Идея обязывает нас

Идея обязывает нас

В книге «Через Америку» граф Герман фон Кайзерлинг выразил убеждение, что вся молодая жизнь созрела во мраке, в хаосе и в безобразии; и это также верно и для цивилизаций. Век мрака соответствовал якобы, так сказать, фазе беременности. Следовательно, Европа все еще находится в веке мрака, и все декадентские явления нашего времени мешают созданию европейца. Как раз из-за внезапного переворота эти условия, однако, «в наивысшей степени благоприятствуют появлению

исключительных людей, обладающих опаснейшими и обаятельнейшими качествами», утверждает Ницше в «По ту сторону добра и зла». «Я с удовольствием слышу, что наше Солнце быстро движется к созвездию Геркулеса, — и надеюсь, что человек на Земле будет в этом отношении подражать Солнцу. И впереди окажемся мы, хорошие европейцы!» (параграфы 242 и 243)

Мы должны идти впереди нашего народа и его истории. Мы должны быть теми «хорошими европейцами» и поэтому утверждаем без обиняков, как мы это уже сделали в первом номере «Элементов»: Для нас является товарищем интеллектуал только в ежедневном действии, в поступке, иначе он не заслуживает имени «интеллектуала», а только имени комедианта или паразита.

Речь как никогда идет об этой Европе, которая так же нуждается в речи, как Германия во время Фихте. Гийом Фай написал эту речь.[20] Сначала он напоминает о том, что «Европа возникла из Эллады и Рима, это значит из той таинственной связи политического порядка (который вызывает историческое сознание), философской, эстетической культуры (которая порождает обширное мировоззрение) и научно-технического менталитета (который влечет за собой овладение Землей). Нужно быть осторожным. Если мы откажемся от всего, мы сами себя предадим». И он формулирует эту мысль следующим образом: «И даже если мы (как руководители немецкой протестующей молодежи, «зеленые», национал-революционеры и т. д.) откажемся от технически-промышленного успеха, международной борьбы, геостратегической силы, демографической плодовитости, чтобы защищать наше народное творчество, наше качество жизни, нашу законсервированную в музеях культуру, у нас однажды отберут наши последние блага. Европа укоренена только в силе и в поднимающемся превращении своих форм. С каждым поколением меняется ландшафт эстетики так же, как и ее формы; и в нападении кроется тайна нашей обороны. Чтобы не умереть, мы обречены на страх и величие. Наша цивилизация не создана для счастья». Брошен исторический вызов. Если мы не примем его, это значит, «если мы проиграем демографическую войну и культурную войну, тогда драма превратится в трагедию. Ничего больше уже нельзя будет поймать. Мы как народ точно так же гарантированно исчезнем с лица земли, как если бы нас искоренили». Ужасный призрак распада сформировал бы тогда невыносимую реальность наших будней. «Наши национальные языки унизились бы до диалектов в сравнении с англо-американским языком межнационального общения. Наши музыкальные произведения, наши картины и наши строения были бы обречены на то, что остаться только лишь фотографическими мотивами для международных туристов, одним словом, Европа как всемирный музей… мультирасовая Европа, где белая раса неумолимо бы сокращалась, и должна была старательно и покорно следовать за цивилизацией американско-азиатского Запада: Готовы ли мы принять эту тепловую смерть? Нет, не так ли? Это, тем не менее, и есть тот путь, на который мы собираемся вступить». Мы можем направить, если мы захотим, судьбу наших народов на другой путь. Но оружие реконкисты — это в первую очередь внутреннее оружие. Революция, которую провозглашаешь другим, — именно та, которую ты уже завершил в себе самом. Каждая революция требует своей доли мистицизма в вере в новый порядок. Каждая революция, которая хочет пробудить народ, уже пробудила революционеров. Все же, те, кто будят народ, обычно дорого платят за свою верность: часто угнетением или смертью. Справедливое поражение существует в столь же малой степени, как дилетантская революция. Но есть миф, который как единственный воплощает наивысшую легитимацию нашей борьбы. И этот миф не означает ничего другого, что мы должны быть готовы подвергнуться ударам ради права на различие, ради права всех народов.