1993 год 

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

1993 год 

15.01. Все. Экзамены позади. Позади безумства и испуги. Афродита мне помогает. Я счастлива. Такие высокие покровители!

Каникулы! Каникулы! Так счастлива. Все эти пакостные тревожные дни кончились. Не просто сдала сессию, а хорошо сдала: 5, 5, 4. Если еще учесть, как неровно я ходила на лекции в семестре и откровенно ничего не делала, заниматься начала только во второй половине декабря, то это просто великолепно. Покровители не оставляют. Тысячу раз спасибо им!

Погода омерзительная, но все это не имеет ко мне отношения. Я свободна. И могу приступить к выполнению всех клятв и обещаний, которые дала себе при условии, что не завалю сессию.

Во-первых, узнать о Гр. Сейчас пламень утих несколько, но желание узнать, что с ним так же сильно.

Во-вторых, взяться за дела.

В-третьих, театры, «Ученая обезьяна» etc. Тут все ясно. Г. не поможет напечататься, как и никто другой из преподавателей, нужно действовать самой.

Вообще, чувствую силу, энергию, много и планов, и мыслей.

И что я буду теперь делать всегда – отправлять культ моей покровительнице и заступнице. Я слушаю Вас.

Главное, в чем твоя обязанность – оставайся такой же искренней в своих чувствах и мыслях. Ты должна избавиться как от комплексов неполноценности, так и от излишней гордыни. Ты должна быть благородной, леди высшего света. Это очень, очень трудно. Ты не предполагаешь, какие еще испытания ждут тебя. Но пока ты на пути к своему идеалу. Если сдашься и закапризничаешь, может плохо кончиться для тебя. И мы тебя покинем. Ты должна обещать, что будешь всей душой стремиться к осуществлению мечты и вести себя во всех проявлениях достойно. Вперед, к новому. Лучшего времени не найти.

16.01. Мне иногда кажется, что все, что происходит со мной, это сон, я теряю ощущение себя и времени, размыкаются жизненный круг и пространства, и мне странно. Но тут же радостно и чудесно. Вот я сдала экзамены, остаюсь в Москве. И живу здесь, и учусь, и схожу с ума, и болею. Все вместе, неразрывно.

Какое счастье, что я все это могу испытать, все то, к чему стремилась. Жизнь в Москве, не зависимая ни от кого, полная самостоятельность. Учеба в замечательном вузе, о котором только мечтать можно было, а я вот поступила и успешно сдала первую сессию. Да еще не просто на обычном факультете, а на театроведении. Самые несбыточные грезы оказываются явью. Возможность общаться с прекрасными талантливыми людьми. Кто-то, возможно, воспринимает это как само собой разумеющееся. Да и я сама порой считаю. Как же иначе. Мне с моей особенной судьбой туда и дорога, в этот блестящий мир. Но, боже мой, как же я благодарна жизни и судьбе за это огромное счастье. Спасибо. Спасибо. Я кланяюсь, я горда оказанной мне честью.

Иногда думаешь о своей теперешней жизни, и трудно поверить, что не сплю и что вообще, это я. Наверное, это мешает добиваться большего, реально смотреть на вещи и пробовать себя в новых сферах. Я так рада, что теперь еще на 5 месяцев – я москвичка (хоть я всегда себя считала москвичкой). Неважно, что будет с этой квартирой. Уже то, что я живу здесь (в январе будет 5 месяцев), великолепно. Я все равно что-нибудь придумаю. Счастливо спокойна. Как когда-то.

Надо жить так, будто всех моих комплексов просто не существует. И при этом сохранять деликатность в общении, благородство и изысканную простоту манер. У меня просто нет другого выхода. Если хочу покорить столицу и даже больше. Но об этом пока рано.

22.01. Стихи Бродского кружат мне голову, заставляют забыть обо всем вокруг и плыть вместе с автором по течению любви, изысканности и вдохновения.

Перечитываю дневники, удивляюсь иногда глубине своих мыслей и умению их удачно выразить. Странная моя особенная жизнь. Сейчас очень трудно заставить себя писать в дневник, довольно спокойное внутренне состояние и не хочется копаться в своих грехах и мыслях.

Москва великолепно умеет быть кроткой и задумчивой. А то вдруг закружит в суматошном вихре снежинок. И хохочет, и подтрунивает. Я люблю эту непредсказуемую и насмешливую красавицу. Она умеет быть разной. Она всегда остается собой.

Москву люблю до слез. До обезоруживающей весь мир улыбки. Просто бродить по любимым районам, дышать теплым сырым воздухом и улыбаться непроизвольно, потому что столько благодарности к этому городу.

Вот подумала: когда хорошо, мне уже становится скучно. Нужно всегда, чтобы во мне что-нибудь происходило. Меня не поймут, наверное. Но постоянные изменения в душе стимулируют творческую мысль, подталкивают к поиску нового и делают судьбу, в конечном итоге. Я имею в виду перемены в эмоциях и мышлении, а не катаклизмы материального мира.

25.01. Я снова в Казани. И какая первая мысль? Нет, не то, что дома, давно не была, соскучилась. А о единственном человеке. Это город, где он живет. И я думаю о нем беспрестанно. Сердце ноет. На глазах то и дело слезы. Слушаю пластинки и думаю, думаю. Вспоминаю, мечтаю. Так хочется его видеть, что это становится смыслом жизни сейчас и никаких других целей нет. Все вторично, по сравнению с моим чувством. И именно то, что сейчас я так близка к нему, хотя, возможно, его и нет в Казани. Но неважно. Близко к городу, который нас связывает, который нас столкнул и разлучил. Все равно я ему благодарна. Вдруг еще не все потеряно. «И мы останемся жить в зеркалах»?

