XI. ЦИРКЪ АСТЛИ.[6]

Каждый разъ, какъ только случалось нашимъ взорамъ встр?титься съ огромными, изумительными римскими заглавными буквами — въ книг? ли, въ окнахъ ли магазиновъ, или на выв?скахъ — и въ душ? нашей немедленно рождалось неясное, безотчетное воспоминаніе о той счастливой пор?, когда приступлено были къ посвященію насъ въ таинства букваря. Мы живо представляемъ себ? острый кончикъ булавки, который сл?дитъ за каждой буквой, для того, чтобы сильн?е запечатл?ть форму этой буквы въ нашемъ д?тскомъ слабомъ воображеніи. Мы невольно содрагаемся при воспоминаніи костлявыхъ сгибовъ пальцевъ правой руки, которыми почтенная старушка-лэди, внушавшая намъ, за десять пенсовъ въ нед?лю, первыя правила воспитанія, любила награждать наши юныя головки, ради того, чтобы бы привести въ порядокъ смутныя идеи, которымъ мы нер?дко предавались. Это неопред?ленное чувство пресл?дуетъ насъ во многихъ другихъ случаяхъ; но, кром? цирка Астли, намъ кажется, н?тъ ни одного м?ста, которое бы такъ сильно пробуждало въ нашей душ? воспоминаніе о д?тскомъ возраст?. Циркъ Астли въ ту пору не носилъ еще громкаго названія Королевскаго Амфитеатра, тогда еще не являлся Дукро, чтобы пролитъ св?тъ классическаго вкуса и портабельнаго газа надъ песчаной площадкой, служившей для конскаго ристалища. Впрочемъ, общій характеръ того м?ста остался тотъ же самый: пьесы давались т?же самыя, шутки паяцовъ были т?же самыя, берейторы были одинаково величественны, комическія актеры — одинаково остроумны, трагики одинаково хриплы, и лошади одинаково одушевлены. Циркъ Астли изм?нился къ лучшему, — и только мы перем?нились къ худшему. Вкусъ къ театральнымъ представленіямъ совершенно покинулъ насъ, и, къ стыду нашему, должно признаться, что мы гораздо бол?е находимъ удовольствія, наблюдая зрителей, нежели мишурный блескъ, который открывается на сцен? и который н?когда тамъ высоко ц?нился нами.

Въ свободное время мы считаемъ большимъ удовольствіемъ любоваться пос?тителями Астли, любоваться па и ма,[7] девятью или десятью д?тьми, отъ пяти съ половиной до двухъ съ половиной футовъ ростомъ, отъ четырнадцати до четырехъ-л?тняго возраста. Однажды мы только что заняли м?сто въ лож? противъ самой середины цирка, какъ увид?ли, что сос?дняя ложа стала наводняться обществомъ, которое какъ нельзя бол?е согласовалось съ нашимъ beau ideal, составленнымъ въ воображеніи для описанія группы пос?тителей Астли.

Прежде вс?хъ вошли въ ложу три маленькіе мальчика и маленькая д?вочка и, по приказанію папа, довольно громко отданному въ полу-отворенныя двери, заняли переднюю скамейку. Потомъ явились еще дв? маленькія д?вочки, подъ присмотромъ молодой лэди, — весьма в?роятно, гувернантки. За двумя д?вочками сл?довали еще три мальчика, од?тые, подобно первымъ, въ синія курточки и панталоны, и съ откидными воротничками; потомъ — еще ребенокъ, въ камзол?, обшитомъ снурками, съ выраженіемъ на лиц? безпред?льнаго изумленія я съ большими круглыми глазами. Его подняли черезъ скамейки и при этомъ процесс? обнаружили его розовенькія ножки. Всл?дъ за ребенкомъ вошли па и ма и, въ заключеніе, старшій сынъ, мальчикъ л?тъ четырнадцати, который, весьма очевидно, старался показать себя, какъ будто онъ вовсе непринадлежалъ этому семейству.

