Что общего между журналистским фактом и курицей с неощипанными перьями? Как газета «Станок» помогла мадам Грицацуевой найти след О. Бендера? Можно ли доверять журналисту веревку от колокола большой колокольни? Слово обладает силой не меньшей, чем оружие

Что общего между журналистским фактом и курицей с неощипанными перьями? Как газета «Станок» помогла мадам Грицацуевой найти след О. Бендера? Можно ли доверять журналисту веревку от колокола большой колокольни? Слово обладает силой не меньшей, чем оружие

— Принято считать, что цель журналистики — передавать читателям самые свежие, самые новые факты, Чем больше, тем лучше.

— Не совсем так. Умные люди говорят: «Перед господином Фактом надо не только уметь вовремя снять шляпу, но и вовремя надеть ее».

Максим Горький напоминал о том, что факт, подкинутый жизнью, похож на курицу с неощипанными перьями. Он требует «приготовления». Из каждого факта необходимо извлечь его смысл и подать «на блюде» читателю. Перья это все лишнее, затемняющее суть, уводящее в сторону. Ощипывание перьев профессиональный долг журналиста. Любое событие под пером репортера проходит гранение, как алмаз под резцом мастера. Но сначала — и тоже подобно алмазу — событие должно быть найдено, добыто, увидено в лавине окружающих песчинок — явлений. Увидеть факт для репортера не легче, чем открыть след кимберлита в залежах малоценной породы для геолога. Пожалуй, даже сложнее, потому что менее очевиден рубеж малоценного и бесценного. Не потому ли подчас журналисты гранят искусно подобранным словом пустую породу маловажного факта и преподносят читателям поверхностные поделки вместо действительной жизни?

Далеко не просто научиться отсеивать от шелухи социально ценные сообщения. Известные сатирики И. Ильф и Е. Петров изобразили в романе «Двенадцать стульев» не слишком деловитую редакцию — под названием «Станок». Неприхотливость отбора событий в этой газете привела к тому, что хитроумному О. Бендеру не удалось ускользнуть от бдительного ока покинутой им мадам Грицацуевой. «Станок» напечатал о «турецкоподданном» в высшей степени содержательную заметку: «Вчера на площади Свердлова попал под лошадь извозчика № 8974 гр. О. Бендер. Пострадавший отделался легким испугом».

Авторы высмеивают бездумное копирование иными журналистами двадцатых годов приемов буржуазных газет. Сейчас ни одна редакция в нашей стране заметки похожего содержания не напечатает. Разве что в пародийно-юмористическом отделе. Не напечатает потому, что случай слишком мелок, не имеет общественного значения.

Правда, архивариус Варфоломей Коробейников сумел за эту заметку взять с мадам Грицацуевой пять рублей, но это уж объяснялось сугубо личными, даже интимными отношениями ее с пострадавшим О. Бендером.

Эпизод из «Двенадцати стульев» высмеивает мелкотемье, бессодержательные публикации журналистов-рвачей вроде Никифора Ляписа, который «знал кратчайшие пути к оазисам, где брызжут светлые ключи гонорара под широколиственной сенью ведомственных журналов».

Да, не так-то просто излечивалась юная пролетарская пресса от профессионального наследия старого мира, от умений и пристрастий, внедрившихся в плоть и кровь газетчиков дореволюционного поколения. Перестройка укоренившихся профессиональных навыков и приемов — не скоротечный процесс. Основатель журналистики нового типа В. Ленин настаивал: «Мы сломали орудия наживы и обмана. Мы начали делать из газеты орудие просвещения масс и обучения их жить и строить свое хозяйство без помещиков и без капиталистов. Но мы только-только еще начали это делать… А надо сделать еще очень много, пройти еще очень большой путь». В статье, специально посвященной газетчикам, В. Ленин определил главное направление профессиональной перестройки:

«У нас мало воспитания масс на живых, конкретных примерах и образцах из всех областей жизни, а это — главная задача прессы во время перехода от капитализма к коммунизму. У нас мало внимания к той будничной стороне внутрифабричной, внутридеревенской, внутриполковой жизни, где всего больше строится новое, где нужно всего больше внимания, огласки, общественной критики, травли негодного, призыва учиться у хорошего».

И, как бы оттеняя эту мысль Ильича, обращался к коллегам ставший журналистом-профессионалом В. Маяковский:

Газета

это

не чтенье от скуки;

Газетой

с республики

грязь скребете;

Газета

наши глаза

и руки,

Помощь

ежедневная

в ежедневной работе.

Что в первую очередь требует общество от журналиста? Анализа реальной действительности или способа отвлечься от нее? Делового вмешательства в жизнь или необязательных разглагольствований?

Неодинаково отвечают на эти вопросы представители различных социальных систем. Французский теоретик С. Лозанн, к примеру, увещевает: «Не забывайте, что вы перестаете быть журналистами, когда вы занимаетесь пропагандой, даже самой полезной, самой благородной…

Пресса — это колокольня, звонарем которой является журналист. Он только звонарь. Если он стремится выпустить веревку своего большого колокола, подняться на алтарь и совершать службу, он выходит из своей роли».

Нет, далеко не всегда буржуазные журналисты соглашаются оставаться только звонарями, по-разному складываются их судьбы. Одни, как Дэвид Локки из фильма М. Антониони «Профессия — репортер», бегут от своей работы, от самих себя в поисках смысла жизни. Другие приспосабливаются. Приспосабливаются любой ценой, вплоть до утраты собственного имени, перемены его с Франсуа на Жюльен только потому, что так захотел сын босса. Перемена имени — сюжетный ход блистательного французского сатирического фильма «Игрушка». С горьким юмором он повествует о судьбе репортера, который (пусть на недолгое время!) согласился — был вынужден согласиться стать в полном смысле игрушкой, предметом забавы для хозяйского сына. Идея человеческого достоинства, правда, побеждает в этой картине. Конец светел, но объективно безысходен. Он побуждает к протесту.