Однажды решила проверить чувства и обожглась, столкнулась с цинизмом и насмешкой. Но мне, видимо, этого мало. Я смогла найти кучу странностей в поведении, недоговоренностей, случайностей и убедила себя, что его отношение неопределенно, не то…на самом-то деле все иначе. Я заставила себя поверить в эту сложную и трогательную повесть о снах и предчувствиях. И это помогало мне жить. Я верила в нашу будущую встречу. Мне больно все это писать. Я не знаю, обманулась ли я или доля правды была во всех моих грезах. Не знаю, но мне хочется распутать клубок противоречий, каков бы ни был ответ, как бы ни печальна оказалась развязка у этой очаровательной и необратимой пьесы под открытым небом моего сердца.

3.02. Сегодня ездила к Нине Николаевне. 2 часа провела у нее, пили чай, разговаривали обо всем: наших ребятах, Москве, театрах, моей учебе. Что ответить Нине о личной жизни? Так себе. А вернее, хуже и придумать нельзя. Я все внутри исковеркала этой сумасшедшей безнадежной любовью. Господи, неужели ты не подаришь мне хоть немного взаимной любви? Что же поделать с моей беспокойной душой. Мало ей любви в самой себе. Так хочется видеть, чувствовать, радоваться.

Господи, тоска во мне слишком велика. Прости за любовь. Она сильнее меня.

4.02. Последнее время все происходящее со мной воспринимаю с позиций будущей судьбы. Состоявшейся поэтической судьбы. Все, что говорю, делаю, пишу, чувствую значимостью. Все это останется. Не могу отделаться от этих высокомерных замашек. Любая фраза, сказанная впопыхах, или оформленная в поэтическую сумбурность, или импровизированная в дружеской беседе, оставляет ощущение вечности. Трудно бороться с собой. Но ведь для меня это так и есть. Это вечность в пределах судьбы.

Сегодня была в редакции у Балашова. Беседовала с Кутуем. Он разбирал мои стихи. Такое бездонное непонимание смешит и пугает. Так же, как Винокуров, выдергивал строки. Называл их вычурностью, красивостью, излишней пышностью. Говорил, что надо избавляться от этого, идти к простоте образов и построений. Тем не менее договорились, что в мартовском номере «Казани» выйдет подборка стихов. Он отобрал «Кенигсберг», «Вильнюс», «И ты ушибся о мои испуги», «Вагоны и лица листая», «Тибетские мотивы». В этом отборе заметна тяга к сюжетным стихотворениям, с более четко обозначенной авторской позицией и отношением к изображаемому предмету.

У Балашова, видимо, нет своего мнения, и он вторит за Кутуем. Ему как читателю не хватает проницательности.

Кутуй в «Вильнюсе» заменил чашку кофе черным кофе. Банальность мышления, построенная на контрасте: черное – белое. Я не возразила тогда. А сейчас кажется этот образ явной бессмыслицей. И как сказала мама, именно это является искусственной красивостью.

Меня убивает их зацикленность на местном. Казань – центр всех задумок. Это замечательно, но, когда они опишут все памятники, музеи и известные личности, чем займутся? Обособленность, а не единый контекст разных культур. Мне кажется, у этого журнала нет будущего. Или ему грозит опасность стать дешевой провинциальной стряпней. Нет динамики, остроты, тонкости. Заказали мне статью о Казани и стихи про то же. Боже мой, как скучно-то! Я потеряла всякий интерес к этому изданию. Стихи на заданную тему… может быть, и выйдет что-нибудь, но, если нет внутренней потребности обращаться к этому, как же я напишу? Что может получиться, если чувства совсем не те, если нет искренности, любви и тепла? Я пишу так, как всегда пишу.

Неплохой допинг для будущих свершений. Меня надо иногда так «лупить». Но все-таки неравный разговор: во-первых, мне не давали сказать, перебивали, во-вторых, какой может быть спор, если человек абсолютно не понимает моей образности, совсем, обзывает любую, по моему мнению, простенькую метафору изыском. Это разные языки. Обидно, конечно, что пока так мало людей способно назвать своим то, что я делаю. Но я верю, что настанет это время. Возможно, я действительно изменюсь, стану писать по-другому. Кто знает. Я почти уверена, что придет большая легкость и светлость в мои стихи. Но и то, что пишу сейчас, достойно называться поэзией с большой буквы, а не снисходительного похлопывания по плечу. Когда я уходила из редакции, сказала: «Только время даст право называться судьбой». Только оно докажет или опровергнет мою значимость, мое ощущение огромности того, что во мне уже есть, что мне дано, огромности творческого потенциала.

Я меняю смыслы, меняю местами логические положения, обрываю мысль и часто без видимой связи с предыдущей строчкой говорю о совсем другом не от недостатка мастерства и воображения, не от неумения выразить, а от слишком многого в себе, от величины и важности переполняющих меня звуков и красок, предчувствий и отгадок. Не от скудости, а от щедрости. Логика не мысли, но взаимосвязанности чувств и ассоциаций. Пока все это не умещается, быть может, в гармоничность и понятий, и внешних форм (в основном для них, привыкших к классическим формам). Но я же живу, это приходит само.

Но в чем не могу себя упрекнуть, так это в фальши. Красиво? Да, конечно. Но это тоже жизнь. Пусть только моя. Она Вам чужая? Я не в силах ничего изменить. Это Ваши проблемы. Это вычурность? Для меня нет. Это мое видение, мои боль и счастье. Я красиво мыслю? Может быть, это пройдет или останется в чем-то – не знаю, но я – сформировавшаяся поэтическая индивидуальность. Можете не читать. Но за моей поэзией будущее, я знаю.

Простите, все Боги Вселенной, мою нескромность, даже откровенную наглость. Но Вы сами внушили мне эту глобальную уверенность. Я верю в Вас. Это помогает мне быть самой собой и уважать мое творчество, каким бы его ни считали другие.

Я устала от всего: от неудовлетворенности собой как профессионального поэта и театроведа, от бытовых неурядиц в личной жизни, от неопределенности извечной своей жизни, от отсутствия материального благополучия. Хотя последнее наименее значимо.

И все-таки я благодарна судьбе и богам за это счастье быть своей на земле и на небе. И в своем собственном сердце.

