Вирджиния Бейкер ХАУС ПРОТИВ КАДДИ Деньги и бастион горькой правды

Вирджиния Бейкер

ХАУС ПРОТИВ КАДДИ

Деньги и бастион горькой правды

Великие соперники нишего времени: «Кока-Кола» и «Пепси», «Майкрософт» и «Эппл»… Хаус и Кадди. Как и у других соперников, в их баталиях на кон поставлено многое. За этими баталиями наблюдать очень занятно. И как у других, в основе их конфликта лежит прибыль. Вирджиния Бейкер объясняет нам природу этого конфликта и показывает, почему без него смотреть «Доктора Хауса» было бы неинтересно.

Почему Грег Хаус такой негодяй?

Это неплохой вопрос. У кого-нибудь готов диагноз? Как узнать правду о человеке, который умудряется ее так хорошо скрывать?

Симптомы не обманывают. Он лжет, он крадет. Нарушает правила и пользуется всеми, начиная от больных и друзей и заканчивая начальниками, как орудием для решения медицинской головоломки, которая привлекла его внимание. Чтобы найти ответ, Хаус готов пойти на все, он преодолеет любые границы. Если Хаусу не удается разрешить загадку или просто любой медицинский случай, который оказывается не под силу обычному врачу, он впадает в состояние одержимости, он готов на все, он идет на любые крайности.

Будучи человеком, движимым загадочными силами, Хаус сам по себе является самой настоящей загадкой. А действительно, почему он такой негодяй? Он ведет себя так отвратительно, чтобы добиться успеха в своем деле? А будет ли толк, если он изменит свое поведение в лучшую сторону?

На самом деле толку не будет. Как правило, именно его стремление решить проблему любыми дозволенными и недозволенными методами помогает спасти жизнь больного. И хотя Хаус — мастер свободного падения, яркое олицетворение притворства, уязвимости и всех человеческих слабостей, если приглядеться, можно увидеть, что он редко прибегает к искусству манипуляции без причины. И в этом заключается объяснение его успеха: Хаус поступает, говорит или рискует, чтобы докопаться до истины — независимо от того, что кому-то это может причинить боль. Вот почему он негодяй. И, по иронии, именно в этом причина успеха того, что он делает.

Но если бы Хаусу без всяких разговоров дали карт-бланш на все его выходки, все в сериале происходило бы без сучка и без задоринки, без трения. Трение — это теплота. Теплота подогревает наше волнение, интерес, любопытство. Зрителя приковывают к экрану проблемы, с которыми сталкивается Хаус, и то, как он ведет себя в этих ситуациях. И хотя медицинские споры, в которых участвует Хаус, интересны сами по себе, чаще всего они представлены в контексте других баталий, особенно когда дело касается противоречий между коммерческим аспектом медицины и чистотой диагностики, осуществляемой с маниакальным упорством.

Администрация больницы, как средоточие конфликта, позволяет нам увидеть, где медицина и выгода противоречат друг другу. Она также проливает свет на причину, по которой Хаус прибегает к крайним мерам в попытке спасти жизнь больных: его не заботят такие вещи, как закон, выгода или деньги. Для него определяющим фактором является Ответ.

Для доктора Лизы Кадди, директора больницы, определяющим фактором является финансовое благополучие и благосостояние ее учреждения. Если бы она полностью соответствовала этому типу руководителей, Грегу Хаусу пришлось бы работать в каком-нибудь другом месте, а не в учебной больнице Принстон-Плэйнсборо. Ведь администраторы — это гарантия финансовой и юридической стабильности больницы, они ее защитники и инструмент выживания.

Ирония заключается в том, что иногда доктор Грегори Хаус, человек, составляющий славу этой больницы, представляет для нее и самую большую угрозу. От него можно ожидать чего угодно. Он манипулирует людьми, он резок и даже груб. Внешне кажется, что единственное его положительное качество — это то, что он врач. И если коллеги, друзья и руководство часто в растерянности от поведения Хауса по крайней мере одному больному удалось разгадать тайну мотивов его поступков:

«Я узнаю эту хромоту. Я узнаю этот безымянный палец без кольца. И вашу одержимую натуру… Вы не будете спасать кого-то, кто этого не желает, вы не будете рисковать свободой или карьерой, если только у вас не будет одной-единствепной вещи. Для меня эта вещь — музыка, а для вас… Да, есть то, что делает нас великими, лучшими. А до остального нам нет дела»

(«Меня не реанимировать», 1–9).

В этом редком случае причина, по которой больной доверяет Хаусу-врачу, заключается в том, что он знает, что Хаус одержим поиском ответа, он пойдет на все, чтобы найти этот ответ. Такая причинно-следственная связь также служит символической моделью хрупкого (а иногда и сомнительного) баланса между верой и недоверием, существующего между Хаусом и Кадди, причем именно одержимость Хауса заставляет верить ему, в то время как он раз за разом подтверждает свой успех.

