Глава 10 Добродетель процветания

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 10

Добродетель процветания

Для человека существует мало занятий более невинных, чем зарабатывание денег.[124]

Джеймс Босуэлл. «Жизнь Сэмюеля Джонсона»

В 1893 г. историк Фредерик Джексон Тёрнер опубликовал свое знаменитое эссе, в котором утверждал, что эпоха американского фронтира — освоения диких земель на Западе — окончена и что американская мечта, основанная на приобретении новых земель, должна, наконец, исчезнуть. Тёрнер писал о том, что фронтир с самого начала был ключевым феноменом Америки. Но теперь, констатировал Тёрнер, мы достигли Тихого океана и больше нет земель, которые мы могли бы открыть и заселить. Тёрнер назвал особые черты характера, которые освоение новых земель выявило и развило в американцах. «Грубость и сила, соединенные с остроумием и любопытством, практичный, изобретательный ум, быстро находящий подходящие средства для достижения цели. Эта мастерская хватка во всем, что касается материальных вещей, недостаток эстетичности, но огромная эффективность в достижении результата. Эта неутомимая живая энергия, этот доминирующий индивидуализм, который проявляется и к добру и к худу, и в придачу позитивный настрой, жизнелюбие и радостный энтузиазм, которые приносит с собой свобода, — все это характерные черты фронтира».

Можно видеть, что Джексон не без критики относится к качествам характера тех, кто осваивал Дикий Запад, но он понимает роль, которую они сыграли в становлении страны. Джексон заявил, что завершение периода фронтира представляет собой конец целой эпохи. «Через четыре века после открытия Америки, через сто лет жизни при Конституции, фронтира больше нет, и с его исчезновением закончился первый период американской истории».[125]

Очерк Тёрнера вызвал широкое обсуждение. Первый вопрос, который я хотел бы рассмотреть: прав ли он, что фронтира больше нет, что не существует больше новых земель, нуждающихся в освоении? Я с этим не согласен. Тёрнер считает, что достижение американской мечты связано с землей, и более века назад так оно и было. Малоимущие граждане переселялись тогда на запад для того, чтобы найти новое место для жизни. Но теперь есть новый фронтир — это создание современного уровня благосостояния и новые технологии. Вместо того чтобы открывать новые пространства, мы создаем что-то новое. Сегодня богатство заключается по большей части не в земле; оно — в создании того, что не существовало прежде. Я имею в виду не только богатство, созданное новыми коммуникационными технологиями (у нас есть компьютеры и мобильные телефоны, не существовавшие в 1893 г.), но также бесчисленные инновации, способствующие прогрессу и удобству в медицине, сфере отдыха, эффективности труда и домашнем хозяйстве. Кто-то должен все это создавать, и в некотором смысле это сложнее, чем просто продвигаться на запад, осваивая новые участки земли. Я хочу сказать, что в условиях предпринимательского капитализма, когда освоение новых земель завершено, Америка нашла новый способ создавать богатство и благоприятные возможности для процветания. Фронтир никогда не исчезает.

Критика прогрессистов оспаривает эссе Тёрнера в том, что исторически у Америки были земли, требующие заселения. Как мы знаем, с точки зрения прогрессистов, Америка была полностью заселена, и, следовательно, «заселение» это другое название для «воровства». Мы уже исследовали этот аргумент в предыдущих главах. Теперь мы рассмотрим, являются ли формами воровства капитализм, инновации и свободная торговля — новые формы создания богатства, которые двигали вперед американскую и мировую экономики. Если это так, то большая часть богатства, которым в настоящее время владеет Америка, получено незаконным путем, и должно быть передано для перераспределения, о чем мечтают прогрессисты как на местном, так и на международном уровне.

В 1965 г. Барак Обама-старший опубликовал статью в «Журнале Восточной Африки», где рассматривал возможность введения стопроцентной налоговой ставки.[126]

Стоит спросить, как может человек в здравом уме предложить взымать с людей стопроцентный налог? В 1980 г. экономист Артур Лаффер отмечал, что, если бы правительство установило уровень налогообложения в сто процентов, оно, скорее всего, получило бы столько же доходов, как если бы уровень налогообложения был равен нулю. Если уровень налогообложения равен нулю, правительство, разумеется, не получит ничего. Но Лаффер говорил, что при стопроцентном налоге у налогоплательщиков не будет стимула для того, чтобы работать. Зачем вообще трудиться, если все, что вы заработали, вы должны отдать? Следовательно, никто ничего не произведет, и поэтому правительство не получит никаких доходов.