Не понимаю, отчего эта легкость страдания. Но бывает и ужасно. Я плачу, плачу, кажусь себе бесконечно одинокой.

Я должна сама придумать и воплотить в реальность свою судьбу. У меня не остается другого выхода. Только сама. С благословения Богов.

7.02. Вот и снова я в Москве. Вихри времени увлекают меня за собой. Две недели жизни в Казани выбили меня из московского ритма. Казалось – никуда я не уезжала. Всегда вот так текла жизнь, ненавязчиво, мягко. Хорошо даже было. Только постоянное напоминание о моей единственной любви мучило. Я ходила по улицам, смотрела на давно знакомые дома и не могла отделаться от ощущения, что чувствую его взгляд, что он тоже проходил здесь, что все вокруг принадлежит ему. И мне.

Неудачные попытки отыскать его след тоже здорово вывели меня из себя. Но в целом я довольна поездкой. Я встретилась с домом, мамой, родными, друзьями. Это очень много для меня.

Завтра в универ. Кажется, я совсем отдалилась от всех этих дел. Не хочется возвращаться и хочется в то же время. Наверное, это счастье. У меня есть своя жизнь.

Все переполняющее меня ежедневно и огромно, и ничтожно. Я с увлечением покупаю косметику, сумочки, смотрю глупые мыльные оперы – и я пишу стихи, езжу в редакции, страдаю и такую глубину ощущаю в себе, что страшно.

Я бесконечно благодарна городу моих солнечных дней, что он принял меня. Вот и сегодня утро ослепительно улыбнулось и поцеловало город в лоб. Москва встретила меня солнечным морозным очарованием. Моя вечная весна, «фиалковые заросли строчек непрошеных».

Много разного хочется. Очень много и в разных областях. В меня не умещается размах этих замыслов и надежд, и я не в силах писать связно.

Как-то ко мне относятся Боги сейчас?

И слышу тут же их голоса. Они рядом. Значит, можно оставаться в своем будоражащем и беспутном настроении.

И что, что, что случиться скоро или не очень? Я теряю всякое представление о смыслах и нормах. И в то же время уверенней и тверже моя жизнь. Какая необратимая странность!

Я должна добиться материального благополучия, чтобы в этом отношении не было препятствий. И тысячу раз понимаю, что не покорю его своим безупречным внешним видом, нужно что-то большее. Благословение Судьбы? Я, наверное, надоела ей своим бесконечным любовным лепетом. Но ломать себя – не получается. Живу творчеством, изнемогаю от безнадежности и необратимости любви. Сколько это протянется? Сколько угодно Богу.

Все снова то же? Я вроде как дома. Ловлю себя на мысли, что мне уже уютно и привычно здесь. Неужели может когда-нибудь кончится мой московский рай? Возможно, из этой квартиры я уеду, но будут же другие. Будут же.

Налаженная и сумбурная одновременно, взрослая и не по-взрослому легкомысленная жизнь.

Как теперь сложится она? Что ждет, и чего ждать? Повторы вряд ли возможны. Первая весна в Москве на законных правах. Господи, хоть какую-то весточку о предстоящих цветах радуги, хоть намек, хоть оттенок от будущей палитры дат и событий.

8.02. Первый поход в универ – и занятие по худ. критике. В. М. очень мил. И М. смягчилась. Будто не было этих ужасных обидных слов, никто никого не отчитывал, и все течет своим ходом.

Завтра начинается показ спектаклей Фоменковского курса. М. завела с В. М. разговор про меня, про работу на «Обезьянок». Опять сказала, что нужно показать. В. М. попросил принести в пятницу. Если снова начнется тянучка с обещаниями и забываниями, гадко. Я снова говорила о своей любви к театру, желании писать о нем и навязчивой идее познакомиться с ними, т. к. сама подойти, с улицы и сказать: вот она, я, – боюсь, не решаюсь. М. на это ответила, что с моей внешностью можно подходить к кому угодно. Но это слишком лестно, она преувеличивает. Но я благодарна ей за то, что она запомнила мою работу и поняла, почувствовала, что именно мне нужно.

Я ведь действительно не удовлетворена своим положением, как в группе, так и в профессии. Мне хочется осуществиться вниманием других. Мне непременно нужен отклик, желательно, приятный. Конечно, хочется нравиться.

«Сосулька» сегодня читала работу на фильм Бергмана «Земляничная поляна». Замахнулась. Работа слабенькая, описательная, рационалистическая, что заметили все. Откровенно не адекватно замыслу и силе этого фильма. Да что о ней говорить, мне всегда было ясно с ней.

A. устроилась на работу в «Учительскую газету» театральным рецензентом. Я почему-то так рада за нее. Она будет в специальном разделе давать небольшие комментарии к спектаклям, небольшие аннотации. Неплохая практика. Завтра будет газета с первой ее «писаниной». Принесет. Без экзальтации, без безумств. Сплошное без – (образие). Образы моих сомнений. Посмотрим, что будет дальше, «колесо истории пущено».

Я чувствую приближение судьбы. (Все это на пониженных тонах, значительно.) Мне не хватает, как всегда, терпения. Я хочу сразу и многого. Вот А. понемножку, а устроилась. Пусть это пока не так блистательно. Но уже что-то. Я совсем, впрочем, не завидую. Я снова спокойна за себя.

B. вернулась из Англии. Рассказывает о посещении театров. Все кажутся теми же, что и раньше. Только я себе кажусь совсем другой, новой. Несколько непривычно в изменившемся самочувствии. Но и приятно.

Перечитала рецензию на «Город мышей». Странное раздваивающееся состояние. Вроде все то же, а мне уже не хватает чего-то. Может, действительно, лучше не заниматься не своим делом? И тут же желание писать. Я снова сомневаюсь в себе, и уверена в себе. И не понимаю, что происходит. Неужели все-таки я ошиблась, спрашиваю себя на новом этапе, при новых восприятии и представлениях о нормах. Мне ведь не нужно: кое-как написала что-то – и сойдет. Мне необходимо: если писать, то знать, что это в самом деле достойно быть названным творчеством. Не меньше. Подражать кому-то тоже не способна. К чему? Высокий профессионализм заслуженных критиков убеждает. Надо тоньше разбираться в себе, что и пытаюсь делать.

