым разнообразным вкусам своих многомиллионных зрителей. Одновременно с Мэри Пикфорд на экранах появился своеобразный женский вариант злодея — «вамп» Теда Бара. Чувственное лицо этой «роковой женщины» с страстным, магнетическим взглядом из-под тяжелых век изображалось на рекламе по соседству с черепом и скрещенными костями. Кино «открыло, что у человека есть пол» (Терри Рэмси), но сразу же использовало это «открытие» в извращенном, сексуальном плане с целью вызвать у зрителей повышенный, скандальный интерес. Эротизм фарисейски прикрывался здесь морализирующими финалами, которые гласили, что «грешная любовь ведет только к могиле». Как и положено по законам мелодрамы, в конце каждого такого фильма соблазнительница оказывалась наказанной, заблудший муж возвращался в лоно своей семьи и нарушенный было правопорядок восстанавливался.

Амплуа «золушки» и амплуа «вамп» были продолжены в дальнейшем полькой Полой Негри, шведкой Гретой Гарбо, немкой Марлен Дитрих и немалым числом других кинозвезд, снимавшихся главным образом в Голливуде.

Изобретенная некогда для посрамления злодейства и для воспевания добродетели, мелодрама постоянно претерпевала на Западе сильные изменения. Разница между ранними и современными киномелодрамами, конечно, большая (они стали, может быть, несколько менее наивными и прямолинейными), но основные их характерные черты — сентиментализм, изображение преувеличенных человеческих чувств и страстей, культ случая и рока как вершителей судеб людей и т. д. остаются незыблемыми. Даже при переделке классических произведений мировой литературы буржуазные кинематографисты ухитряются все сводить к какой-нибудь тривиальной сентиментально-любовной истории. Так неоднократно случалось, например, с романами «Анна Каренина» Толстого, «Мадам Бовари» Флобера, «Американская трагедия» Драйзера, «Добыча» Золя и т. д., из которых тщательно выхолащивалось их социально-общественное содержание. В результате они выглядели на экране до удивления бездумными, опошленными, пустыми.

Печать псевдоискусства лежит и на мелодрамах, которые ставят, бесспорно, крупные и талантливые режиссеры. Уильям Дитерле, один из самых опытных мастеров Западной Германии и Голливуда, где он проработал много лет, выпустил фильм «Сентябрьский роман», в котором играли такие превосходные актрисы, как американка Джоан Фонтейн и француженка Фрасуаза Розе. В фильме рассказывается о том, как инженер Дэвид Лоренс по дороге из Рима в Нью-Йорк встречается с молодой пианисткой Маниной и влюбляется в нее. Во время остановки в Неаполе они отправляются осматривать местные достопримечательности и опаздывают к отлету самолета. На следующий день влюбленные узнают из газет, что их самолет потерпел аварию, никто из пассажиров не спасся и они сами тоже числятся погибшими. У Дэвида есть семья, но он решает использовать необыкновенный случай и построить новую жизнь с любимой женщиной. Однако старой учительнице Манины, которую они случайно встречают, удается убедить их, что Дэвид должен вернуться к прежней жене. Кратковременная романтическая идиллия завершается «жалостливой» концовкой (расставанием героев) вполне во вкусе филистерствующих мещан.

«Сентябрьский роман» лишь подтверждает, что из всех существующих киножанров мелодрама, пожалуй, наиболее приспособлена к тому, чтобы вуалировать ничтожество мысли, мнимой значительностью изображаемых событий, явлений, характеров скрывать тот факт, что кинематографистам почти нечего или вовсе нечего сказать.

Во время одной из недель французского фильма советские зрители смогли посмотреть картины «Истина» и «Удары судьбы». Весь пафос первой заключался в доказательстве того, что легкомысленная героиня Доменика все же любила убитого ею Жильбера… Во второй рассказывалось о переживаниях стареющей женщины, ревнующей своего мужа к молоденькой учительнице. Пустоту содержания постановщики фильмов пытались чем-либо заполнить. В центре их внимания поэтому оказались ничем не примечательные образы героинь, на роли которых были приглашены крупнейшие «звезды» Брижитт Бардо и Симона Синьоре. И если обе картины все же можно было смотреть, то заслуга в этом главным образом актрис, внесших своей игрой хоть какой-то интерес в надуманные и банальные истории.