Как же тогда разумный человек может предлагать ввести стопроцентную налоговую ставку? Существует сценарий, при котором такой налог будет иметь смысл. Представьте, что вы проникли в мой дом и украли то, что принадлежит мне. В этом случае какая налоговая ставка для вас будет уместной? Да, сто процентов — поскольку эти вещи не ваши. Если дело касается присвоения чужого, никого не заботит, какое воздействие возвращение украденного может оказать на мотивацию. Эти вещи не принадлежат вам, так что вам следует их вернуть, а если вы откажетесь, то правительство будет иметь полное право вернуть их силой. Точка зрения антиколониализма состоит в том, что богатство капитализма — это краденые вещи, и, следовательно, Барак Обама-старший, не смущаясь, предлагает использовать власть государства для их конфискации.

Все это может показаться не связанным с президентом Обамой, но рассмотрим еще раз, что Обама сказал во время президентской кампании 2012 г.: «Если вы достигли успеха, вы сделали это не сами по себе. Меня всегда поражали люди, которые считали, что дело наверняка в том, что я так умен. Здесь много умных людей. Может быть, дело в том, что я трудился больше, чем кто-либо еще? Позвольте мне сказать — здесь огромное количество людей, которые очень много трудились. Если вы достигли успеха, кто-то на вашем пути помог вам. Где-то в вашей жизни вам встретился прекрасный учитель. Кто-то помог создать эту невероятную американскую систему, в которой мы живем и которая сделала возможным ваше процветание. Кто-то вложил средства в дороги и мосты. Если у вас есть бизнес — не вы создали его. Кто-то еще сделал это возможным. Интернет был изобретен не сам по себе. Финансируемые правительством исследования способствовали созданию Интернета, и теперь все компании могут зарабатывать с помощью Всемирной сети».[127]

Сенатор Элизабет Уоррен, любимица прогрессистов, выступает со сходными заявлениями: «Никто в этой стране не разбогател благодаря себе самому. Никто. Вы построили здесь завод? Рада за вас. Но будем откровенны: вы везете свои товары на продажу по дорогам, за которые заплатили остальные граждане, вы нанимаете рабочих, за обучение которых заплатили другие, вы находитесь в безопасности на своем заводе, потому что есть полиция и пожарные, за работу которых заплатили другие».[128]

О чем на самом деле хотят сказать нам Обама и Уоррен? Конечно, не о том, что предприниматели должны посмотреть назад, найти своих старых учителей и заплатить им достойную премию. Скорее, они пытаются утвердить нигилизм по отношению к общепринятым представлениям об источниках богатства — отделить усилия от награды. В определенном смысле, их аргументы относительно того, что наш успех зависит не только от нас, кажутся неоспоримыми. Любой успех строится на чем-то еще — чтобы построить дом, мы должны получить разрешение на строительство, нам также нужна инфраструктура — мы не можем строить дома без дорог, без полиции, которая нас защищает, без школ, где мы обучаемся, и т. д. В этом смысле наш успех, действительно, только частично основан на наших собственных усилиях.

Однако, хоть это и верно, это едва ли существенно. Дороги, например, доступны всем. По-видимому, предприниматели могут извлекать из дорог больше пользы, чем остальные граждане. Учитель, обучавший успешного предпринимателя в школе, учил и других детей. Научились ли они меньшему, чем этот предприниматель? Или они не применили свои знания для чего-то полезного? Что ж, тогда, возможно, предприниматель нашел лучшее применение тому, что он узнал, и заслуживает за это награды. Конечно, предприниматели не могут действовать без определенной инфраструктуры государства. Они зависят от важных государственных служб, таких как пожарная охрана. Но все граждане получают выгоду от существования этих служб, вот почему мы вообще имеем государство. Так почему же предприниматели должны нести дополнительные обязательства перед государством просто из-за того, что владеют успешным предприятием? Его создало не государство, а они сами.