У меня нет такой же твердой позиции, что в поэзии, потому что в отношении критики я не уверена на все 100 %. Нет еще стойкости, да и самих понятий о лучшем, о только моем и правоте выбранного мной пути.

Тем не менее, настроение бодренькое. Даже успокоившееся. И как всегда бывает в такие моменты, мысль ленива, и писать не хочется.

Мне кажется, вот уже совсем скоро начнут сбываться самые заветные мечты. Немножко страшно так писать, но молчать об этом тоже было бы несправедливым. В чем именно заключено мое лучшее, разгадка на многие и многие вопросы и смятения – пока не знаю. Но она где-то близко. Совсем близко.

9.02. Вчера позвонил Гена и сказал, что хочет снять эпизод со мной. Я оторопела. Начала что-то возражать. Говорить о неумении, о предварительных пробах. Но он уперся. Говорит: на следующей неделе. А я не имею представления ни о сценарии, ни о роли. Озвучивание первого фильма «Врата рая» остановилось. Все никак не починят технику. Я почти уверена, актерство – не для меня. С моей закомплексованностью куда уж! Но попробовать хочется ужасно! Будет что вспомнить. Неудачные попытки тоже в конечном итоге – часть судьбы.

Снова позвонил Гена. Совсем поздно, после 12. Немного поболтали. Он загорелся идеей меня снимать. Это будет, похоже, короткометражный фильмик, про любовь, конечно же. Гена говорит, что ни про что другое не снимает. Расхваливал мою внешность. Я робко пыталась ему возразить, что это, мягко говоря, преувеличение. Но он твердит, что не мог ошибиться, все правильно, у меня все получится. Очень сомневаюсь.

Желание славы, конечно же, «гложет». Особенно после таких чудных просмотров. Была в ГИТИСе на знаменитом, прогремевшем на всю Москву спектакле «Волки и овцы». Действительно, восхитительно. Из наших театроведов была только еще См. Этот спектакль не может не нравиться. Он завораживает тихой прелестью, провинциальностью обстановки, мягкой трепетной манерой игры молодых людей. Там нет никаких новаторств, и вместе с тем все ново: каждый образ, акцент, интонация, это новизна настроений, не столько трактовки пьесы, сколько чувствования ее лирических основ. Следование сюжету какое-то совершенно новое. Небывалое недоразгаданное житие. Поэзия жизней, игра, насмешка.

Мне почему-то трудно об этой откровенной победе писать вдохновенно. Снова не получается. Может, оттого, что написано о них уже Крымовой. Очень сильно и ярко играли, хочется быть равной их мастерству. А этого в себе пока не чувствую. А что же с другими спектаклями, о которых писала без труда? Значит, не в них дело, а снова во мне? Напишу, возможно. ОК?

Так вот, желание славы «гложет», но мои комплексы, антифотогеничность, безумное самомнение, рисовка? Куда все это денется? Не уверена, нет, в себе как в возможной актрисе. Зато рассказала Гене, что для казанского журнала нужна художественная цветная фотография, и было бы неплохо, если бы он мне с этим помог. Он согласился, сказал, что как раз думал перед съемками сделать ряд фотографий. Мне бы его уверенность. А жалко будет разочаровывать. Он так верит в меня – актрису. Нет, скорее всего, он все еще слегка влюблен в меня, и это закрывает на многое глаза.

Так хорошо хоть чуть-чуть быть приближенной к светской жизни столицы. Средоточие талантов. Так хочется поближе к этому. Это остается сейчас моей главной мечтой. Оно включает в себя многое: знакомства, общение с лучшими, собственные творчество и самоотдача, содружество в мастерстве с другими, неважно, что именно, главное – творчество и общение. Творчество и общение. Люблю Москву вечеринок и соблазнов. Люблю Москву задумчивой и томной. Люблю Москву, угадывающую желания. Люблю Москву творческую и деловую.

Я живу здесь. Где ответы на противоречия? Это счастье? О, да. И постоянное сопротивление самой себе? Снова, да. Иногда трудно сформулировать, чего хочу, просто плохо, или хорошо, или невнятно. Но событием является любое самочувствие.

10.02. Голубое кажется уже весенним небо. Горланят гадкие вороны. Мне удивительно осознавать себя. Я есть. Я сейчас здесь. В этой точке вселенских дорог, и будто на мне сосредоточены многие взгляды и мысли.

До сих пор не могу отделаться от сказочности происходящего. Я имею в виду – Москву. Хоть вот мне говорят: давно пора оставить это, все уже налажено. Тебе ведь и так ясно, что по-другому – никак. Да, я это чувствую. И все-таки иногда кажется моя жизнь – жизнью в сказке. Москва – волшебный город. Таинственный и откровенный. Живу, осознавая, что здесь же находятся многие из уважаемых, любимых, желаемых людей: артистов, клипмейкеров (нет, клипмейкера, единственного), режиссеров, журналистов, просто талантливых и умных, но еще не известных (как я). И все они здесь. И я – здесь. А как приблизиться? Понятия не имею. Но приближусь. Непременно что-нибудь еще произойдет. Просто должно. Как же иначе? Нельзя. Я люблю мою московскую тревожную, с извечными сомнениями и прозрениями, с болью и радостью, страхами и легкостью жизнь. Я ее придумываю? Только отчасти. Чаще кажется, это она придумывает меня.

Часто специально придумываю что-то невнятное, болезненные состояния. Только потому, что боюсь, как бы что-нибудь гадкое или ужасное в жизни реальной не случилось.

Сегодня было первое занятие по введению в театроведение. Уже не та муть, что у К. Преподаватель – Г. В. Макарова, читает также в ГИТИСе.

