«МОЯ ОБМАНУТАЯ ВЕРА В ПОЛЬШУ»[19]

«МОЯ ОБМАНУТАЯ ВЕРА В ПОЛЬШУ»[19]

Некоторые статьи этой книги написаны около полугода тому назад. И протекающее время не только не опровергает моих положений, — оно их подтверждает.

Точка зрения, с которой в книге рассматриваются явления большевизма и события Европы, позволяет видеть внутреннюю их логику и предугадывать, в общих чертах, их течение. Нам, современникам, особенно трудно проникнуть в главный смысл происходящего; у нас нет перспективы, мелкое порою заслоняет от нас крупное, случайное и обманное покрывает истину. Понять, или хоть приблизиться к пониманию происходящего в его сути, уловить единую линию, можно лишь став на самую глубокую точку зрения — религиозную. Под этим вечным знаком и написаны статьи моей книги.

Европа жаждет мира и спокойного труда. И обманывает себя, думая, что может достичь успокоения, пока Россия задыхается под игом новых варваров. Обманывает себя, считая, что может экономически преуспевать, пока целый соседний народ вымирает от голода, убеждая себя, что застрахована от внутренних потрясений, хотя у III Интернационала есть такая база, как Россия. Обманывает себя, ибо закрывает глаза на религиозную сущность властвующего в России Интернационала, на главный принцип его, от которого он может отказаться, лишь перестав существовать.

Рано или поздно Европа это поймет. Мы хотели бы верить, что поймет не слишком поздно.

В книге, в моих статьях, я и теперь не мог бы изменить ни одного слова. Есть лишь одна частность, о которой я хочу упомянуть. Это моя обманутая вера в Польшу. Я верил в душу, сердце и разум братского польского народа. Я и теперь верю в его душу, если эта душа — бессмертный польский мессианизм. Но ослепленный разум Польши закрыл ее душу и сердце. Мир, который она подписала с большевиками, — уничтожил или отдалил на долгие годы мир ее с Россией, такой насущно необходимый обеим соседним странам. Не видеть этого может только тот, кто не видит возможности воскресения России или не хочет его.

И совсем не в условиях Рижского мира дело, не в том, «выгодны они или нет для России». России нет, и не с Россией, а с ее лютейшими врагами Польша заключила мир, уж для них-то во всяком случае выгодный. С этой точки зрения безразличны условия мира; существует только одно: факт мира.

Я самый убежденный сторонник безусловной свободы самоопределения народностей. Я совершенно уверен, что если бы Польша отнеслась к соседнему братскому народу сознательно, если бы она поняла смысл своей августовской победы, этого «чуда над Вислой», и через две-три недели стала бы разговаривать с Россией (освобожденной) — эта Россия не стала бы торговаться с нею. Русский народ давно понял, что лучше иметь малую территорию, чем никакой. Сейчас он не имеет никакой: все большевистские.

Повторяю: мы, пережившие и понявшие большевизм в России, мы неизменные и твердые сторонники свободной жизни и самостоятельности всех народностей, даже самых мелких. Всех, кто этой свободы пожелает и пока будет находить возможным и выгодным для себя существовать самостоятельно. Это так ясно, и необходимость предоставления свободы другим так очевидна для нас, русских, знающих ценность свободы, — что мы лишь можем удивляться опасному ослеплению многих в Европе.

Не «территории», не «границ» не простит Польше будущая Россия, а самого мира с ее палачами. Не простит и Польша России: ведь мы труднее всего прощаем тому, кому мы сделали зло. Не страшна ли эта грядущая, длительная вражда — пусть даже не война, но вражда, — двух народов, вражда вопреки разуму, требующему от них мира и дружелюбия?

Вера в Польшу, которая диктовала мне многие строки в этой книге, — превратилась ныне в боль за Польшу. Я слишком люблю ее сердце, — ее историю, ее великих людей, Мицкевича, Красиньского, Словацкого, Товянского, всю ее героическую борьбу, проходившую под четырехконечным знаком — знаком креста. И вот, на пороге своего возрождения Польша Кресту изменила. Не предстоит ли ей Голгофа новая?

Под вечным знаком Креста ныне начинается медленное, тяжкое, но крепкое восстание России из пепла. Это уже не вера наша — это мы знаем, это действительность. Каковы бы ни были времена и сроки, обещание не обманет. Третья, новая, свободная святая Россия — идет.

Июнь 1921 г.

Париж