Можно вспомнить также бывшие у нас в прокате французский фильм «Разбитые мечты» с современной «золушкой» в качестве центрального персонажа, американский «Самый маленький бродяга» со смехотворно-идиллическими образами губернатора и его больной дочери, голландский «Ребенку нужна любовь», английский «Слезы сирот» и многие другие.

Все названные выше фильмы отличаются друг от друга по фабуле, но они схожи в одном — в стремлении или заинтриговать зрителя любовными переживаниями, или вызвать у него чувство жалости какой-нибудь трогательной историей о беззащитной девушке, ребенке или несчастном животном. Испытанные и безошибочно действующие на нетребовательных людей приемы! Только на нетребовательных, ибо при желании нетрудно разобраться в их фальши. Любовь в мелодраме, как правило, исключает духовный мир героев и ограничена простым физическим влечением. Что касается мелодраматической «жалостливости», то она лишь унижает человека, так как вызывается состраданием к физической, нравственной или социальной ущербности героя. И хотя в финале судьба этого героя в большинстве случаев устраивается и он полностью или частично добивается своих целей, неполноценность его остается, а жизнь изменяется к лучшему только благодаря добросердечию и благородству богатых покровителей.

Буржуазные кинематографисты, естественно, не обольщаются возможностью полностью обмануть всех зрителей. Расчет у них иной и гораздо более простой: деньги в кассы кинотеатров все же будут уплачены, люди отвлекутся от действительно жизненных проблем. Заодно зрители проглотят и солидную дозу успокоительного лекарства: не так уж плох мир, в котором они живут, в нем есть правопорядок, в нем торжествует справедливость, он наказывает плохих и награждает хороших… Ради всего этого и используются драматургическая изобретательность, мастерство актеров и режиссеров, привлекаются в помощь постановочная зрелищность, красота пейзажей, вещей, музыки.

Некоторые мелодрамы приобретали и вполне заслуженную популярность благодаря искусству режиссуры и актерской игры. Приведу один показательный пример. Пьеса Р. Шервуда «Мост Ватерлоо» была экранизирована в Соединенных Штатах трижды — в 1931, 1940 и 1956 годах, но только одна из этих экранизаций (вторая) стала определенным явлением в кинематографе.

Сюжет «Моста Ватерлоо» представляет собой заурядную сентиментальную историю, варианты которой не раз встречались в различных мелодрамах. Образы героев наивно-романтичны, лишены психологической глубины и динамики развития.

Действие происходит в годы первой мировой войны. Юная и бедная балерина Майра Лестер знакомится во время воздушной тревоги с блестящим аристократом Роем Кронином, носящим несмотря на свою молодость погоны капитана. Они влюбляются друг в друга с первого взгляда, и Рой делает Майре предложение. Случайности не дают влюбленным сразу обвенчаться, и на следующий день Рой уезжает на фронт. Провожая его, Майра опаздывает в театр и лишается места. Вместе со своей подругой Китти она долго и тщетно ищет работу. Неожиданно приходит известие о гибели Роя. Майра тяжело заболевает. Отчаяние, голод и необходимость лечения Майры вынуждают ее преданную подругу Китти выйти на панель. После выздоровления Майра тоже становится проституткой.

Спустя несколько лет Майра случайно встречает на вокзале Роя, известие о гибели которого было ложным. Он по-прежнему хочет жениться на ней. Майра, естественно, скрывает от него свою позорную профессию. Любя Роя, но считая себя теперь недостойной его, добродетельная проститутка кончает самоубийством.

Естественно, что подобная мелодраматическая история, где почти все строится на случайностях, роке, одноплановых и неправдоподобных статичных характерах, не сулила постановщикам и исполнителям главных ролей крупного успеха. Дважды — в 1931 и 1956 году — произошло даже еще более худшее: полный провал. И только однажды путы мелодраматического сюжета если не оказались полностью сброшенными, то во всяком случае были сильно расслаблены и позволили зрителям увидеть определенные и подлинные человеческие чувства.

