Глава 2.

Глава 2.

Первая база атомных подводных лодок Северного флота в губе Западная Лица. Жизнь офицеров-подводников была далеко не очень сладкой и в море и на берегу. Чем же и как они жили.

Море-океан… — эту малоизученную стихию огромных водных пространств и объёмов планеты, люди по воле судьбы, попавшие в сферу его влияния, могли любить или не любить. Но изучать природу и постигать норов его существования они должны были обязательно, ибо вес этих знаний зачастую определял цену жизни моряков.

В любом случае, после знакомства с морем, даже кратковременного, равнодушных людей не оставалось. Те из них — кто выбрал море, как объект профессиональной деятельности или же избрал профессию моряка, в первую очередь, море уважали и относились к нему как к одушевлённому всемогущему существу. Это живое существо будет сопровождать моряка и оказывать огромное влияние на его судьбу где бы он ни был: на земле или в море на протяжении всей его жизни.

Земля — земная твердь в сознании моряка ассоциируется с женским началом — с прародительницей матерью, любящей женой и самой жизнью, которая в силу профессии, временно на период плавания, капсулизировалась в оболочке корабля лицом к лицу с морем.

Земля для моряка — это желанное, всеобъемлющее, возобновляющееся чувство обладания, концентрирующее любовь, счастье, надежду, веру — всё то, из чего состоит жизнь.

Для моряков-подводников подводного крейсера «К-55» земная жизнь ограничивалась искусственно созданным рамками служебной действительности, которая сосредотачивалась в сверхсекретной базе первых атомных подводных лодок в губе Западная Лица. Она была одной из самых обширных губ Мотовского залива, которая многоколенно врезалась в материковую твердь Кольского полуострова. В свою очередь, губа конфигурацией береговой черты образовывала ряд внутренних губ помельче. Река Западня Лица, впадающая в губу, стала известной, как рубеж непоколебимой стойкости и мужества защитников Заполярья, не дрогнувших и не отступивших в боях с войсками фашистской Германии во время Второй Мировой войны.

На самом входе в губу расположился остров Кувшин, восточнее его — остров Блюдце. Эти названия, присвоенные первопроходцами, как-то настраивали экипажи судов, входящих в губу, на гостеприимство уютного крова с чаепитием. Но практически — по жизни в начале шестидесятых годов в Западной Лице базы, как таковой, не существовало. Кроме троп — наследия войны, другой сухопутной дороги не было вообще. Сообщение морем осуществлялось посредством небольшого теплоходика под названием «Кировабад». Правда, подводникам он был больше известный под, прилипшем к нему, названием «Санта Мария». Судно курсировало один раз в неделю по маршруту: «Мурманск — Североморск — Западная Лица».

Собственно, вся база состояла из нескольких плавпирсов, к которым швартовались подводные лодки. Здесь же, чуть в сторонке за импровизированной на скорую руку зоной строгого режима радиационной безопасности, стояли плавучая одноэтажная плавказарма финской постройки «ПКЗ-104», трофейная немецкая плавбаза подводных лодок «Двина», переоборудованный впопыхах под жильё старый эсминец с оторванным носом, да несколько барж-грязнух для жидких радиоактивных отходов. Ещё дальше, испуганно прижавшись к пирсу, стояла заводская плавбаза «Полярная», в основном, с малярами женского полу. Они прибыли для окончательной покраски внутренних помещений и оборудования отсеков подводных крейсеров, вытолкнутых из завода в Северодвинске не докрашенными в связи с всеобщей гонкой вооружений и надвигающейся зимой.

Всё это «великолепие» базирования прикрывалось с Запада островами Большой и Малой Лопатки и сообщалось между собой прибрежной насыпной из мелкого камня и песка ухабистой дорогой. Рядом с пирсами у подножья сопок незаметно пристроились несколько приземистых строений энергоснабжения и складов. Дальше у дороги стояло одноэтажное строение барачного типа. В нём размещался штаб и командование бригадой атомных подводных лодок, впоследствии разделённой на две дивизии, образовавших эскадру, а затем флотилию атомных подводных лодок. Ближе к потребителю, у той же единственной дороги, одиноко прицепился к скале деревянный «скворечник» магазина военторга. В магазине покупателям предлагалось скудное меню товаров и продуктов под рубрикой строгого соблюдения сухого закона и «нечего баловать служивых, кормящихся государственным коштом». Ни военного казарменного городка, ни посёлка для семей военнослужащих, ни самых жён пока не было — всё это планировалось даже не на бумаге, а где-то в уголках памяти не слишком озабоченного партийного руководства и руководящего состава министерства обороны, ждущих указывающего перста «сверху».

Как всегда в нашем Социалистическом государстве лозунг «Всё для человека» в ходе его практического внедрения отодвигал человека-работника и исполнителя на задворки последней очереди, а то и вовсе забывал о его существовании. Жизнь человеческая в Союзе была товаром ходовым, ничего не стоила и за неё никто не отвечал.

