Глава 4.
Глава 4.
РЕЛИГИЯ И ТЕРРОРИЗМ
Многие террористические группы прошлого и настоящего демонстрировали наличие сильной религиозной составляющей, в большинстве случаев посредством указания на их принадлежности к определенной конфессии. Антиколониальные национальные движения, такие, как еврейские террористические организации, действовавшие в Израиле до обретения страной независимости, и мусульманский Национальный освободительный фронт в Алжире, столь же легко приходят на ум, как и более поздние примеры вроде всецело католической Ирландской республиканской армии (их противники — протестанты, организованные в различные военизированные группы наподобие «Борцов за свободу Ольстера», Ольстерской добровольной армии и «Боевиков красной руки») и, наконец, преимущественно мусульманская Организация освобождения Палестины. Однако главным во всех этих движениях является политический, а не религиозный аспект. Нет никаких сомнений в том, что на первом месте стоят этнонациональные и/или ирредентистские устремления.
Впрочем, для других групп религиозный мотив является главенствующим. Более того, религиозная мотивация является определяющей чертой многих террористических групп в настоящее время. Последствия переворота, превратившего в 1979 году Иран в исламскую республику, сыграли важную роль в возрождении этого направления терроризма. Но как мы позже увидим, возрождение религиозного терроризма наблюдалось не только в Иране, и уж тем более не только на Ближнем Востоке или в исламских государствах. С 1980-х религиозный терроризм был связан с большинством мировых религий, а также с менее значительными сектами и культами. «Я не раскаиваюсь в своем поступке, — заявил полиции Игаль Амир[64], молодой еврейский экстремист, убивший премьер-министра Израиля Ицхака Рабина. — Я действовал в одиночку и исполнял волю Бога». Сегодня подобные слова могли бы произнести исламские террористы из группы «Хамас», совершившие целую серию взрывов в общественном транспорте и местах с большим скоплением народа, потрясших Израиль; мусульманские террористы из Алжира, терроризировавшие взрывами Францию; японские последователи Секо Асахара из секты «Аум Синрикё», которые в марте 1995 года предприняли атаку нервно-паралитическим газом на пассажиров токийского метро с целью приблизить наступление нового тысячелетия; или американские христиане-патриоты, которые месяцем позже устроили взрыв в федеральном административном здании в Оклахома-Сити, руководствуясь куда более запутанным и менее постижимым мотивом, состоящим из целой смеси бунтарских, параноидальных и антиправительственных настроений. Как мы позже уясним, в терроризме, мотивируемом в целом или отчасти религиозными воззрениями, где насилие рассматривается как осуществление божественной воли или священное действие, применяются несколько иные способы узаконивания и оправдания творимых действий, чем в обычном терроризме. Эти характерные особенности приводят, в свою очередь, к еще большему кровопролитию и разрушениям.
Связь между религией и терроризмом — явление не новое. Более двух тысячелетий назад религиозными фанатиками были совершены первые акты того, что мы сейчас назвали бы терроризмом. К примеру, некоторые слова, используемые в английском языке для описания деятельности террористов, произошли от названий еврейских, индийских и мусульманских террористических группировок, действовавших довольно давно. Этимология английского слова zealot, имеющего значение «фанатичный адепт», «ярый сторонник» или «фанатик», восходит к еврейской секте зилотов, которые с 66 по 73 год н.э. сражались против римской оккупации земель, входящих сегодня в состав Израиля. Зилоты совершали жестокие убийства по большей части отдельных лиц, действуя лишь с помощью оружия — кинжала «сика». Зилот возникал из толпы на городском рынке, доставал спрятанный под одеждой кинжал и на виду у всех присутствующих перерезал горло римскому легионеру или еврею, приговоренному к смерти за предательство или отступничество. Следовательно, задолго до появления новостных программ и спутниковых телетрансляций публичные кровавые акты насилия со стороны зилотов, как и теракты сегодня, были направлены на оказание психологического воздействия, выходящего за рамки убийства непосредственной жертвы теракта и таким образом несущего важное послание широкой аудитории, а именно римскому оккупационному правлению и евреям, которые помогали захватчикам. Считалось, что зилоты также использовали примитивные химические яды в качестве оружия, отравляя колодцы и склады зерна, которыми пользовались римляне, и даже саботировали систему водоснабжения Иерусалима.
Английское слово thug, имеющее значение «убийца», «головорез», «бандит», произошло от названия религиозного культа, существовавшего с VII века в Индии, члены которого терроризировали страну до момента ликвидации этого культа в середине XIX века[65]. Таги совершали акты ритуального убийства, принося жертвы индийской богине страха и разрушения Кали. В священные дни года члены секты бросали свои обычные занятия и затаивались в ожидании случайных путников, над которыми совершали ритуальные действия в виде удушения и принесения в жертву богине Кали. По некоторым сведениям, таги погубили около миллиона человек за 1200-летний период существования культа, что составляет около 800 человеческих жертв в год. Таким числом жертв вряд ли может похвастаться любая современная террористическая организация, вооруженная куда более разрушительным оружием[66].