Странное зыбкое чувство тревоги. Непонятно. Знаю, что с родными ничего не должно вроде случиться. А странно, не по себе. Пошла было в театр, вернулась с полдороги. Что-то не давало покоя, удерживало. Мало того, что метель разыгралась сильнейшая, я была похожа на снеговик, но и внутреннее будоражащее состояние мешало, даже ступать. Ветер и предчувствие гнали назад. И я сдалась, и сразу же стало немного легче. А сейчас дома опять не по себе.

Представляя нас Макаровой. Г. каждой давал небольшую характеристику. Вовремя пришли втроем: А., В. и я. В. М. сказал, что это – лучшие. Кто-то пошутил: это потому, что пришли. Но В. М. стал говорить немного о каждой. Про А. – лучше всех поступила, правда, в эту сессию какие-то проблемы. Но ерунда, изучает японский, заинтересованный своим делом человек. В. – худ. руководитель группы, режиссер праздничных капустников. Душа всех наших дел, заводила. Тут пришла остальная тусовка. Он представил меня: Леночка. И замялся. Г. В. сказала: и это все, этим все сказано? Г. ответил: неудобно при всех говорить. Потом: Леночка – всеобщая симпатия, яркое литературное дарование. Скомкав, сразу перешел к Варе. Про остальных ничего особенного. Мне очень приятно было слышать такую оценку. Я единственная из присутствующих удостоилась профессиональной похвалы. Но видно было, что В. М. неудобно подчеркивать мое преимущество. Он не хотел бы кого бы то ни было резко выделять, поэтому замялся.

Г. В. – ничего так. По крайней мере, уверенность, что будет разработанный курс. Профессиональный.

Не знаю, не знаю, но не могут же меня оставить Всевышние. К Мастеру.

Стихи. С театральных высот, из-за кулис, сценическое пространство события и ощущения, обыгрывай любую мелочь. Репетируй, строй роли и мизансцены строчек. Подходи к стихам с позиции режиссера.

Театроведение. После ломки внутренних запретов и ограничений достигнешь глубины не только уже ощущений и переживаний, а эстетической основы души, техника придет со временем. Нужно поддерживать форму, работать над гармонией фраз. Не сразу. Но похвал дождешься. Тех, которые устраивают тебя.

Родные. Не все гладко, но уродств и смертей не будет. Ряд крупных неприятностей. Это больно, но переживете все.

Только бы кончилась эта ночь. Мне так тяжело. Непоправимо. Будто вместо меня погибает чья-то невинная душа. И хоть я здесь ни при чем, чувствую часть своей вины.

11.02. Утро. Проснулась новой. После многочисленных метаморфоз, произошедших со мной у Мастера, чувствую свежесть. Наверное, нужно было все это пройти, чтобы стать лучше, чище, сильнее.

Вдруг болею? Вдруг… Что же поделаешь. Судьба значит такая.

С Геной сидели в Киноцентре. Он забыл деньги, пришлось его угостить. Немного поговорили о разном. Он настаивает, чтобы я приехала к нему на «собеседование» по фильму. Планирует у себя же снимать. Через недельку примерно. Забавно. Трудно поверить, что получится что-нибудь у меня. Ну, ладно, время покажет.

В Киноцентре сейчас кинорынок. Туда приехал дядя Валера – закупать фильмы для казанского проката. Я его не увидела. Там много интересных фильмов, на которые стоит сходить.

Гена говорит про мою возможную роль в новом фильме, что это сцена, когда он приезжал перед моей поездкой в Питер. В этот вечер я чувствую себя «подставленной». Была так искренна, а оказалось, что он экспериментирует со мной. Хорошо хоть хватило мозгов не влюбиться в него. Кстати, он хочет сам играть главную роль. Не самая приятная новость. Далеко не самая приятная. Это будет короткометражка, в большей степени для спонсоров, которые ворчат на излишние траты. Это что-то типа набросков к будущей большой ленте. Гена хочет этим маленьким фильмом убедить спонсоров, что идея стоит того, чтобы, не скупясь, вкладывать деньги. Он мне говорил сегодня, что ему нет дела ни до чьих советов и рекомендаций, он порвал с иностранцами, ком. структурами, и будет делать фильмы, соотносясь только лишь со своими представлениями и нормами. Флаг в руки. Он прав, в принципе. Но во всей его позиции я подозреваю некую ущербность. Будто это оправдание на случай возможной неудачи. Мне кажется, я несколько шире смотрю на жизнь в этом вопросе.

Вчера вечером и ночью был какой-то кризис. Странные видения и приятный сон. Сон – неизбежность. Все на символах.

Мне очень понравилось в Киноцентре. Стильно и серьезно. Правда, Гена скучный был. Но это его проблемы. Часто с ним общаться трудно.

Настроение: ни одного вокруг огонька. А свет отовсюду. Все мы – нимфы. Может быть, солнечное забытье. Не спится призраку. Бродит. Болеет своей мольбой, называет огонь. Но рукописи не горят. Призраки. Нимфы. Ночь такая журчит у виска. Тихой мелодией с крыши стекает. Такая невозможная безбожная тоска, и клавиши пианино сникли. Тает на глазах зима. Сумятица. Притворялась ловкой и захандрила сразу же, как только отхлынул строчек прибой. Солнце ухмылялось, облака выглядывали из-за горизонта. Из-за моего предчувствия ночь становилась черной кошкой, и хулиганила, и ныла. Но ночь перебежала дорогу ее беспутности. Меня называли повелительницей голубей. Но соперничать с Венерой разве посмеешь? Мне бы только дождаться тот день, когда он посмотрит, и переменятся в судьбах дороги. Когда он узнает о моих тревогах и переболеет этой зимой, как ангиной снежного Бога. Черты смягчатся. Отчужденность уступит место своей сестричке, моей надежде. И он улыбнется, как когда-то, только для меня. И Москва-недотрога благословит лепет, любование и вечер, когда моя карьера-гордячка победила, я ее отчитаю за легкомыслие, но сила аплодисментов Вечность убедила.