Вскоре становится понятно, что именно одержимость Хауса позволяет ему достичь совершенства в своем деле. В остальном ему не везет. Но как врач, как мастер исцеления он вне конкуренции. Если бы он не был так груб, то кто-нибудь и оказал ему такую же честь, как Клэптону, и написал на стене в метро «Хаус — Бог»?[84]

Хаус не стал бы спорить с этим утверждением. Но он часто спорит с Кадди. И это нормально. Они и должны иметь диаметрально противоположные взгляды. В большинстве больничных сериалов администратор даже не является врачом, тем более деканом медицинского факультета. Он (а руководитель больницы всегда «он») может быть финансовым менеджером, которому недоступно чувство милосердия, он не способен понять страдания больных или ту надежду, которую вселяют в них несколько долларов, выделенных на лечение. А врач должен быть борцом за справедливость, пламенным крестоносцем, исполненным благородных порывов и, как правило, физически привлекательным человеком, в расцвете лет. В общем — противостояние Супермена и Лекса Лютора в вечной борьбе денег против человеческой жизни.[85]

Как сказал бы Хаус: «Ерунда!»

Да, вечный конфликт между администратором и врачом добавил бы жару в этом сериале, усилил бы напряжение, которое закручивает сюжет и заставляет его развиваться. Наличие такого конфликта привело бы к тому, что зритель получил бы обычную парадигму взаимоотношений, к которой он уже привык и воспринимает не задумываясь.

Но, к счастью, создатели сериала не пошли по проторенному пути. В противостояние Хауса и Кадди заложено гораздо больше, чем стереотипное поведение агрессивного самца, наскакивающего на самку с целью добиться ее внимания. Их отношения изображены более тонко. Все начинается с какого-то раздражения друг другом и движется к полной взаимозависимости.

Хаус — это не Кларк Кент в халате врача.[86] У него замечательные голубые глаза. Конечно, традиционной фигуры супергероя и роскошных темных волос нет (скорее Уилсон обладает необходимой внешностью героя, но, увы, не характером). Хаус говорит о себе, что он калека. Его физический недостаток очевиден. Чтобы увидеть прочие недостатки Хауса, нужно в течение какого-то времени испытать на себе его злой юмор и чудовищные антиобщественные выходки.

Первое, что привлекает внимание зрителя: руководителем клиники является привлекательная женщина, а не типичный авторитарный мачо в женском обличье, что сразу же делает героиню более интересной. Второе наблюдение касается того, что Кадди прекрасно знает, кто такой Хаус. Она взяла его на работу не просто так, а потому что может рассчитывать на него — такого, какой он есть. Она знает, что Хаус отнюдь не негодяй. Его гадкий характер не беспричинен, хотя иногда он поступает отвратительно, чтобы просто повеселиться. В его мерзком характере есть рациональное зерно, и Кадди знает, что в нужную минуту это зерно даст хорошие всходы.

К примеру, когда Хаус говорит одному из финансовых спонсоров больницы, что его жена крутит роман на стороне (такой вывод он сделал, потому что у того кожа приобрела оранжевый цвет, а жена этого не заметила), этот спонсор пожаловался Кадди. Та выступила в защиту Хауса, что хорошо характеризует их взаимоотношения:

«Мы всегда ладили друг с другом, вы были добры по отношению к нашей больнице, но я не думаю, что в данном случае мы найдем взаимопонимание. Есть у вашей жены любовник или нет, но вы пришли ко мне в полном убеждении, что я должна уволить Хауса. Я этого сделать не могу, даже если лишусь ваших денег. Потому что этот сукин сын — наш самый лучший врач»

(«Пилот», 1–1).

Положение таково: администраторы необходимы для ведения дел. Их существование оправданно. Они являются связующим звеном между узкими интересами специалистов и широкими интересами бизнеса и прибыли. Если бизнес, любой бизнес, не приносит прибыли, он выбывает из сферы бизнеса. Зарплаты сокращаются, людей увольняют. Экономика, начиная от местной и заканчивая мировой, разрушается, если нет новых денежных поступлений.

Хаус понимает это. Он понимает необходимость прибыли, он понимает, что деньги питают предприятие и поддерживают его благополучие. Не понимает он, почему деньги стоят на первом месте.

Это ставит его и Кадди в интересное положение. Потому что, чтобы выполнять работу, на которую она его взяла, Хаусу приходится проделывать с больными, врачами и больницей в целом все, что типичный администратор делать не стал бы. Если он не выполняет эту работу, он не нужен. А если выполняет, то чаще всего вступает в конфликт с Системой. Кадди, администратор, наделенная более чем средним умом, учла этот парадокс:

«Когда я брала тебя на работу, я знала, что ты ненормальный. Я буду стараться мешать твоим безумствам, но раз уж они уже сотворены… Пытаться убедить сумасшедшего не безумствовать — это само по себе безумство. Поэтому, когда я взяла тебя, я отложила пятьдесят тысяч долларов на юридические расходы — пока ты укладываешься в эту сумму»

(«Меня не реанимировать», 1–9).

