ГЛАВА 1. ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ

ГЛАВА 1. ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ

«Культличности». Ленинское «завещание»

«Культ личности»

Хрущев: «Товарищи! В Отчетном докладе Центрального комитета партии XX съезду, в ряде выступлений делегатов съезда, а также и раньше на Пленумах ЦК КПСС немало говорилось о культе личности и его вредных последствиях.

После смерти Сталина Центральный комитет партии стал строго и последовательно проводить курс на разъяснение недопустимости чуждого духу марксизма-ленинизма возвеличивания одной личности, превращения ее в какого-то сверхчеловека, обладающего сверхъестественными качествами, наподобие бога. Этот человек будто бы все знает, все видит, за всех думает, все может сделать; он непогрешим в своих поступках.

Такое понятие о человеке, и, говоря конкретно, о Сталине, культивировалось у нас много лет.

В настоящем докладе не ставится задача дать всестороннюю оценку жизни и деятельности Сталина… Сейчас речь идет о вопросе, имеющем огромное значение и для настоящего и для будущего партии, — речь идет о том, как постепенно складывался культ личности Сталина, который превратился на определенном этапе в источник целого ряда крупнейших и весьма тяжелых извращений партийных принципов, партийной демократии, революционной законности…»[5]¹

…Главной темой т. н. «закрытого доклада» Хрущева принято считать «разоблачение» сталинских преступлений. В действительности краеугольным камнем всего выступления стала проблема «культа личности» Сталина. Однако Хрущеву не принадлежит честь первооткрывателя. О «культе личности» и так было довольно хорошо известно; вопрос о нем, к примеру, обсуждался на заседании Президиума ЦК, которое состоялось сразу же после смерти Сталина…

Выступая, Хрущев нарочно избегал говорить о том, поддерживал ли насаждение «культа» сам Сталин. Зато на протяжении всей речи докладчик давал понять или, точнее, загодя принял за неоспоримую истину то, что ему следовало бы доказать, но что так и осталось без доказательств: тезис, согласно которому Сталин утверждал свой «культ» ради обретения диктаторского всевластия. По сути дела, в «закрытом докладе» вообще нет каких-либо правдивых примеров, иллюстрирующих, как именно Сталин раздувал свой «культ», поскольку Хрущев, по-видимому, не смог обнаружить ни одного из них.

Весь «закрытый доклад» зиждется на этой неправде. Прочие «разоблачения» Хрущева лишь грубо скомпонованы вокруг концепции «культа», который, по словам докладчика, порожден и выпестован-де самим Сталиным.

Ниже будет показано, что в сущности все хрущевские «разоблачения» далеки от истины. Но сперва хотелось бы отметить, что лжива сама сконструированная Хрущевым концепция, в соответствии с которой порочная практика «культа личности», якобы созданного и поощряемого Сталиным, породила условия для совершения «преступлений», творимых им в атмосфере полной безнаказанности. В действительности Сталин не только не совершал приписанных ему злодеяний, но был весьма далек и от насаждения культа своей личности. Наоборот, из множества имеющихся сегодня свидетельств явствует, что Сталин выступал резко против отвратительного возвеличивания своей персоны.

По одному из мнений, неприятие Сталиным своего культа следует считать лицемерием. Ибо в конце концов он был настолько всемогущ, что, если бы действительно захотел положить конец культу, то уж, наверное, ликвидировал бы его без промедлений. Однако сам такой довод никуда не годится, поскольку здесь заранее предопределяется истинность доказуемого. Считать, что Сталин располагал столь обширными полномочиями, значит, что он тем самым уже заполучил то, чего жаждал добиться, насаждая культ своей личности, — диктаторской власти над всем и вся в СССР.

Неприятие культа самим Сталиным

Многие годы подряд и множество раз Сталин возражал против славословия и льстивых разглагольствований по своему адресу. Он поддерживал ленинскую точку зрения на «культ личности» и высказывался практически в том же ключе, что и Ленин. В «закрытом докладе» Хрущев обильно процитировал Ленина, но «позабыл» указать, что Сталин говорил в сущности то же самое. Значительное число сталинских высказываний свидетельствует о его резком неприятии возвеличивания собственной личности. Примеры такого рода легко умножить, ибо почти все авторы мемуаров, когда-либо встречавшиеся со Сталиным, обычно припоминают случаи из жизни, свидетельствующие о его неприязненном отношении или даже об отвращении к преклонению перед своей персоной.