Произошло это благодаря умелой режиссуре Мервина Ле Роя, имевшего опыт в постановке остросоциальных фильмов («Маленький Цезарь», «Я — беглый каторжник»), и прежде всего благодаря талантливому исполнению роли Майры английской актрисой Вивьен Ли. Насколько это оказалось в их силах, они постарались поднять заурядную мелодраму до уровня психологической драмы. Правда, образ героини раскрывался только в любви, но Вивьен Ли, не претендуя на создание сложного человеческого характера (для этого в сценарии не было необходимого материала), сумела все же убедительно показать не жертвенность, обреченность несчастной проститутки, а целостность натуры, благородство чувств человека, которому враждебен окружающий мир и который не желает даже во имя счастья поступаться совестью, достоинством. Своей игрой она значительно углубила образ, придала событиям другой смысл; по сути дела, превратилась в соавтора фильма. Рассказ о несчастной любви трансформировался в конфликт человека со средой. А это уже одна из ведущих тем прогрессивного искусства, в частности, критического реализма. Узкие рамки мелодрамы оказались здесь, таким образом, достаточно широко раздвинутыми, и, быть может, немногого не хватило, чтобы поставить под сомнение вообще правомерность отнесения второй экранизации «Моста Ватерлоо» к этому жанру.

Картина «Мост Ватерлоо» с Вивьен Ли отмечена достоинствами, которые тщетно было бы искать в мелодрамах, поставленных, казалось бы, даже на гораздо более социальном материале. В английском фильме «Дорогая» режиссера Джона Шлезингера, показанном на IV Международном кинофестивале в Москве в 1965 году, обличение на первый взгляд — основная цель. Рассказываемая в фильме история молодой женщины как будто служит иллюстрацией к словам одного из персонажей картины: «Лондон — это город, который перерабатывает добро в зло». А начальные и заключительные кадры, в которых показаны рекламные стенды журнала «Идеальная женщина» с помещенными в нем портретом и собственным рассказом героини о том, как она из низов выбилась в «высшее общество», предстают неким сатирическим обрамлением всего повествования.

Жест сделан. Заявка на очередную вариацию снискавшего некогда популярность фильма «Путь в высшее общество» — налицо. Но жест повисает в воздухе, не получив точки опоры, а заявка на социальное исследование оборачивается тривиальным адюльтером.

«Мятежным негероем 50-х годов» назвала в свое время английская критика Джо Лэмлтона, центрального персонажа романа («и одноименного фильма) «Путь в высшее общество». Это определение обусловливалось теми типическими чертами, которые содержал в себе его характер: утратив общественный идеал, презирая образ жизни, к которому сам стремится, он в своей погоне за буржуазной обеспеченностью расплачивается душевной опустошенностью, и его драма становится драмой прежде всего социальной.

Героиня фильма «Дорогая» Диана Скотт тоже мечется, но лишь в поисках увлечений. Она сменяет многочисленных любовников, но ни разу истинно человеческое чувство не входит в ее сердце. У нее тоже нет идеала, однако не только общественного, но и личного: она просто пуста, цинична, развращена. Для Дианы путь «наверх» усыпан розами — ее любят прекрасные люди, будь то репортер английского телевидения или итальянский принц. Конфликты же, происходящие в фильме, — это конфликты не социальные, а скорее постельные. Итальянский принц стар, Диане скучно в его роскошном замке; она готова вернуться к более молодому репортеру, но не любовь движет ею, и тот отправляет ее обратно в замок. На этом кончается вся история взбалмошной женщины с характером статичным и неглубоким, формируемым не жизнью, а авторским стремлением показать побольше пикантной «клубнички». Если в фильме и есть элемент осуждения, то он относится исключительно к образу героини, не касаясь общества, перерабатывающего, как это декларировалось, добро в зло. На деле оказывается, что в самой Диане нет добра, что она сама — носительница зла. В результате широковещательная ироническая рамка из рекламных стендов журнала «Идеальная женщина» обрамляет собою несоответственно узкое содержание, всего лишь частную деталь, не несущую какой-либо мысли и обобщения.

