Реконструкция Манежной площади

Реконструкция Манежной площади

История проекта началась в 1989 г. Именно тогда отцы города – г. Попов, Лужков, Музыкантский – решили провести международный конкурс среди архитекторов под скромным названием «Обустройство Манежной площади».

Часть политически активного населения Москвы расценила этот шаг как создание повода для закрытия излюбленного места митингов оппозиции. Было ли это основной причиной организации конкурса, мы вряд ли узнаем, но его результат стал событием несоизмеримо более весомым, нежели тактические задачи, преследовавшиеся властями.

Дело в том, что в конкурсе, где, по предварительным раскладам, должны были победить французы, неожиданно для всех одержал победу проект московского архитектора Бориса Улькина. Этот проект был настолько необычен и ярок, что совершенно обаял как московское правительство, так и профессиональных архитекторов.

«Убойность» проекта крылась в его идее. Г-н Улькин видел трансформацию Манежной площади в развитии подземного пространства этой территории. Причем он наметил не отдельные подземные переходы или автомобильные стоянки, а огромный многофункциональный комплекс – настоящий город под землей. Саму же Манежную площадь предполагалось сделать пешеходной зоной с восстановленными историческими памятниками.

6 сентября 1997 г. Борис Ельцин и Юрий Лужков открыли комплекс «Охотный ряд» на Манежной площади. Однако при всей торжественности и праздничности атмосферы происшедшее произвело двусмысленное впечатление.

Комплекс на Манежной открыли условно. Полумиллионная толпа прониклась неприязненными чувствами к мэру и президенту, которые что-то под землей открыли и вылезли, закрыв обратно. Но пускать туда народ было действительно незачем и небезопасно. Торгового комплекса еще не было. Была лишь центральная часть, а окружающие ее магазины и рестораны были не просто не достроены – большинство из них не нашло хозяев. Достраивали все в чудовищной спешке, и если эти декорации выдержали президента со свитой, то как они поведут себя под миллионной толпой, никто не знал.

Все произошло в советских традициях. Объект открывают к празднику, а потом «доводят до ума».

В мае-июне 1997 г. среди главных архитекторов «больших проектов» царила паника – решено было сдавать к празднику Гостиный Двор, Большой театр, Лужники и т. д. В июле главный архитектор города Александр Кузьмин в интервью «Коммерсанту-Estate» с удовлетворением говорил, что Гостиный Двор и Большой театр удалось «вывести из-под 850-летия». Тогда же на заседании московского правительства Владимир Ресин, первый вице-премьер правительства, гарантировал открытие к празднику «Охотного ряда» с археологическим музеем и храма Христа Спасителя. В реальности не удалось и это.

Дело в том, что за исключением храма, все программы реконструкции были связаны с частными инвесторами. Идея вкладывать деньги не по бизнес-плану, а по календарю памятных дат для них абсурдна. Мэрия же хотела включить все строительство в официальную программу 850-летия. Результат налицо.

По новой «Охотный ряд» открывали втихую, без всяких объявлений. В конце ноября посетителей пустили на два первых уровня, а через полторы недели на последний – третий. Видимо, сознавая, что получилось не совсем хорошо, власти предпочли не акцентировать внимание на этом событии.

Принято считать, что все беды от Церетели.

Возмущение по поводу «Охотного ряда» сконцентрировалось на фигуре малохудожественного медведя в Александровском саду. Но по сравнению с архитектурным решением Церетели – это не страшно. Это – «шерсть», ее можно и сбрить. С архитектурой уже ничего не сделаешь.

Представьте себе станцию метро, разделенную на два этажа. Это и будут пропорции залов «Охотного ряда». Входы вообще имеют характерные очертания подземных переходов, два «атриумных» пространства, прорезающих все подземные уровни, не снимают ощущения давящей тяжести – любой эскалаторный подъем на станции метро производит ощущение большей свободы и открытости, чем эти небольшие отверстия. Они кажутся техническими люками, которые для красоты покрыты синими стеклянными куполами Церетели. Красота не спасает.