Даже Кадди не знала, как далеко зайдет Хаус. Но по мере того как оба героя движутся по эллиптической орбите вечное и настороженное движение, в ходе которого им больше сопутствует успех, чем неудача, — возникают «узы» доверия друг к другу.

Однако безрассудная отвага во имя медицины и нежелание действовать в рамках это две разные вещи. Если взять сериал в целом, можно заключить, что Кадди склонна поддерживать Хауса, когда тот решает загадку опасного заболевания, но не спускает ему пренебрежение обязанностями:

«Твой график учета рабочего времени практически пуст. Ты не приходишь к больным на консультации. Ты на шесть лет отстал по обязательствам перед поликлиникой. Единственная причина, по которой я тебя не выгоняю, — это то, что ты много значишь для больницы в целом. Но так долго продолжаться не будет, если ты не будешь выполнять свою работу. Поликлиника — это тоже твоя работа. И я хочу, чтобы ты не отлынивал от нее»

(«Пилот», 1–1).

Хаус, цитируя философское изречение Мика Джаггера, говорит Кадди: «Не всегда получаешь то, что хочешь». Но реакция Кадди знаменует собой важный поворот в этих отношениях. Вместо запугивания Хауса, вместо проявления агрессии она лишает его права пользования диагностической лабораторией, не ставя об этом в известность. Он узнает об этом только тогда, когда возникает необходимость воспользоваться магнитно-резонансным томографом. Испытав унижение перед больным и тремя помощниками, он врывается в кабинет Кадди, рыча, что это оскорбление и неуважение. Вместо того чтобы накричать в ответ (что обязательно сделал бы стереотипный администратор в старом кино), Кадди платит ему той же монетой:

«Твои вопли должны меня испугать? Не знаю, что тут страшного. Будешь вопить дальше? Не страшно. Хочешь обидеть меня? Да, это страшно, но я уверена, что и этим меня не возьмешь. И кстати, я почитала философа, которого ты цитировал, — Джаггера. Ты прав, не всегда получаешь то, что хочешь. Но — «Если попытаешься, получишь»

(«Пилот», 1–1).

У Кадди свои аргументы. Прибыль — основа любого бизнеса. Это звезда, по которой бизнес прокладывает свой маршрут, а не «первая звезда и прямо до утра» из «Питера Пэна».[87] В настоящем бизнесе мальчикам рекомендуется расти как можно быстрее, играть по правилам и добывать деньги на благо того же бизнеса.

Хаус-мятежник обращается к нашему подсознанию. В последние несколько лет мы и сами задаем себе этот вопрос, хотя его не слышно за шумом толпы общества потребителей: действительно ли количество не есть качество, действительно ли почти все, что нам преподносят как истину, является совершенной ерундой или преднамеренным обманом ради прибыли? Итак, прибыль сама по себе не есть что-то плохое. Мы понимаем, что значит прибыль для отдельного человека и для экономики в целом. Мы хотим получать прибыль от своих способностей. Мы не против того, чтобы платить за оказанные нам услуги, за проданные товары, позволяя другим извлечь прибыль за наш счет. Но нам не нравится, когда нас надувают, нас не устраивает, когда люди нам лгут или пользуются нами, чтобы извлечь прибыль, которая ими не заслужена. Или в случае медицины — когда рискуют нашим здоровьем в угоду прибыли.

Хаус и Кадди сталкиваются с проблемой, с которой ежедневно сталкиваемся и мы, хотя и по-разному. Нас выводит из себя ложь, преподносимая нам теми, кто гонится за прибылью, однако мы знаем, что, сами того не желая, являемся соучастниками этой лжи, безоговорочно ее принимая. Сериал достаточно тонко построен на этом парадоксе: Хаус — герой, потому что он делает то, что мы, как легковерные потребители, сделать не можем.

Идем дальше. Задайте неудобный вопрос: почему так много людей лжет из-за денег? Сточки зрения Хауса, люди лгут постоянно, это данность. Те, кто думает иначе, страдают от своего убеждения. Если вы признаете, что люди лгут, вы, не будете из-за этого расстраиваться и вас труднее будет обмануть. Хаус считает, что больные лгут, поэтому он ищет ответ не в их словах, а в типичных ситуациях, в парадоксах и даже в том, что ему удается найти в домах пациентов, — эти находки зачастую являются косвенной причиной заболевания. Мертвые кошки помогают установить отравление пестицидами. Слепые птицы помогают раскрыть причину неизвестной болезни Формана. Свинина, найденная в холодильнике, объясняет, почему мозг девушки разъедает некий паразит. То, что больной пьет совершенно безобидный чай, помогает раскрыть причину его чуть ли не смертельной реакции на медицинский препарат.