Первыя пять минутъ употреблены были на сниманіе платковъ съ д?вочекъ и на поправку бантовъ, которыми украшались ихъ волосы. Посл? того внезапно открылось, что одному мальчику пришлось сид?ть противъ столба, который закрывалъ отъ него всю сцену, а потому, для устраненія такого неудобства, необходимо было нужно перем?нить м?ста маленькаго мальчика и гувернантки. Посл? того па оправилъ платье мальчиковъ и сд?лалъ наставленіе, какъ должно держать носовые платочка; а ма сначала кивнула головой гувернантк?, потомъ мигнула ея, чтобы та н?сколько побол?е открыла плечики у д?вочекъ, и наконецъ приподнялась, чтобъ осмотр?ть свое маленькое войско. Смотръ этотъ, по видимому, кончился къ полному ея удовольствію, потому что она бросила самодовольный видъ на па, который стоялъ въ отдаленномъ конц? ложи. Па отв?тилъ точно такимъ же взглядомъ и весьма выразительно высморкалъ носъ. Б?дная гувернантка выглядывала изъ за столба и робко старалась уловить взглядъ ма, чтобы, въ свою очередь, выразить ей восхищеніе при вид? такого милаго семейства. Двое мальчиковъ разсуждали о томъ, д?йствительно ли Астли вдвое больше Друри-Лэнскаго театра, и наконецъ для р?шенія столь труднаго вопроса обратились въ Джоржу. При этомъ Джоржъ, который былъ никто другой, какъ молодой вышепомянутый джентльменъ, обратился весь въ негодованіе и — нельзя сказать, чтобы въ н?жныхъ выраженіяхъ — зам?тилъ своимъ братьямъ, какъ грубо и неприлично звать его по имени въ публичномъ м?ст?. Разум?ется, д?ти приняли это зам?чаніе съ чистосердечнымъ см?хомъ, и, въ добавокъ, одинъ изъ мальчиковъ заключилъ см?хъ весьма справедливымъ мн?ніемъ, что "Джоржъ начинаетъ считать себя большимъ челов?комъ". Па и ма засм?ялись при этомъ заключеніи, а Джоржъ, проворчавъ, что "Вильяму всегда потакаютъ вс? его дерзости", принялъ на себя видъ глубокаго презр?нія и оставался съ этимъ видомъ до самого вечера.

Началось представленіе, и вниманію мальчиковъ не было пред?ловъ. Па также принималъ жив?йшее участіе въ игр?, хотя и старался показать видъ, что она вовсе не интересуетъ его. Что касается ма, то восторгъ ея отъ шутокъ главнаго комедіанта доходилъ до изступленія: она такъ усердно хохотала, что ни одинъ бантъ на ея огромномъ чепчик? не оставался въ поко?. Гувернантка отворачивалась отъ столба, и каждые разъ, какъ только глава ея встр?чались съ глазами ма, она прикрывала платкомъ нижнюю часть лица и, какъ сл?дуетъ, предавалась судорожному см?;ху. Въ то время, какъ одинъ изъ актеровъ, въ блестящихъ датахъ, давалъ клятву увезти прекрасную д?вицу, или погибнуть въ предпріятіи, рукоплесканія мальчиковъ были оглушительны, особливо одного изъ нихъ, который, повидимому, былъ гостемъ въ семейств? и который весь вечеръ говорилъ любезности маленькой дв?вадцатил?тней кокетк?, представлявшей изъ себя прекрасную модель своей мама.

Но вотъ начались конскія ристалища, и восхищеніе д?тей удвоилось. Желаніе вид?ть, что происходило впереди, окончательно поб?дило достоинство родителя; поднявшись на ноги, онъ апплодировалъ громче каждаго изъ своихъ д?тей. Гувернантка между т?мъ, нагнувшись къ матери семейства сообщала ей остроумныя зам?чанія своихъ питомцевъ на сценическія происшествія. Мама, въ безпред?льномъ восторг? отъ этихъ зам?чаній и отъ сцены, награждала гувернантку пожатіемъ руки, а гувернантка, совершенно довольная т?мъ, что усп?ла обратить на себя вниманіе, прислонялась къ столбу съ лицомъ, сіяющимъ отъ радости; короче сказать, общество казалось совершенно счастливымъ, исключая мистера Джоржа, который былъ слишкомъ великъ, чтобы принимать участіе въ д?тскихъ удовольствіяхъ, и слишкомъ незначителенъ, чтобы обратить на себя вниманіе постороннихъ. Онъ, время отъ времени, развлекалъ себя, приглаживая т? м?ста, гд? черезъ н?сколько л?тъ должны показаться бакенбарды, и оставался какъ нельзя бол?е доволенъ великол?піемъ своей персоны.

