Глава 10 Я выхожу замуж!

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 10

Я выхожу замуж!

Что же поделывала все это время моя сестра Кэз? О, кучу всего! Она остригла волосы, написала три пьесы о невезучем темном властелине по имени Венгер, крепко помешалась на Джордже Оруэлле, собрала внушительную аудиотеку драм-н-бэйс и держала бар в креативной компании сообщников, вместе с которыми в одно неудачное Рождество породила смелую, но, как оказалось, бесперспективную идею коктейля из хереса и капучино. Херес сворачивается в молоке. Теперь мы это точно знаем. А еще его невозможно эмульгировать повторно, сколько ни мешай с кукурузной мукой. Но главное ее занятие – присутствовать на свадьбах. На огромном количестве свадеб. И это сущее наказание, потому что Кэз ненавидит свадьбы.

– Какого черта! – она в изнеможении плюхается на стул у меня на кухне. – Какого черта!

На ней шифоновое платье кремового цвета и кремовые атласные туфли, заляпанные грязью. Ее ноги покрыты крапивными цыпками, от нее разит спиртным, и она глотает лекарство от цистита прямо из бутылки, как ковбой, пьющий залпом виски. В глазах красное марево безумия, выдающее всякого, кто недавно не только ездил к черту на рога, но и потратил на это кучу денег. Причем ездил в автомобиле с неисправной подвеской. Вроде бы стоящем на техобслуживании. В свои законные выходные.

Она швыряет в угол огромный рюкзак. Даже отсюда я вижу в нем сломанную палатку.

– Кем надо быть, чтобы зазвать 200 человек гулять свадьбу на свиноферме в долине, где даже мобильник не берет? – она в ярости. – Кем, я спрашиваю? «Вы можете разбить палатку на соседнем поле», видите ли! «В кругу родственников невесты. Мы называем его Круг Фей! Мы будем совсем рядом. Будем вечером петь хором

Ее передергивает. Если вы помните, одна из главных особенностей Кэз – она не переносит, когда кто-то трется с ней рядом. Если бы она могла завести компактную персональную крепость с лучниками по стенам, она бы это сделала.

– Итак, палатка сломалась, что дальше? – я тыкаю пальцем в сторону рюкзака. Рюкзак совершенно мокрый.

– Долбаный придурок из соседней палатки пытался починить шесты тремя карандашами и каким-то скотчем, – отвечает она. – Хотя я без устали твердила ему, что ничего не выйдет, потому что современные палаточные шесты должны изгибаться. Потом нам пришлось переться на свадьбу, которая была вовсе не на соседнем поле, а за семь полей от нас. Мои туфли плохо перенесли эти семь полей. Им это совсем не понравилось. Как и ногам, когда мы угодили в крапиву. По пути мы разминулись с трактором, и нам пришлось прижаться к изгороди. Я ненавидела это всеми фибрами. К тому же я так перенервничала из-за долбаного трактора, что вспотели подмышки.

Она поднимает руки и демонстрирует пятна на платье.

– Но было и некоторое везенье! Тут же полил нехилый дождь, так что внимание всех собравшихся, когда мы добрались, приковали мои курчавые волосы, а не потные подмышки. Да, сама церемония длилась пять минут.

Кэз наливает лекарство от цистита в кружку вместе с тремя рюмками водки и продолжает свою повесть, нисколько не ставшую веселее. Часам к трем дня все до того нажрались, что даже 50-летние тетушки, привалившись к фуршетному столу, бормотали: «Мне нужно протрезветь». Это была сельская семья, где один другому сват и брат и все друг друга знают, поэтому гости без конца допрашивали Кэз, чья она знакомая, «как бы подразумевая, что я приперлась в дождь хрен знает куда, чтобы на халяву пожрать очень посредственного салата с ветчиной!».

К четырем часам дня Кэз бешено, отчаянно заскучала – до того, что час просидела в туалете.

– Знаешь, такие шикарные портативные туалеты. Видимо, такие ставят в Глайндборне [29]. Там играла музыка. Я пять раз прослушала квиновскую «Under Pressure». А после поступила так, как сделал бы Фредди, – поперлась под сраным дождем в гору, пока не поймала сеть, и тут же вызвала такси и заказала себе номер в «Марриотт» в Эксетере. Даже не спрашивай, заработала ли я цистит. Я заработала цистит.