Хаус не верит. Он расследует. Это хороший подход, работающий на нас. Он полезен, когда мы делаем покупки, когда смотрим новости или когда врачи лечат больных. Если взглянуть на все с этой точки зрения — будь то смешные рекламные объявления на телевидении, заголовки новостей, от которых делается тошно, имена модных дизайнеров на этикетках, — становится понятно, что за всем этим стоит прибыль. Возмущаясь тем, что реклама товара лучше самого товара (помните — все лгут), мы наконец начинаем понимать, что в любой сфере обслуживания во главу угла ставится прибыль, а не честность.

Вот почему Хаус нам кажется героем. Правду следует искать у тех, кому наплевать на прибыль, — у таких ренегатов, как Хаус, которые идут вперед, не обращая внимания на помехи или опасности. Хаус находит истину, даже если ему приходится идти окольными путями, пробиваясь сквозь ложь, во многом сквозь собственную ложь. «Я вру больному, — говорит он, излагая Кадди собственное кредо. — Я иду на риск. Иногда больные умирают. Но если не рисковать, умрет еще больше больных, поэтому моя самая главная проблема в том, что у меня все в порядке с математикой» («Детоксикация», 1–11).

Пикантность ситуации заключается в том, что это кредо создает проблемы для Кадди, которая обязана охранять интересы Системы.

Когда Хаус лжет, к примеру, о величине опухоли больного, Кадди набрасывается на него:

КАДДИ: Обман! Обман был единственным выходом? У нас есть правила и есть основания для их использования…

ХАУС: Знаю, чтобы спасать жизнь. Особенно жизнь врачей, и не просто их жизнь, но их спокойную жизнь. Какого хрена делать операцию больному, если он может умереть и испортить статистику!

КАДДИ: Берген должен знать, кого он оперирует.

ХАУС: Верно-верно. Я об этом совершенно забыл, потому что только и думал, что у моей больной есть право на жизнь.

Между Хаусом и Кадди происходит множество стычек. Но удачей сериала является то, что эти конфликты преподносятся в умеренных дозах. Создатели не переборщили, изображая администраторов монстрами, а врачей святыми. Напряженность присутствует, но она подана в меру, что делает борьбу за первенство между Хаусом и Кадди еще более интересной. Эта борьба необычна, потому что происходит на двух уровнях.

Взаимодействие на первом уровне: Кадди давно известно, что Хаус настолько часто оказывается правым, что если пытаться ему мешать, то этим подвергаешь жизнь больного еще большей опасности. Очень быстро она начинает понимать: если бы Хаус сделал так, как говорит она, больной погиб бы.

К примеру, в серии «Все включено» (2–17) Хаус вступает в сговор с Уилсоном, чтобы тот задержал Кадди на больничном бенефисе, а сам берется поставить диагноз одному из ее очень молодых пациентов. Выслушав симптомы болезни мальчика по телефону, Кадди решает, что кровавый понос — это просто желудочно-кишечное расстройство, и продолжает играть в карты с Уилсоном. Хаус, услышав симптомы, прекращает игру и направляется в больницу, чтобы осмотреть мальчика. Он пытается найти правильное решение, чуть не губит мальчика, а потом вынужден держать ответ перед разъяренной Кадди, которая, как администратор, обязана вмешаться:

«Меня вызвали родители больного, они в ярости. Это мой больной. Иди домой, катайся на своем мотоцикле, размышляй в тишине, но и близко не подходи к Иэну!»

(«Все включено», 2–17).

Конечно, сама Кадди тоже не может понять, отчего умирает ребенок. Никто ничего не может понять, это страшная загадка, которая оказывается не под силу целой команде врачей. К счастью, Хаус не сдается. Он не уходит домой, а тайно от всех проводит анализ ткани и клеток, полученных во время предыдущих тестов, — и узнает, что убивает ребенка. Если бы он сдался, ребенок мог умереть, это Кадди прекрасно понимает.

В серии «Если сделаешь, будешь проклят» (1–5) роль «спасителя» показана иначе. Похоже, что Хаус в поиске диагноза может погубить больную монашку. Кадди говорит ему: «Я хочу оказать тебе величайшую услугу, которую один врач может оказать другому. Я помешаю тебе убить твоего больного. Я отстраняю тебя от лечения». За дело принимается сама Кадди, но, несмотря на ее усилия, состояние монашки продолжает ухудшаться. Хаус, который к этому времени провел кое-какую разведку, узнает, что монашка пьет чай из норичника, совершенно безобидный напиток, но губительный в сочетании с эпинефрином, который ей вводили ранее. Сделав победное открытие, Хаус бросает перед Кадди козырную карту: «Теперь я хочу оказать тебе величайшую услугу, которую один врач может оказать другому. Я помешаю тебе убить твоего больного».

