Как будет выглядеть путинская либерализация

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Как будет выглядеть путинская либерализация

Расконвоированный Лебедев

Об этом надо было писать, конечно, хотя бы неделю назад, а лучше — месяц, а еще лучше — два месяца, и я даже знаю коллег, которые тоже собирались об этом писать, но каждый раз упирались в отсутствие доказательств. Хотя, в таких делах — какие доказательства могут быть? Видеозаписи камер наблюдения? Бумажные расписки? Взломанные электронные почтовые ящики? Да вот черт его знает. Бесплотный (в смысле — так и не обросший доказательствами) слух так и кружился неприкаянно над Москвой, а больше даже и не кружится — как и полагается слуху, отступил перед фактами.

Факты при этом понятные — из дела «Анатомии протеста» выдернут один обвиняемый, Константин Лебедев. Его дело передано в суд, и речь, по всем признакам, идет о сделке со следствием и об особом порядке рассмотрения дела. Особый порядок — это когда обвиняемый уже признал вину и от суда требуется только сказать вслух, во сколько лет лишения свободы, реального или условного, он оценивает признание обвиняемого.

Это понятный сюжет. Сделка со следствием уже была у обвиняемого по смежному «Болотному делу» Максима Лузянина, который тоже все признал, со всем согласился, оплатил омоновцу ремонт поврежденного зуба и ушел на особый порядок рассмотрения дела, получив в итоге неожиданно свирепые четыре с половиной года колонии. Наверное, чего-то похожего стоит ждать и в случае с Лебедевым, история Лузянина здесь пришлась очень кстати, слишком она наглядна: запугали, заставили признаться, обещали смягчение, а потом раз — и обманули, дали большой срок. Того же, как теперь многие считают, стоит ждать и Лебедеву.

Суд будет скоро, поэтому давайте поспорим — того же, да не того же. Потому что Лебедев совсем не Лузянин, и не только потому, что Лузянин (говорят, его и опознали по мускулатуре, лицо ведь было скрыто маской) — «уличный качок» из Подмосковья, а Лебедев — сугубо кабинетный юноша. Дело совсем не в этом. И даже не в том, что Лузянин — рядовой митингующий, а Лебедев — «организатор». Развозжаев тоже «организатор» и даже, как говорят, на кого-то уже дал много показаний — но почему-то так и ездит по этапам таким странным маршрутом, что даже если предположить, что все слова Развозжаева о пытках и давлении были заведомой ложью, этот маршрут — из Ангарска в Челябинск через Москву — сам по себе может считаться пыткой. Умрет по дороге, и кто докажет, что не от простуды.

Нет, Лебедев не Развозжаев, и не Лузянин, и не Удальцов. Лебедев — это Лебедев, и публичная политика в России, конечно, в этом смысле крайне несправедлива как на высоком федеральном уровне (тех, кто ничего не решает, показывают по телевизору каждый день, а некоторых не показывают вообще никогда, хотя они решают больше, чем, скажем, премьер Медведев), так и на уровне уличных активистов. Я не скажу, что Константин Лебедев — самая важная фигура в российской внесистемной оппозиции, но он точно важнее многих из тех, чьи имена приходят в голову по ассоциации со словом «оппозиционер».

Читатель ждет уж рифмы «мурзилка», но хрен ему, а не рифма. Константин Лебедев всегда меньше всего был похож на несамостоятельного человека, и мне даже не с кем его сравнить, он ни на кого не похож. Он всегда был самый удивительный активист, совсем не лидер и не звезда, и даже я о нем услышал бы впервые из «Анатомии протеста», если бы не общие знакомые, благодаря которым мы были представлены друг другу восемь, что ли, лет назад. Давно, в общем.