И наконец, английское слово assassin или его русский аналог ассасин, обозначающий «человека, подвергающего другое лицо коварному убийству», или «наемного убийцу», являлось названием радикальной группы, отколовшейся от мусульманской секты Шиа Исмайли, которая между 1090 и 1272 годами н.э. сражалась с крестоносцами-христианами, пытавшимися завоевать территорию современных Сирии и Ирана. Буквальный перевод слова «ассасин» — поглотитель гашиша — отсылка к ритуальному опьянению, совершавшемуся ассасинами, прежде чем отправиться на свое кровавое дело. Насилие являлось для ассасинов священным действом, долгом перед высшими силами, исполнения которого требовали религиозные тексты и священнослужители. Таким образом, насилие, творимое ассасинами, было направлено не только на уничтожение недругов-христиан, но и на приближение новой эры. Важным дополнением в мотивации действий ассасинов было обещание того, что, погибнув при исполнении своего священного долга, убийца немедленно попадет в рай. Сходный мотив самопожертвования и мученического самоубийства можно заметить сегодня во многих исламских и зачастую других религиозных террористических организациях.
До XIX века, как указал Рапопорт в своем основополагающем труде, посвященном явлению, которое он определил как «священный террор», религия являлась лишь оправданием для терроризма. Многие политические изменения нашей эпохи, о которых шла речь в первой главе, включая конец божественного монархического правления в Европе в начале XIX века, привели к рождению новых идей, пересматривающих отношения гражданина и государства, а также понятий национализма и национального самоопределения, вызвавших, в свою очередь, изменения в мотивации и акцентах. Растущая популярность политических школ радикального толка, включая марксизм (а также последовавшие за ним вариации в виде ленинизма и маоизма), анархизм и нигилизм, завершила трансформацию терроризма из религиозного в светский феномен. Процесс «секуляризации» получил новый толчок с появлением антиколониальных/национальных освободительных движений, возникших после Второй мировой войны и бросивших вызов западному господству в Азии, Африке и на Ближнем Востоке. Это оказало мощное воздействие на этнонациональные/сепаратистские и идеологические террористические организации конца 1960-х и начала 1970-х.
Несмотря на то что религия и терроризм долгое время шли рука об руку, позднее в XX веке религиозный терроризм был заменен этнонациональным/сепаратистским и идеологически мотивированным терроризмом. К примеру, ни одна из одиннадцати известных нам международных террористических организаций, действовавших в 1968 году, когда, как было замечено ранее, зародился современный международный терроризм, не может быть отнесена к религиозному терроризму, то есть имеющему цели и мотивацию, отражающие религиозный характер или направленность группы[67]. Этого следовало ожидать лишь в разгар «холодной войны», когда большинство террористических групп (8) являлось левыми революционными организациями с марксистско-ленинской идеологией, а оставшиеся три, включая группы, входящие в состав Организации освобождения Палестины, отразили приход первых постколониальных этнонациональных/сепаратистских организаций. Лишь в 1980 году в результате революционной борьбы в Иране, происходившей годом ранее, появились первые «современные» религиозные террористические группы. Даже в таких условиях, несмотря на значительный рост числа поддающихся учету международных террористических групп с 11 до 64, а также десятикратное увеличение (с 3 до 32) числа этнонациональных/сепаратистских организаций (по причинам, описанным в главе 3), всего 2 из 64 групп, действовавших в 1980 году, могут быть отнесены к преимущественно религиозным по характеру и мотивировке. Это поддерживаемые Ираном шиитские организации Альдава и Комитет по защите Исламской революции.
Однако, притом что возрождение современного религиозного терроризма изначально ассоциировалось с исламской революцией в Иране, спустя десятилетие с момента тех событий ни одна из мировых религий не могла отрицать, что ей свойственна та же смесь веры, фанатизма и насилия. Двенадцать лет спустя, в 1992 году, число религиозных террористических групп весьма показательно выросло с 2 до 11, и более того, включало теперь еще и крупнейшие неисламские религии мира наряду с небольшими сектами и культами.
В то время как увеличивалось число религиозных террористических групп, количество этнонациональных/сепаратистских террористических групп существенно снизилось. Одним из возможных объяснений подобной тенденции является тот факт, что многие этнонациональные/сепаратистские группы конца эпохи «холодной войны» неожиданно для себя оказались вовлеченными в ожесточенные конфликты и гражданские войны, происходившие на родине этих организаций (Боснии, Чечне, Нагорном Карабахе и других частях Восточной Европы и бывшего СССР). Поэтому времени и сил на участие в международном терроризме у них оставалось крайне мало. Другим правдоподобным объяснением может служить тот факт, что в то время, когда жесткая биполярная структура политики «холодной войны», сдавливающая более полувека ООН, начала рушиться и начали возникать новые независимые государства, немедленно включаемые в состав международного сообщества, почти не оставалось причин прибегать к международному терроризму ради обретения национальной независимости. Также в условиях, когда исчезли препятствия на пути стран, желающих вступить в ООН, многие группы, возможно, сочли использование методов международного терроризма не помехой (опорочивающей их борьбу и лишающей их права на вступление в сообщество наций), но мерой, приводящей к прямо противоположным результатам. Наконец, будет интересно отметить следующий момент: несмотря на окончание «холодной войны» и развал СССР, а также распад Варшавского договора, группы, поддерживающие учение марксизма, ленинизма и маоизма (либо некоторые ответвления этих идеологических направлений), не изменили своих взглядов, продолжая верить в миф о мировом террористическом заговоре, проводимом или контролируемом Москвой и ее коммунистическими ставленниками, созданный во время «холодной войны».