Пожалуй, самый драматичный и занятный по изобретательности момент мы наблюдаем тогда, когда Хаус отказывается подчиниться приказу Кадди в серии «В безопасности» (2–16). В ней Хаус использует свой обычный метод проб и ошибок, постепенно сокращая список возможных причин заболевания, однако состояние девушки ухудшается настолько, что Кадди снова вынуждена вмешаться. Она настаивает на внутрисердечной дефибрилляции, чтобы поддержать работу сердца. А Хаус утверждает, что в действительности девочка погибает от клеща, хотя она была осмотрена и на ее теле ничего обнаружено не было. На этот раз Кадди не позволяет Хаусу подходить к девушке и отстраняет его от лечения, буквально отталкивая от каталки с больной со словами: «Все, охота за волшебным клещом закончилась. Теперь пусть этим занимаются только врачи».

Уилсон, видя как мается отстраненный от лечения Хаус, предлагает Кадди перевести девушку в палату интенсивной терапии для более серьезного лечения, которое не может быть оказано в отделении экстренной помощи Конечно, это уловка: когда Форман закатывает каталку в лифт, туда же заходит Хаус, преграждая тростью доступ всей свите врачей и родителей. Кадди приказывает Хаусу выйти из лифта. Тот не подчиняется, тогда она поручает заботу о девушке Форману. Но как только двери лифта закрываются, Хаус нажимает кнопку экстренной остановки, меняясь ролями с Кадди: теперь она не имеет доступа к больной. В мире Хауса плутовство всегда побеждает власть.

Конечно, Кадди быстро понимает, что остановка лифта вызвана не поломкой. Поскольку состояние больной ухудшается и сердце вот-вот остановится, Форман упрекает Хауса за упрямство: «Мы ее украли, а теперь ты хочешь ее убить?! Мы осмотрели каждый сантиметр ее тела. Это конец».

В тот момент, когда Форман отпускает кнопку экстренной остановки, Хаус трясет девушку, спрашивая, имела ли она сношения с молодым человеком перед тем, как попала в больницу. Девушка кивает и теряет сознание, Форман в ужасе. Тогда Хаус начинает что-то искать в волосах на ее лобке. Лифт со звоном останавливается, двери открываются, демонстрируя происходящее родителям девушки, Уилсону и Кадди. Думая, что Хаус занимается растлением дочери, разъяренный отец отталкивает его, но мы видим, что у того что-то зажато в руке. Это клещ, то самое существо, которое по его предсказанию, явилось причиной заболевания. Ему не верили, но клещ у него в руке, отвергать доказательство бессмысленно. Хаус заявляет: «Вот это было ужасно. Введите ей порэпинефрин, сердце вернется в норму. Завтра она будет полностью здорова».

Так оно и вышло. Потому что часто единственный способ спасти больного — это уловки и хитрости Хауса и его желание утвердить свое главенство на любом уровне. Когда Кадди забирает у него больных, она знает, что может произойти непоправимое.

Однако иногда необходимость следовать правилам приводит Хауса и Кадди к более серьезным конфликтам. Когда Форман заболевает чем-то, что кажется неизлечимой болезнью, которая, помимо этого, еще и заразна, Кадди требует, чтобы его поместили в изолятор и поставили в известность Центр контроля заболеваний. Ее действия означали гибель Формана, что она и Хаус прекрасно понимали. «Ты убиваешь Формана из-за какого-то может быть», — обвиняет ее Хаус. Он добивается встречи Кадди с отцом Формана, он увещевает ее провести биопсию в больнице, а не ждать решения Центра. Но Кадди не поддается даже тогда, когда Хаус говорит: «Не надо винить правила. И не вешай все на политику и протокол». Ответ Кадди отцу Формана дипломатичен и по-административному тверд:

«Я хорошо понимаю, что на карту поставлена жизнь вашего сына, точно так же я понимаю, что мое решение покажется трагическим вашей семье и друзьям. Чтобы понять это, мне их присутствие не нужно. У вашего сына неизвестное инфекционное смертельное заболевание. Если мы не остановим распространение этого заболевания, могут пострадать другие люди. И этим людям я тоже сочувствую, но их присутствие здесь тоже не нужно.

(«Эйфория, часть 2», 2–21.)

Кадди нелегко соблюдать правила такой ценой. Этот эпизод доказывает, что если Хаус готов на всякие ухищрения, чтобы получить ответ на вопрос, Кадди также способна проявить административный характер, даже если ей для этого приходится приносить в жертву других. Это качество Кадди в чем-то сходно со способностями Хауса управлять людьми и манипулировать любой ситуацией и даже унижать любого для достижения цели. По если Хаус находит удовольствие в том, что подчиняет людей своей воле, Кадди таких чувств не испытывает.