— Эй, Липовецкий, брось ты к чёрту таскать эти азотные баллоны! Подними голову вверх, осмотрись вокруг! Пришла весна: солнце светит и греет круглосуточно, птицы кричат, сопки зеленеют. А воздух! Смешавшись с потоками запахов цветущих растений окружающего прибрежья, подхваченный дыханием свежести моря, он врывается в наши лёгкие, бурлит кровь и настраивает на греховные мысли….

Собственной персоной командир электронавигационной группы старший лейтенант Веселов Николай (Веселов № 2), стоял на ходовом мостике подводного крейсера. Развернув пеленгатор, он прицелился на плавбазу «Полярная», безнадёжно махнул рукой и вновь свесил в наклоне тяжёловатую, плотно сидящую на широких плечах русую голову вниз к пирсу в сторону Антона.

— Антон, приходи в 21.00. в мою каюту на ПКЗ. Отметим день рождения военмора Веселова. Лады? — не так уж громко закончил он свою речь.

Антон в знак согласия кивнул головой. Затем он скользнул взглядом по лёгкому корпусу рубочной надстройки и про себя отметил: рабочие завода вырезали повреждённую и приварили новую часть лёгкого корпуса отменно.

— Переносите баллоны на подводную лодку. Методом перепуска заполняйте азотом лодочную систему вытеснения компонентов топлива из цистерн подводной лодки в баки ракет. Ошитков, командуйте! — отдал указание Липовецкий своим ракетчикам.

— Веселей ребята! Взяли, подняли и понесли. Шевелись, не ленись, не сачкуй и не свались на трапе за борт вместе с баллонами! — тут же подхватил «быка за рога» старшина стартовой команды.

В начале пирса Антон заметил командира своего корабля, идущего к трапу подводного крейсера вместе с флагманским ракетчиком дивизии капитаном 2 ранга Баклашовым.

Флагманский ракетчик — подвижной офицер среднего роста и упитанности, бывший артиллерист — надводник, переученный на ракетчика — подводника. В связи с неуверенностью в объёме и глубине знаний по занимаемой должности, руководящие указания он отдавал, исходя из основного принципа медицины: «не навреди!». Это свидетельствовало в пользу гибкости его ума и было, по крайней мере, приемлемой линией поведения специалиста не высокого класса, волею судьбы возглавляющего в дивизии освоение нового вида оружия.

— Товарищ командир, в боевой части два по плану подготовки к ракетной стрельбе производится пополнение лодочных систем азотом. Готовятся стартовые столы к прокладке кабелей. Ведутся регламентные работы по проверке приборов и механизмов ракетного комплекса, — отрапортовал Антон.

— Как идёт подготовка? Успеваете? Узкие места есть? Помощь нужна? — спросил командир у Антона. Он одновремённо махнул рукой старпому и дежурному по кораблю, которые вышли из прочного корпуса подводной лодки для встречи своего командира, мол: «продолжайте работать по плану».

— Пока справляемся, товарищ командир, — кратко ответил Липовецкий.

— Товарищ лейтенант, вместе с командиром боевой части отработайте свой вариант плановой таблицы ракетной стрельбы и представьте её мне на согласование. Мы вместе над ней поработаем и утвердим у командования, — скороговоркой дал указания Баклашов. — Кроме того, вам персонально, как специалисту первого выпуска ракетного факультета, поручение особое: разработать предложения в проект готовящегося к изданию руководства «Правила ракетной стрельбы ракетами «Р-13».

В это время поочередно щёлкнули кремальеры крышек и их четырёхметровые чаши медленно начали открывать ракетные шахты, переваливаясь на левый борт. По команде командира БЧ-2 стартовые столы поползли вверх и вот они с закрытыми стойками, предназначенными для удержания ракет, застыли на срезе шахт.

Капитан 1 ранга Сберев В., наблюдавший за слаженной работой ракетчиков, удовлетворённо отметил:

— Я вижу, что работа у вас налажена, идёт согласно плану и нам тут делать нечего, — обратился он уже к флагманскому ракетчику. Медленно, о чём-то беседуя, они направились в сторону штабного строения.

Первые ракетные комплексы баллистических ракет, устанавливаемые на подводных лодках, позволяли производить их пуски со стартовых столов на верхнем срезе шахт только из надводного положения. Загруженные ракеты транспортировались в герметичных шахтах.

Борьба с авариями, в первую очередь, с протечками компонентов топлива из баков ракет осуществлялась посредством их орошения и прокачкой аварийных шахт забортной водой. Кроме того, предусматривался аварийный сброс неисправной ракеты с положения верхнего среза шахты на правый борт в море.

Высокотоксичные летучие компоненты топлива представляли угрозу жизни подводников в концентрациях тысячных долей миллиграмма на литр воздуха. Ко всему же, при соединении окислителя и горючего происходило их воспламенение. Можете представить себе силу взрыва десятков тонн высокоэнергетичного ракетного топлива! Если своевременно не принять соответствующих мер безопасности, в том числе и конструктивных, то катастрофа корабля неминуема.

Эксплуатационной документацией ракетного комплекса предусматривалась обязательная периодичность специальных регламентных проверок, опробование механизмов и систем в действии. Перед погрузкой практических ракет для их пуска и, тем более, перед погрузкой боевых ракет весь комплекс проверок производился в полном объёме. Именно этими проверками ракетчики занимались в настоящее время.