В любом другом контексте утверждения Обамы и Уоррен показались бы идиотскими. Представьте, что я скажу своей дочери, первокурснице в колледже: «Ты не заработала свои оценки на экзамене по математике». А когда меня попросят объяснить почему, я укажу на то, что она пользовалась общественными дорогами, чтобы попасть на экзамен. Или что она не могла бы сдавать экзамен, если бы в детстве ей не сделали прививку от тифа, чтобы она не заболела. Я мог бы пойти еще дальше, заявив, что она не могла бы сделать то, что сделала, если бы была сиротой в одной из стран Третьего мира. Также она не могла бы получить хорошую оценку по математике, если бы кислорода в земной атмосфере было недостаточно или если бы Солнце не находилось в восьми световых минутах от Земли, обеспечивая людей теплом, необходимым для жизни. Если бы я произнес все это, она бы подумала, что я сошел с ума. Несмотря на то, что для достижений, очевидно, нужны какие-то предварительные условия, из этого не следует, что достижения не заслуженны. Так что с этой точки зрения заявления Обамы и Уоррен кажутся чистой глупостью.

Однако, когда умные люди говорят что-то глупое, они не становятся глупцами. Скорее, в действительности они пытаются донести до людей другую точку зрения. На самом деле Обама и Уоррен имеют в виду, что богатство капитализма — все его богатство — принадлежит обществу. Раз никто сам по себе не заработал это богатство, никто не имеет на него исключительных прав. Богатство создано коллективным трудом, и, следовательно, все имеют на него право. Проблема, с этой точки зрения, в том, что, до того как люди смогут предъявить права на это богатство и распределить его поровну, жадные предприниматели успевают забрать его себе. Эти эгоистичные люди считают, что прибыль принадлежит им. Если она не принадлежит им, то правительство имеет полное право отобрать ее и распределить так, как посчитает нужным. В таком случае государство забирает не то, что принадлежит вам, оно берет то, что вообще никогда вам не принадлежало. Здесь мы видим тесную связь между идеологией Обамы-отца и Обамы-сына. На самом деле, они оба придерживаются одной и той же веры.

Исходная посылка аргументации прогрессистов состоит в том, что богатство и прибыль в современной экономике присваиваются жадными, эгоистичными людьми, берущими больше, чем составляет их «справедливая доля». Это новый вид нападок на капитализм. В двадцатом веке между капитализмом и социализмом велись оживленные споры о том, какая система эффективнее с точки зрения создания богатства. Капитализм выиграл этот спор. Но хотя капитализм и выиграл спор в области экономики, он никогда не одерживал победы в области морали. Современная критика капитализма, которую представляет Обама, направлена не на эффективность этой системы. Она говорит о том, что капиталисты — это «плохие парни». Для того, чтобы ответить Обаме, мы должны рассмотреть мотивы капитализма. Мы также должны подробно исследовать, что в действительности делают предприниматели и рабочие и заслуживают ли они заработанных ими денег.

Кажется, что многие успешные предприниматели согласились с прогрессистской критикой капитализма, и это заставляет их чувствовать себя неуютно. Несколько лет назад Теду Тёрнеру задали вопрос на телешоу Джона Стоссела. Упомянув, что Тёрнер пообещал пожертвовать миллиард долларов Организации Объединенных Наций, Стоссел спросил его: «Почему вы хотите пожертвовать деньги на такое сомнительное дело? Почему бы не инвестировать их в свой собственный бизнес? Вы могли бы создать рабочие места, производить продукцию и, возможно, принести пользу гораздо большему количеству людей». Тёрнер так разволновался, что убежал со съемочной площадки. Репортер последовал за ним. В конце концов Тёрнер взорвался: «Я просто пытаюсь отдать долг обществу».[129]

И это типичное обоснование благотворительности. «Я возвращаю свой долг обществу». Но когда я слышу это, я думаю про себя: «Сколько же вы взяли у общества?» Подразумевается, что прибыль — незаконна, и какая-то часть от нее должна быть возвращена через своего рода обязательную благотворительность. Предприниматели, такие как Тёрнер, кажется, признают себя виновными в воровстве. Как минимум они не хотят или не могут защитить моральные основания той системы, которая дала им возможность разбогатеть.

С одной стороны, проблема сочетания морали и капитализма — это феномен двадцатого века, но с другой стороны — она восходит к самым истокам этой системы организации общества.