Один из примеров такого рода- изданная не так давно (2001) книга мемуаров Акакия Ивановича Мгеладзе (ум. в 1980 г.), в прошлом крупного руководителя КП Грузии, «Сталин. Каким я его знал», в которой автор не единожды затрагивает тему отрицательного отношения Сталина к культу, созданному вокруг его имени. Мгеладзе сообщает, что Сталин был против пышных торжеств по случаю его 70-летия в 1949 году; он с большой неохотой поддался на уговоры своих соратников по ЦК, и то лишь когда те выдвинули довод, что приезд в Москву лидеров зарубежных коммунистических и рабочих партий, их взаимные консультации и обмен мнениями будут способствовать сплочению и укреплению мирового коммунистического движения.

В 1937 году Сталин сумел воспрепятствовать переименованию Москвы в Сталинодар. Но ему так и не удалось отказаться от присвоения звания Героя Советского Союза: награда, которую Сталин никогда не признавал, приколотая к подушечке, тем не менее, все равно сопровождала гроб с его телом на похоронной процессии…

Попытка Г.М.Маленкова созвать Пленум ЦК, чтобы обсудить на нем вопрос о «культе»

Сразу после смерти Сталина Маленков предложил созвать Пленум Центрального комитета и обсудить вопрос о пагубном влиянии культа личности. Маленков был достаточно честен, чтобы покритиковать и себя, и коллег, напомнив, как Сталин время от времени пытался предостеречь их от раздувания культа, но это не возымело должного действия. Увы, инициатива Маленкова не нашла поддержки в Президиуме ЦК, и Пленум, посвященный культу личности, так и не состоялся. Случись все по-другому, быть может, Хрущев тогда и не выступил бы со своим «закрытым докладом».

Вне зависимости от того, поддерживал ли Хрущев предложение Маленкова или нет, — точных свидетельств этому пока нет, — как секретарь ЦК КПСС он, несомненно, не мог не участвовать в обсуждении предложенной повестки дня. Словом, так или иначе, но Хрущеву было доподлинно известно о давней инициативе Маленкова в открытую разобраться с «культом». Но он остался нем, как рыба.

Июльский (1953) Пленум ЦК: нападки на Берию за критику «культа»

На июльском (1953) Пленуме ЦК, посвященном разоблачению Берии, ряд выступавших осудили последнего за его критику культа личности. Ключевая роль в подготовке заговора против Берии и энергия, какую Хрущев развил на Пленуме, показывают, что его следует расценивать не просто как соучастника партийного судилища, но и как активнейшего сторонника «культа».

Кто раздувал «культ»?

Исследование причин появления «Культа» выходит за рамки поставленной нами задачи. Но мы располагаем доказательствами того, что насаждение и дальнейшее раздувание «культа» Сталина было связано с деятельностью тех, кто таким образом пытался замаскировать свою оппозиционную деятельность.

Так, во время одной из очных ставок Н.И.Бухарин случайно проговорился, что, работая в газете «Известия», он принуждал бывших оппозиционеров расточать непомерные похвалы в адрес Сталина, и в ходе того же допроса употребил термин «культ». Статья «Зодчий социалистического общества» другого оппозиционера — Карла Радека, которая 1 января 1934 года была напечатана в «Правде», а затем вышла отдельной брошюрой, стала, как нередко утверждают, самым первым образчиком безмерного прославления сталинского «культа».

Хрущев и Микоян

Хрущев и Микоян — члены бывшего сталинского Политбюро, застрельщики политики «десталинизации» и ее наиболее активные проводники — в 1930-е годы были ярыми проводниками «культа».

Если бы дело ограничивалось только этим, мы бы позволили себе думать, что Хрущев и Микоян взаправду трепетали перед Сталиным до дрожи в коленках. Что, конечно же, кое с кем случалось. Мгеладзе, бывший первый секретарь грузинской компартии, пострадавший в хрущевские годы, оказался одним из немногих, кто сохранил свое восхищение Сталиным и после того, как от таких убеждений удобнее было отказаться.