Регламентные проверки и пуск ракет осуществлялся при помощи бортовой лодочной аппаратуры, которая посредством сменных кабелей, проложенных в стартовом столе, соединялась с ракетой. При старте срабатывали маршевые реактивные двигатели, ракета, поднимаясь, расстыковывала штекерные разъёмы кабелей и далее своими копирами разблокировала верхний пояс захватов стоек. Стойки под действием мощных пружин раскрывали свои объятия и ракета уходила в баллистический полёт.

Для сведения и разведения стоек во время проверок и погрузки ракет в ограждении на срезе шахт устанавливался специальный переносной гидравлический пульт управления с питанием от спецгидравлики ракетного комплекса.

— Вот эта тяжеловатая «коробочка» с гидравлическими вентилями и есть пульт управления сведением и разведением стоек стартового стола, — объяснял мичман Глебов группе матросов БЧ-2. — Рабочее давление здесь «дай боже» до 300 килограмм на сантиметр квадратный. Пульт подсоединяется к напорной и сливной магистрали гидравлики при помощи накидных гаек с красномедными прокладками. Матрос Христенко, ну-ка поработай, покажи смекалку: подсоедини пульт к гидравлическим трубопроводам.

— Есть подсоединить пульт, — лихо отчеканил тот и бодро засуетился, перебирая ключи.

— Товарищ мичман, посмотрите, ну никак стопор крепления штекера кабеля кормовой шахты не стаёт на место, — отвлёк Глебова старший электрооператор старшина 2 статьи Ковтун Валера.

— Эх, молодо-зелено! Привыкли с ходу, совать не раздумывая. А если не лезет? Железо — оно хотя и железное, но так же, подобно всему живому, требует терпения, умения и ласки. Ты покумекай, присмотрись, примерь, подмажь маслицем, выбери положение и подход! Вот тогда-то всё станет на свои места без сучка и задоринки. Стопор — он для чего? Да чтобы при качке, тряске, других колебаниях и сгибаниях прочно удерживать штекер. Посему в гнездо он входит только в строго определённом положении. Вот ты, Валера, и найди его! Понял?

— Пульт пристыкован! — доложил Христенко.

— Что, «агрессоры», зашевелились — забегали! Ведь ракет-то пока нет, — показал свою «тыковку» рядом с пультом лейтенант Селищев и любопытствующе пошевелил ниточкой жидких усиков, как бы принюхиваясь к обстановке.

Старшим по званию замечаний не делают и Глебов, смачно сплюнув за борт, доложил:

— Товарищ капитан-лейтенант, пульт пристыкован и готов к работе!

Командир ракетной боевой части громко объявил:

— Проверяется система спецгидравлики! Затем, наклонившись к микрофону, скомандовал в 4 отсек: — Дать давление в напорную магистраль спецгидравлики!

Доклад об открытии запорных клапанов на магистралях ещё не успел дойти до командира боевой части, как, сопровождаемое шипеньем «пс-с-с», над пультом повисло желтоватое облако мельчайших капелек масла. Хитрый Христенко сразу же отскочил в сторону за выступающую кромку кормовой шахты. Мичман Глебов пытался что-то доложить командиру боевой части, но из-за шума тот ничего не слышал. Весь фонтан распылённой гидравлики, возникший из-за неплотностей соединительной гайки, достался Селищеву.

Над жёлтой тучкой показалась макушка его «тыковки», которая как бы парила на этом облаке. Глаза лейтенанта были закрыты, по усикам стекали капли масла. Неизвестно к кому обращаясь, он то ли требовал, то ли просил: «Брось орошать!»

Возникшая пауза замешательства прошла. Командир боевой части дал приказание перекрыть напорную магистраль. «Пс-с-с» утихло, облако капелек тумана веретённого масла, подхваченное тягой слабого ветра, сместилось в сторону моря. Лейтенант Селищев, как степной истукан неподвижно застыл, обильно умасленный подношениями окалины, которая незаметно попала под гайку и стала причиной всего этого происшествия.

— Праздное любопытство, товарищ лейтенант, оказывается, может быть наказуемое, как и небрежность. В таком «смазанном» виде, вы, любопытствуя, просклизнёте в любую щель, но не советую. Веретённое масло не токсично. Следуйте в душ и хорошенько помойтесь. Не торопитесь, в вашем скользком положении можно упасть и очень больно, — закончил своё обращение к Селищеву командир ракетчиков и пригласительным жестом руки указал путь следования по трапу вниз на пирс.

Как говориться, «досталось на орехи» и мичману Глебову, и старшине 2 статьи Ковтуну, и матросу Христенко. Все ракетчики сделали вывод, что в их службе мелочей не бывает. Любой малейший промах может привести к непоправимому.

Работа — работой, но существующий распорядок дня, зажатый дисциплиной секретности, без разрешения командира не позволял личному составу после 18.00., кроме дежурно-вахтенной службы, находится на корабле.