Она выдавила три таблетки нурофена и залилась слезами.

– Пять свадеб за четыре года, – простонала она, швырнув грязные туфли в раковину. – Я искренне надеюсь, что больше никто из тех, кого я знаю, никогда, никогда не влюбится. На меня плохо действуют люди, нашедшие истинную любовь.

По правде говоря, люди, нашедшие истинную любовь, плохо действуют на всех. То есть в конце концов все нормализуется – когда все успокоятся и перестанут поднимать шумиху вокруг своих отношений. Но почти в самом их начале оба проходят через суровый тест на терпение и любовь – свадьбу.

За историю человечества у нас поднакопилось порядком серьезных претензий к мужчинам – войны, изнасилования, ядерное оружие, крах фондовых рынков, передача Top Gear и еще их привычка в автобусе запускать руку в область паха и поправлять свои потные яйца, а потом хвататься за поручень, к которому теперь я тоже должна прикасаться, к этим вот потным выделениям. Но свадьба, безусловно, изобретение дам.

Свадьбы – это наша вина, дамы. Каждый экспонат этого чердачка ужасов – наша с вами заслуга. И знаете, мы ведь не только остальное человечество подставили, но и самих себя.

Свадьбы не приносят женщинам ничего хорошего. Это гадючьи ямы расточительства и безысходности. И почти все в них идет во вред именно тем, кто от них сильнее всего балдеет, – нам самим. Наша страсть к свадьбам – прискорбная страсть. Она не дает нам ничего. И кончается скверно – мы остаемся одинокими и чувствуем себя обманутыми.

Стоит мне подумать о свадьбах, так и подмывает ворваться в церковь – как Дастин Хоффман в фильме «Выпускник» – и закричать: «Хватит! Никаких больше свадеб!»

Органист собьется с темы, все повернутся, в изумлении вылупившись на меня, викарий с упреком пробормочет свое «Нет, ну как же можно!». А когда он заткнется, я подлечу к кафедре, срывая по дороге идиотскую вуаль, закурю сигаретку, откинусь на спинку кресла и начну свою проповедь. Вот будет церемония так церемония!

1.  Расходы.Дамы! Быть женщиной – это само по себе чертовски дорого. Тампоны, стилисты, уход за детьми, косметика, женская обувь (в три раза дороже мужской) – да на вещах, которые нам необходимы (прокладки), вкупе с вещами, без которых мы чувствуем себя голыми (взять хотя бы стрижку), уже можно разориться. Кстати, не мешало бы принять во внимание, что женщины зарабатывают на 30 % меньше мужчин.

В старые времена судьбу женщины нередко определял размер приданого: за кого женщина могла и не могла выйти замуж, зависело от суммы, которую родители были в состоянии отложить.

В наши дни, разумеется, женщина вольна выйти замуж по своему выбору. Но как и в старые времена, брак порой требует сокрушительных трат – средняя стоимость свадьбы в Англии составляет 21 000 фунтов стерлингов. Разве что теперь это чаще всего совместное дело молодоженов – эдакое нелепое, в конечном счете бесполезное, но добровольно выплачиваемое самим себе приданое.

Зачем пускать на ветер 21 000 фунтов на том этапе вашей жизни, когда вы, как правило, еще довольно бедны и крутитесь, чтобы заработать себе на «жилье» и «что-нибудь поесть», прямо скажем, не вполне понятно. Даже без учета того факта, что каждый четвертый брак заканчивается разводом.

Если бы мы изобретали вещи с нуля, то, безусловно, предпочли бы перебросить этот разорительный, стоимостью в 21 000 фунтов стерлингов праздник любви из начала в конец– когда нам лет по шестьдесят-семьдесят, ипотека выплачена и понятно, вышло ли что-нибудь из наших клятв «я буду любить тебя вечно».