Классическую защиту капитализма в 1776 г. предпринял Адам Смит в работе «Богатство народов». Как ни удивительно, в этом труде Смит с неодобрением отзывается о бизнесменах. Он говорит, что они редко встречаются друг с другом, разве только если им нужно договориться о цене. Более того, Смит, кажется, согласен, что капитализм основан на эгоизме. Смит пишет: «Не от благожелательности мясника, пивовара или булочника ожидаем мы получить свой обед, а от соблюдения ими своих собственных интересов. Мы обращаемся не к их гуманности, а к их эгоизму, и никогда не говорим им о наших нуждах, а об их выгодах».[130]

Аргументация Смита основана на парадоксе: индивидуальный эгоизм может приводить к коллективной выгоде всего общества. Как это возможно? За полстолетия до Смита Бернард Мандевиль предложил еще более яркую версию этих тезисов. В длинной поэме, озаглавленной «Басня о пчелах», Мандевиль утверждал, что «частные пороки» производят «общественные выгоды». Добродетель, говорил Мандевиль, это всего лишь сфера деятельности для «бедных, глупых сельских жителей». Мандевиль фактически восхваляет пороки, такие как жадность, эгоизм, гордость и зависть. Он говорит о том, что без них коммерция могла бы прийти в упадок. Именно пороки делают возможной современную цивилизацию.[131]

Смит не следует Мандевилю, и вместо слов «жадность» и «эгоизм», которые употребляет Мандевиль, использует более точный термин: личный интерес. Согласно Смиту, личный интерес ни плохи ни хорош. Что важно в отношении личного интереса, так это то, что он действует эффективно. Личный интерес, организованный правильным образом, приводит ко всеобщему процветанию. Однако это происходит не само по себе. Здесь Смит представляет свою знаменитую концепцию «невидимой руки». Индивиды могут быть ориентированы только на личную выгоду, но благодаря «невидимой руке» конкуренции, они оказываются мотивированы повышать качество товаров и услуг и снижать цены, таким образом способствуя материальному благополучию сообщества. Смит отмечает, что, движимый личным интересом, благодаря механизму конкуренции, предприниматель способствует росту благосостояния общества «эффективнее, чем когда действительно намеревается ему способствовать».[132]

Незаметно, но устойчиво, личный интерес приносит пользу всему обществу. Экономист Гэри Беккер, лауреат Нобелевской премии, назвал эту мысль одной из наиболее важных идей последних двух с половиной столетий. Однако защита Смитом свободного рынка кажется неполной. В то время как Смит защищает капитализм — систему, он, кажется, не особо благоволит капиталистам — людям.

Как признает Смит, не капитализм служит причиной жадности и эгоизма. Они коренятся в природе человека. Смит пишет, что капитализм возникает из человеческой «склонности к обмену и торговле». Рабочие не менее нанимателей и инвесторов движимы жадностью и своекорыстным интересом. Эти тенденции универсальны. Карл Маркс, как известно, оспаривал это, считая, что жадность и эгоизм являются продуктами общества, в котором есть частная собственность. Маркс придерживался мнения, что в коммунистическом обществе не будет частной собственности и, следовательно, не будет жадности и корысти. В таком обществе, как представлял себе Маркс, люди будут трудиться не ради своего собственного блага, а ради блага общества. Маркс, вероятно, понял, как глупо это звучит, и предложил картину будущего, в котором работа будет легкой и выполняться она будет от случая к случаю. В этом воображаемом обществе люди могли бы заниматься физическим трудом утром, удить рыбу днем и писать критические заметки по вечерам.[133]

Звучит как описание жизни преподавателя романских языков в каком-нибудь американском элитном университете! Несмотря на это, сегодня мы понимаем, что коммунизм Маркса не работает. В лучшем случае, это утопия, «идеальный город». Ни одно реальное общество не может функционировать подобным образом. Общества, существующие в реальном мире, должны опираться на качества, действительно присущие природе человека, а не на воображаемый идеал.

Все это не говорит о том, что коммунизм всегда терпел поражение. Есть место, где коммунизм отлично работает — это семья. В конце концов, семья основывается на коммунистическом принципе: «От каждого по способностям, каждому — по потребностям».[134]

Мы можем отметить, что заявление, утверждающее, что люди работают только ради самих себя — благодаря своей жадности и корыстному интересу — нуждается в изменении. Большинство людей работают, чтобы кормить свои семьи. Иногда это расширенные семьи, включающие пожилых родителей и других родственников. Почему же коммунизм применим в семьях? Потому, что здесь существуют тесные узы любви, которые связывают всех членов сообщества, так что интересы одного практически идентичны интересам других. Эти узы гораздо сложнее создать в более крупных сообществах, потому что наши привязанности слабеют по мере того, как мы переносим свое внимание от членов семьи к членам местного сообщества, а затем и к более широкой группе сограждан. Мы можем быть патриотами, но сложно испытывать к тем людям, кого мы не знаем, те же чувства, что мы испытываем в отношении близких.