Знаменательные вехи истории печати говорят о том, что истинные журналисты считали и считают своим долгом активно вмешиваться в жизнь.

26 июля 1790 года. Жан Поль Марат расклеивает по улицам революционного Парижа экстренный выпуск своей газеты «Друг народа». В ней всего один памфлет «Мы погибли!». Марат — автор, редактор, издатель, типограф, разносчик своей газеты — все в одном лице. Издание выходит нелегально влиятельное большинство Национального собрания запрещает проекты и призывы якобинских лидеров. Марат предстает перед судом, созванным по воле предателей революции. И побеждает. Его газета легализована. Но остается излюбленный ход контрреволюционеров — убийство. И Марат погибает. Пафос памфлета в газете — листовке 26 июля 1790 года — оказался пророческим. В нем говорилось: «Граждане всех возрастов и рангов! Меры, принятые Национальным собранием, не могут помешать вам погибнуть, и вы погибли навсегда, если вы не возьметесь за оружие, если вы не обретете вновь той героической доблести, которая от 14 июля (день взятия Бастилии. — В. У.) до 5 октября дважды спасала Францию».

Призыв достиг цели — монархический заговор 1790 года был сорван, королевская чета в скором времени казнена. А строки Марата, ускорившие эти события, вписали в историю журналистики незабываемые страницы.

Теоретики типа С. Лозанна очень стараются их забыть, переключить энергию журналистики на якобы «беспристрастное» информирование. А практики и вовсе беззастенчиво декларируют свою всеядность. Как одна из ведущих американских газет, «Нью-Йорк таймс»: «У „Таймс“ нет никаких осей для вращения, никаких „измов“ для изучения, никаких политических предпочтений для продвижения в колонках новостей. „Таймс“ сообщает новости исчерпывающе и аккуратно. Она интерпретирует новости — справедливо, без искажений, без предвзятости, без акцентирования. Вот почему сотни тысяч разумных граждан по всей стране регулярно читают „Нью-Йорк таймс“».

Звучит лихо и завораживающе. Конечно, не у каждого читателя хватит воображения, проходя по 43-й авеню Нью-Йорка мимо цитадели издателя этой газеты А. Сульцбергера, хоть мысленно проникнуть внутрь. Увидеть, как за плотно закрытыми дверьми в кабинете хозяина чинно собираются на совещания финансисты Уолл-стрита, политические заправилы, довереннейшие лица большого бизнеса. Это они — советники и руководители самой влиятельной американской газеты. И они озабочены вместе с А. Сульцбергером доходами и престижем издания. А заодно и доходами еще трех десятков газет, которые принадлежат этому же конклаву в других городах США.

О, разумеется, они чрезвычайно ценят «объективные» новости и свободу печати. Но только в пределах, которые не повлияют ни на доходы, ни на престиж их предприятий. А так — пожалуйста, господа журналисты, дерзайте, творите! Можете даже обличить кое-когда распоясавшуюся коррупцию, пощипать Белый дом, подзаняться «разгребанием грязи». (Эта метафора стала узаконенным термином в журналистике США с конца прошлого века.)

Разгребайте, только не зарывайтесь. Гребите до тех пор, покуда не докопаетесь до основ бизнеса и политики. Вот тут уж придется остановиться.

Свобода свободой, но столп, на котором держится все, затрагивать нельзя…

Энтузиастов и правдолюбцев иной раз можно и поощрить. Особенно если это на руку борьбе за власть между конкурирующими партиями. «Дело Уотергейта» — позорная страница в жизни США. Предвыборный шпионаж со взломом в штаб-квартире политических противников, поощренный самим президентом… Раздуть этот и без того грандиозный скандал оказалось очень кстати для «обиженной» демократической партии, которую мутные волны Уотергейта катили прямехонько к власти.

Здесь уж постарались журналисты — «разгребатели грязи». Уголовным политическим преступлением ловко воспользовались репортеры из газеты «Вашингтон пост»

К. Бернстин и Б. Вудвард. Они получили негласную санкцию разоблачать, что и выполнили с виртуозным профессиональным мастерством. А оно, в частности, и в том, чтобы представить читателям в тончайших деталях суперсенсацию, не углубляясь при этом в корень: разгребать, но не зарываться.

Журналисты «Вашингтон пост» добились полного профессионального успеха. По итогам своих публикаций в газете К. Бернстин и Б. Вудвард выпустили книгу «Вся президентская рать» (затем вышел одноименный кинофильм, получивший национальную премию «Оскар» как одна из лучших картин года).

Любопытен предпосланный книге эпиграф-посвящение:

Всей той другой

президентской рати —

мужчинам и женщинам —

в Белом доме

и в других местах,

которые рискнули

снабдить нас

конфиденциальной

информацией.

Без них никогда

не было бы

уотергейтской истории,

рассказанной

«Вашингтон пост»…

Что декларирует этот эпиграф? Да то же, что декларация «Таймс»: во всем воля случая — нам попала информация, и мы ее объективно отобразили. «Никаких осей для вращения, никаких „измов“ для изучения».

Полно! Не так уж много ныне читателей способно поверить такого рода заверениям. Но, как ни странно, еще находятся люди, склонные считать, что журналисты буржуазных газет потчуют читателя фактами без малейшего приготовления, не «ощипывают перьев» ни у подданных в качестве чтива разжиревших на домыслах «куриц», ни у фаршированных ложью «уток».