Значительным является тот факт, что в 1990-х рост числа религиозных террористических групп в соотношении со всеми действующими международными террористическими организациями не только продолжился, но и значительно ускорился. К примеру, в 1994 году треть (16) из 49 известных международных террористических групп, действовавших в тот год, может быть отнесена к религиозным по своему характеру и/или мотивам; а в 1995 году, по которому имеется наиболее полная статистика, их число снова выросло, составив около половины (26, или 46%) или 56 известных действующих международных террористических групп.
Не удивительно, что религия стала куда более распространенным мотивом для террористической деятельности в эпоху, последовавшую за окончанием «холодной войны», чем старые идеологические направления, чью несостоятельность продемонстрировал развал СССР и крушение коммунистической идеологии, в то время как щедрые обещания либерально-демократических капиталистических государств, торжествующих по поводу того, что Фрэнсис Фукуяма[68] в своем знаменитом изречении назвал «концом истории», никак не выполняются во многих странах по всему миру. «Чувство общественной незащищенности», вызванное этими изменениями, которое нанесло ущерб как экономически неблагополучным регионам (сектор Газа и бывший СССР), так и наиболее процветающим странам (Япония и США), усугублялось различными социальными факторами, включая увеличившийся рост населения, стремительную урбанизацию и развал местных сфер соцобеспечения (медицины, жилищно-коммунальной сферы, программ социальной помощи и образования), предоставляемых государством.
Выделение религии как главной движущей силы в международном терроризме в 1990-х годах подтверждается и тем фактом, что наиболее значительные (с точки зрения политических предпосылок и последствий или числа пострадавших) теракты десятилетия имели значительный религиозный подтекст и/или мотивировку:
? атака нервно-паралитическим газом зарином на пассажиров токийского метро в марте 1995 года, совершенная японской религиозной сектой, в ходе которой погибло 12 человек и пострадало еще 3796 (имеются данные о том, что группа также планировала подобные теракты в США);
? взрыв в федеральном административном здании в Оклахома-Сити в апреле 1995 года, унесший жизни 168 человек, устроенный христианскими патриотами, с разворачиванием революционных действий по всей стране;
? взрывы в нью-йоркском Центре международной торговли в 1993 году, устроенные исламскими радикальными террористами, которые предприняли попытку завалить одну башню на другую, а также, по имеющимся данным, выпустить в воздух облако ядовитого газа;
? упомянутое выше убийство в ноябре 1995 года израильского премьер-министра Ицхака Рабина еврейским религиозным фанатиком-экстремистом, которое должно было стать лишь первым шагом в кампании массовых убийств, нацеленной на срыв мирного процесса;
? подрыв грузовика в казармах американских ВВС в Дахране, Саудовская Аравия, в 1996 году, во время которого погибли 19 человек, устроенный военизированной группой религиозных фанатиков, выступавших против режима Аль-Сауда;
? череда кровавых терактов, устроенных между февралем и мартом 1996 года террористами-камикадзе из Хамаса, нарушивших течение национальных выборов в Израиле, в ходе которых погибли 60 человек;
? жестокое нападение с применением огнестрельного оружия и ручных гранат на группу туристов из Европы и Америки, совершенное недалеко от отеля «Каир» в апреле 1996 года египетскими исламскими террористами, в ходе которого погибли 18 человек;
? убийство в ноябре 1997 года египетскими террористами из «Гамат Аль-исламия» (Исламская группа) 58 иностранных туристов и 4 египтян у храма царицы Хатшепсут в Луксоре, Египет;
? целая серия (13) почти одновременно прогремевших взрывов автомобилей и грузовиков, потрясших Бомбей, Индия, в феврале 1993 года, в ходе которых погибли 400 и пострадали еще 1000 человек, совершенных в ответ на уничтожение исламской святыни в этой стране;
? захват пассажирского лайнера авиакомпании «Эр Франс» в декабре 1994 года исламскими террористами из алжирской Вооруженной исламской группы, которые замыслили (однако так и не осуществили задуманное) взорвать самолет с собой и 283 пассажирами над Парижем, чтобы горящие обломки обрушились на городские улицы, заполненные народом[69];
? серия взрывов, организованных алжирской Вооруженной исламской группой между июлем и октябрем следующего года в вагонах метро, на рынках, в кафе, школах и популярных местах отдыха туристов, в ходе которых погибли 8 человек и более 180 получили ранения;
? жестокое кровопролитие, устроенное исламскими экстремистами непосредственно в Алжире, унесшее, по некоторым подсчетам, жизни 75 000 человек с 1992 года.
Все эти данные указывают на то, что терроризм, мотивируемый в целом или отчасти религиозными взглядами, зачастую приводил к более жестоким актам насилия, в ходе которых гибло большее число людей, чем при менее массовых и гибельных актах насилия, совершенных «светскими» террористическими организациями. Хотя террористы из религиозных организаций совершили в 1995 году (последний календарный год, по которому доступна полная база данных по терроризму из хронологии РЭНД[70] — Сент-Эндрю) всего 25% зарегистрированных международных терактов, во время их проведения погибли 58% из числа жертв всех терактов, произошедших в тот год[71]. А те нападения, совершенные 1995 году, в ходе которых погибло наибольшее количество жертв — восемь и более, все были совершены религиозными террористами. Непосредственная взаимосвязь религиозного мотива с терроризмом и высоким уровнем смертности наиболее ярко проявляется при рассмотрении актов насилия, совершенных исламскими террористами-шиитами. Хотя эти группы совершили около 8% всех международных терактов между 1982 и 1989 годами, тем не менее они повинны в 30% смертей от общего числа погибших в ходе терактов[72].
ОСНОВНЫЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ РЕЛИГИОЗНОГО ТЕРРОРИЗМА
Причина, по которой теракты, совершаемые по религиозным мотивам, оборачиваются большим количеством смертей, возможно заключается в совершенно иной системе ценностей, механизмах узаконивания и оправдания, представлениях о морали и видении мира, присущих религиозному терроризму в сравнении со «светским».
Для террориста-фанатика насилие — это прежде всего священное действо или божественная обязанность, творимая по прямому требованию веры. Таким образом, терроризм приобретает некое сверхъестественное измерение, а сами террористы перестают быть связанными политическими, моральными или практическими нормами, которые сдерживают других террористов. Тогда как прочие террористы, даже если и располагают средствами для проведения крупномасштабных операций, редко организуют массовые убийства, так как данная тактика не согласуется с их политическими принципами и, таким образом, может привести к обратным результатам, да и просто считается аморальной, религиозные же террористы зачастую жаждут уничтожения более широко определяемой категории врагов и поэтому рассматривают крупномасштабные теракты не только как морально оправданные, но и необходимые для достижения их целей. Таким образом, религия, выраженная в священных текстах и истолковываемая клиром, говорящим от имени Бога, является узаконивающей силой. Это объясняет, почему официальное одобрение духовным лицом так важно для религиозного терроризма и зачем террористу требуется «благословение» (то есть одобрение или санкционирование) перед совершением теракта.
Религиозные и светские террористы различаются и кругом сторонников. В то время как светские террористы пытаются апеллировать к широкому кругу действительно и потенциально сочувствующих лиц, членов сообществ, которые они поддерживают, или ущемленных групп населения, интересы которых они представляют, религиозные террористы одновременно являются и активистами, и сторонниками, вовлеченными в то, что они называют священной войной. Они совершают действия лишь от своего собственного лица. Таким образом, ограничения, накладываемые другими террористами на творимое ими насилие из желания заручиться поддержкой возможных сторонников, не распространяются на религиозных террористов. Более того, отсутствие потенциальных сторонников в представлении религиозных террористов ведет к санкционированию почти неограниченного насилия, творимого в отношении неограниченного числа мишеней, то есть любого, кто не исповедует одну с террористами религию или не входит в их религиозную общину. Это объясняет риторику, присущую лозунгам «священной войны», называющим лиц, не входящих в религиозное сообщество террористов, унизительными и умаляющими человеческое достоинство словами вроде «неверные», «собаки», «дети сатаны» и «нечистые». Намеренное использование подобной терминологии ради потворства и оправдания насилия очень важно, так как еще больше ослабляет ограничения, наложенные на насилие и кровопролитие посредством изображения жертв терактов как нечеловеческих существ или не заслуживающих жизни индивидов.
И наконец, религиозные и светские террористы также имеют значительные различия в представлении о себе и творимом ими насилии. В то время как светские террористы рассматривают насилие либо как способ подстегнуть изменения к лучшему в существующей системе, либо как путь к созданию новой государственной системы, религиозные террористы видят себя не составными частями этой системы, которую стоит сохранить, а «аутсайдерами», стремящимися изменить существующий порядок. Это чувство отчуждения позволяет религиозным террористам использовать куда более разрушительные и гибельные виды террористических операций, чем светским террористам, и таким образом расширять список приемлемых целей.
ИСЛАМСКИЕ ГРУППИРОВКИ
Эти основные характеристики, присущие религиозным террористическим группам всех вероисповеданий, тем не менее наиболее часто ассоциируются с исламскими террористическими группировками, в особенности иранскими. В основе иранской исламской террористической кампании лежит задача расширения движения фундаментализма за счет других стран исламского мира. «Мы должны стремиться к разжиганию революции во всем мире, — заявил в своей речи в канун иранского нового года в марте 1980 года аятолла Хомейни, всего через год после основания Исламской Республики Иран, — и оставить все помыслы об отказе от нее. Так как Иран не только не признает какие-либо различия между мусульманскими странами, но и является заступником всех угнетенных народов. Мы должны сделать понятной нашу позицию относительно держав и сверхдержав и выразить им наш протест, несмотря на трудности, которые мы испытываем. Наше отношение к миру продиктовано нашими верованиями».
Исламская революция в Иране является примером для мусульман всего мира, подвигая их на возврат к фундаментальным принципам Корана и противостояние влиянию Запада, в особенности США, на Ближнем Востоке. Подобная установка отражает верования и историю развития шиизма в исламе в видении Хомейни и записях его последователей в Иране и других странах Ближнего Востока. Начав с представления о том, что шииты много веков являлись меньшинством внутри ислама, преследуемым из-за особых, лишь им одним открытых знаний, они впоследствии заклеймили все светские правительства как не имеющие законности. По этой причине законность может быть обретена лишь путем принятия исламского закона, чтобы ускорить пришествие на землю пророка Мухаммеда, посланника Аллаха. В соответствии с этим, так как лишь Иран приступил к искуплению своей вины перед Всевышним, создав истинное исламское государство, это государство должно стать защитником угнетенных и притесненных народов во всем мире. Насилие и принуждение — не только допустимые меры для распространения исламской веры по всему миру, но являются необходимым средством для достижения этой данной свыше цели.