Только бы остаться своею в городе, который продолжает ворожить, как язычник. Только бы угадать твою субботу и остаться для нее единственной. Продолжает во мне «сидеть» отвращение к рецензированию. И желание писать. Это противоречие? Кажется, совсем разучилась и не получится больше. Но вряд ли это так. Странное чувство, будто стоит только попробовать, и многое получится, открою в себе еще такие таланты, о которых не подозревала. Ведь как же я мечтала сниматься в кино. Только боялась себе и окружающим признаться в этом. И так трудно стать раскованной. И перед камерой наверняка тушеваться буду.

Мама звонила еще раз, советовала быть осторожной с квартирными съемками. Я сама чувствую что-то не то во всех этих делах и наших отношениях, что-то мне не нравится и вызывает протест.

12.02. Так устала после универа, что никуда не поехала, а направилась домой отсыпаться.

Вер. все-таки меня недолюбливает и подчеркивает это. Всегда я одинока. До бесконечности. Но все это скоро кончится. Жизнь пойдет по-другому. Надеюсь на это.

Я жду, жду появления нового. И вдруг понимаю, вспышкой – вот, изменилось, заскрипела дверь, поддалась. И снова какое-то непередаваемое состояние, смесь тревоги и счастья. Близость к отчаянию и уверенность в своем замечательном будущем.

Сейчас хочется увидеть так много спектаклей, фильмов, выставок. И конечно же, людей. Не знаю, за что ухватиться. Все вокруг так заманчиво, талантливо и перспективно. Только для меня, возможно. Я преувеличиваю. Но меня трудно переубедить. Я считаю современную московскую жизнь насыщенной и бурной.

13.02. Опять разболелась. Недолеченное осеннее воспаление снова дает о себе знать.

Уложат меня в больницу. Страшно и равнодушно.

И что же, все мечты, надежды и планы окажутся пылью? Так не хочется болеть и именно сейчас.

И все-таки, и все-таки вчера что-то перевернулось, переиначилось. И недолго осталось ждать. Судьба шлет свои позывные.

Господи, но если серьезно болею, страшно. Хоть об этом почему-то особенно думать не хочется.

14.02. День святого Валентина. День любви и влюбленных, а мне никто не скажет нежных слов. Тот, кому готова подарить все свои чувства, мечты, улыбки, сейчас не со мной. А где он? Весь день слушаю музыку. Незаменимо, как воздух. Хоть в этом облегчение.

Смутные желания, идеи, тревоги переполняют меня. Хочется решиться на что-то большое. Например, прозаическое произведение.

«Странность наших случайных разлук». Что-то томит сердце. Что-то поднимает к Богу. Скоро весна. Что-то оставляет на земле собой. Я болею. Москва жалеет меня. А больше никому нет дела до хрупкой замерзающей веточки.

Я должна победить. Иначе судьба не простит. Мне невнятно. Написать подробнее о своем состоянии не тянет. Но перемешиваются, подмигивают, кружатся чувства прошедшие и будущие события. Всегда ускользает суть. А все мои записи лишь очертания, наброски. Я торможу, не могу сдвинуть свою душу с мертвой вершины. Скалы. Местность пустынна. Я одна. Да, высоко. Но мне грозит остаться в этой жизни на гордом возвышении своих стремлений, не воплотившись в живое, теплое, искреннее. Я должна сделать шаг в пропасть, пусть. Если дано свыше, насмешливые духи подхватят. Скажут: «Непутевая». «Но та-лант-ли-ва – я», – возражу я. «Да, – согласятся. – Пойдем. – Пошли. – Куда-нибудь. Лучше в светлое будущее».

Жизнь разжаловала все, все комплексы. А мне куда? За кем? Продолжаю находиться в межеумочном состоянии. Не плохо. Даже больше к радости. Но недоговоренность томит. И сама не могу вырваться.

Что же у нас было случайностями: встречи или разлуки? Меня разрывает, уничтожает безнадежность ситуации.

Вспомнила ту нелепую и (великую) декабрьскую встречу. Иногда хочется уничтожить себя за глупость и страх. Видеть, находиться в двух шагах и «пройти мимо, будто не было этих лет». Это становится болезнью. Периодически бывают приступы. Или вся моя жизнь – приступ?

Франция – особенная страна в моей судьбе. Что-то с ней было связано в прошлом и в этой жизни.

17.02. Маме день рождения! Я в Казани. Приехала в 6 утра, такая рань, еще совсем темно было. Домой добралась на машине.

Ехала с двумя очаровательными молодыми литовцами из танкового училища. Вроде наметился флирт, но все заглохло на полуноте. Вчера с 4 до 11 болтали так интересно, было понимание. А сегодня мельком попрощались, не обменявшись адресами. Может быть, все правильно. Я военными никогда не интересовалась и не интересуюсь. Но все же было жалко, будто меня бросили. Глупо как-то, невразумительно. Но ничем не поможешь.

19.02. Вернулась сегодня утром в Москву.

Настроение – недоваренное яйцо. Ни то, ни се. Но как же хочется наконец-то счастья. Хотя это условность, конечно. Но я устала от своих страхов, болезней, комплексов. Нет легкости, магии, завораживающей жизни других, для которых я – особенная. Не умею становиться для других ценностью. Все отстраняются. Нет, нет, не хочу верить, что такая ненужная. Не хочу. Пусть что-то изменится во мне, и пусть я стану интересной для людей и любимой для единственного.

Почему такие тормоза? Никуда не хочется вылезать, видеть, вообще что-то предпринимать. Так нудит что-то внутри, смутное, недовоплотившееся даже в чувство, жажда быть кем-то и значить что-то. Но неизвестность вокруг, неприятная колючая пустота.