Даже если жадность и корысть характерные особенности природы человека, не следует ли осудить экономическую систему, поощряющую эти пороки? Чтобы ответить на этот вопрос, мы должны внимательно посмотреть на мотивы капитализма и на то, чем в действительности занимаются предприниматели.

Здесь мы можем встретить целый ряд различных позиций. Например, в книге «Добродетель эгоизма» ее автор, философ Айн Рэнд, утверждает следующее: конечно, капитализм основан на эгоизме, и это прекрасно, потому что эгоизм прекрасен. «Нападки на эгоизм, — писала Рэнд, — это нападки на самооценку человека». Разумеется, слова Рэнд звучат вызывающе. Она скорее имеет в виду соблюдение своих интересов, чем собственно эгоизм. Тогда зачем использовать термин «эгоизм»? Рэнд отвечает: «Потому что вы его боитесь». Она советует нам не бояться. Ее цель — заявить: делать то, что приносит нам самим пользу, — этично.[135]

В каком-то смысле Aйн Рэнд взяла набившее оскомину обвинение в адрес предпринимателей — вы, ребята, жадные эгоистичные сволочи — и признала себя виновной в этом. Что плохого, спрашивает она, в том, чтобы думать только о своих интересах и не заботиться о других людях? Я восхищаюсь воинственностью Рэнд, но считаю ее попытку перевернуть двухтысячелетнюю мораль Запада нереалистичной. Что бы ни говорил Гордон Гекко, жадность — это не хорошо. Что касается своекорыстных интересов — может быть, это не порок, но это и не добродетель. Мы можем понять человека, заботящегося только о себе, но мы не можем на основании этого восхищаться таким индивидом.

Иное понимание мотивов капитализма можно встретить у инвестора, писателя и специалиста по технологиям Джорджа Гилдера, который утверждает, что в основе капитализма лежит альтруизм. Он говорит, что моральным центром этой системы служит дарение. Гилдер подчеркивает, что многие успешные предприниматели уже заработали достаточно денег; им не нужно ходить на работу каждый день. Подумайте, например, о Теде Тёрнере, Ричарде Брэнсоне или Марке Цукерберге. Но все эти люди продолжают работать. Почему это так? Потому, объясняет Гилдер, что они обладают даром творческой способности и хотят поделиться им с обществом. Деньги не главный их мотив, им нравится заниматься тем, чем они занимаются. Назовем это эросом предпринимательства. Разумеется, эти богачи продолжают получать огромные прибыли. Но эти прибыли не являются причиной — по крайней мере, в данный момент — по которой они продолжают заниматься своим делом. Скорее, говорит Гилберт, это творчески одаренные люди, которые отдают обществу свои идеи и инновационные продукты и испытывают удовлетворение от того, что видят, как востребовано то, что они предлагают людям. В некотором смысле потребитель вознаграждает предпринимателя за его щедрость, и предприниматель оценивает результаты своего труда по тому, насколько хорошо его принимает рынок. По-настоящему успешные предприниматели, утверждает Гилдер, понимают, что «счастье других людей — это также и их собственное счастье».

Разумеется, богачи, которым не нужно работать ради того, чтобы содержать себя, редки. Я уделю внимание не им, а обычным людям, которые начинают и ведут свой бизнес. Почему они это делают? Ради того, чтобы заработать себе на жизнь. В этом отношении они обладают той же мотивацией, что и работники, которых они нанимают. Однако здесь есть разница. Для достижения успеха наемному работнику достаточно, чтобы им был доволен его работодатель, а работодателю, чтобы быть успешным, нужно найти путь к сердцу гораздо более широкого круга людей, которые будут потреблять его товары или услуги.

Я просто хочу подчеркнуть, что в условиях капитализма успех приходит не благодаря вниманию к собственным чувствам, мыслям и желаниям, но благодаря вниманию к желаниям и потребностям других людей. Капиталисты, получающие большую прибыль, достигают этого не потому, что они особенно корыстолюбивы, но потому, что они особенно хорошо понимают других людей и служат их потребностям.