Хрущев и Микоян принимали деятельное участие в мартовском (1953) Пленуме, где дали отпор попыткам Маленкова коллегиально рассмотреть вопрос о «культе». На июньском (1953) Пленуме и тот, и другой выступили с резкой критикой Берии за его противодействие «культу» Сталина.

Указанные выше грубые искажения вкупе с другими разоблачительными «откровениями» Хрущева означают, что историкам еще предстоит изрядно попотеть, прежде чем они смогут докопаться до истины.

Ленинское «завещание»

Хрущев: «Озабоченный дальнейшими судьбами партии и Советского государства, В.И.Ленин дал совершенно правильную характеристику Сталину, указав при этом, что надо рассмотреть вопрос о перемещении Сталина с должности генерального секретаря в связи с тем, что Сталин слишком груб, недостаточно внимателен к товарищам, капризен и злоупотребляет властью.

В декабре 1922 года в своем письме к очередному съезду партии Владимир Ильич писал: "Тов. Сталин, сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть, и я не уверен, сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью".[6]

Прервем пока цитату, чтобы обратить внимание на немаловажное обстоятельство: здесь Хрущев приписывает Ленину обвинения Сталина в том, что тот, дескать, «злоупотребляет властью». В действительности Ленин написал лишь то, что он «не уверен, сумеет ли он [Сталин. — Г.Ф.] всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью». Иначе говоря, в ленинских словах нет обвинений Сталина в «злоупотреблении властью».

Хрущев продолжает: «Это письмо — важнейший политический документ, известный в истории партии как «завещание» Ленина, — роздано делегатам XX съезда партии. Вы его читали и будете, вероятно, читать еще не раз. Вдумайтесь в простые ленинские слова, в которых выражена забота Владимира Ильича о партии, о народе, о государстве, о дальнейшем направлении политики партии.

Владимир Ильич говорил: "Сталин слишком груб, и этот недостаток, вполне терпимый в среде и в общениях между нами, коммунистами, становится нетерпимым в должности генсека. Поэтому я предлагаю товарищам обдумать способ перемещения Сталина с этого места и назначить на это место другого человека, который во всех других отношениях отличается от тов. Сталина только одним перевесом, именно, более терпим, более лоялен, более вежлив и более внимателен к товарищам, меньше капризности и т. д."

Этот ленинский документ был оглашен по делегациям XIII съезда партии, которые обсуждали вопрос о перемещении Сталина с поста генерального секретаря. Делегации высказались за оставление Сталина на этом посту, имея в виду, что он учтет критические замечания Владимира Ильича и сумеет исправить свои недостатки, которые внушали серьезные опасения Ленину.

Товарищи! Необходимо доложить съезду партии о двух новых документах, дополняющих ленинскую характеристику Сталина, данную Владимиром Ильичом в его «завещании». Эти документы — письмо Надежды Константиновны Крупской председательствовавшему в то время в Политбюро Каменеву и личное письмо Владимира Ильича Ленина Сталину.

Зачитываю эти документы:

1. Письмо Н.К.Крупской: "Лев Борисыч, по поводу коротенького письма, написанного мною под диктовку Влад. Ильича с разрешения врачей, Сталин позволил вчера по отношению ко мне грубейшую выходку. Я в партии не один день. За все 30 лет я не слышала ни от одного товарища ни одного грубого слова, интересы партии и Ильича мне не менее дороги, чем Сталину. Сейчас мне нужен максимум самообладания. О чем можно и о чем нельзя говорить с Ильичом, я знаю лучше всякого врача, т. к. знаю, что его волнует, что нет, и во всяком случае лучше Сталина. Я обращаюсь к Вам и к Григорию [Зиновьеву] как более близким товарищам В.И. и прошу оградить меня от грубого вмешательства в личную жизнь, недостойной брани и угроз. В единогласном решении контрольной комиссии, которой позволяет себе грозить Сталин, я не сомневаюсь, но у меня нет ни сил, ни времени, которые я могла бы тратить на эту глупую склоку. Я тоже живая, и нервы напряжены у меня до крайности. Н.Крупская".

Это письмо было написано Надеждой Константиновной 23 декабря 1922 года. Через два с половиной месяца, в марте 1923 года, Владимир Ильич Ленин направил Сталину следующее письмо:

2. Письмо В.И. Ленина. "Товарищу Сталину. Копия: Каменеву и Зиновьеву.