Лейтенант Липовецкий частенько такое разрешение брал. Вечерами допоздна «на пузе» проползал все шхеры и рукотворные лабиринты железных конструкций, исследуя и изучая бесчисленные системы и механизмы корабля. Зачётов нужно было сдать уйму, конца-края их не было видно. Службой было заполнено всё время, но жизнь иногда восставала и вплотную ставила вопрос: разве это и есть то, что называется человеческой жизнью?

Молодые, здоровые, образованные мужики, добровольно принудительно надевшие форму одежды военнослужащего, однажды, не всегда неожиданно для себя, обнаруживали, что их «внутреннее содержание» плотно упаковано и опутано железной непробиваемой паутиной безразличия политического режима к отдельной судьбе каждого из них.

Формально «забота» о мощи Вооружённых сил была «на высоте». «Высота» была столь высокой, что «руководящий и направляющий» режим не мог увидеть, за созданными им же, условностями этой высоты, основную составляющую мощи — жизнь отдельного военнослужащего. Сама система была такова, что если кто-нибудь из числа рядовых военных, дослужившись до высоких чинов, забирался на эту «высоту» в лагерь руководящих и направляющих, то, согласно новообретённого статута, надевал «тёмные розовые очки» и тут же терял способность различать и видеть в массе людей судьбу и жизнь отдельного человека.

Для этого отдельного человека друг-товарищ Иван Петрович или Вадим Константинович, недавно подкупающе демократичный, на службе и в быту станет недосягаемым «товарищем?! адмиралом», «товарищем?! генералом», «товарищем?! министром» и так далее. Более того, если кто-то из честных сослуживцев, по своей наивности, обратится к нему по имени- отчеству, минуя статутную приставку напомнит о существовании отдельного человека, то сразу же получит «по морде» и контраргумент типа: «ну и что, вот когда я служил, то жизнь была гораздо хуже». Хуже такого аргумента, ничего хуже уже быть не могло.

В такой системе только самый «верхний» или «верховный», сидящий на пирамиде власти, мог кое-где пробить брешь в этой «высоте» и улучшить жизнь людей в военной форме.

Родной Советский народ о фактическом житие своих защитников ничего не знал. Он привык к мысли, что Советский воин прямо со дня своего рождения всегда готов умереть за свой народ и партию. Ему — народу сознавать этот далеко не факт было вполне достаточно, тем более, что видел он своего защитника только в блеске парадов и кинохроник, а также в период отпусков. Всё остальное было табу — завеса секретности. Трудности? — конечно, были, но Советский воин всегда их «успешно» преодолевал, таким образом, учиться военному делу настоящим образом у него просто не хватало времени. Отпускники, зная какой перечень трудностей и лишений их ожидает на службе «прожигали» свой отпуск каждый на свой лад. Режим тотальной секретности принуждал военнослужащего умалчивать о фактических условиях своей жизни и службы. Даже своим родным, где служит ему разглашать запрещалось. Куда уж тут простому народу было знать, как, где и чем живут их защитники.

Пленённые этой показухой и блеском мишуры, обманутые молодые люди добровольно пополняли ряды офицерского состава Вооружённых сил СССР. Столкнувшись с воинской действительностью, они так же добровольно вернуться к «маме» не могли и уже принудительно, практически задарма, тянули лямку тягот и лишений, которые устранять никто не собирался. Принцип: «зачем платить за то, что можно получить даром» — был заложен в основу строительства Вооружённых сил и вполне соответствовал Конституционному положению, гласившему, что защита Отечества есть священный долг каждого гражданина СССР. Еле успев родиться, гражданин был уже должен…

Антон, практически, только начинал осознанно познавать все «прелести» жизни морского офицера — подводника. В его характеристике ещё рано было бы писать: «морскую службу и море любит или не любит». Однозначно: свою Отчизну он любил и против явного врага был готовый сражаться до последней капли крови. Но против многих порядков, регламентирующих жизнь и быт офицеров плавсостава флота, глубоко внутри в нём нарастал непримиримый протест. Вот и сейчас у себя в каюте, собираясь к товарищу отметить день его рождения, он мысленно чертыхался:

— Чёрт бы его побрал, ну, что за жизнь?! Нужен подарок, а где его взять? Нести банальный одеколон «шипр» из местного военторговского скворечника неудобно. Но там больше ничего нет, кроме бритвенных лезвий, помазков да карамелек. Возьму-ка я фляжку кустарного изготовления умельцев Северодвинска с силуэтом подводной лодки! «Присандалю» к ней поздравительное приветствие, налью внутрь чистейшего ректификата и вперёд!

— Фу, ты чёрт, — второй раз чертыхнулся он. — И какой руководящий и направляющий ввёл нам сухой закон при наличии достаточно большого количества спирта, выдаваемого для обслуживания оружия и техники!?

В связи с сухим законом по назначению на технику спирт попадал в ничтожно малых долях от получаемой нормы. Львиную его часть просто выпивали. Нужно было быть деревяным до задницы, чтобы не знать и не понять этого. И каким же «дубом» нужно быть, чтобы всё это знать и не отменить запрет на ввоз спиртного?!