Здесь по законам жанра полагается написать что-нибудь в том духе, что он мне всегда казался подозрительным, но это было бы неправдой; не казался. Наша оппозиция вообще не располагает к подозрительности — ее надо принимать такой, какая она есть, чтобы не расстраиваться. В оппозиции у нас все в равной мере, как это называется у молодежи, «мутные типы». И Константин Лебедев всегда был мутным ровно в той мере, в какой и любой другой оппозиционный активист. На какие деньги живет — непонятно, на кого работает — непонятно, чего на самом деле хочет — тоже непонятно. Был когда-то пресс-секретарем «Идущих вместе», но и эта деталь биографии не воспринималась как что-то шокирующее — мало ли, кто кем был в прошлой жизни.

И, встречая Лебедева в очередном самолете куда-нибудь далеко в Сибирь, по дороге в командировку на какую-нибудь шахтерскую забастовку, я, конечно, вежливо спрашивал его: ой, мол, и ты летишь, тоже за репортажем? И когда он отвечал, что едет к местным соратникам выяснить у них, что там и как, такой ответ меня полностью устраивал: ну в самом деле, бывают же у людей соратники в разных регионах. Сколько стоит билет в Сибирь и сколько раз я видел Лебедева в самолетах и аэропортах — это я себя уже сейчас спрашиваю и сам же себе отвечаю, что ничего это не доказывает. На билет, в конце концов, можно собрать у соратников по копейке, так тоже бывает.

Бывает, конечно, но про Костю я много раз слышал прямо противоположное — возит сумки с наличностью через границу (рассказывающий обычно удивлялся не самим сумкам — мало ли наличности на свете, а тому, что при досмотре никогда не бывало проблем), а вот еще такой-то активист, который год за счет Кости живет, а вон тому Костя квартиру снял, а этого в Прибалтику на тренинги возил, а вот этого просто кормит.

Не рискну утверждать, что «сделка со следствием», о которой пишут теперь в новостях, была заключена задолго до начала самого следствия, но все-таки слишком часто на протяжении последних месяцев приходилось вздрагивать, обсуждая с активистами очередные слухи про Лебедева. Говорили о футболке с вшитой в ворот «шпионской» видеокамерой, но про видеокамеру Костя все объяснил, и она, конечно, не имела отношения к тому видео, которое было в «Анатомии протеста», нет, он для чего-то другого ту футболку покупал, для розыгрыша какого-то, что ли. Кстати, как объяснил? Написал письмо из тюрьмы, ну бывает же, что люди пишут письма из тюрьмы. Спрятал телефон где-то в камере и пишешь письма.

Только тюрьма — «Лефортово», изолятор ФСБ, в ней все не так, как в других изоляторах, и ни о ком больше, кроме Константина Лебедева, никто не слышал, чтобы подследственный пользовался интернетом в лефортовском изоляторе — не через телефон, кстати, а через компьютер — или чтобы ходил по изолятору почему-то расконвоированный и гулял, когда хотел, а как перевели под домашний арест — тут уже и я лично знаю людей, которые встречались с Костей у него дома или даже не дома, и им он тоже рассказывал, что все будет хорошо и подозревать его ни в чем не надо.

Но никто же и так не подозревает, и доказательств — даже фотографий той футболки — ни у кого, конечно, нет. Доказательств нет, и я пишу этот текст, рискуя, что Костя подаст за него на меня в суд, но я не думаю, что подаст. Обвинения в работе на государство — это никак не порочащие сведения, да и не обвиняю я его ни в чем, ну и, если совсем цинично, у него же сейчас других забот много. Скоро суд, и ему дадут сколько-нибудь лет, совсем как Лузянину, но про Лузянина (которому, кстати, повезло — его осудили до лебедевской сделки, то есть Лузянин дрался с ОМОНом просто так, не за грузинские деньги, а остальных «болотных» будут судить уже с учетом признания Лебедева; про них уже как бы доказано, что они участники грузинского заговора), по крайней мере, все понятно, а про Костю неясно даже, в какой стране и под каким именем он будет жить после приговора.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.