Мы не думаемъ, чтобы кто нибудь, побывавъ въ Астли два-три раза, и сл?довательно получивъ способность оц?нить постоянство, съ которымъ одни и т? же фарсы повторяются вечеръ за вечеромъ, сезонъ за сезономъ, мы не думаемъ, чтобы онъ не находилъ удовольствія по крайней м?р? хота въ одной части всего предстявленія. Что до насъ, то при первомъ поднятіи занав?са мы испытываемъ точно такое же удовольствіе, какое выражаетъ самый младшій изъ описаннаго нами семейства, и, по старой привычк?, присоединяемся ко всеобщему см?ху, сопровождающему пронзительный крикъ паяца: "вотъ и мы къ вашимъ услугамъ!" Мы не можемъ даже изм?нить старинному чувству уваженія къ берейтору, который, съ бичемъ въ рук?, сл?дуетъ за паяцомъ и д?лаетъ передъ публикой граціозный поклонъ. Онъ не принадлежитъ къ числу обыкновенныхъ грумовъ, въ нанковыхъ курткахъ, обшитыхъ коричневыми снурками; напротивъ того, онъ выглядитъ настоящимъ джентльменомъ, въ военномъ вицъ-мундир?, подъ которымъ подложено н?сколько фунтовъ ваты. Скор?е онъ похожъ…, но къ чему мы станемъ покушаться описывать то, о чемъ никакое описаніе не можетъ сообщить посредственнаго понятія? Мы скажемъ одно: что каждый изъ нашихъ читателей знакомъ съ этимъ челов?комъ; каждый изъ нихъ помнитъ его полированные сапоги, его граціозную осанку, немного стянутую (какъ другіе весьма справедливо зам?чаютъ), его прекрасную голову, украшенную черными, зачесанными кверху волосами, для того, чтобы придать лицу выраженіе глубокомыслія и поэтической меланхоліи. Его звучный и пріятный голосъ находится въ прекрасной гармоніи съ его благородными движеніями, которыми онъ вызываетъ паяца на шутки. Поразительное воспоминаніе о его достоинств?, когда, онъ восклицаетъ: "Ну-съ, милостивый государь, что же вы мн? скажете о миссъ Вудфордъ?" оставило въ душ? нашей неизгладимое впечатл?ніе. А его удивительная ловкость, съ которой онъ выводитъ миссъ Вудфордъ на арену, сажаетъ ее на с?дло и сл?дуетъ по цирку за ея легкимъ скакуномъ, постояано и сильно волновала грудь хорошенькихъ горничныхъ, внимательно сл?дившихъ за каждымъ его шагомъ и каждымъ движеніемъ.

Когда миссъ Вудфордъ, ея лошадь и оркестръ внезапно останавливались, чтобы перевести духъ, берейторъ вступалъ съ паяцомъ въ разговоръ обыкновенно сл?дующаго рода:

— Послушайте, милостивый государь, начинаетъ паяцъ.

— Что вамъ угодно, сэръ?

(Разговоръ продолжается съ об?ихъ сторонъ самымъ учтивымъ образомъ.)

— Неужели вамъ не случалось слышать, что я учился берейторскому искусству?

— Первый разъ им?ю удовольствіе слышатъ объ этомъ.

— Ахъ, какъ же! учился; не угодно ли, я покажу вамъ это на д?л??

— Неужели вы покажете?

— Не угодно ли, я покажу вамъ это сейчасъ…. сію минуту?

— Сд?лайте одолженіе, сэръ, но только жив?е…. какъ можно жив?е.

И вм?ст? съ этимъ раздается ударъ бича.

— А такъ вотъ въ чемъ д?ло! Н?тъ, милостивый государь, мн? это больно не нравится, отв?чаетъ паяцъ и въ то же время бросается на землю и начинаетъ выказывать различныя гимнастическія конвульсіи. То перегнется надвое, то снова разогнется и, къ шумному восторгу всей галлереи, старается показать изъ себя челов?ка, который находится въ самыхъ ужасныхъ мученіяхъ. Второй ударъ бича прекращаетъ въ паяц? вс? крвилянья, и берейторъ приказываетъ: "взглянуть, чего же даетъ миссъ Вулфордъ!"