Чувство отчуждения и необходимости серьезных перемен во всем мировом порядке открыто читается в работах целого ряда теологов-шиитов. «Мир, в котором мы живем сегодня, — творение рук других народов, — писал аятолла Багер аль-Садр. — У нас есть два пути: принять его с покорностью, что означает позволить исламскому миру исчезнуть с лица земли, чтобы мы могли создать новый мир по законам ислама». Мустафа Шарман заявил: «Мы не ведем борьбу по правилам того мира, который существует сегодня. Мы отвергаем эти правила». Хусейн Мусави, бывший лидер ливанского движения «Хезболла», ставший жертвой ракеты, выпущенной в 1992 году с борта израильского вертолета, однажды заметил: «Мы боремся не за то, чтобы враг признал наши требования и дал нам нечто. Мы сражаемся за полное уничтожение нашего врага».
Эти заявления также отражают представления шиитов об их окружении и сопутствующей ему агрессивной обороне. «Мы, сыновья общины «Хезболла» (Воины Всевышнего)[73], — говорилось в официальном сообщении от 1985 года ливанской шиитской террористической группы с одноименным названием, — считаем себя частью мирового исламского сообщества, атакованного одновременно тиранами и самоуверенными правителями Востока и Запада... Наш путь — радикальная борьба против греха». То, что Воины Всевышнего считают, что ведут борьбу с целью самозащиты, да еще и по воле самого Господа, заметно в высказываниях духовного лидера группы, шейха Мухаммеда Хусейна Фадлаллаха. «Мы в исламе не считаем, что насилие является решением всех проблем, а считаем его лишь оперативным вмешательством, которое применяют, когда перепробованы все другие методы, а жизнь индивида все еще находится в опасности, — сказал он в интервью. — Насилие появилось тогда, когда народ, чувствующий себя скованным бессилием, поднялся для того, чтобы положить конец своей беспомощности и добиться свободы». В этой связи, подчеркнул Фадлаллах, нападение Израиля на Ливан в 1982 году явилось олицетворением враждебности Запада по отношению к революционному исламу:
«Этому вторжению противостоял исламский фактор, уходивший корнями в исламскую революцию в Иране. На протяжении всего времени конфликта Америка являлась общим знаменателем. Америка всегда представлялась истинной причиной, стоящей за конфликтом в этом регионе, из-за той поддержки, которую она оказывала Израилю и многим местным реакционным правительствам, а также потому, что закрыла глаза на вопросы прав человека и свободы в этом регионе»[74].
Еще в 1996 году Фадлаллах оправдал исламский терроризм, назвав его средством самозащиты. «Мы не проповедуем насилие, — заявил он. — Священный джихад в исламе — оборонительное движение, направленное против тех, кто творит насилие».
Одобрение террористических операций духовными наставниками всегда играло важную роль в шиитских организациях. Фетва, приговаривающая к смерти писателя Салмана Рушди, принятая в 1989 году аятоллой Хомейни, как раз подтверждает этот факт. Точно так же суннитские экстремисты, которые причастны к взрывам в нью-йоркском Центре международной торговли в 1993 году, получили фетву от шейха Омара Абделя Рахмана[75] (в настоящее время содержащегося под стражей в США), прежде чем начать планировать теракт. Мусульманские священнослужители оказывали поддержку и давали свое благословение даже на самоубийство при исполнении теракта, несмотря на то, что самоубийство запрещено в исламе. К примеру, сразу после терактов в штаб-квартирах морской пехоты США и десантных войск Франции в 1983 году Хусейн Мусави заявил: «Я объявляю громко и открыто, что двойной теракт, произошедший в воскресенье, являлся правомерным действием. У врат смерти я отдаю должное героизму воинов-камикадзе, каковыми они и являются; теперь они под защитой Всевышнего и его ангелов».
Подобные настроения существуют не только у радикально настроенных шиитов. Вооруженные организации суннитских фундаменталистов изображают свою борьбу в подобных же непреклонных терминах. По словам Антара Зураби, одного из лидеров алжирской Вооруженной исламской группы, борющейся за основание исламской республики в Алжире, в борьбе этой организации против незаконного светского правительства Алжира не может быть ни мирного диалога, ни минуты перемирия. Слово Всевышнего, продолжает он, неизменно в отношении этой борьбы. Всевышний, объяснил Зураби в своем интервью, не торгуется и не вступает в дискуссии. Зураби обозначил кампанию как тотальную войну. Первостепенной задачей организации он назвал «основание истинно исламского государства». Если при выполнении этого божественного долга погибнут невинные граждане, то, значит, так тому и быть. Прежде всего, пояснил Зураби, убийство отступников и тех, кто не является частью исламского движения, является долгом для него и его сторонников. При любом стечении обстоятельств пророк Мухаммед простит гибель невинных, как это указано в одном из стихов Корана, зачитанном Зураби: «Я невиновен в гибели людей, потому как они имели связь с теми, кто должен погибнуть».