Антон представил себе, заполненную до предела с учётом верхних коек офицерскими телами в два яруса каюту, прокуренную насквозь, галдящую подвыпившими сотоварищами, и чертыхнулся в третий раз:

— А что б тебе, чертяка, на том свете жилось так, как нам на этом!

Затем он взял приготовленный подарок и шагнул в длинный коридор, направляясь к имениннику. Открыв дверь каюты, он увидел, что комплект приглашённых офицеров вот-вот достигнет предела вместимости помещения. Как патрон в патроннике ружья, Антон занял своё место и провозгласил поздравление виновнику торжества.

Веселов восседал, подогнув ноги подобно турецкому паше, на койке второго яруса. Он принял подарок, отвинтил у фляжки пробку, понюхал содержимое и сказал:

— Годится!

На столике ниже иллюминатора стояла фляжка со спиртом побольше — литров на полтора. Возле неё красовалась кучка воблы вперемежку с маленькими плитками шоколада. Прижавшись к ним группировались две банки севрюги, несколько банок с яблочным соком и ломти хлеба. В гнёздах на переборке торчали два графина с водой и четыре стакана. Чуть ниже на миниатюрной книжной полке выстроились эмалированные кружки.

Рахматуллин хлопнул по столу газетой, отгоняя наседавших тараканов, и провозгласил:

— Ну, что… начнём?

Собравшиеся одобрительно загудели: мол, чего ждать, давно пора, тараканы вон уже празднуют….

— Ладно, наливай! — подал он сам себе команду. Из его рук канистрочка забулькала в стаканы и кружки, отмеряя равные порции огненной влаги.

— Разбирай! — подал он следующую команду. Стаканы и кружки цепочкой, из рук в руки, дружно засновали, замкнув круг присутствующих.

— Слово приветствия — капитан-лейтенанту Панчёнкину! — объявил Рахматулин.

Панчёнкин попытался встать. Его рост был явно больше, чем межкоечное пространство. Хлёстко боднув головой пружины койки второго яруса и набив шишку, он сел. Свободной рукой капитан-лейтенант потёр ушибленное место, беззвучно раза три что-то сказал, упоминая то ли бога, то ли его маму, и уже во всеуслышание произнёс:

— Прости господи, но я себе чуть рога не обломал! Затем, уже сидя, устремив взгляд на Веселова, улыбаясь провозгласил:

— Длинная речь не получилась. Кратко: здоровья тебе, чтобы в жизни и на службе шишки на лбу не набивал! Выпьем!

После третьего тоста уже, кто во что горазд, разбившись на группки, закурив сигареты, оживлённо и заинтересованно начали обсуждать тему № 1 — о женщинах. Некурящие офицеры, захлебнувшись дымом — удушливым облаком, заполнившим каюту, окончательно обалдевшие от адской смеси спирта плюс никотин, взмолились: да откройте, наконец-то иллюминатор!

Иллюминатор был открыт и оттуда, как из преисподней — прохудившейся чёртовой кочегарки, в которой сырыми дровами растапливали котлы со смолой с грешниками, повалил густой дым. Он был пропитан голосами и возгласами восхищения, сожаления, боли и грусти — почти мистический сизый дым с хорошей порцией запахов спирта.

Если говорить по сути, то в аду грешники лишены права общения с лучшей половиной человечества за неблаговидные дела, сотворённые ими при жизни на «этом» свете. Что ж — и поделом: сотворил грех — подставляй рожу, извините — ошибся, не «рожу», а душу и получай по заслугам!

— Но за какие грехи здоровые мужики в расцвете сил, можно сказать, не погрешив в истине, «элитные племенные жеребцы», которым, как говориться, и жёны в руки нужно было бы дать для продолжения рода человеческого, были лишены этого права?! — рассуждал Антон.

Ему было трудно понять логику «руководяще направляющей», которая вроде бы то во имя общества и общественных интересов из общественной среды отбирала самых здоровых душой и телом, умных молодых людей. За счёт общества давала высшее образование и после этих — уже специалистов экстра класса использовала на износ! Какая ты к чёрту руководящая и направляющая сила, если ты ничуть не беспокоилась о быте и в целом о воспроизводстве их продуктивного интеллекта в государстве в соответствии с аксиомами развития человеческого общества и смыслом требований быстротекущего времени.

Исключая элитные зёрна своего воспроизводства на генетическом уровне, общество частично теряло естественный иммунитет и способность рождать полноценных граждан. Оно производило наследников психически и психологически неустойчивых, не говоря уже о физическом здоровье тела.

Проявляя справедливость и гуманизм, государство тратило огромные средства на содержание и лечение этих больных людей. С другой стороны, проявляя преступную политику в вопросах сбережения генофонда государства «руководяще направляющая» неоправданно транжирила его ресурс, практически очень мало делала для улучшения и сбережения жизни здоровых людей.

Здоровое ядро генофонда тощее, но достаточно разумное, давно поняло абсурдность подвига во имя которого герой-жертва погибал, закрывая грудью разного рода «амбразуры».