Уважаемый т. Сталин,

Вы имели грубость позвать мою жену к телефону и обругать ее. Хотя она Вам и выразила согласие забыть сказанное, но тем не менее этот факт стал известен через нее же Зиновьеву и Каменеву. Я не намерен забывать так легко то, что против меня сделано, а нечего и говорить, что сделанное против жены я считаю сделанным и против меня. Поэтому прошу Вас взвесить, согласны ли Вы взять сказанное назад и извиниться или предпочитаете порвать между нами отношения. (Движение в зале). С уважением: Ленин. 5-го марта 1923 года".

Товарищи! Я не буду комментировать эти документы. Они красноречиво говорят сами за себя. Если Сталин мог так вести себя при жизни Ленина, мог так относиться к Надежде Константиновне Крупской, которую партия хорошо знает и высоко ценит как верного друга Ленина и активного борца за дело нашей партии с момента ее зарождения, то можно представить себе, как обращался Сталин с другими работниками. Эти его отрицательные качества все более развивались и за последние годы приобрели совершенно нетерпимый характер».[7]

Хрущев лгал, что переданный делегатам XX съезда документ был «известен в истории партии как «завещание» Ленина». Наоборот, в большевистских кругах последние ленинские письма никогда не считались его «завещанием». Причина такой мистификации достаточно очевидна: словосочетание «"завещание" Ленина» Хрущев позаимствовал у Л.Д.Троцкого, который написал под тем же заглавием статью, вышедшую в 1934 году отдельной брошюрой.

Напомним: в 1925 году в журнале «Большевик» Троцкий подверг резкой критике книгу Макса Истмена «После смерти Ленина», разоблачив лживые заявления ее автора, будто Ленин оставил какое-то «завещание». В этой публикации Троцкий выразил точку зрения, которой тогда придерживались остальные члены Политбюро, а именно: никакого ленинского «завещания» не существовало. Что, надо полагать, соответствует истине, поскольку нет никаких свидетельств, доказывающих, что свои последние статьи и письма Ленин рассматривал как некое «завещание». Но в 1930-х годах Троцкий резко изменил взгляды — теперь ради тенденциозной критики Сталина. Таким образом, Хрущев или, скорее всего, кто-то из его помощников кое-что позаимствовал у Троцкого, хотя публично никто из них, конечно, не осмелился бы сознаться, что за первоисточник лежал в основе выдвинутых обвинений.

Ряд других положений доклада еще больше говорят об идейной близости с Троцким. Тот, к примеру, считал, что московские показательные процессы — это пронизанные фальшью судебные инсценировки. И нетрудно понять почему: ведьТроцкий на них был главным, пусть и заочным обвиняемым. В «закрытом докладе» Хрущев тоже сокрушался по поводу несправедливости репрессивных мер в отношении Зиновьева, Каменева и троцкистов, хотя самая первая реабилитация подсудимого одного из тех процессов — Акмаля Икрамова, расстрелянного по приговору суда в марте 1938 года, — состоялась только через год после XX партсъезда.[8] Хрущевское заявление есть не что иное, как объявление названных им лиц невиновными, ибо приговоры, вынесенные тем, кто был безусловно виновен в преступлениях и кто признался в их совершении, невозможно считать чрезмерно жестокими и несправедливыми.

В сущности, антисталинский пафос речи, в которой ответственность за все извращения социализма и нарушения законности Хрущев возложил на одного Сталина, довольно точно совпадает с демонизированным портретом, который в свое время был нарисован Троцким. Вдова последнего по достоинству оценила это обстоятельство и через день-другой после хрущевского выступления обратилась с требованием реабилитировать своего покойного мужа.[9]

Но вернемся, однако, к материалам, связанным с последними месяцами жизни Ленина.

Есть серьезные основания считать, что ленинское письмо Сталину от 5 марта 1923 года может оказаться фальшивкой. Проблема подлинности документа подробно рассматривается в изданной не так давно 700-страничной монографии В.А.Сахарова, а наиболее важные из доводов исследователя опубликованы в статьях самого автора и рецензиях на его книгу[10]³.