Борьба, которую ведут против Израиля члены Движения исламского сопротивления, известного под арабским названием «Хамас» (Усердие)[76], также проходит в условиях «тотальной войны», не терпящей передышек до тех пор, пока враг не будет окончательно и бесповоротно повержен. Завет «Хамаса» гласит: «Израиль будет существовать до тех пор, пока ислам не уничтожит его, как уничтожил многих до этого». Подобные взгляды разделяет и лидер политического крыла группы Имад Салуджи, который заявил американскому ученому Марку Юргенсмейеру, что «Палестина не полностью свободна, — не в смысле ограниченности суверенитета, осуществляемого над семью палестинскими городскими центрами Палестинской национальной автономией[77] во главе с Ясиром Арафатом, — пока она не стала исламским государством». Более того, в 7-й главе Завета этой организации совершенно четко угадывается милленаристский[78] контекст: «Время искупления грехов не придет до тех пор, пока мусульмане будут сражаться с евреями и убивать их, и до тех пор, пока евреи будут прятаться за камнями и деревьями от крика: «Эй, мусульманин, здесь скрывается еврей! Приди и убей его!» Пример озабоченности религиозных террористов уничтожением практически несметных полчищ врагов можно найти и в проповеди, которую прочитал в мечети города Газа в 1987 году основатель и духовный лидер «Хамаса» имам шейх Ахмед Ибрагим Яссин. Внедряя в сознание слушателей мысль о том, что «Хамас» ведет войну не только против Израиля, но против всех евреев, Яссин неоднократно заявлял: «Шесть миллионов обезьяньих отродий (то есть евреев) правят всеми народами мира, но настанет и их черед. Аллах! Погуби их всех, не пощади ни одного!»
Кровавая террористическая кампания, проведенная террористами-камикадзе против Израиля, является достаточным свидетельством демонстрации скрытого подтекста подобных рассуждений и преданности террористов своему делу. Более 150 человек были убиты в ходе 14 терактов, совершенных террористами «Хамаса» и еще одной палестинской группы — «Исламского джихада Палестины» — между апрелем 1994 и июлем 1997 года. Смысл этих операций пояснил один из главных мусульманских активистов в интервью израильскому телевидению в 1994 году. Он четко сформулировал логику или стратегию терроризма как единственного оружия, доступного слабым и беззащитным в борьбе с сильным и могущественным противником. «Нам не хватает оружия, которым располагает наш враг, — заявил он. — У нас нет ни авиации, ни ракет, ни даже артиллерии, чтобы бороться со злом. Этот тип операций представляет собой наиболее эффективный способ причинения вреда врагу с минимальными потерями. Этот прием разрешен религией и приравнен к мученичеству. Совершая подобное действие, мученик обретает право попасть в рай и освободить себя от боли и страданий земного мира».
Манера изложения и терминология напоминают средневековое учение ассасинов, в котором говорилось о рае, ожидавшем священных воинов. Описание этого рая остается сегодня таким же, как и было семь столетий назад. Это место, где текут «реки молока и вина, а озера наполнены медом, и где мученика ожидают 72 прекрасные гурии». Там мученик предстанет перед ликом Аллаха, и позже к нему присоединятся его семьдесят избранных родственников. В этом небесном мире, где не действуют законы шариата (исламского закона), мученику доступны радости потребления крепких напитков, которые при жизни мусульманину пить запрещено, и любви прекрасных девственниц. Не удивительно, что с первых терактов, совершенных исламскими террористами-камикадзе в начале 1980-х, свидетели и выжившие жертвы часто вспоминали, что террористы улыбались, прежде чем взорвать себя и окружающих. Капрал морской пехоты, стоявший на посту у казарм в бейрутском международном аэропорту утром 23 октября 1983 года, вспоминает, как водитель грузовика, начиненного взрывчаткой, молодой человек с густыми черными волосами и усами, «посмотрел мне в глаза и улыбнулся». Эта улыбка называется бассамат алъ-фарах, «улыбка радости», и является традицией в шиизме, выказывающей радость мученичества. Среди суннитских террористов это явление также распространено. Заявление, сделанное «Хамасом» вслед за убийством главного подрывника группы, Яхья Айяш, получившего прозвище Инженер, подтвердило преимущества самопожертвования[79]. «Доблестный палестинский народ, — объявлялось в нем, — военизированное движение "Хамас", принося вам радостную весть о том, что его лидер, герой Яхья Айяш, вознесся на небеса, поздравляет его с возложенной на него честью стать мучеником во славу Всевышнего и всегда будет помнить жертвы, отданные во славу Всевышнего
И ради свободы своей родины и народа. Пасть смертью мученика было давним желанием Яхья. К этой цели стремятся все герои "Хамаса"».
Подобные настроения были поддержаны отцом Айяша, который сказал: «Если он погиб, то пусть Всевышний благословит его. Если он погиб как мученик, то я могу его поздравить».