Обогащенные опытом и полученными знаниями, товарищи Антона знали, как побеждать врага, оставаясь живыми. Не желая видеть изменившихся реалий времени, режим власти и в мирное время продолжал устраивать «битвы» за хлеб, за колбасу, за землю и воду, за мирный атом, ставший в «битве» военным и так далее, устилая поля «сражений» потерями, в первую очередь, элиты генофонда. В этой затянувшейся битве состояния войны, где оценивался не результат работы, а только факт порыва жертвы подвига, очень чётко просматривалось поражение правящего режима Советского Союза даже невооружённым взглядом.

Антон ещё не мог оценить масштабность катастрофы такого порядка, которая приведёт к распаду государства. Государства, которое он сейчас, да и всегда, несмотря ни на что, готов защищать до последнего вздоха ибо это государство было его государством, было его домом.

— Кто куда, а я в сберкассу! — блеснув в улыбке золотым зубом, сказал капитан-лейтенант Блохин Валерий и сделал попытку пробраться к выходу из каюты. Командир боевой части связи и радиотехнической службы в одном лице, убеждённый холостяк, не обременяя себя никакими обязательствами, при первом удобном случае умел заводить житейскую интригу с женским полом. С ними он легко сходился и не менее легко расходился без взаимных обид и упрёков. В обращении со своими товарищами был «лёгок на подъём», «корешился» со всеми офицерами экипажа, но не более того.

— Надо полагать, что ты «потопал» на «Полярную» к своей малярше? Оформил постоянный пропуск что ли? — задал вопрос Панчёнкин.

— Ага, малярша! Берите выше. Его Марья Андреевна, одна из прорабов строителей, возглавляет всю эту женскую братию маляров. Пропуска визирует именно она, — поделился информацией Студеникин.

Все заинтересованно начали прислушиваться к разговору. Раздоры за «сферы влияния», возникшие на «Полярной», грозили перерасти в серьёзные конфликты между соискателями любви. Для прекращения попыток взятия «Бастилии» штурмом командование выставило у входа на судно патрульную службу и ввело пропускной режим.

Пользуясь случаем, Антон вслед за Блохиным пробрался к двери и потихоньку ушёл к себе в каюту. Не спалось. Жизнь, когда служба и больше ничего, один и тот же маршрут перехода: «ПКЗ — подводная лодка — ПКЗ» или «подводная лодка — ПКЗ — подводная лодка» надоедает до чёртиков. Пытаясь как-то уйти от такой действительности, по вечерам почти все офицеры, не занятые дежурно-вахтенной службой, пили спирт. Другого спиртного напитка просто не было, да и другого досуга так же не предусматривалось.

Хочу сразу же предостеречь от поспешных выводов — они не пьянствовали. Они пытались отвлечься, забывшись, развлекались как могли, притупив алкоголем стресс воздействия окружающей обстановки. Их здоровые организмы, утром, как ни в чём не бывало, выстраивали, пахнущие одеколоном, тела своих хозяев в чёткие шеренги вдоль палубы ракетного крейсера на подъём Военно-Морского Флага. Ни при каких обстоятельствах, даже когда весь мир провалится в тартарары, уважающий себя офицер не может опаздывать на подъём Флага своего корабля.

Флаг — не только принадлежность к государству. Флаг — символ, который является связывающим звеном чести, мужества, геройства, любви и взаимопонимания между экипажем и «железом». Только, когда такая связь существует, судно может называться военным кораблём. Утром, по команде «смирно», отдав честь Флагу, взлетевшему на флагшток корабля, каждый офицер получал своеобразную индульгенцию «за день прошедший на день грядущий» и мог спокойно в силу возможностей работать — одним словом, служить. В море Флаг на корабле остаётся поднятым на период плавания и весь экипаж, как единожды запущенный слаженный механизм, несёт вахту круглосуточно, вплоть до прихода в базу.

К столь частым, практически, ежедневным вливаниям спирта организм Антона не привык и всячески протестовал. Частенько по вечерам молодой офицер заставлял своё тело ползать по кораблю, с целью изучения устройства субмарины. Нередко он бродил по окрестным сопкам, любовался красотой северной природы и раздумывал.

— Нужно что-то делать, иначе пропаду, — решил он.

Всезнающие политотделовские офицеры поговаривали, что ходом строительства базы заинтересовался лично сам первый секретарь ЦК КПСС, председатель Совета Министров СССР Н.С. Хрущёв. Ожидается его приезд непосредственно в губу Западная Лица.

Получив пинок с самого «верху», строительство базы начало продвигаться вперёд семимильными шагами: была построена дорога между Большой и Малой Лопаткой, возведены камбуз-столовая и рядом через дорогу пятиэтажный корпус первой казармы. Спешно насыпалась четырёхкилометровая дорога в жилой городок и воочию в нём, как после дождя грибы, вырастали первые дома для семей подводников.

Небывалый случай, но Антон сам слышал, как замполит предлагал женатым офицерам получить жильё в городе Североморске, правда, только по одной комнате в трёхкомнатной квартире.

— Жениться или не жениться? — этот вопрос для Антона всегда состоял из двух постулатов:

1. Созревший для этого шага мужик, а не недоросль, должен быть в состоянии содержать создаваемую семью самостоятельно.