Паяцъ вскакиваетъ на ноги и восклицаетъ:

— Ахъ, миссъ Вулфордъ! что вы прикажете сд?лать для васъ: принесть ли что подать ли, отнесть ли? прикажите, и я готовъ сд?лать все, что вамъ угодно.

Миссъ Вулфордъ, съ сладенькой улыбкой, объявляетъ, что ей нужны два флага. Флаги являются и вручаются ей съ см?шными гримасами со стороны паяца, который, исполнивъ эту церемонію, д?лаетъ берейтору сл?дующее зам?чаніе:

— Ага! что взяли! а в?дь миссъ Вулфордъ знаетъ меня съ прекрасной стороны: вы, в?роятно, изволили вид?ть, какъ она улыбнулась мн?.

Бичъ снова хлыщетъ по воздуху, оркестръ раздается, лошадь бросается въ галопъ, и миссъ Вулфордъ, къ безпред?льному восторгу зрителей, и стараго и малаго, снова носится по цирку. Сл?дующая остановка представляетъ новый случай къ повторенію т?хъ же самыхъ шутокъ, которыя разнообразятся забавными гримасами со стороны паяца, каждый разъ, какъ, только берейторъ отвернется въ сторону, и заключаются т?мъ, что паяцъ кувыркается черезъ барьеръ, но предварительно постарается отвлечь вниманіе публики совс?мъ въ другую сторону.

Неужели никто изъ нашихъ читателей не зам?чалъ того класса народа, который находитъ особенное удовольствіе толпиться въ теченіе дня у подъ?здовъ дешевыхъ театровъ? Вы р?дко-р?дко пройдете мимо одного изъ этихъ м?стъ не зам?тивъ группы въ два или три челов?ка, которые разговариваютъ на тротуар?, съ т?мъ заносчивымъ видомъ, который можно зам?тить въ комнатномъ оратор? какого нибудь трактира и который составляетъ исключительную принадлежность людей этого класса. По видимому, они всегда воображаютъ себя созданными для сценической выставки; воображаютъ, что театральныя лампы осв?щаютъ ихъ и днемъ. Вотъ, наприм?ръ, этотъ молодой челов?къ въ полиняломъ коричневомъ пальто и весьма широкихъ св?тло-зеленыхъ панталонахъ безпрестанно обдергиваетъ нарукавники своей пестрой рубашки, съ такимъ самодовольнымъ видомъ, какъ будто она сд?лана изъ тонкаго батиста, и такъ щегольски загибаетъ на правое ухо свою б?дую, запрошлогоднюю шляпу, какъ будто вчера только купилъ ее изъ моднаго магазина. Взгляните на грязныя б?лыя перчатки и дешевый, шолковый платокъ, котораго полу-чистый уголокъ торчитъ изъ наружнаго кармана, на груди изношеннаго пальто. Неужели вы не догадаетесь съ перваго взгляда, что это тотъ самый джентльменъ, который вечеромъ од?нетъ синій сюртукъ, чистую манишку и б?лые панталоны и черезъ полчаса зам?нитъ ихъ полуоборваннымъ своимъ нарядомъ, — которому каждый вечеръ предстоитъ выхвалять свои несм?тныя сокровища, между т?мъ какъ строгая д?йствительность наводитъ его на грустное воспоминаніе о двадцати шиллингахъ жалованья въ нед?лю, — которому приходится говорить передъ публикой о богатыхъ пом?стьяхъ своего родителя и въ то же время вспоминать о маленькой своей квартирк? въ предм?стьяхъ Лондона, — выказывать себя лестнымъ женихомъ богатой насл?дницы, которому вс? льстятъ и завидуютъ, и между т?мъ не забывать, что всл?дствіе недостатковъ его ожидаютъ дома большія непріятности?

Всл?дъ за этимъ молодымъ челов?комъ, быть можетъ, вы зам?чали худощаваго бл?днаго мужчину, съ весьма длиннымъ лицомъ, въ истертой до лоска пар? чернаго платья, задумчиво постукивающимъ камышевою тростью ту часть своихъ сапоговъ, которая н?когда носила названіе "высокихъ каблуковъ". Зам?тьте, что этотъ мужчина принимаетъ на себя самыя трудныя роли, какъ-то: попечительныхъ отцовъ, великодушныхъ лакеевъ, почтенныхъ куратовъ, фермеровъ и такъ дал?е.

