Кто они, русские испанцы?

Кто они, русские испанцы?

Однажды я гостила у подруги моей семьи в небольшом городе Торревьеха, на Коста-Бланка. Подруга семьи вела активный образ жизни: организовывала курсы испанского языка для русскоязычной молодежи, участвовала в специальных городских акциях и посещала все мероприятия, которые устраивала местная славянская организация. Ее искренним желанием было познакомить меня со всеми мало-мальски деятельными жителями города, говорящими на русском языке. За что, к слову, впоследствии я была ей очень благодарна, потому что именно она тогда познакомила меня с моим первым испанским работодателем, питерским армянином Андраником, с которым мы в течение года делали эмигрантский журнал для местной публики. В один из дней она решила отвести меня в святая святых, в гости к председателю местного Славянского союза Светлане. Это знакомство обещало быть для меня весьма полезным — у Светланы были крепкие связи во всех важных структурах города, к тому же она была лично знакома с каждым русскоязычным жителем Торревьехи и ее окрестностей.

Квартира председателя Славянского союза оказалась на удивление скромной, похожей на советскую хрущевку. Мы пришли, очевидно, не вовремя — в этот день у Светланы был день рождения, и она занималась приготовлением к празднику, не успевая отвечать на телефонные звонки с поздравлениями. Она попросила нас подождать ее в гостиной, пока сама она готовила нам настоящий русский морс. В тот день было как-то особенно жарко, около сорока градусов, и морсу хотелось невыносимо.

Первое, что я увидела, когда зашла в гостиную, были огромные, на полкомнаты, сани с бубенцами. Крепкие русские сани, деревянные, с щедрой позолотой. Они стояли лыжами вверх и делили комнату на две части — в первой стоял стол, за который усаживались гости, во второй диван, развернутый в сторону телевизора. По телевизору шла передача «Давай поженимся». Лариса Гузеева сватала очередного жениха ярко накрашенной блондинке, лукаво интересуясь его ежемесячным доходом. Прямо напротив дивана стоял сервант «стенка», в котором, как в музее, были собраны все образцы славянского творчества: деревянные ложки, картинки с церквями на фоне зимнего пейзажа, жестяные подносы под хохлому. Завершал картину мощный самовар, занимавший собой самую широкую полку.

Со Светланой в тот день нам удалось пообщаться довольно коротко, из-за ее домашних хлопот, но потом, благодаря этому знакомству, мне еще долго приходилось править ее тексты, присланные в журнал. Каждый из них начинался и заканчивался проникновенным лирическим отступлением, посвященным важности сохранения русских традиций на испанской земле и упоминанием звона колокольчика. Почему-то именно колокольчик был для Светланы символом русской культуры.

Сколько бы ни создавалось организаций, пытающихся объединить славянский народ на территории Испании и усадить его за одним самоваром, чтобы читать стихи Пушкина, когда произносишь «русские испанцы», на ум приходит либо один твой знакомый, либо другой, но никак не сплоченная национальная диаспора. И, несмотря на то, что местный Брайтон угадывается здесь то в каталонском Ллорет-де-Маре, то в андалузской Марбелье, то все в той же Торревьехе, русские и там умудряются быть самой разрозненной национальной общиной.

При равноедином выборе, обратиться ли в русскоязычную контору или ту, где работают только испанцы, решение чаще всего принимается в пользу второй. И не потому, что нет доверия отечественному специалисту, просто так для русских выражается степень интеграции в испанское общество и потери связи со своей исторической родиной. Переезжая в Испанию, итальянцы остаются итальянцами, японцы продолжают быть японцами, и только русскому быть русским здесь отчего-то неловко и некомфортно. Одна из самых расхожих фраз, которые я слышала от бывших соотечественников: «Я с русскими здесь как-то не общаюсь…», произнесенная с оттенком не то оправдания, не то некой гордости за то, что он теперь полноценный член испанского, не российского общества.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.