С другой стороны, нет почти никаких сомнений, что Сталин и все те, кто знал о письме от 5 марта 1923 года, относились к нему как подлинному документу. Но и в последнем случае в письме нет того, что ему нередко приписывают, — доказательств ленинского разрыва отношений со Сталиным. Ведь меньше даже, чем через две недели Крупская обратилась к Сталину, сообщив о настойчивых просьбах Ильича заручиться сталинским обещанием раздобыть кристаллики цианистого калия, посредством которых он смог бы положить конец нестерпимым страданиям. Сталин ответил согласием, но в короткой записке от 23 марта 1923 года проинформировал о случившемся Политбюро, заявив при этом, что категорически отказывается от предлагаемой ему миссии, «как бы она ни была гуманна и необходима».

Записка от 23 марта 1923 года опубликована Дмитрием Волкогоновым в его полной неприязни биографии Ленина.[11] Ее копия хранится и в т. н. «архиве Волкогонова» в Библиотеке Конгресса США. Сомнения в подлинности и аутентичности записки тоже отпадают. Л.А Фотиева, одна из ленинских секретарей, в 1922 году оставила дневниковую запись, согласно которой Ленин просил принести ему цианистого калия, чтобы он мог принять его при дальнейшем развитии болезни. Выдержка из дневника Фотиевой была опубликована в 1991 году.[12]

Поэтому, даже если письмо Ленина от 5 марта 1923 подлинно, — а исследование Валентина Сахарова ставит этот факт под сомнение, — Ленин доверял и продолжал полагаться на Сталина. Никакого «отчуждения», а тем более «разрыва» между ними не было.

Волкогонов, а с ним и ряд других авторов приводят следующий документ:

«Утром 24 декабря Сталин, Каменев и Бухарин обсудили ситуацию: они не имеют права заставить молчать вождя. Но нужны осторожность, предусмотрительность, максимальный покой. Принимается решение:

"1. Владимиру Ильичу предоставляется право диктовать ежедневно 5-10 минут, но это не должно носить характера переписки, и на эти записки Владимир Ильич не должен ждать ответа. Свидания запрещаются.

2. Ни друзья, ни домашние не должны сообщать Владимиру Ильичу ничего из политической жизни, чтобы этим не давать материала для размышлений и волнений"».[13]

Как отмечает Роберт Сервис, Ленин пережил серьезные «события» (по-видимому, инсульты) в следующие дни: 25 мая 1922 года, когда у него случился «тяжелый удар»;[14] 22–23 декабря 1922 года, когда Ленин «не смог управлять правой половиной своего тела»;[15] в ночь с 6 на 7 марта 1923 года, когда у него «отказали правые конечности».[16]

18 декабря 1922 года Политбюро поручило Сталину следить за здоровьем Ленина, наложив запрет на обсуждение с ним любых политических вопросов. Крупская нарушила это решение, за что получила 22 декабря выговор от Сталина. Той же ночью Ленин перенес серьезный удар.

5 марта 1923 года Крупская рассказала Ленину, как еще в декабре прошлого года Сталин грубо разговаривал с ней. В порыве гнева Ленин написал Сталину известное послание. По воспоминаниям секретаря Крупской В.С.Дридзо, дело было так:

«Почему В.И.Ленин только через два месяца после грубого разговора Сталина с Надеждой Константиновной написал ему письмо, в котором потребовал, чтобы Сталин извинился перед ней? Возможно, только я одна знаю, как это было в действительности, так как Надежда Константиновна часто рассказывала мне об этом.

Было это в самом начале марта 1923 года. Надежда Константиновна и Владимир Ильич о чем-то беседовали. Зазвонил телефон. Надежда Константиновна пошла к телефону (телефон в квартире Ленина всегда стоял в коридоре). Когда она вернулась, Владимир Ильич спросил: "Кто звонил?" — "Это Сталин, мы с ним помирились". — "То есть как?"

И пришлось Надежде Константиновне рассказать все, что произошло, когда Сталин ей позвонил, очень грубо с ней разговаривал, грозил Контрольной комиссией. Надежда Константиновна просила Владимира Ильича не придавать этому значения, так как все уладилось и она забыла об этом.

Но Владимир Ильич был непреклонен, он был глубоко оскорблен неуважительным отношением И.В.Сталина к Надежде Константиновне и продиктовал 5 марта 1923 года письмо Сталину с копией Зиновьеву и Каменеву, в котором потребовал, чтобы Сталин извинился. Сталину пришлось извиниться, но он этого не забыл и не простил Надежде Константиновне, и это повлияло на его отношение к ней»[17]¹.