ФОРМАН: Что ты здесь делаешь?

КАДДИ: Ты мой друг. И я должна быть здесь.

ФОРМАН: Мне жаль, что Хаус пытался использовать моего отца, чтобы манипулировать тобой. У тебя есть свое определенное мнение, и ты не станешь менять его только потому, что поговорила с отцом. Но я не прощу тебя за то, что ты пришла и спросила, как я себя чувствую.

КАДДИ: Знаешь ли, у меня не было выбора.

ФОРМАН: О нет, выбор был!

КАДДИ: И наказание за нарушение правил?

ФОРМАН: Неужели смертный приговор? Сомневаюсь. Откровенно, меня бы устроило, если бы тебя оштрафовали, отстранили от работы, дали пару лет тюрьмы, если бы это спасло мою жизнь!

Даже не осознавая того, Форман (который, по иронии, не может оценить отчаянную тактику Хауса) говорит Кадди, что ей следовало бы взять что-то от Хауса, пренебречь угрозой наказания для спасения жизни, что она приносит в жертву его жизнь ради неких абстрактных правил, распоряжений и финансового благополучия. Тем не менее Кадди стоит на своем, и в то время как Хаус изыскивает способ в очередной раз обойти правила, чтобы спасти положение, Кадди, как следует из этой серии, действительно готова принести жертву, когда это необходимо, но ради больницы, а не ради больного.

Такие конфликты придают сериалу неповторимую серьезность, но именно колкости Хауса и Кадди в отношении друг друга в ходе их «поликлинической» войны открывают дверь для юмора, который является вторым уровнем их шатких отношений и который оказывается важной составляющей успеха этого сериала. То, что Кадди — женщина, а Хаус — мужчина, дает дополнительную возможность для такого общения, которое было бы невозможно между двумя мужчинами — закоренелыми антагонистами. Обсуждая с Уилсоном медицинские головоломки, Хаус замечает Кадди, которая проходит в пределах слышимости, и громко говорит Уилсону:

ХАУС: И на ней, можешь себе представить, потрясающая теннисная юбочка и футболка в обтяжку. Мне чуть дурно не стало. [Делает вид, что только что заметим Кадди]. Черт, я тебя не заметил. Странно.

КАДДИ: Ну, и как твоя проститутка?

ХАУС: Ах, как любезно, что ты спрашиваешь. Занятная история. Она хотела стать администратором больницы, но как представила, что ей придется трахаться с такими же, передумала.

Колкости, которыми обмениваются стороны в ходе «поликлинической» войны, бывают непристойными, изобретательными и дико смешными. Войдя в помещение поликлиники, заполненное пациентами, Кадди начинает отчитывать Хауса за то, что тот на полчаса опоздал на работу. Не вступая с ней в дискуссию, Хаус обращается к присутствующим:

«Привет, болезные! В интересах экономии времени и чтобы не тратить его на пустую болтовню потом, сообщаю, что я — доктор Грегори Хаус. Я единственный врач в этой поликлинике, работающий не по своей воле. Но не волнуйтесь, потому что с большинством ваших проблем может справиться и мартышка, дав вам бутылку мотрина. Кстати, если будете особенно докучать, увидите, как я принимаю это. Это викодин. Нет, я не участвую в программе помощи больным, страдающим от боли… Но кто знает? Возможно, я ошибаюсь. Может, я слишком накачался, чтобы ясно выражаться. Итак, кто ко мне?

(«Бритва Оккама», 1–3).

Чтобы Кадди перестала требовать от него вести прием в поликлинике, Хаус вызывает ее на консультацию но каждому пустяковому поводу. Кадди парирует:

«Не выйдет. Заешь почему? Потому что это смешно. Ты пытаешься найти способ унизить меня, а я пытаюсь найти способ унизить тебя. Это игра. Ты проиграешь, потому что у меня преимущество на старте. Ты уже унижен»

(«Метод Сократа», 1–3).

Иногда игра идет всерьез. В нескольких сериях Хаусу для спасения больных приходится запрашивать донорские органы. Как правило, Кадди удается достать Хаусу необходимое. Но иногда бюджет больницы, за который она отвечает, этого сделать не позволяет.

К примеру, когда Хаус обнаружил, что у 65-летнего больного сердце разрушено бактериями, ему приходится докладывать об этом не только Кадди, но и всей комиссии по пересадке органов. Один из членов комиссии, доктор по имени Симпсон, говорит, что даже если больной получит новое сердце, все равно жить ему останется всего ничего, поэтому он не самый подходящий кандидат на пересадку.

ХАУС: Итак, вы утверждаете, что стариков, в отличие от молодых, спасать не нужно?

КАДДИ: Он говорит, что сердце для пересадки найти трудно. Вполне очевидно, что здесь необходимы некоторые критерии отбора.