Характерно, что наряду с сохранением слегка модернизированных, но все же традиционных форм мелодрамы, те или иные штампы этого жанра ныне все чаще привносятся в картины, казалось бы, совсем неподходящего содержания. Если в фильмах «Сентябрьский роман», «Удары судьбы» или «Дорогая» эти штампы прикрываются тонким слоем сомнительного психологизма, то в сотнях других они сами служат прозрачным кружевом для секса и эротизма. Как известно, «сексуального жанра» нет, и порнографические эпизоды вводятся преимущественно в сюжеты мелодрам и комедий.

После Теды Бары эротизм пустил в буржуазном кино необычайно обильные и глубокие корни. «Расцвет» его совпадал обычно с какими-либо потрясениями в жизни буржуазного общества. Во время экономического кризиса 30-х годов подлинной властительницей экранов США была актриса Мей Уест. В фильме с ее участием «Путь в общество» проститутка из деревенского кабачка становится аристократкой, живущей во дворце. Пресловутая пуританская буржуазная мораль оказалась вывернутой наизнанку. Ради чего? На этот вопрос ответил один из журналистов тех лет, давший красочное описание «сексуального психоза», связанного с Мей Уест:

«Вечерами, когда бледное нью-йоркское небо, зажатое в кулаки небоскребов, темнеет и словно поднимается над душным каменным городом, когда потные, крикливые толпы устремляются в ночные притоны, танцевальные залы, кинотеатры и бурлески, над всей этой похотливой судорогой капиталистического города, над чадным облаком пьяных испарений в световых рекламах вспыхивает имя Мей Уест… Она в центре внимания «большой» и желтой прессы, и в дни всеобщей забастовки в Сан-Франциско репортеры, захлебывающиеся в восторженных словах, успокаивали внимание стопроцентных американцев описанием шкуры белого медведя, что лежит на полу в приемной Мей Уест и «оттеняет темперамент хозяйки». Мей Уест властвует над умами. Мей Уест отвлекает внимание от голодных смертей, безработицы, разорения фермеров, угрозы фашизма».

Ту же неприглядную роль играют и современные уест, имя которым уже — легион. Соперничая друг с другом в границах раздевания актрис, подобные фильмы в то же время нередко сохраняют слезливый сентиментализм в сюжете, восхваляют необыкновенную чувствительность и благородство своих героев, не смущаясь, что ими бывают «бандиты, и девицы легкого поведения («Грехи молодости», «Вызов», «Рыжая Джулли», «Сезон для страстей» и т. д.).

Таков путь полной деградации, проделанный царицей буржуазного экрана — мелодрамой. Если на первом этапе развития в кино этого жанра чаще встречались герои «голубые и высоконравственные», то теперь чашу весов заметно перевешивают герои тоже «голубые», но… безнравственные. И непристойное оголение героинь современной киномелодрамы как бы символизирует обнажение всей фальши ее морали. Перефразируя известное восклицание из сказки Андерсена, воистину можно сказать: «А царица-то голая!».

Любопытно, что на Западе делаются попытки как-то объяснить подобную «эволюцию», найти причины наступившей моральной анархии. Несколько лет назад американская газета «Крисченс сайенс монитор» пустилась по этому поводу в длинные рассуждения, смысл которых сводился к следующему: человек устал от гнетущей атмосферы военной истерии, от религиозного ханжества, и ему якобы «хочется» видеть героев, лишенных каких бы то ни было моральных устоев.

Конечно, легче всего обвинять во всем человека. Но тогда газете следовало бы добавить, что аморальная продукция пользуется на Западе известным спросом лишь из-за многолетней искусственной прививки людям соответствующих вкусов, нравов, этических норм. И в этой прививке мелодрама — во всех своих проявлениях и со всей свойственной ей гибкостью — сыграла далеко не последнюю роль.