Мимоходомъ, сказавъ объ отцахъ, мы должны упомянуть о нашемъ всегдашнемъ желаніи увид?ть пьесу, въ которой вс? д?йствующія лица были бы круглыми сиротами. А то почти въ каждой пьес? непрем?нно явится отецъ и всегда д?лаетъ герою или героин? длинное объясненіе о томъ, что происходило до поднятія занав?са, и обыкновенно начинаетъ такимъ образомъ!

"Вотъ уже прошло девятьнадцать л?тъ, мое безц?нное дитя, съ т?хъ поръ, какъ покойная твоя мать (при этомъ голосъ стараго родителя дрожитъ отъ сильнаго душевнаго волненія) поручила тебя моему попеченію. Ты былъ (или была) тогда еще невиннымъ ребенкомъ", и проч. и проч.

Или вдругъ онъ открываетъ, что тотъ, съ к?мъ онъ находился въ постоянныхъ сношеніяхъ въ теченіе трехъ длинныхъ д?йствій, оказывается его роднымъ д?тищемъ. При этомъ неожиданномъ открытіи онъ д?лаетъ самыя патетичныя восклицанія:

— Ажъ, Боже мой! что я вижу! Этотъ браслетъ! эта улыбка! эти документы! эти глаза! — Могу ли я в?рить своимъ чувствамъ? не ошибаюсь ля я? О, н?тъ! это ясно, это такъ и быть должно! — Да, да! это мое дитя, мое безц?нное дитя!

— Мой отецъ! восклицаетъ новооткрытое дитя. Оба падаютъ въ объятія другъ друга и поглядываютъ черезъ плечо, какое д?йствіе произведи они на публику. Разум?ется, самое сильное, потому что публика три раза принимается рукоплескать.

Но пора оставить наше отступленіе, которое мы сд?лали потому, чтобы объяснить читателю, къ какому классу принаддежатъ люди, которые толпятся у подъ?здовъ дешевыхъ театровъ. У цирка Астли ихъ всегда бываетъ бол?е, нежели въ другихъ м?стахъ. Тутъ вы всегда увидите двухъ или трехъ оборванцевъ-джентльменовъ, въ пестрыхъ шейныхъ платкахъ, въ жолто-бл?дныхъ рубашкахъ, съ узелкомъ подъ мышкой, въ которомъ хранятся тоненькіе башмаки для сцены, завернутые въ лоскутокъ старой газеты. Н?сколько л?тъ тому назадъ, мы им?ли привычку разиня ротъ смотр?ть на этихъ людей, — смотр?ть на нихъ съ чувствомъ таинственнаго любопытства, одно воспоминаніе о которомъ вызываетъ улыбку на наше лицо. Мы ни подъ какимъ видомъ не р?шились бы пов?рить тогда, что эти созданія, окруженныя блескомъ мишуры и сіяніемъ газа, од?тыя въ б?лосн?жныя туники и голубые шарфы, — созданія, которыя каждый вечеръ порхали передъ нами на прекрасныхъ лошадяхъ, среди громкихъ звуковъ оркестра и искуственныхъ цв?товъ, могли быть т? же самыя бл?дныя, изнуренныя существа которыхъ мы усматривали днемъ.

Мы съ трудомъ в?римъ этому даже и теперь. О низшемъ класс? актеровъ мы уже им?емъ н?которое понятіе и находимъ, что не нужно много утруждать наше воображеніе для того, чтобы въ лиц? подозрительнаго челов?ка представить себ? исполнителя ничтожныхъ ролей, въ трактирномъ оратор? — комическаго п?вца, въ пьяниц? и буян? — трагика; но есть изъ нихъ и такія таинственныя существа, которыя никогда не выходятъ изъ пред?ловъ цирка, которыхъ нигд? не увидите, какъ только на сцен?. За исключеніемъ Дукро, котораго ни подъ какимъ видомъ нельзя причислить къ классу этихъ людей, кто можетъ похвастать знакомствомъ съ на?здниками цирка Астли, или кто можетъ сказать, что видалъ ихъ гд? нибудь за пред?лами цирка? Неужели и почтенный другъ нашъ р?шится показаться въ изношенномъ плать? или над?ть на себя обыкновенный костюмъ, не подбитый ватой? н?тъ! этого быть не можетъ! Мы не можемъ…. мы даже не хотимъ и в?рить этому.