СИМПСОН: Ваш больной уже пожил на свете. У нас есть 18-летние, которые только…

ХАУС: А сколько лет вам, доктор? Когда прикажете вас запихнуть в морозильник?

(«Секс убивает», 2–14)

Когда Хаус получает отказ, он не мечется в бессильной злобе по поводу несправедливости системы, он идет в обход нее. Удивительно то, что для этого он использует все ту же ненавистную поликлинику. Он находит женщину, мозг которой мертв, и просит отдать ему ее сердце — все равно оно никому не нужно, так как не отвечает стандартам, утвержденным в руководстве по пересадке органов. Муж женщины против, тогда Хаус знакомит его с дочерью своего пожилого пациента. Под натиском бурной благодарности со стороны дочери мужчина сдается и соглашается, чтобы сердце его умирающей жены отдали для пересадки.

Для Хауса это не есть нечто невообразимое, это способ экономить ресурсы. Он объясняет сбитой с толку Кадди: «Комиссия утверждает, что не возьмет ее сердце. А другая комиссия заявляет, что этому типу нужно новое сердце. Это просто какой-то брак на небесах» («Секс убивает», 2–14).

Но самое главное испытание двух характеров и их способности идти на компромисс начинается с появлением главного спонсора, Эдварда Воглера. Подарив больнице сто миллионов долларов, он становится председателем совета директоров и тут же начинает управлять больницей как коммерческим предприятием.

Да, это типичный администратор. Воглер — не врач, он бизнесмен, предприниматель, вложивший деньги в фармацевтическую промышленность. Он и Хаус сразу же невзлюбили друг друга. Но их противостояние выходит за пределы допустимого, когда Воглер начинает требовать от Хауса полного подчинения. Это его ошибка. Воглер, как он объясняет Хаусу, не занимается банальной административной борьбой с расточительством, ему нужен полный контроль над деятельностью врачей: «Это не обсуждается. И не обсуждалось. Я должен быть уверен в том, что что бы я ни попросил вас сделать, как бы вам это ни было противно, вы сделаете так, как я сказал» («Тяжесть», 1–16).

Воглер идет еще дальше, заставляя Хауса либо уволить кого-то из сотрудников, либо произнести за обедом речь, рекламируя новый препарат, который, как знает Хаус, малоэффективен. Воглер постоянно напоминает Хаусу, чтобы тот не забыл «произнести свою шутку». Дав этот замечательный совет, Воглер окончательно убеждается в своей победе над Хаусом и ликует при виде его капитуляции.

Зная, что он в руках у Воглера, и не желая поступать с коллегами так, как ему приказано, Хаус пользуется уроком, полученным от своих больных, которые проявляют мужество, признавая, что иногда поражение стоит больше, чем полная победа.

На обеде Хаус действительно произносит речь, издеваясь над Воглером и его советом. Он устраивает невероятно блеклое представление, зачитывая монотонным голосом пресс-релиз. Когда он садится, Воглер говорит: «Это не речь. [Кто будет уволен?] Форман или Камерон?» Хаус улыбается, возвращается к трибуне и говорит собравшимся:

«Вам известно, откуда я знаю, что новый АКФ-ингибитор — хороший препарат? Ведь старый был не хуже. А новый — такой же, просто более дорогой. Он гораздо дороже старого. Видите ли… когда у того или иного препарата отбирают патент, Воглер и мальчики из его компании этот препарат видоизменяют и получают на него новый патент. Они делают не просто новую таблетку, а миллионы долларов. Что хорошо для всех, так? Больные? Тьфу! Кому до них есть дело! Они просто больные и убогие, видно, Бог никогда их не любил. [Поворачиваясь к Воглеру с глупой улыбкой] Ну, как тебе моя шутка?».

(«Ролевая модель». 1–17).

В отместку Воглер, пользуясь своим положением в совете директоров, начинает гонения на Хауса, Уилсона и Кадди, требуя, чтобы их уволили из больницы. Кадди набрасывается на Хауса: «Ты — великий врач, но ты не стоишь сто миллионов долларов!»

В итоге Хаус доказывает, что его нельзя купить, но и Кадди также доказывает, что хорошие администраторы способны найти необходимый баланс между прибылью и человеческим фактором. Когда Воглер созывает заседание совета директоров, Кадди выступает на нем со словами:

«Если вы считаете, что Хаус должен уйти, если вы считаете, что мне нужно уйти, что Уилсон должен уйти, тогда голосуйте за это решение. Но если вы сделаете это из-за боязни потерять его [Воглера] деньги, тогда он прав — он действительно купил вас и владеет вами. Итак, у вас есть выбор. Возможно, последний, когда вы по-настоящему можете выбирать».

(«Младенцы и вода в ванной», 1–18).

