1989 год

1989 год

3.02. После чтения Игоря Северянина:

В душе цветут элегии

И пышные вокации

Чудесного мгновения

Крылатые варьяции

Опять в румянце зарева

Я буду слушать пение

Седеющего марева

В груди моей – томление.

15.02. Меня совсем не интересуют все математики, физики и прочие умные науки. Я знаю, что они мне никогда не пригодятся, и зачем тогда ими заниматься? Я ими и не занимаюсь. Мне хватит тройки по ним, раз уж они так нужны. Вот историю я люблю. Она мне интересна. Она – про людей и про жизнь. И она учит говорить. Литературу я тоже люблю, но учебник по литературе – нет уж, увольте. Я люблю сама думать или читать какие-нибудь необычные мысли каких-нибудь интересных людей. Обычно они и говорят интересно. А в учебнике такая скука, что соглашаться с какими-то там разборами не хочется. Но свое мнение мало кому интересно. И что там в школе остается? Только беситься и хохмить.

10.03. Экспромт.

Вот опять вы попросили

Написать стихотворенье.

Что хотите? Подражанья?

Или ждете вдохновенья?

Ну, а может, знать хотите

Как приходит откровенье?

Мне, простите, непонятны

Ваши тайные стремленья.

Что я вижу? Удивленье?

Но минуточку терпенья.

Если ждать вы захотите

Будет вам произведенье.

23.06.

О, как на склоне наших лет

Нежней мы любим и суеверней.

Сияй, сияй, прощальный свет

Зари вечерней, любви последней.

Весь день вертятся в голове эти строки, они чем-то меня притягивают, заманивают. Почему? В них звучит чудесная грусть, глубинное понимание души человеческой. В них чувство на уровне ощущений, их понимаешь не разумом, а клеточками сердца.

А если бы тебе сейчас предложили начать жизнь сначала, согласилась бы?

Нет, я в этом уверена очень хорошо. Не хочу терять людей, которые сейчас со мной рядом. Какие бы они ни были. Даже плохие. Таких же не будет. Будут похожие. Славные. Но таких же – нет. Не хочу терять сегодняшний день, вернее, не терять, а отказаться от него, забыть, как смерть. Не хочу. Я люблю время настоящее. Может быть, будут лучшие. Но это – неповторимое. Каждая секунда – это все. Небо, море неба, голоса, жизнь, я. Потом, может быть, все будет такое же. Но эти секунды будут только сейчас.

Нежность, светлая грусть. Именно, светлая, потому что не одиноко, а покойно…

10.09. За что я люблю Мандельштама? Это символ чего-то вечного. Символ милосердного мужества. Его необычайность и талант я хотела бы осмыслить для себя. И я буду счастлива, если осознаю, что смогла постигнуть всю глубину его поэзии и чувств и знать, что мое сердце бьется в унисон с его. Я говорю о нем в настоящем времени, потому что не хочу, не желаю думать, что его больше нет на Земле. Он слишком много для меня значит. В его стихах таится тонкая неповторимая музыка, которая струится бесконечно. Из поколения в поколение. Они наполнены такой неподдельной жаждой жизни, таким чувственным накалом, каким может говорить только сама жизнь. Я его безмерно люблю и уважаю. В его облике и привычках не было особой привлекательности и совершенства, для поэта его вид казался даже необычным. Внешность немного странная, пусть для кого-то смешная и нелепая. В чем-то он напоминал ребенка. Опять же, у одних вызывая насмешку, у других чувство покровительства, жалости. Я его принимаю таким, какой есть, не думая ни о трогательности его образа, ни о жалости. Нет, я не хочу его идеализировать, хотя сужу о нем тоже довольно пристрастно. Для меня главное, что этот человек (какая разница, как он выглядел!) писал и как он писал. Он писал и о том, о чем, казалось бы, в то время подумать было запрещено, страшно, о чем шептали на кухне только самым близким людям, а потом, страшась «кары», призывали к уничтожению тех, кто посмел высказать это публично. Он писал о вечных ценностях, которые никакие застенки не способны уничтожить, он писал о добре и милосердии, понимая, что люди, окружающие его, с каждым днем утрачивают эти чувства, и страдал. И пытался в стихах бросить вызов своему страшному времени. Это ис-

тинное мужество. И тут уже отходят на задний план и его внешность, и нелепые привычки. Настоящее, человечное – сущность его поэзии.

11.09. Мандельштам говорил: «Я – антицветаевец», подразумевая разницу стилей, восприятия мира, различие в оценке жизни. Цветаева пишет очень эмоционально, она вкладывает в стихи пламень своего сердца. Она пишет стихи душой. Она выкладывается вся, без остатка. По мнению Л. Чуковской, у Марины слишком уж все до конца выговорено. А она по-другому не может. В этом заключается она как поэт. Я думаю, такова ее суть. Это ее мир. Эмоциональный мир, натянутых до предела струн. В ее поэзии много горечи, усталости. Но я не согласна с теми, кто считает стихи Цветаевой мрачными. Нет, ясная, святая грусть. Трагичность, отточенная до боли, – стальной клинок. Страдание, переплетенное тонкой, но удивительно прочной паутинкой надежды. Надежда – это вечное.