21 000 фунтов! Да у меня слезы наворачиваются! Лично я не стала бы тратить 21 000 фунтов стерлингов ни на что без: а) дверей и окон или б) способности исполнить три моих желания. 21 000 фунтов стерлингов – абсурдно большая трата в любом случае. Это цена безумия.

Не считая совместной выплаты депозита за дом, средняя пара, по всей видимости, ни разу в жизни не тратит такой суммы ни на одну вещь. И что же покупается на эти 21 000 фунтов? Практически ничего. Нам остаются безумно дорогие фотографии в безумно дорогом альбоме и, разумеется, подарки, но выбросить 21 000 фунтов, чтобы получить на 2000 фунтов посуды от Джона Льюиса, как ни крути, экономически нецелесообразно. То же и с платьем, которое вы ни разу больше не наденете, – и забудьте раз и навсегда о всех этих «перекрашу туфли в красный цвет и буду носить на вечеринках!». Вы до этого никогда не дойдете, сколько бы ни убеждали себя в обратном. То же с кольцами – вряд ли я единственная замужняя женщина с пятым обручальным кольцом, поскольку потеряла предыдущие в бассейнах, в щели столешницы и в буханке хлеба (это длинная история).

Так что же вы покупаете за 21 000 фунтов? А вот это как раз пункт 2 в списке причин, по которым свадьбы – зло.

2.  Лучший день в вашей жизни. Елки-палки, это же лучший день в вашей жизни! Но есть загвоздка. Начать с того, что это далеко не лучший день в вашей жизни. По-настоящему лучший день не предполагает дядю Кретина, тетю Зануду, каких-то сослуживцев, которых пришлось пригласить, чтобы ближайшие шесть лет не наблюдать, как на вас дуются при всякой случайной встрече на лестнице.

Очевидно ведь, что принудительное включение в схему этих факторов неизбежно превращает вашу свадьбу в чудовищный гибрид короткой служебной командировки и сеанса семейной терапии, а значит, и подходить к ней надо соответственно, смешав в равных пропорциях молчаливый стоицизм, мрачную решимость и сильную степень алкогольного опьянения.

Дамы, обратите также внимание на саму формулировку «лучший день в моейжизни». Возможно, это лучший день в вашейжизни – в жизни невесты. И больше никого. Посмотрим правде в глаза – с незапамятных времен жениху по фигу это событие, с начала и до конца. Если хотите довести взрослого мужчину до глубокого отчаяния и едва сдерживаемой паники, просто поговорите с ним минуту-другую о расстановке столов, бутоньерках, обуви для девочек, разбрасывающих цветы, тентах, аренде замка (чем вы хуже Мадонны?), заодно обсудив, не пройти ли вам за неделю до торжества процедуру очищения кишечника, чтобы выглядеть «свежей».

Свадьба – это по существу мероприятие, на которое невеста приглашает жениха в последнюю очередь, после того как было решено, какие из трех шоколадных пудингов подать в качестве десерта. Бог мой, да ведь женщины начинают планировать свою свадьбу с пяти лет! Когда еще понятия не имеют, за кого выйдут замуж. Заметьте, что мальчики в том же возрасте если и планируют свое будущее, так разве что мечтают забить победный гол в финале мирового кубка, одновременно исполняя гитарное соло из «November Rain» группы Guns N’ Roses.

Так что это явно не лучший день в жизни жениха. И не самый лучший день в жизни любого из гостей. Потому что свадьбы – они не для гостей. И мы ясно осознаем это, когда сами оказываемся гостями на свадьбе – в 500 км от дома, в пашмине, вынужденные вести утомительные разговоры с мутноглазыми пьяницами, которых однозначно определяем как «подонков», – но забываем обо всем этом, как только начинаем планировать собственную свадьбу.

– Поверить не могу, что Кэрри потащила нас всех на чертов остров Скай, – стонем мы, вылупившись на сумму незапланированных расходов. – Три чертовых дня в четырехзвездочном отеле. Пусть не вздумает с ним разводиться. Я, пожалуй, сошью их вместе, чтобы они не могли разбежаться, – как человеческую многоножку.

И тут кто-нибудь спрашивает:

– Ладно, а где вы сами собираетесь играть свадьбу?