21.02. Была вчера на премьере «Нижинского» с О. Меньшиковым. В газете прочитала, что режиссер Э. Радзюкевич. А в программе о нем ни слова. Есть все – художник, грим, реквизит, есть помощник режиссера, но самого режиссера – нет. Что за идиотизм, понять не могу, хотя, что можно отметить, так это именно яркую режиссерскую работу. Конечно, Меньшиков великолепен. Я его обожаю и поэтому прощаю некоторый наигрыш. Он прекрасно знает свои лучшие «штучки» и умело пользуется ими. Особенно во втором действии. Несколько расслабился, разошелся, и стали «вылезать» знакомые интонации, жесты, манеры. Он большой актер. Это для меня несомненно, и даже в его привычных наигрышах так много истинного таланта. Я надеюсь, он справится с сопротивлением этой сложной роли, и сам поведет ее.

Вечером сегодня «рванула» в центр. Захотелось окунуться в шум и суету Тверской. Прошлась по дорогой этой улице. Грязно. Мутно. Счастливо. Все же какое счастье – я живу здесь. Бесчисленное множество раз благодарю судьбу за эту участь. Москва. Бесподобная. Бесконечно заповедная и трогательная. Ностальгическая и обжигающе современная. Неуловимая, как настроение. Я шла по Тверской, воспринимала надвигающуюся ночь, гам, шорох машин, огни, лица, голоса и грустила, снова грустила. Трудно объяснить, отчего огромность счастья воплощается в бездонность тоски. Они так тесно сплетаются, так необратимо, беспечно. Я желаю приблизиться к артистическому творческому кругу. Банальность стремлений не совпадает с торжественностью минуты. Конечно же, я хочу не только этого. Это лишь необходимый фон для настоящей, совсем другой жизни. Лишь пикантная приправа. Но талант, яркость, страстность окружающей молодой жизни зажигают меня. Глупости это – разговоры про культурный кризис. Талантливое сейчас время.

Вдруг стало страшно за что-то несостоявшееся, но грозящее быть, нависающее в пространстве. Надо сдуть эту мерзость. Очиститься внутренне. И может быть, мир и на этот раз останется невредим, талантлив и легкомыслен.

Трудно точно объяснить, как я отношусь ко вчерашнему спектаклю. Были явные недостатки, но атмосфера угадана. Радзюкевич – чудо, заочно уверена в его замечательном будущем, большом режиссерском, удачливом. Вот сейчас специально не жалею слов, чтобы потом, показав ему эти записи, говорить: «Видишь, еще тогда я верила в тебя, ценила, может быть, одна из первых разгадала твою особенность, твой дар».

Смирившись с тем, что я – некрасивая, надо просто не концентрироваться на своей внешности. Конечно же, быть в безупречной форме, насколько позволяют средства, но иллюзий – увы. Не стоит обольщаться. На провокации комплиментов поддаваться не буду.

Стильная, талантливая, изящная. ОК, baby. Вперед, к следующей серии.

«Жизнь измеряю мартами».

23.02. Вчера была разбита и уничтожена своей никчемностью. Тушуюсь при Д., См. и В. Понимаю, что глупо. Но ничего изменить не могу. Выглядела бледно и подавленно. Внутреннее состояние отразилось на внешности. К тому же я снова простыла.

В универе, куда ни взглянуть, – проблемы. На многих занятиях почти не была.

Гена не звонит. Звонить ему самой не хочется. В общем, когда не по кайфу, найдешь тысячи причин, почему так, а с хорошим самочувствием не надо объяснений. Просто радуешься жизни. Просто радуешься. Не знаю, что выбьет меня из этого штопора. Но я в который раз говорю себе: так дальше нельзя, Ellen. Пока.

3.30 Ночь наиглубочайшая. Спать не могу. Что все мои замыслы, тревоги, планы, если болею? Очень плохо, думала – хуже не бывает. А все хуже, хуже.

Время, когда остаешься совсем одна. Наедине с самым затаенным. Хоть что говорить, я всегда одна. Это стало нормой. Судьба опять испытывает на новом этапе. Не в силах больше писать. Когда очнусь, вернусь.

26.02. Снег валит весь день. Я предпочитаю сидеть дома и смотреть в окно на этот ворожащий день. Вчера безумно замерзла. Боялась, что совсем разболеюсь. Но Боги снова выручили.

Самочувствие возвращается. Вернее, я сама возвращаюсь в себя. Последний плохой период был разным и невыразительным. Невнятным. Вкраплениями. Ну его к лешему. В прошлом. Начнем потихоньку учиться ходить. Заново. В который раз.

Мой день – четверг.

Мое число – 8.

Мой символ – стрела.

Мой девиз – творчество, жизнь.

Моя надежда – душа.

Мое будущее – Вечность.

Мое настоящее – самопознание.

28.02. Вчера сорвалась во Дворец Молодежи на спектакль «Ученой обезьяны» – «Неаполь – город миллионеров» Эд. де Филиппо. Как я могла устоять. В пятом часу позвонила В. и сказала о спектакле, и хотя я чувствовала себя не лучшим образом и выглядела так же, все же через час я была при полном параде и выходила из дома.

Мне иногда жалко, что я многого не записываю о жизни, о себе, об окружающих. Не хватает терпения и усердия, но всегда будто чувствую ответственность перед кем-то (перед собой?) в будущем за сохранность моих впечатлений и воспоминаний.

Спектакль понравился. Но без экзальтации, без того всеохватывающего ощущения счастья, восторга, которое возникало на «32 мае». Я к каждому из артистов отношусь уже по-особенному. Я примерно представляю возможности каждого. Конечно, разница талантов, мастерства, темпераментов. И все равно продолжаю считать, что они – самое перспективное молодое предприятие современной Москвы. Может быть, это самоуверенно с моей стороны так говорить, ведь я во многих театрах вообще ни разу не была. Но тем приятней, практически с первого захода и попасть в такой театр.

Писать рецензию на этот спектакль вряд ли буду. Меня все же больше интересуют сложные, противоречивые вещи. А здесь нет простора для оттачивания мысли, для полета. Хотя я не совсем права. Но дело еще в том, что я считаю, что они способны на большее. Удержусь от преждевременных комплиментов, и наверняка будут у них еще настоящие победы. И я обязательно напишу о лучшем театре Москвы. ОК?