ЕВРЕЙСКИЙ ТЕРРОРИЗМ
Те же черты, что отличают деятельность исламских террористических групп (легитимизация насилия религиозными предписаниями, чувство отчуждения, террористические движения, в которых активисты являются еще и лидерами, уничтожение широкой категории врагов), в равной степени присущи еврейским террористическим движениям, появившимся в Израиле в начале 1980-х. По большей части члены этих групп черпали вдохновение из проповедей раввина Меира Кахане. Проживавший в Нью-Йорке Кахане говорил в своих проповедях о смертельной ненависти арабов и в то же время превозносил достоинства еврейской агрессивности и воинственности. Он написал много работ, активно проповедовал, выступал с речами и вел колонку в газете[80], а также основал свою собственную (в настоящее время находящуюся вне закона) израильскую политическую партию/организацию линчевателей под названием «Ках» (Так), чтобы распространять свои радикальные, не терпящие компромисса идеи. Преобладающим стремлением Кахане было создать мифический образ евреев как жертв. Отсюда его убеждение, что евреи долгое время вели борьбу против всего мира, настроенного против этого народа, окруженные разжигателями ненависти и тайными антисемитами в США и хищными и кровожадными арабами как за пределами, так и внутри Израиля. «И помимо прочего, — писал он в 1971 году и повторял всю свою жизнь, — необходимо понять, что все народы, даже в самые благоприятные времена, не любили евреев». Единственным способом выживания в подобной агрессивной для евреев среде, по словам Кахане, была активная военная деятельность, являющаяся не иначе как неотъемлемым правом на самозащиту, которая вызвала аналогии с учением Франца Фанона[81] о катарсисе насилия. «Никогда более, — заявил Кахане, — означает, что с нас хватит положения, когда мы терпим удары и не даем сдачи. Никто не будет нас уважать и никогда не полюбит до тех пор, пока мы сами не начнем себя уважать».
Когда Кахане вместе с семьей эмигрировал в Израиль в 1971 году, он начал реализовывать свою программу по защите интересов евреев в «палестинском вопросе». Это повлекло за собой неоднократные и резкие атаки на правительственную политику как в отношении мирного урегулирования, так и к якобы «нежестким» мерам по борьбе с палестинским терроризмом К примеру, в 1980 году Кахане открыто призвал израильское правительство к созданию государственной «еврейской террористической группы», чьей целью должно было стать «убийство арабов и выдворение их из Израиля и оккупированных территорий». Десять лет спустя он беспрерывно продолжал призывать к насильственному выдворению всех арабов из Эрец Исраэль (Земля Израиля — библейские земли Большого Израиля, в которые входит как территория современного государства Израиль, так и оккупированный Западный берег) либо их физическому истреблению, если они откажутся уйти. В своей речи перед студентами университета в пригороде Лос-Анджелеса в 1988 году Кахане называл арабов «собаками», народом, который плодится как мухи и который должен быть изгнан из Израиля или уничтожен[82]. Подобными словами Кахане стремился показать арабов как нелюдей и таким образом сделать продвигаемую им одиозную политику более приемлемой для евреев. «Я не намерен молчать, в то время как арабы намереваются уничтожить мою страну, — пулями или новорожденными детьми, — заявил он. — Очень важно, что вы знаете, что имя Кахане означает для арабов. Оно означает "страх"».
Однако интересы Кахане простирались куда дальше практических соображений безопасности, и он воспользовался мистическими иудейскими представлениями, которые оправдывали плохое обращение с арабами или даже насилие над ними. В этом отношении обязанность всех евреев трудиться ради скорого возмездия стала неизменно отождествляться с «грехом» возвращения арабам библейских земель (Западного берега), которые Бог отдал Израилю. «Разве Бог уже не с Израилем? — спросил Кахане в 1981 году. — Неужели мы настолько сбились с пути, что более не осознаем исторически предопределенной Израилю роли, которая гарантирует, что Израиль более не может быть уничтожен, а его жители изгнаны со своей родины? Почему мы не можем понять, что именно наше нежелание разбираться с арабами, как того требует Галаха (еврейский религиозный закон), навлечет на наши головы ужасные беды, тогда как смело взявшись за выдворение арабов, мы многократно приблизим наше избавление?»
Когда два года спустя арабами был убит ученик еврейской религиозной школы, группа последователей Кахане из ультранационалистического движения поселенцев Западного берега «Гуш Эмуним» («Блок верных») перешла в наступление. Они решили подвергнуть нападению исламский колледж в Хевроне[83], городе, расположенном на занятом Израилем Западном берегу, причем сделать это в такое время суток, чтобы вызвать наибольшее число жертв. Как и исламским террористам, еврейским поселенцам также необходимо было получить особое благословение для своей операции от духовных лиц. /для членов группы было очевидно, что они не смогут перейти к действиям без благословения раввина. Получив его, террористы нанесли удар: они открыли огонь из автоматического оружия по исламским студентам, вышедшим из классов на перемену, убив при этом 3 и ранив еще 33 человека.
Укрепленные в своих помыслах успехом операции и получившие еще раз благословение раввина, террористы приступили к осуществлению куда более масштабных операций. На этот раз они замыслили одновременный подрыв пяти арабских автобусов в день и час, когда в них будет находиться максимальное число пассажиров, а на улицах почти не будет евреев. Согласно плану взрывные устройства должны были быть закреплены рядом с бензобаками автобусов и взорваться в пятницу вечером, сразу после начала шабата. Однако когда группа уже готова была осуществить свой план, все ее члены были арестованы. Только тогда стало известно, что последние четыре года группа также замышляла взорвать Храмовую гору в Иерусалиме, третью наиболее значимую святыню в исламе, которая стоит на том месте, где находилось самое священное место в иудаизме — Второй храм, разрушенный в 70 году н.э.