– В Сингапуре! – с энтузиазмом восклицаете вы. – Мы приглашаем всех на неделю! На третий день будет путешествие на лодке на необитаемый остров – всего 75 фунтов с носа дополнительно! Это будет потрясающе!

Со мной было то же самое. До самой свадьбы я вела себя безупречно. Почти не болтала о том, что влюблена. Не драматизировала, не требовала внимания. Прийти в себя после разрыва с Кортни мне помогло простое и эффективное средство – забавный значок с надписью «Я встречалась с сатаной – и выжила», надеваемый на все светские мероприятия. Так что на все вопросы о состоянии наших отношений я могла ответить коротким движением пальца.

Я не впала в апатию и не хандрила – вместо этого вознаградила себя за год бесплодной верности, жизнерадостно вернувшись в мир и выясняя, сколько там еще осталось развлечений. Как выяснилось, очень много. Каждый вечер я словно выбирала товар в секс-шопе – носясь по всему Лондону, кокетничая с каждым, кто меня заинтересовал, возвращаясь домой с последним автобусом. Один вечер с поп-звездой закончился тем, что его менеджеру пришлось в три часа ночи вытаскивать голого подопечного из моего номера в отеле.

Прошла неделя, и на моем пороге буквально материализовался подросток – вообразите, в те времена уже существовала доставка на дом! – и оказался таким неожиданно нежным и радостным, что за солнечный зимний день и ночь восторженных криков нейтрализовал половину того зла, которое причинил мне Кортни.

В обоих случаях, с удовлетворением отмечаю я, возобновление нормальной жизни абсолютно не потребовало – вопреки всем моим предубеждениям – совершать над собой усилие или бороться со страхом за себя. Мне совершенно не пришлось «приходить в себя» после разрыва. Я отсекла все плохое и выбросила вон – и была счастлива, что никто этого не заметил. Поп-звезду, в итоге впавшего в тупость, я спросила в лоб: «Не перепихнуться ли нам?» Что касается подростка, сама сделала первый шаг в убийственно сексуальном махровом халате за 19,99 фунта.

Месяц я блуждала по Лондону в чудесном расслаблении, словно секс-пиратка на дрейфующем корабле, пока вдруг не вспомнила, что каждая встреча с представителем противоположного пола заключает в себе крошечный, как атом, и ослепительный, как вспышка атомной бомбы, шанс: «Привет, ты – Он?» А еще я каждый четверг звала в гости Пита из Melody Maker, варила ему суп и рассказывала о своих похождениях: «Так вот, я позвонила в обслуживание номеров и заказала бутерброд с мясом и пару мужских брюк». И мы слушали музыку и хохотали до слез.

В середине февраля мое настроение вдруг изменилось.

В понедельник утром я проснулась с ощущением странной тяжести и тревоги. Это была не депрессия, не тоска – скорее какая-то беспокойная надежда. Я была как будто в подвешенном состоянии, я словно бы чего-то ждала и страшно скучала – по чему-то такому, чего у меня и не было никогда.

Да что там, не только не было – я даже не представляла, что это вообще такое. Я недоумевала, откуда взялась эта хандра. Я провела неделю как в воду опущенная, бродя по квартире, не имея ни малейшего представления, чего мне не хватает. Брала что-нибудь в руки – телефон, пластинку, сигарету – и в унынии возвращала на место: «Нет, не то».

Дважды случалось, что я шла в магазин за едой и на полпути вздрагивала: «Это может случиться сейчас! Может ждать меня дома!» Кидалась назад, полная энергии и надежды, врывалась в квартиру… В которой ничегошеньки не изменилось. Загадочное «это», чем бы оно ни было, так и не объявилось.

Сокрушительное разочарование!

Так прошла неделя, и в ночь на воскресенье мое подсознание – возможно, выведенное из себя моей тупостью – наконец продиктовало ответ по буквам. Я легла спать пьяной и увидела во сне, будто поднимаюсь на эскалаторе со станции «Бейкер-стрит». Эскалатор нереально длинный. Я даже не вижу, где он заканчивается. Нескоро я доберусь до турникетов.

– Да на это уйдет целая вечность! – восклицаю я.

– Вот и прекрасно, – откликается голос позади меня.