Сегодня день рождения Нижинского Я так мало, по сути, о нем знаю. А меня интересует все не отсюда. Он явно был причастен к тайнам Неба. Один из избранных.

Очень много во мне сейчас мыслей, чувств, но писать не хочется. Сегодня под утро снилось странное длинное стихотворение, от первого лица. Читала женщина, ехавшая в лодке. Там были еще 3 мужчины-конвоиры. Тропическая река. Лианы, пышная растительность, поднимаются испарения, душно и сладостно от пряного аромата цветов и трав. Она – преступница. Впереди и позади – ужас, кошмар бытия, а сейчас существует только эта лодка, ветви, плотно переплетенные над головой, почти закрывающие небо, тишина, она лежит на спине, и звучат стихи. Они прекрасны, бесконечны, в них вся ее жизнь. Но это не описание, а сама страсть, мука души, все пережитое, все осуществилось теперь. Так тихо. И только плеск воды от соприкосновения с веслами. И ощущение высоты и страха. Страха безумия от, кажется, приближения к самому заповедному. Стихи так прекрасны, что помнить их нельзя, их можно творить мгновением и проживать себя, и чем ближе к концу, тем больше чувствуешь приближение смерти. Познав этот пленительный

яд, жить дальше с людьми не получится. Безумие таланта и талант безумия в этих завораживающих и убивающих строчках. Это я? Было жутко. А стихи неудержимо лились, тягуче, их сущность я осязала. Я не совсем спала. Я помню их наитием. Но я не могу ответить, ни о чем они, ни прочитать. Только одна строчка держалась в голове. Предпоследняя. А последняя обрывалась многоточием. И я оставалась в том душном тропическом мире, среди бесконечной водной поверхности. Я совершила еще одно преступление: замыслила сбросить с лодки одного из конвоиров. Но сделала я это или нет – не помню. Было пусто, бессмысленно, стихи все звучали, звучали. Спины конвоиров были неподвижны, и я уже начала сомневаться, существовали ли они когда-нибудь. Я так же неподвижно лежала на склизкой доске. Понимала, что остаюсь навечно в этом царстве смерти. Все бывшие и несбывшиеся мои преступления, замыслы, ужасы я переживала еще раз в стихах. Сейчас. Но это не пугало уже. Где-то на дне сознания холодок предстоящего. Впереди бессмертие. А сейчас тишина. Вода. Жарко и вроде как не жарко. Это рай? Ад? Это там, не у нас, и никогда не с нами.

«Смертельно голову на плечи опустила. Одной рукой…» Дальше не нужно. Я знаю. Я убивала себя. И это последнее мое преступление.

Я знаю, эти стихи восхитительны. Я отождествляю себя с той, из сна. Но я смотрела на все со стороны. Та степень отстранения, когда ты в глубине собственного сердца становишься любым из этих окружающих, любым, кем захочешь. Мне все это так напоминает спектакль «Нижинский». Как писать об этом скудными земными словами? Только небесный язык доступен, равен масштабу происходящего там. А это стихи. И я еще расскажу миру о чуде и мифологии нашего сегодняшнего и завтрашнего неба.

1 марта. С праздником! Весна – твоя стихия. Покоряем московский Олимп? Пути открыты.

Что делать с Геной? Так не хочется ему звонить. Около двух недель прошло со времени нашего последнего разговора. Нет, больше упускать его из вида тоже не хочется. Но, если это неизбежность, все равно я буду сниматься. А если нет – то уже ничего не изменишь.

Почти две недели не была в универе. Отвыкла от всего, что там.

Набросала вот рецензию на «Нижинского», но не покидает горькое чувство. Мне кажется, все мои работы хороши, а то, что они лежат в столе, меня убивает. Я думаю, они достойны иной участи. И оттого, что этого не происходит, всякое желание писать, выкладываться пропадает. Это ведь не стихи. Отклик необходим. И, конечно, опять боюсь читать на семинаре. Опять же, в себе уверена, но страшно жутко. ОК, что-нибудь придумаю. Что за странная девчонка, просто невыносимо. Имела уже возможность убедиться, что не полная чума, а иногда совсем даже наоборот. Вчера на «N» перед спектаклем на меня все глазел Поповски. Может, помнит, как я в компании желающих прорваться на «Волки и овцы» в ГИТИСе просила его пропустить. Может, не помнит, но несколько раз ловила его несколько удивленный и немножко заинтересованный взгляд. Ну а после спектакля глазел Юрий Николаев. Мы с Варей тусовались внизу, у гардероба (было слишком много народу), а он с двумя дамами в возрасте стоял недалеко. Мне интересно было наблюдать его вблизи, я иногда посматривала и тоже ловила его взгляды. Но все это чушь собачья! Но до чего приятно находиться в такой элитной компании. Анастасия Вертинская, Никита Михалков, etc. Просто полный бомонд. Аншлаг полнейший. Может, потому, что вчера был день рождения Нижинскому. Странно, что Га-евского не пригласили на спектакль. Я бы очень хотела услышать его мнение, Вот посмотрела еще раз и поняла, что была права в своих догадках, и действительно, как заметила Варя, чем больше проходит время после просмотра, чем больше отстраняешься, тем больше возникает мыслей на тему, не отстает спектакль, держится в сознании, не отпускает. Это что-то значит. А для меня это является признаком безусловного таланта. Если вызывает спектакль так много разного, поднимает с глубин души особые чувства, значит, в нем было что-то важное, значит он с затаенными, не раскрываемыми сразу смыслами. Вроде все ясно, смотришь, все здесь как на ладони, а уходишь, и он преследует тебя неожиданно возникшими догадками, воспоминаниями, новыми непривычными впечатлениями. Врывается сумбурно и необъяснимо. Игровая стихия бушует, насмехается, плачет и танцует. И все это – «Нижинский». Все это очаровательный Меньшиков и не менее великолепный Феклистов. Все это – изысканность стиля и атмосфера богемная и чудесная.

Ах, как я люблю Москву! Лучшие люди ея Величества, мое место среди вас. Иначе я умру от сжигающих меня желаний.