По иронии судьбы, именно Адам Смит сделал способность к сопереживанию главной темой еще одной своей книги — «Теория нравственных чувств». Здесь Смит приводит поразительное наблюдение. «Любить других сильно, а себя — поменьше, ограничивать собственный эгоизм и потворствовать чувству доброжелательности к другим — в этом состоит нравственное совершенство человека».[136]

Смит, сторонник «невидимой руки» рынка и капиталистического корыстного интереса, признает, что лучшее в человеческой природе — это способность обратить симпатию и интерес к другим людям. Нравственное отношение требует, чтобы мы выходили за границы личного интереса, а иногда даже отвергали его. Однако Смит не добавил, что именно это и делают успешные работники и предприниматели. Они ставят себя на место других. Они спрашивают: «Как я могу оказать услугу, действительно помогающую другим людям? Как я могу создать продукт и усовершенствовать его так, чтобы потребители получили именно то, что им нужно?»

Возможно, движущей силой капитализма служит корыстный интерес, но добродетелью, которая требуется для достижения успеха в рамках капиталистической системы, служит истинное понимание чувств и желаний других людей. И я думаю, именно поэтому так много предпринимателей, специалистов и рабочих любят то, что они делают, и гордятся этим. Может показаться странным, что люди гордятся своей работой охранника, или тем, что они моют пол, или суммируют цифры отчета, или продают какие-то приборы. Аристократический подход не ценит такую маловажную и унизительную деятельность. Оскар Уайльд как-то сказал, что физический труд, такой как у швейцара, достаточно унылый. Гордиться таким совершенно невозможно. Маркс также говорил о рабочем, который отчужден от своего труда. Я полагаю, такое чувство усталости или скуки — чувства, когда вы считаете минуты в ожидании конца рабочего дня — можно понять. Однако многие американцы считают, что «сознание обладает собственной силой», и то, какие чувства вы испытываете по отношению к своей работе, зависит от отношения, с которым вы к ней приступаете. Многие работники и предприниматели, даже те, кто занят работой, в которой нет ничего «блестящего», гордятся хорошо сделанным делом. Чистые полы, аккуратные счета и полезные приборы делают жизнь других людей лучше, и обеспечивая их этими благами, можно получить моральное удовлетворение.

Понимание чувств и желаний других людей, возможно, не кажется чем-то важным. Разве не все мы, будучи людьми, демонстрируем сочувствие и внимание в нашем профессиональном общении с другими? На самом деле, нет. Если не принимать в расчет священников и врачей, я не знаю другой сферы деятельности, требующей эмпатии в той же мере, как предпринимательство. Давайте посмотрим на людей интеллектуальных занятий. Много лет назад, когда я работал в исследовательском научном центре, я как-то раз спросил одного из своих коллег, который только что закончил готовить к печати свою книгу, о теме его труда.

– ?Это книга о теориях физиократов, — ответил он мне.

– ?А кого, кроме вас, заинтересует такая книга? — продолжал расспрашивать я.

Мой коллега взглянул на меня озадаченно. Очевидно, такой вопрос не приходил ему в голову! Иными словами, он писал о том, чем интересовался он сам, а то, востребована ли его работа на рынке, было для него вторичным вопросом, почти не относящимся к делу. Разумеется, я бы не удивился, если бы впоследствии этот коллега начал жаловаться на то, что люди не выстраиваются в очереди в книжных магазинах, чтобы купить его книгу. Но ни один предприниматель, как я тогда осознал, не стал бы использовать подобный подход. Ни один предприниматель не начал бы бизнес, скажем, по продаже мыла, не спросив сначала: «Кто будет покупать мой товар? Как я могу наилучшим образом удовлетворить потребности и выполнить желания моих потребителей?»