Я оборачиваюсь и вижу Пита. Он говорит просто:

– Вот и я.

– Ах! – вскрикиваю я, просыпаясь. – Ах! Я влюблена. Я люблю Пита.

Я оглядела квартиру.

– Он и есть то, чего здесь нет.

Спустя шесть лет и один ритуал покупки обручального кольца за 19,99 фунта наступает день нашей свадьбы. Сначала мы планировали зарегистрироваться и отпраздновать событие в пивном баре. В середине скучного, пустого октября. Гости разъехались бы по домам на автобусе. Мы потратили бы меньше 200 фунтов и обернулись за каких-то пять часов. Ох, жаль, что у нас не было такой свадьбы!

В действительности все произошло – после того, как я проглотила 600 журналов о свадьбах и благосклонно выслушала ряд пожеланий от родни жениха, – в бывшем монастыре в Ковентри через два дня после Рождества. Кстати, еще и в день рождения Кэз. Чужая любовь вечно бьет по ней сильнее всего.

Не сочтите меня нытиком, но, ей-богу, это была плохая свадьба.

Вот я, 24-летняя, в красном бархатном платье, с плющом в волосах, жду, когда меня поведут к алтарю. Я выгляжу как Бахус женского пола – за вычетом ног. Мое пожизненное проклятие! Невозможность найти туфли, в которых я могла бы ходить, распространяется даже на этот блистательнейший из дней – под бархатом с атласным кантом на мне паршивая пара сандалий от Dr. Martens.

Мой отец в костюме, который он спер в магазине Ciro Citterio, и в таких же краденых ботинках выглядит достойным, мудрым и не особенно взволнованным тем, что его старшая дочь выходит замуж.

– О, моя прелестная дочь, – он обдает меня легким ароматом виски. – Мой котеночек, – глаза поблескивают непролитыми слезами.

Когда из-за дверей доносится «Spin A Cavalu» группы The Lilac Time, он берет меня под руку и наклоняется к уху. Сейчас он скажет мне что-нибудь трогательное – скажем, что они с мамой прожили вместе 24 года и родили восемь детей, думаю я. Это будет один из самых главных связующих нас моментов. О, господи, надеюсь, я не расплачусь! У меня столько подводки на глазах.

– Дорогая детка, – говорит он, когда служитель открывает дверь и все присутствующие вытягивают шеи, чтобы видеть мой выход.

– Дорогая детка. Ты жутко похожа на вомбата.

Я иду к алтарю так быстро, что на полпути понимаю, что доберусь туда, прежде чем закончится музыка. Я также отмечаю, что сияю самодовольством – и волнуюсь, как это воспримет регистратор.

«Она решит, что я отношусь к этому легкомысленно, – паникую я. – Она откажетсянас поженить на том основании, что я высокомерная

Я сразу замедляюсь до темпа похоронной процессии и принимаю вид человека, обремененного тревогами. Позже сестры говорят мне, им показалось, что у меня внезапно начался приступ цистита, и они автоматически полезли в сумки за бутылочками с цитратом калия, который мы все носим с собой.

Тем не менее я хорошо выгляжу по сравнению с будущим мужем. Он так нервничает, что стал бледно-зеленым и трясется, как носок, вывешенный на просушку.

– Я никогда не видела более нервного жениха, – признается позже регистратор. – Мне пришлось дать ему две порции виски.

Я ничего не могу вспомнить о церемонии. Все это время я с негодованием прокручивала в голове это « Ты жутко похожа на вомбата».

Через час мы все уже в баре. Многие из приглашенных не смогли приехать, потому что с Рождества прошло всего два дня и они семьями еще торчали в Шотландии, Девоне и Ирландии. Моя семья угощается на халяву – многие уже не в состоянии ходить, а двое из тех, кто еще может, нашли памятник мертвому рыцарю и исполняют возле статуи «фривольный» стрип-танец.