На следующий день у Ленина вновь случился сильнейший удар.

Состояние здоровья Ленина каждый раз резко ухудшалось вскоре после его разговоров на политические темы с Крупской, т. е. того, что она как член партии не должна была допускать ни в коем случае. Все это трудно расценивать как простое совпадение событий, ибо врачи особым образом предупреждали: расстраивать Ленина категорически воспрещается. Таким образом, остается думать, что необдуманные действия Крупской, скорее всего, ускорили случившиеся у Ленина два последних удара.

Давний секретарь Ленина Лидия Фотиева отмечает: «Надежда Константиновна не всегда вела себя, как надо. Она могла бы проговориться Владимиру Ильичу. Она привыкла всем делиться с ним. И даже в тех случаях, когда этого делать нельзя было… Например, зачем она рассказала Владимиру Ильичу, что Сталин выругал ее по телефону?»[18]

Меж тем отношения между Сталиным и Крупской продолжали сохраняться. Когда в 1932 году покончила самоубийством жена Сталина, Крупская, соболезнуя, написала ему письмо, опубликованное в «Правде» 16 ноября 1932 года[19]³:

«Дорогой Иосиф Виссарионыч, в эти дни как-то все думается о вас и хочется пожать вам руку. Тяжело терять близкого человека. Мне вспоминается пара разговоров с вами в кабинете Ильича во время его болезни. Они мне тогда придали мужества. Еще раз жму руку. Н.Крупская».

Письмо еще раз показывает, что и после декабрьской ссоры 1922 года Сталин продолжал поддерживать по-товарищески теплые отношения с супругой Ленина.

Вообще, в кругу ленинских домашних Сталин пользовался большим уважением. Писатель А.Бек записал воспоминания Лидии Фотиевой, в которых она подчеркивает: «Вы не понимаете того времени. Не понимаете, какое значение имел Сталин. Большой Сталин. (Она не сказала «великий», сказала «большой». — Прим. А. Бека.). …Мария Ильинична еще при жизни Владимира Ильича сказала мне: «После Ленина в партии самый умный человек Сталин»… Сталин был для нас авторитет. Мы Сталина любили. Это большой человек. Он же не раз говорил: "Я только ученик Ленина"».[20]

Нетрудно убедиться: Хрущев вырвал из контекста все процитированные им письма и тем самым серьезно исказил суть случившегося. Он ни словом не обмолвился о резолюции Пленума Центрального комитета, согласно которой на Сталина возлагалась персональная ответственность за изоляцию Ленина от политической жизни во имя сохранения его сил и здоровья. Запрет был наложен и на ленинские отношения с «друзьями» и «домашними». Поскольку секретари едва ли осмелились бы нарушать директиву ЦК, под словом «домашние» подразумевались сестра Ленина и Н.К.Крупская, его жена. Именно ее Сталин критиковал за нарушение предписаний высших партийных инстанций.

Хрущев ничего не сказал о датированном 7 марта 1923 года письменном ответе Сталина на записку Ленина, а также о более поздней и тоже адресованной Сталину просьбе Ленина достать для него яда. Выбросив из рассмотрения эти документы, Хрущев превратно истолковал обстоятельства, в которых Ленин потребовал от Сталина извинений, и тем самым представил характер их отношений в нарочито искаженном свете.

В докладе ничего не сообщается о свидетельствах сестры Ленина М.И.Ульяновой. В 1956 году еще были живы бывшие личные секретари Ленина Мария Володичева и Лидия Фотиева, равно как и бывший секретарь Крупской Вера Дридзо, но их воспоминания тоже остались невостребованными. Хрущев оставил без внимания и то обстоятельство, что нарушение Крупской предписаний ЦК о строгой изоляции Ленина от политических дел, по-видимому, дважды становилось причиной резкого ухудшения состояния его здоровья. Не стал говорить Хрущев и о том, что всего через две недели после предполагаемого разрыва Ленин обратился именно к Сталину с очень деликатной просьбой — добыть для него яда. Наконец, в хрущевской речи нет ничего о восстановлении нормальных отношений между Крупской и Сталиным.

Хрущев стремился во что бы то ни стало выставить Сталина в дурном свете; истинный ход событий или понимание их смысла его нисколько не интересовали.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.