Операция под названием «Храмовая гора» обозначила резкое ужесточение применяемого террористами насилия. Террористическая кампания переросла из обычной мести против простых смертных в подлинно милленаристское событие. Двадцать восемь адских машин, собранных террористами, были для них не просто орудиями смерти и разрушения, но способом творить чудеса. Их целью было не просто уничтожение мусульманской святыни из слепой ненависти или дерзкой мести, но расчистка площадки для строительства Третьего храма и ускорение пришествия Мессии. Они были убеждены, что своими действиями могут ускорить второе пришествие. Однако куда более пугающим был второстепенный мотив террористов. Уничтожив столь чтимую мусульманскую святыню, они хотели положить начало глобальной войне между Израилем и мусульманским миром. Террористы считали, что осажденное Израильское государство, атакуемое со всех сторон разъяренными, безжалостными, варварскими силами, не будет иметь иного выхода, кроме как задействовать свой ядерный потенциал. Результатом должно стать полное уничтожение арабских врагов Израиля[84] и основание на земле нового Царства Израильского, теократического государства, управляемого помазанным на царство еврейским царем и «истинным» Высшим судом. Как и все предыдущие операции террористов, этот великий замысел также должен был получить одобрение духовенства.
Та же изменчивая комбинация мессианских представлений о втором пришествии, почерпнутых из религиозных заповедей и претворяемых в жизнь при помощи конкретных действий, включая массовые убийства, была в той же мере очевидна и десятилетие спустя в таких инцидентах, как бойня в Пещере Патриархов и убийство Ицхака Рабина годом позже. Первый инцидент случился 25 февраля 1994 года в святом месте, почитаемом и совместно посещаемом как иудеями, так и мусульманами. Доктор Барух Гольдштейн, американский ультранационалист, ортодоксальный еврей и горячий сторонник Кахане, вошел в мечеть Ибрагима (Авраама), расположенную в Пещере, и открыл огонь по мусульманским верующим, собравшимся на пятничную молитву. Его атака была спланирована так, чтобы совпасть не только с самой серединой священного месяца мусульман — Рамадана (когда мечеть должна была заполниться народом до отказа), но и с еврейским праздником Пурим. В ходе этого праздника чествуется иудей по имени Мардохей, живший в V веке до н.э. в Персии, который единолично спас свой народ от злейшего врага Амана[85]. Желая сыграть роль современного спасителя, Гольдштейн успел выпустить 119 пуль из американской винтовки М-16 в толпу, убив 29 и ранив 150 человек, прежде чем пораженные прихожане опомнились от шока и забили его до смерти. Могила Гольдштейна, считающаяся святыней, охраняется и почитается религиозными ультранационалистами, которые разделяют его враждебное отношение к светскому израильскому правительству и рассматривают мирные соглашения как нечестивый замысел передачи палестинцам библейских земель, которые Бог отдал еврейскому народу. Как и задумавшие взорвать Храмовую гору, Гольдштейн хотел оказаться в рядах тех, кто осуществит предназначение еврейского народа. Его миссией также являлось приближение второго пришествия посредством невиданных разрушительных сил, которые должны потрясти мир после акта насилия, задуманного им. Гольдштейн был уверен, что это не только гарантирует Израилю вечное владение его библейским правом первородства, но и пришествие на землю Мессии, как это предсказал Кахане.
Убийство в 1995 году премьер-министра Ицхака Рабина произошло все из-за той же смеси религиозного пыла и глубокой неприязни к израильскому светскому руководству, его избранным лидерам и процессу мирного урегулирования, в результате которого дарованные Богом еврейские земли должны были отойти к непримиримым врагам. Как и Гольдштейн, Амир был глубоко убежден, что исполняет божью волю. Ссылаясь на постановление Галахи о «законе преследователя» (Дин Родеф), Амир объяснил полицейским, проводившим допрос, что он считает абсолютно справедливым убийство человека, которого считает главным виновником погибели еврейского народа. «В ту секунду, когда еврей предает свой народ и страну ради врага, ОН должен быть лишен жизни», — заявил Амир.
Похоже, что существенное влияние на него оказали крайне настроенные раввины, которые неоднократно приговаривали Рабина к смерти как духовного врага еврейского народа. Амир, в свою очередь, считал своим долгом или, как он это назвал, «мистическим побуждением» убить человека, который, по словам духовных авторитетов, представлял смертельную угрозу для всех евреев. «Возможно, физически я действовал в одиночку, — заявил Амир в зале суда, — но это убийство совершил не только мой палец, лежавший на спусковом крючке, а весь мой народ, который на протяжении двух тысяч лет мечтал о своей родине и проливал за нее кровь». После убийства стало известно, что Амир предпринял по крайней мере две попытки убить Рабина. Более того, это убийство, по замыслу Амира и его предполагаемых сообщников, должно было стать первым шагом в череде массовых убийств, включая подрыв транспортных средств в ответ на аналогичные действия со стороны палестинских террористов и убийство этих самых террористов, выпущенных на свободу из израильских тюрем в ходе процесса мирного урегулирования конфликта.