Между делом мой отец исхитряется уделать всю рубашку свечным воском и по чьему-то совету снимает ее и засовывает в морозильную камеру, чтобы воск застыл. Теперь он восседает за столом в жилете и пиджаке, пьет пиво, глядя вокруг мутными глазами. Моя сестра Кол вообще исчезла. Впоследствии мы узнали, что папа сообщил ей, что собирается поместить ее под опеку, поскольку она украла все его диснеевские DVD и электроинструменты и продала за наркотики.

По предлогом ее «поисков» мой брат Эдди пытается украсть тележку для гольфа, чтобы поездить вокруг здания. Двое других преграждают ему путь, пытаясь его отговорить.

К началу приема во всем явственно ощущается атмосфера провала. Так как все происходит через два дня после Рождества, гости, которые притащились-таки в Ковентри в разгар праздников, уже успели переесть и отяжелеть, так что им не до дискотеки, а настойчивое желание моего мужа быть диджеем оборачивается тем, что мы танцуем свой первый танец под совершенно неуместную композицию «Ask» группы The Smiths. Мы безуспешно стараемся романтически медленно кружиться под нее на совершенно пустом танцполе – попросту говоря, с независимым видом шаркаем под устремленными отовсюду взглядами. Когда начинается следующая песня – «Always On My Mind» группы Pet Shop Boys, – к нам присоединяются двое новых танцоров. Это мой свекор и наш друг Дэйв, который уже часа три находится под экстази.

Пританцовывая, Дэйв приближается к свекру.

– Возьми одну из моих жемчужин, – предлагает он, раскрывая ладонь и демонстрируя таблетки ценой 300 фунтов.

– Спасибо, мой отец не хочет «тик-так», – говорит Пит, решительно выпроваживая Дэйва из зала.

К десяти вечера большинство гостей уже разошлись спать, пытаясь использовать некоторые преимущества переезда в дорогой отель в середине отпуска. Мне нравится думать, что все они едят сосиски, украденные с фуршетного стола, и смотрят по телевизору «Будем здоровы». Я рада за них. Жаль, что не могу последовать их примеру. Я беседую с унылой греческой родственницей, с ног до головы в черном, все еще носящей траур по кому-то, почившему в 1952 году. Я бессильно улыбаюсь.

Я замечаю, что она – вместе со всеми моими греческими родственниками – кажется, совершенно сдалась и по доброй воле закрыла глаза на то обстоятельство, что подружкой невесты был гей по имени Чарли, под два метра ростом, в серебряных брюках и розовом плаще. Тем более они едва заметили другую подружку, Полли. На ней платье без бретелек, выставляющее на всеобщее обозрение лифчик и татуировку с дельфином и изречением «идите на хрен».

В 22:23 включается пожарная сигнализация. Все лихорадочно эвакуируются на лужайку, а я обращаю внимание на отсутствие своих братьев и сестер. Возвращаясь в отель, чтобы найти их, – как мистер Бланден в фильме «Изумительный мистер Бланден»– я стучу в номер моей сестры. Все они здесь – все семеро – скачут по кровати под датчиком сигнализации и размахивают листком с перечнем гостиничных услуг.

– Зачем вы все набились сюда? – спрашиваю я, возникая в дверях в свадебном платье.

Они дружно поворачиваются ко мне. На всех короны из надувных шариков, сделанные человеком, мастерящим зверей, которого мы наняли, чтобы развлечь детей. Эдди держит в руках надувной меч.

– Он чувствует наше тепло! – говорит Уина, обкуренная и в панике. – Здесь должно быть только два человека, но набились мы все, и теперь он чувствует, что номер перегрет! Мы пытаемся его охладить!

Они продолжают размахивать листочками под потолком. Пожарная сигнализация смолкает. Сейчас 22:32. Я замужем. Я ложусь спать.

В течение следующих 11 лет ни один из гостей ни разу не вспоминал о нашей свадьбе. Похоже, все мы молчаливо согласились, что лучше все это забыть.

Хотя бы в одном отношении я проявила себя милосердной невестой – обошлась без девичника. Я провела ночь перед свадьбой в компании братьев и сестер, поедая чипсы и в пятидесятый раз пересматривая «Охотников за привидениями». По крайней мере здесь я проявила здравый смысл. Потому что проблема номер три современной свадьбы – это девичник.