2. В семье любовь должна быть взаимной и соединять двух людей узами супружества на всю жизнь. Сильный в этой паре не должен мелочиться и смотреть на весы семейного благополучия и счастья с точки зрения — кто отдаёт больше. Счастье — это когда супруги отдают друг другу всё, что они могут и имеют.

— Светлана, любимая и самая желанная девушка! Что ты ответишь мне на предложение выйти замуж, которое сделаю в очередном отпуске? — уже засыпая, подумал Антон.

Старший лейтенант Веселов, наслушавшись здравиц и приняв «на грудь» приличное количество спирта, взбудораженный разговорами товарищей о женщинах, после их ухода растянулся на койке и задремал. Сладкий сон, в котором он крепко обнимал и осыпал ласками воображаемую молодую жену Лилю — роскошную белокожую Лилию…, - окончательно пленил его.

Привлечённый запахами спиртного, которые из-за отсутствия сигаретного дыма, успевшего выветриться, стали более ощутимы и продолжали струиться из открытого иллюминатора, обладатель бульбовидного носа майор Обух стал в боевую стойку и зашевелил ноздрями. У майора «горела» душа во всепоглощающей жажде выпить водки. Горела она у него постоянно, за что он «погорел в натуре» и был назначен командовать развалюхой ПКЗ, как последней тупиковой должностью перед увольнением в запас. Нос Обуха никогда не подводил и он уверенно толкнул дверь нужной каюты.

На столике каюты, выделяясь между пустых кружек и стаканов, стояла блестящая фляжка. Пирующие офицеры закуску всю съели, мусор вместе с окурками сигарет выбросили за борт в море. Обиженные тараканы, высунув усики из щелей, выжидающе уставились на вошедшего мужика. Тот взял фляжку, поболтал и прислушался. Еле уловимый плеск содержимого на донышке сосуда вызвал на лице у Обуха довольную улыбку. Не раздумывая, прямо из горлышка, втягивая воздух, он засосал всё, что там было. Пошарив глазами и убедившись, что ни воды, ни закуски нет, он наклонился над спящим Веселовым и принюхиваясь своим поисковым красным носом, на выдохе попросил:

— Дай хоть витаминку на закусь….

Веселов, сжимая в объятиях подушку, потянулся с поцелуем к своей обретённой Лилии, чмокнул губами подвернувшийся красный нос, и в полусне, в плену нежных сновидений автоматически спросил:

— Ты кто?

Оторопевший майор, сражённый столь чувственным приёмом, «репом» пролепетал:

— Сю-сю-сю! Охренел что ли, водоплавающий?

Веселов открыл глаза и не понял: сон это или явь — перед ним мелькает сюсюкающая рыжая морда, не морда, а какой-то огромный, шевелящийся красный нос…! В ужасе, просыпаясь, он прохрипел:

— Уйди! Исчезни! Убью, мразь красная!

Соскакивая с койки он заметил, что это «красное», не раздумывая, рванулось за дверь и, как наваждение, исчезло.

— Бр-р-р, башка трещит, ничего себе погуляли и отметили…, - всё ещё не разобравшись сон это или явь, он высунул голову через иллюминатор, наслаждаясь утренней прохладой.

В это время мимо него на службу следовал командир дивизии.

— Что, тяжело? — донеслись до Веселова его слова.

— И не спрашивайте…! — ответил именинник и от греха подальше «нырнул» в глубину каюты.

Запыхавшийся Обух, закрыл дверь своего жилья, плюхнулся в кресло и прошептал:

— Ну, я попал! За глоток «шила» сначала целуют, а после грозятся убить. Вот чего этот дурной «атом» выделывает с людьми…. Чудеса да и только!

Проснувшись этого же утра, Антон окончательно решил:

— Напишу-ка я письмо своей дивчине. Выложу всё, как есть. Что служу на атомной подводной лодке; что жилья пока нет; что её ждут трудности многих переездов в необжитые места; что длительные разлуки будут частыми; что материально, кроме моей зарплаты, у нас пока ничего нет…. Да, это так, но несмотря ни на что я сделаю ей предложение стать моей женой, создать семью и жить вместе!

— Стоп! — подумал он, — а что же у нас всё-таки есть в наличии уже сейчас? Руки, ноги, голова при нас, бескорыстная любовь… — есть или нет? На этот вопрос, кроме меня, должна дать ответ и Светлана. Ну, а после… — после сама жизнь ответит на все вопросы и расставит всё на свои места.

— Жизнь-то расставит, но ко многим молодым мужьям, опасаясь трудностей, их молоденькие супруги из крупных городов, как принято у моряков говорить — из Большой земли на Малую необжитую, ехать не желают!

— Тебе такая любовь на расстоянии нужна? Нет, мне такой любви не нужно! — сам себе ответил Антон. Переживать нечего. Обрисую ей реальную картину ожидаемых условий жизни жены моряка-подводника. Светлана — не маменькина дочка, к общежитиям и переездам в своей не богатой студенческой жизни привыкла.