Пожалуй, слишком эмоционально, бездоказательно и неглубоко. Но ладно, оставлю, как есть.

19.09. Борис Чичибабин. Новое имя. Новые стихи. Новое впечатление. Приятно узнавать и слышать что-то новое. И постепенно из многих разрозненных частиц складывать свое отношение к поэту и его стихам. Все в нем вызывает у меня симпатию. Сутулая высокая фигура. Старая привычка при ходьбе держать руки за спиной. Глаза, удивительно чутко отзывающиеся на каждую строчку стихов и вместе с тем словно застывшие, неподвижно замершие на чем-то, ведомом только поэту. В них глубокая грусть перекликается с такой непоколебимой и как ни странно тихой уверенностью, что мне хочется смотреть в них бесконечно. И главное. Главное – чтение. Когда читаешь эти стихи про себя, они не производят особого впечатления. А он читает так, что невозможно не слушать и понять только так, как хочет автор. Наверное, так и должно быть – поэт должен уметь читать свои стихи, чтобы их понимали, как он стремился. Я не думаю, что в стихах Б. Чичибабина все выговорено до капли, раскрыто так, что добавить нечего. Четкие, слаженные мысли. Равномерный, уверенный ритм. Он высказывает свою правду. Всю правду в его понимании, в его мыслях. Может быть, он говорит слишком много, но он не лжет. Он честен в своих стихах и говорит это в простых, без прикрас выражениях. Хочет быть понятным людям и говорит так, как может. «Я не считаю себя поэтом», – может быть, в этих его словах и заключается главная жизненная позиция Чичиба-бина. Он не как поэт, а как обычный человек говорит, только стихами. Он читает медленно, равномерно, даже монотонно, четко выговаривая каждое слово. И вот уже слова гремят, как набат, бьются в спокойном и все же раскаляющемся ритме. Чувствуешь каждую строчку.

Сам по себе он очень интересный человек. Интеллигент, в настоящем смысле слова. Удивительно, что мягкая, даже застенчивая улыбка соединяется с твердой уверенностью в себе и в своих словах. Эту уверенность как бы ощущаешь – в нем есть внутренний стержень, который не позволяет идти на компромиссы и отступать от своих идей. А все же, если еще раз вдуматься, то Чичибабин мне больше нравится именно как человек, как личность.

Не очень умно, мягко говоря. Ну что ж, хвалить все же умею, это не особенно трудно. А ругать?

7.10. В Ахматову я врубилась не сразу. Наверное, я ее воспринимала слишком поверхностно. Я не видела глубины в ее стихах. Большинство из них мне казались однотипными. Намного больше мне нравился Гумилев (мне и сейчас он очень нравится, но по-особенному). Я вообще поняла, что больших поэтов лучше не сравнивать. Нельзя брать все лучшее, что есть у каждого поэта, и сопоставлять друг с другом, потому что у каждого поэта лучшее – что-то очень личное, индивидуальное. Это не похоже ни на что, и поэтому не поддается сравнениям. Можно поэта любить или не любить, объяснять это своими пристрастиями, вкусом или схожестью мышления, но сопоставлять поэтов, больших поэтов, более того, поэтов различных образов – нельзя. Может, слишком категорично, но я так думаю. Так вот Ахматова. Очень интересная личность. Не поэт, а личность. Я люблю, в первую очередь, рассматривать всякого поэта как личность, в житейском понимании. Когда открываются разные стороны жизни поэта, по-особенному начинаешь понимать его стихи и больше того – открываешь в них что-то новое. Ахматова очень необычный человек. Очень оригинальное мышление по любому поводу. На все своеобразная, порой даже несправедливая точка зрения. Иногда очень однозначная и категоричная. Но, тем не менее, во всем чувствуется ум. Независимый ум. По-моему, это самое ценное в человеке. На все иметь свою точку зрения. Я сама стараюсь этого достигнуть. Независимый ум – основа любой личности. Я здесь беру в большом понимании. Когда наступил момент осмысления ее стихов, пожалуй, не вспомню. Конечно, не сразу. Я читала стихи все – одно за другим, ничего не пропуская. И чувствовала, как постепенно из стихотворения в стихотворение перекатывается эта волна чувства. Каждое в отдельности и все вместе рисуют мне неповторимую картину ее образа. Каждое выделяется чем-то своим. И в то же время их воспринимаешь обобщенно, как части целого. Я имею в виду все ее творчество под девизом страдания, любви и нежной грусти. Удивительное сочетание поэта и женщины. Но эта не значит, что стихи написаны для женщин и что в них только женское. Конечно, нет. Многие стихи по глубине превосходят стихи о любви ее современников. Поэтому для нее совершенно не подходит слово «поэтесса» (в нем какая-то ограниченность). Поэт, только поэт, которого я очень люблю. Не все стихотворения Ахматовой мне одинаково нравятся. В некоторых, преимущественно ранних, много поверхностного, даже банального. Например, «Дверь полуоткрыта…» («Вечер») или «Не в лесу мы…» («Белая стая»). Как заметил Коржавин, такие стихи – сочинительство. Они написаны с нарочито поверхностной красотой. Но это, как я уже говорила, «пролезает» больше в ранних стихах.