Лазарь Каганович специально ставил перед советскими архитекторами задачу преодолеть в метро ощущение «подземности», и задача была выполнена. Юрий Лужков специально такой задачи не ставил, и, видимо, зря. Яма на Манежной кажется гаражом, бомбоубежищем, но не общественным пространством. Среди архитекторов это пространство называется странным словом «сервитутное». Вдумываясь, понимаешь, что это правильно – действительно сервитутное. По рассказам строителей, потолок первого (самого низкого по высоте) этажа начали закрывать белыми гипсолитовыми плитами, и когда Юрий Лужков увидел это, он лично распорядился плиты убрать и вместо них сделать покрытие из анодированного алюминия. Чтобы зеркальным эффектом несколько исправить эффект низкого потолка. Наверное, с плитами было бы еще хуже, но и сейчас ужасно.

Все приземистые пространства украшены дизайном Церетели по программе «археологического разнообразия». Самый нижний уровень – XVII в., далее классицизм, верхний уровень – XX в. в виде стиля модерн, наверху – космос голубых куполов.

По средствам, затраченным на строительство, комплекс «Охотный ряд» – один из самых дорогих в мире, цена приблизилась к $5 тыс. за метр, почти в два раза перекрыв то, что предлагали на тендере западные компании.

Это тем более поразительно, что благодаря Церетели весь комплекс выглядит дешевкой. Его исторический декор выполнен из пластика, пластмассы и прочих сомнительных материалов. Невысокие способности великого дизайнера всех времен и народов сымитировать исторический стиль хорошо известны. Вольные вариации на темы классики, древнерусских узоров или линий модерна поражают подзабытым привкусом дешевой пошлости эпохи кооперативов. На этом фоне очень дорогие товары в бутиках, обрамляющих общественные пространства, кажутся таким же фальшаком, как и «исторические» интерьеры.

А ведь как славно все начиналось! Но автора оригинальной идеи архитектора Улькина быстро оттерли от проекта, проектирование принял «Моспроект-2» во главе с Михаилом Посохиным (главный архитектор проекта – Дмитрий Лукаев). Всю культурную программу (театры, музеи и т. д.) сократили, осталась одна торговля. Заглубляться в землю, как предлагал Улькин, не стали, высота этажей сократилась, а один этаж «выпер» на поверхность, уничтожив Манежную площадь. Потом пришли строители и так подвесили все трубы, вентиляцию и т. д., что высота сократилась еще на два метра. Чтобы как-то «замазать» выпирание верхнего этажа, Михаил Посохин пригласил своего тестя Зураба Церетели прикрыть все это дизайном. Появились балюстрады и фонарики, имитирующие провинциальный сталинский парк культуры. Заодно Церетели отдали и весь интерьер…

На первый взгляд, проблема в том, что одни архитекторы оттирают других, те приводят своих родственников и в результате возникает грандиозная халтура. Но дело не совсем в этом. Сложившаяся в Москве система проектирования и строительства, видимо, и не могла произвести на свет ничего иного.

В цивилизованном мире для подобных «больших проектов» существует институт «прожект менеджмента». Специальные управленческие компании, которые устраивают тендеры, экспертизы, согласовывают усилия разнообразных специалистов и т. д. Метод управления – финансовый. От халтуры их удерживает экономический интерес. В советском обществе ту же функцию исполняли проектные институты и государственные строительные компании. Метод управления – ор чиновников друг на друга по нисходящей. От халтуры их удерживала партия и репрессивный аппарат.

Москва – единственный из постсоветских городов, где чисто советская система строительства полностью сохранена и даже укреплена. Но ее уже ничего от халтуры не удерживает. В классические советские времена общая планировка комплекса была бы расценена как вредительство, а пластиковый декор – как воровство.

За вредительство, конечно, посадили бы не Посохина, который получил бы партийный выговор, а Улькина, который вообще ни при чем, но страшно было бы всем. Сегодня же мы имеем дело с халтурой, которой ничего не страшно.