— Размечтался ты парень, — возникло смутное предостережение в голове Антона. — Пиши-пиши, сцапают твоё письмо кегебешники и будешь тогда объяснятся в любви уже с ними. Они вон как роют землю и ходят кругами вокруг каждого из нас, будто мы враги Советской власти. Ввели перлюстрацию переписки, среди экипажей подводников вербуют «стукачей». Попадись к ним — заведут «досье» и будешь ты сидеть на «крючке» всю оставшуюся жизнь. Кто твой друг, а кто враг, вернее недруг, даже среди своего брата подводника, пока жизнь не столкнёт лбами, разобраться трудно.

Лейтенант, шевелись, иначе опоздаем на подъём Военно-Морского флага, — отвлёк его от раздумий голос Веселова, — время поджимает, уже 7.20 утра.

На палубе кормовой надстройки лёгкого корпуса подводного крейсера, привычно группируясь в боевые части и службы, собирался весь экипаж. Спецодежда на подводниках была разнообразной по фасону и покрою, так как её экспериментальный образец всё ещё не был утверждён. Погоны не просматривались ни на ком, однако внимательный наблюдатель без труда мог определить и различить командиров и их подчинённых.

— Становись! — раздалась команда старпома капитана 2 ранга Баклашова. — Равняйся! Смирно! Строй подводников замер в ожидании следующей команды.

— Вольно! Командирам боевых частей и служб произвести утренний осмотр личного состава, — наконец последовала она. Командиры боевых частей и служб производили осмотр своих подчинённых, о результатах докладывали старпому.

За 5 минут до подъема Флага капитан 1 ранга Сберев поднялся на палубу. Старпом подал команду «Смирно!» и доложил:

— Товарищ командир, экипаж на подъём Военно-Морского флага построен. Происшествий не случилось, лиц незаконно отсутствующих нет.

Сберев обошёл строй, остановился на его середине и поздоровался:

— Здравствуйте, моряки-подводники!

— Здравия желаем, товарищ капитан 1 ранга! — не очень слаженно, но достаточно громко ответили те.

— Вольно! — отдал команду командир и направился во главу строя. По пути остановился возле ракетчиков и сообщил:

— Во вторник мы переходим в губу Окольную для погрузки практической ракеты и учебно-действующего макета. Быть готовым к их погрузке.

За одну минуту до подъёма Флага дежурный по подводному крейсеру скомандовал:

— На Флаг и гюйс смирно!

Командир занял своё место во главе строя. Весь экипаж на палубе корабля, личный состав на пирсе и прилегающему берегу замер, приняв стойку «смирно».

— Время вышло, — доложил дежурный офицер.

— Флаг и гюйс поднять, — дал «добро» командир.

— Флаг и гюйс поднять! — ровно 8.00, как всегда, эта команда дежурного офицера звучала ежедневно, кроме выходных и праздничных дней, когда Флаг и гюйс поднимались в 9.00.

Сопровождаемый взглядами подводников, офицеров и мичманов приложивших руку к головному убору в ритуале отдания чести своему боевому Знамени, флаг и гюйс медленно подымались на фалах флагштока на корме и гюйс штока в носу подводного крейсера.

Флаг и гюйс подняты и с разрешения командира дежурный по кораблю давал команду «Вольно». В свою очередь командир давал «добро» старпому действовать согласно плану боевой подготовки и тот командовал: «Все вниз!».

Начинался ежедневный, заполненный до краёв, трудовой день экипажа: проверка и проворачивание, тренировки по специальности и по борьбе за живучесть оружия и технических средств на боевых постах. Периодично проводились регламентные проверки, уход за оружием и материальной частью; частные и общие боевые учения; погрузки и выгрузки материальных средств и всяческих запасов. Сдача всевозможных зачётов, групповых упражнений, задач и множество других мероприятий предусмотренных распорядком дня и курсом боевой подготовки, были обязательными условиями исполнения с целью подготовки корабля к плаванию и выполнению поставленных перед ним боевых задач.

Такая интенсивность и плотность занятости делали из добросовестного офицера-подводника автоматического биоробота. К концу ненормированного рабочего дня, каждый из них, выжатый, как лимон, если не заступал в суточные наряды вахт и дежурств, брошенный со своими проблемами «сам на сам», кое-как отдышавшись, попадал в ограниченное замкнутое пространство береговой или плавучей казармы. Единственные сочувствующие ему твари — тараканы, которых было великое множество, и те от него чего-то хотели, ожидая подачки.

Пытаясь как-то «уйти» от такой жизни многие офицеры пили спирт. Некоторые из них, когда обстановка и жизнь немного улучшалась, уже никогда не смогут отказаться от дружбы с «зелёным змием».

Антон не раз задавал себе вопрос: почему наше государство так много средств расходует на подбор, воспитание, учёбу, подготовку в целом грамотных с высшим образованием офицеров и, получив их, так не по-хозяйски безразлично и бездушно эксплуатирует этих классных специалистов в дальнейшем? Ну постройте на один или два крейсера меньше и на эти деньги, упреждая строительство кораблей, оборудуйте базу, жилые городки, дороги, Без должной инфраструктуры даже железо кораблей не выдерживает длительный срок эксплуатации, а тут живые люди…. Ответ на этот вопрос был — его все знали, но почему-то помалкивали.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.