Самые креативные и в результате получающие самое большое вознаграждение — это те предприниматели, кто использует способность понимания других для того, чтобы выйти за границы простого удовлетворения спроса с их стороны. Вместо этого они предвидят желания и потребности людей еще до того, как сами люди осознают их. Много лет назад, на конференции руководства журнала «Форбс» я познакомился с Акио Морита, изобретателем кассетного плеера «Sony Walkman». Морита сказал мне, что до тех пор, пока он не подумал об этой идее, никто не просил, чтобы магнитофон был таким маленьким, портативным, и чтобы его можно было слушать через наушники. Никто даже не думал, что это будет хорошей идеей. Морита рассказал, что это пришло ему в голову, когда однажды он отдыхал с семьей на пляже и ему очень докучали ужасные звуки, доносящиеся из магнитофона подростков, расположившихся неподалеку. Морита попросил своих инженеров придумать, как можно уменьшить автомобильное радио настолько, чтобы люди могли слушать свою любимую музыку, не навязывая ее окружающим. Плейер «Sony» имел ошеломляющий успех. Это «экономика предложения» в ее классическом виде. Спрос не предшествует предложению, наоборот, предложение предшествует спросу. Гений Морита — этого пожилого японца — был в том, что он догадался, чего хотели бы миллионы молодых людей в Америке, несмотря на то, что они совершенно не знали, что хотят этого, до тех пор, пока это не было создано и предложено им.

Я привел пример плейера «Sony Walkman», но точно так же мог упомянуть «Фейсбук», экспресс-почту «Federal Express» или iPhone. Я мог бы напомнить об очень простых изобретениях, таких как чемоданы на колесиках. Я не знаю, кто их придумал, но знаю, что десятилетиями люди в аэропортах таскали огромные тяжелые чемоданы, пока кто-то не предложил блестящую идею — приделать к ним колесики. В каждом из этих примеров предприниматели создали спрос, представив продукт, о котором никто не просил, но который, когда он появился, захотели иметь миллионы. Я называю это «суперэмпатией», потому что в этом случае предприниматели заботятся о желаниях потребителей еще до того, как потребители сами осознают свои потребности. Для этих предпринимателей — и для предпринимателей вообще — прибыль не является мерой того, насколько они жадны или эгоистичны. Прибыль — это мера того, насколько хорошо они удовлетворяют желания и нужды своих потребителей.

Альберт Хиршман в своей книге «Страсти и интересы» демонстрирует, что капитализм не только не является системой грабежа и присвоения чужого, но исторически возник именно как альтернатива воровству и грабежу. На самом деле капитализм был построен на человеческих качествах, совершенно отличных от желания грабить и мародерствовать. Хиршман отмечает, что в Древнем мире, и даже в некоторых регионах мира в наши дни, богатство приобреталось грабежом и захватом. Если ваша группа или племя хотело приобрести что-то, вы просто завладевали этим. Стремление к захвату чего-либо проистекает из того, что Августин называл libido dominandi, жажда власти. Эта могучая страсть включает в себя желание обладать не только вещами, но также рабами и наложницами.

Согласно Хиршману, мыслители раннего нового времени, выступавшие в защиту капитализма, признавали эту страсть разрушительной, но также обладающей большой силой. Они знали, что недостаточно просто объявить ее аморальной и подвергнуть осуждению. Поэтому они стремились обуздать или ограничить это желание захватывать чужое, противопоставляя ему не менее сильное желание — желание копить. С их точки зрения, «страсть» к хищническому захвату могла быть ослаблена и, в конце концов, уничтожена путем «интереса» в капиталистическом накоплении. Хиршман цитирует слова Монтескье из книги «О духе законов»: «Удачно, что положение людей таково, что хотя страсти могут толкать их на путь порока, тем не менее они имеют интерес уклоняться от этого». В обоих случаях результатом оказывается приобретение, но в первом случае путь к нему насильственный, недобровольный и приносящий вред обществу. Во втором случае он мирный, согласованный и социально продуктивный.[137]

Иными словами, капитализм делает жадность цивилизованной, подобно тому, как брак делает цивилизованным сексуальное влечение. Жадность, как и сексуальное желание, это часть человеческой природы. Эти качества нельзя уничтожить, хотя некоторые секты, требующие монашеского воздержания, и пытаются это сделать. В той степени, в которой жадность способствует приложению усилий, а вожделение — достижению удовольствия, зачем нам стремиться к их уничтожению? В то же время нам известно, что эти склонности могут иметь разрушительное действие. Поэтому нужно направить их таким образом, чтобы они служили как можно лучше — нам самим и нашему обществу. Институт брака позволяет удовлетворить желание сексуального наслаждения, одновременно способствуя взаимной любви и воспитанию детей. Сексуальное желание очищается и облагораживается браком. Сходным образом капитализм направляет жадность в такое русло, что это качество начинает служить удовлетворению потребностей и желаний других людей и общества в целом. В условиях капитализма помощь другим — это наилучший способ помочь самому себе. Капитализм делает материальное процветание добродетельным.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.