3.  Девичник. То, что 20 лет назад было просто ночью в пивном баре (правда, с воплями до хрипоты) и обходилось в 30 фунтов, потраченных на «Бейлис», в наши дни превратилось в чудовищную потерю времени и денег для несчастных самоотверженных подружек невесты.

Кэз уже и в XXI веке успела превратить несколько девичников в сущий кошмар. Хотя меньшего любителя посещать свадьбы в целом мире не найти, своенравные глашатаи Гименея не меньше четырех раз обращали ее в главную подружку невесты. Однажды она так накачалась пивом, что вломилась на мальчишник жениха, желая поделиться с ним своими подозрениями, что он гей. На другом девичнике невеста – заметим, 50-го размера – настояла, чтобы все участницы нарядились в одинаковые атласные облегающие куртки, и так затянулась, что во время танца на роликах у нее возникла паника, а как следствие – истерическая гипервентиляция легких и оплата такси от Лондона до Стивенеджа. Вот еще девичник, с выездом в Северный Йоркшир: Кэз 15 метров съезжала по осыпи, выскочив из спортивного автомобиля, в котором вместо водителя за рулем находилась пьяная биологическая масса – впрочем, впоследствии мы сошлись, что такое могло случиться с каждым.

4.  «Здесь все, кого я люблю». Вы действительно хотите собрать в одном помещении всех, кого вы любите? Из этого редко выходит что-то путное. Я, например, не слишком лажу с чужими родственниками. На одной свадьбе (где я была подружкой невесты), случайно прознав, что мать невесты – страстная поклонница телеведущего Ричарда Маделея, я в подпитии попотчевала ее своей любимой байкой, что любимым ругательством Маделея было восклицание «трах-себя-в-рукав».

Через десять минут мне объяснили, что, будучи набожной христианкой, она буквально в первый раз услышала слово «трах».

Я не украсила собой и свадьбу Кэти и Джона. Помню, отец Кэти показывал мне их красивый белоснежный дом, а я таскалась следом, потягивая красное вино.

– А это мой любимый вид, – сказал отец Кэти, демонстрируя вид из окна спальни. – В ясный день можно различить долину прямо под нами.

В это время в окно влетела летучая мышь, прямо мне в лицо.

Я не знаю, имели ли вы дело с летучими мышами, поэтому поясню: она не оставляет вам достаточно времени для грамотной реакции. Вы действуете, скажем так, инстинктивно. Как выяснилось, моя инстинктивная реакция – завопить «твою мать!» и выплеснуть красное вино на самый белоснежный ковер в мире.

– Ах, боже мой, – сказал отец Кэти с присущей ему сдержанностью и вежливостью. – Я принесу полотенца.

– Черт! – кричала я, несясь по коридору. – Черт! Как же я вляпалась. Черт!

Разгромив кухню, я вернулась назад с бутылкой белого вина и принялась услужливо поливать им все вокруг.

– Белое вино уничтожает пятна красного! – надрывалась я. – Я видела по телику!

Я маниакально поливала белым вином ставший красным ковер и растирала пятна полотенцем.

Отец Кэти пересек комнату – живее, чем, на мой взгляд, был способен человек его возраста, – и осторожно отобрал у меня бутылку. И воззрился на нее – уже пустую.

– Ах, – молвил он с сожалением. – «Эльзас Гран Крю» урожая 1893 года.

Повисла долгая пауза.

– Впрочем, – он с безграничным благоговением коснулся бутылки кончиками пальцев, – оно было слишком теплым, чтобы пить.

Мини-такси из Тивертона добиралось полтора часа. Я провела это время за сараем, поедая сыр, чтобы протрезветь.

5.  Вы. Но по большому счету, кому какое дело, скольких людей вы заставили страдать, загоняя их на замерзшую лужайку в Ковентри через два дня после Рождества, вынуждая бесконечно петь хором или доводя до мысли о самоубийстве из-за стужи? Это ваш главный день, в конце концов! Вы невеста! Вы заслуживаетеодного-единственного дня, принадлежащего вам одной! Это ваш главный день! Это лучший день в вашей жизни!