Мне бы хотелось больше заниматься теорией литературы и особенно рассматривать на примерах. Наверное, так легче запоминается.

Совершенно не могу устно рассуждать. Не хватает слов, вроде и сказать нечего – только какие-то обрывки мыслей. Но если мне предложат написать на эту тему – пожалуйста, накатаю столько, что сама удивляюсь. Плохо, что не могу устно рассуждать, а если что-то и получится, то меня не удовлетворяет. Не могу выражать всего, что хотелось бы. Получается бездоказательно и не умно. Пока, я надеюсь. Надо учиться говорить.

12.10. Когда читаешь стихи поэтов-символистов, становится до странности тихо, покойно, сладостно. По всем клеткам разливается волшебная нежная музыка, прозрачная, как горный ручеек, невесомая, как какие-то неземные благоухания. Их нельзя подвергать оценке разумом. Их понимаешь даже не сердцем, а как-то подсознательно. Интуитивно. Они очень близко стоят к истинно человеческому, глубоко внутреннему. Так близко, что когда их читаешь, уже начинает казаться, что это уже в тебе самом звенит и переливается эта волна чувства, что это живет в тебе самом. Они навевают какое-то сладкое забытье, опьяняют своей зыбкостью и туманностью. Да, они не вызывают никаких мыслей, не заставляют задумываться над перипетиями жизни, они дарят отдых и покой душе и телу. Они окунают тебя в «далекую беспредельность, свободную от всего» и приближают к нежной сказке. Ведь когда читаешь эти стихи, всегда верится, что она существует.

29.10. Итак, Глазков. Я думала, что, когда буду знать о нем все и прочитаю все его стихи, смогу дать оценку его творчеству. А сейчас поняла, что он такой человек, который не может быть раскрыт до конца. Про него нельзя дать исчерпывающую информацию. И потом, если есть что сказать – говори.

Итак, Глазков. Он как «цитатный поэт», так, если так можно выразиться и «цитатный человек». Его узнаешь по каким-то подчас незначительным эпизодам. Во всевозможных мелочах раскрываются основные черты его характера. Да и оцениваешь его характер именно по этим хорошо запомнившимся, неожиданно выхваченным из жизни эпизодам. Они, как и его стихи, легко запоминаются. Ненавязчиво, даже с удовольствием.

Поэты – это не профессия,

А нация грядущих лет.

Какая простота формы, и сколько вместе с тем сказано! И так во многих стихотворениях. За внешней простотой и часто насмешливостью столько глубины и смысла.

Бывает, что стихи имеют

Еще второй и третий смысл.

У него нет случайных строк, пространных рассуждений. Все выверено с математической точностью. «Краткость – единственная сестра таланта», – говорил Глазков. Лаконично, сжато… и гениально? Можно ли согласиться, что он был «великим поэтом современной эпохи»? Я не читала многих его стихов, но по запомнившемуся у меня сложилось достаточно четкое мнение. Он до такой степени неоднозначен и оригинален, что поначалу это просто не укладывается ни в какие объяснения и понятия, и отнюдь не у одних консервативных умов. И, может быть, именно с точки зрения его непохожести, непревзойденности, он – «гениальный поэт». У него не только обычными словами сказано много и ново, но и во всех стихах очень личное, «егойное» мировосприятие. Глазкова совершенно нельзя копировать, подражать ему. Бесполезно. Сразу ясно – вот это «глазковская» строка. Стихи проникнуты силой его личности. В каждом стихотворении столько его самого. Такая неразрывная связь между автором и произведением.

Ведь стихи не только отвлеченный результат творческого акта. Но и частичка личности автора.

7.11. Роман Фицджеральда «Ночь нежна» мне очень нравится. Он меня чарует, затягивает. В описании жизни всех людей, изображенных там, которые принадлежат к высшему обществу современного мира (вернее, 20–30 годов нашего столетия), нет ни снобизма, ни желания показать превосходство их жизни над массой. Никакой бы то ни было иронии и самодовольства. Роман написан просто, легко, крылато. В каждой фразе столько прозрачной легкости, воздушности, как музыка хрустальных колокольчиков, как полет бабочки над благоухающим цветком. Мягкие переходы из одного состояния в другое. Неожиданные сравнения. Крылатые и сладостные, как древняя легенда, как звуки первого весеннего ливня, как таинственная мистерия. И вместе с тем все очень реально и ни на миг не противоречит действительности. Уносясь в заоблачные выси, уверенно стоит на земле и, не останавливаясь ни на секунду, льется дальше плавно, чарующе. И становится так легко и свободно. Хочется подражать этим людям. Хочется любить весь мир. И стать такой, какой мечтаю стать.

2.12. Борис Балтер – «Самарканд». Я прочитала только отрывки из большой автобиографической повести, напечатанной в «Юности». Написано очень искренне и как-то по-своему, неожиданно. Для меня открывалось много нового о том времени, в котором жил автор. Конечно, трудное время 30–50-е. Но в то же время сквозь всю повесть автор сумел пронести добро.