Совет решает восстановить свою власть и сохранить своих людей. Хаус, Уилсон, Чейз и Форман празднуют победу с шампанским в кабинете Хауса. Когда входит Кадди, Хаус ликует:

ХАУС: Кадди — просто гений, смогла убедить четверых пожертвовать состоянием ради наших жалких задниц. Доктор Кадди! Герой дня!

КАДДИ: Что вы делаете?

ХАУС: Мы пьем. Кажется, это очевидно.

КАДДИ [принимая бокал]: Я спасла тебя, Уилсона, спасла всю команду. Конечно, никого из них спасать не пришлось бы, сумей ты поладить всего с одним человеком.

ХАУС: Благодарю вас, мисс Зануда.

КАДДИ: Ты обошелся нам всего лишь в сто миллионов. Тебе не веселиться, а плакать надо. Я лично плачу.

(«Младенцы и вода в ванной», 1–18)

Здесь наши симпатии на стороне Кадди, которая в роли администратора становится защитником наших жизненных интересов. Понятно, что как бы дорого ни обходился Хаус, в большинстве случаев он прав в своих поступках. Но очевидно, что и Кадди является героической личностью, она пытается найти верный баланс между тем, что нужно Хаусу, и тем, что нужно для нормальной работы больницы (и соответственно для сохранения рабочих мест).

Места, которые Кадди удается сохранить, могут быть нашими рабочими местами. Места, которые она сокращает, могут быть нашими рабочими местами. Причины, по которым она поступает так или иначе, могут вызывать столько же эмоций, сколько вы испытываете при виде какой-нибудь бухгалтерской бумажки, но эти же причины могут разорвать сердце врача, теряющего спонсорские деньги. Мы любим Хауса за то, что он — бунтарь, сражающийся за высокую идею. Но мы должны любить и Кадди, которая знает, когда позволить бунтарю защищать больного от смерти, а когда защищать всех нас от этого бунтаря.

Странно, но именно на таком зыбком основании возникло доверие между Хаусом и Кадди. Каждый из них уважает другого не вопреки, а благодаря тому, что между ними случаются конфликты.

ХАУС: Кадди. Твое чувство вины. Это неправильно, и от этого ты дерьмовый врач. Но от этого ты хорошо делаешь то, что тебе поручено делать.

КАДДИ: Ты считаешь, что извращенное чувство вины делает меня хорошим боссом?

ХАУС: Кадди… ты видишь мир таким, какой он есть, но ты видишь мир и таким, каким он мог бы быть. Не видишь ты того, что видят все остальные, — а между одним и другим гигантская, зияющая пропасть.

КАДДИ: Хаус, я не наивна. Я понимаю…

ХАУС: Если бы понимала, никогда не взяла бы меня на работу. Ты страдаешь, если что-то неправильно, что означает две вещи. Ты хороший босс. И ты никогда не будешь счастлива.

(«Шалтай-Болтай», 2–3)

По мере развития событий мы все меньше видим Хауса и Кадди в роли противников и все более как отражение совести друг друга. Кадди становится барьером на пути к финансовым неурядицам из-за доктора Хауса, который терзает больных, коллег и крутит кубик Рубика, решая медицинские загадки. А Хаус является тем чудаком, которому необходимо докопаться до сути вещей, который сводит счеты с Богом, «решая математическую задачку» («Хаус против Бога», 2–19), и который спасает жизнь людей, идя на риск и на злоупотребления.

Он раздвигает границы и находит ответы. Она направляет, защищает и дает ему свободу действий. Иногда она сама устанавливает границы. Он часто их обходит. И пока их взаимоотношения работают — больные живы, живо и равновесие между ними.

Простите меня за обманчивое название статьи (ведь все лгут, помните?). Слово «против» является лишним. Есть противоречия и различия, которые являются двумя сторонами одной медали, и кроме этого есть уважение друг к другу. Кадди и Хаус составляют великолепную команду. Потому что как Хаус рискует больными, коллегами и всей больницей, так и Кадди идет на риск, возможно, менее заметный, но столь же значимый, прикрывая Хауса, в то время как он делает все, что ему заблагорассудится, чтобы спасти жизнь больного. Она делает все, чтобы больница жила и процветала. И за этот риск и врач, и администратор заслуживают сто миллионов долларов.

* * *

Вирджиния Бейкер живет в штате Юта, где у нее есть стая птиц и кошки, которые этих птиц пугают. У нее диплом по английскому языку, но писать она научилась, читая хорошие книги. Она нигде не работает, но пишет книги, которые были награждены премиями. Ее первая книга «Джек-нож», опубликованная в издательстве «Penguin», является триллером о Джеке-потрошителе. Читает она книги или создает их — это ее любовь, они для нее как конфеты. Она считает, что если реальность — это мясо с гарниром, то хорошая книга — это шоколад на десерт.