Тут просматривается сразу две проблемы. Во-первых, всегда следует с подозрением относиться к дням, обреченным стать незабываемыми: унылая череда разочаровывающих встреч Нового года, рождественских праздников, романтических уик-эндов, первых траханий и дней рождения служит этому примером. Помимо присутствия моей матери, надравшейся коктейлей «Уайт Рашен», самый простой и быстрый способ убить веселье – это очень сильно и загодя ожидать события. По правде говоря, если женщину убеждают, что какое-либо событие будет лучшим в ее жизни, она должна шарахаться от него за километры. Это предсказание редко сбывается. Вспомните, что еще один день, который часто подается как «лучший в жизни», – тот, когда вы рожаете ребенка. Вряд ли нужно напоминать, как велика вероятность того, что под конец этого дня вы будете молить чертовы небеса ниспослать вам самую большую дозу морфина, какую только можно принять, не заработав инфаркт.

А во-вторых, я не думаю, что эта сумасшедшая страсть к свадьбам вносит что-нибудь хорошее в наш собирательный образ. Не слишком ли у нас ограниченные представления о веселье? Пусть я буду чувствовать себя кем-то вроде Дел Боя [30], наваливающегося на барную стойку, но все-таки скажу (спокойствие, девочки, только спокойствие!):

«Когда я слышу заявления женщин, что их свадьба будет/была лучшим днем в жизни, то не могу избавится от мысли: милочка, вы просто еще не принимали такой дозы экстази на лужайке в три часа ночи».

Любая свадьба, на мой взгляд, сводится к стилю Майкла Джексона в самом расцвете его безумия – к попытке притвориться знаменитостью на один-единственный, безумно дорогостоящий день. А ведь мы знаем, почему знаменитости держат обезьян в качестве домашних животных, носят идиотскую обувь, покупают скелет человека-слона, устраивают парки с аттракционами и строят бассейны в форме гитары. Потому что внутри они мертвы. Они видят, что внутри у них пустота. В какой-то ужасный миг они вдруг осознали свою окончательную и бесповоротную незначительность – незначительность пылинки в бесконечной вселенной – и в качестве ответной меры наняли специалиста по аранжировке соломинок в коктейлях. Все мы дружно жалеем этих людей как ущербных идиотов.

И тем не менее в наши дни женщины почитают за высшее счастье вышвырнуть целое состояние на один-единственный день в роли ущербной идиотки, после чего стиснуть зубы, остепениться и никогда больше не устраивать для себя «незабываемых» дней. Ну а в конечном итоге все сводится к тому, что вы только что промотали 21 000 фунтов на 16 000 волованов и современную джаз-группу – да, но как это сокрушительно символично!

Взглянем с этой точки зрения на другую половину человечества. Есть ли у ниходин исключительный день, когда они чувствуют себя королями мира, – чтобы назавтра покорно вернуться к рутине? Нет. Они постоянно находят себе развлечения и ловят от жизни кайф: как подметила Жермен Грир в книге «Настоящая женщина», мужчины заполняют свое свободное время приятной бесполезной деятельностью: рыбачат, играют в гольф, слушают музыку, режутся в игровые приставки и воображают себя гоблинами из World of Warcraft. У них нет нашей потаенной мании – прожить один день в шкуре принцессы Дианы. (Разумеется, в ее лучшие годы. Без желания прыгнуть в лестничный пролет. До того, как появилась Камилла и все изгадила.) А как женщины проводят свободное время? Воплощая в жизнь бесконечный список мер по самосовершенствованию или крутясь по дому (вся эта уборка, домашние задания детей, советы попавшим в беду подругам, глисты у кошки, упражнения для мышц вагины, рецепты блюд из капусты, отшелушивание врастающих волос) и неведомым образом утешаясь наличием того самого «лучшего дня в жизни».

Согласитесь, женщины, что все мы с удовольствием обменяли бы один «исключительный» день на целую жизнь, наполненную более скромными радостями!

Хотя, возможно, начать следует просто-напросто с отказа от самой идеи замужества? Я в принципе против всего, предполагающего, что вы должны изменить свое имя. Когда еще вы получаете другое имя? Становясь монахиней или порнозвездой. Скверная компания для якобы райского праздника любви!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.