Что будет после Путина?
Что будет после Путина?
Нет, это не вопрос, уходящий в политическую бесконечность, о том, что и кто, мол, будет «после Путина». Это более практический и приземленный вопрос о следующем поколении правящей элиты страны: какой будет она, можно ли угадать уже теперь какие-то ее черты? В каких сферах идет ее формирование? Является ли это неким планомерным процессом?
Впрочем, ответ на последний вопрос, видимо, ясен. Он отрицательный. В стране сейчас нет отлаженных «социальных лифтов» с понятными и одинаковыми для всех правилами карьерного роста наподобие, скажем, тех, что были в Советском Союзе, когда Компартия в том числе играла роль «кузницы кадров». И не только по отношению к собственным членам: она занималась «селекцией» управленцев практически во всех сферах жизни.
Китай, который теперь приводят в пример чаще, чем ставшую враждебной Европу, решает подобные задачи в форме периодической – раз в десять лет – ротации управленческих кадров. Включая, заметим, первое лицо государства. Смена планомерно выращивается, ротация работает даже в отсутствие такого института, как свободные выборы, что для таких обществ оказывается не критичным, если работают другие институты отбора. Вспомним также вековые традиции китайской школы бюрократии.
Впрочем, кажется, у нас слово «ротация» станет скоро иметь четкую антирежимную коннотацию.
На Украине сейчас пошли другим путем – путем люстрации, которая может затронуть до миллиона человек. Опыт близкой нам по менталитету постсоветской страны может оказаться тем актуальнее, что при последовательном проведении объявленной чистки украинское государство может столкнуться с таким дефицитом профессиональных управленцев и специалистов, что придется либо набирать их за границей, либо полностью развалиться как государству.
В этом смысле тоталитарное общество – «проще». До тех пор пока оно наконец не сталкивается с вызовом (внешним или внутренним, цивилизационным), который ему не по силам, оно вполне способно взращивать будущие управленческие элиты. Ну а потом – смотря как пойдет слом системы.
Но пока тоталитаризм не наш случай. Представить себе нынешнюю как бы правящую партию в роли такой «кузницы» затруднительно. «Как бы правящей» – потому что внутри ее не происходит процесса выработки решений, он перенесен в другое место.
Другая ключевая задача любой партии – выработка идейной платформы, нацеленной на определенные слои населения (ее предполагаемый электорат) – подменена «телевизионной публицистикой» в формате ток-шоу либо громкими, сейчас все больше на грани то ли дремучего невежества, то ли реакционного мракобесия, политическими перформансами, называемыми почему-то законодательным процессом.
Электоральная функция данной партии (мобилизация избирателей под свои знамена, рекрутирование и продвижение через институт выборов новых партийных кадров) тоже, по сути, редуцирована. Прежде всего – в силу деформации самого института выборов под давлением так называемого административного ресурса, который сам по себе внепартиен и представляет собой вертикаль власти, вершина которой упирается даже не в аналог советского политбюро ЦК (который был таки коллегиальный орган при всей узости круга этих «коллег»), а в одного-единственного человека.
В некоторых других странах так называемого социалистического содружества (например, в ГДР или Польше) будущая правящая элита страны отчасти сформировалась внутри существовавших там некоммунистических партий. Они хотя и были на побегушках и вторых ролях при своих режимах, однако не опускались до такой потери собственного политического лица и пресмыкательства перед властью, каковое сейчас демонстрирует так называемая думская оппозиция.
Еще пару лет назад казалось, что в своем пусть и подчиненном ЕР формате, не предусматривавшем все же соития с ней в политическом экстазе, они могли бы сыграть подобную роль. Но сегодня их представители, пожалуй, выделяются лишь гипертрофированным непрофессионализмом на грани глупости и стремлением выпрыгнуть буквально из штанов от рвения быть «правее папы Римского» в угадывании будущих зигзагов генеральной линии.
Что касается всевозможных околопартийных молодежных структур, то они, подававшие первоначально (вроде организации «Наши» и прочих им подобных) надежды или страхи – кому как, – что из них вырастут достойные хунвейбины режима, ни этих надежд, ни этих страхов не оправдали, а просто бесславно и бессмысленно сдулись. Уж точно не став никаким «социальным лифтом».
Одновременно кончились и всякие медведевской поры игры в президентские сотни и тысячи так называемых кадровых резервов. Мало того что попадание в списки (некие наивные, но ушлые люди, говорят, пытались даже приторговывать там местами) осуществлялось по непонятным критериям, но и принадлежность к ним утратила, кажется, всякий смысл. Нет, конечно, вполне возможна сегодня ситуация, когда некоего относительно молодого активиста ЕР или «Народного фронта» могут выдернуть куда-нибудь наверх, снабдив должностью. Но это будет скорее исключением из правил, эти правила (вернее, их отсутствие) подтверждающим.
Другой сферой, где могла бы формироваться будущая управленческая элита, могла бы быть бюрократия в широком смысле слова. Особенно если речь об элите технократической.
Казалось бы, заданный курс на «суверенизацию элиты», выливающийся, с одной стороны, в ограничения (подчас унизительные, вроде запретов на выезд за границу), с другой – в неуклонное задабривание в виде опережающего по сравнению с остальной страной повышения материального благополучия, создает определенные предпосылки для формирования будущей элиты.
Однако в заданном курсе явно недостает составляющих. Кнут и пряник важны, но неисчерпывающи. Нужны еще и принципы, общегосударственные (и общественные) ценности, этический кодекс поведения, меритократизм, служение, если угодно, не непосредственному и вышестоящему Самому Большому Начальнику, а стране. Что, собственно, отличает адекватную вызовам современности элиту от замкнутой касты янычаров (у которых, впрочем, с принципами было все по-своему в порядке).
К тому же некоторые ограничения (типа запрета на иностранные активы) не просто сквозят тупым изоляционизмом, но и отсекают от политического процесса тех, кто создает большую часть материального богатства страны, – частный бизнес, который в современных условиях не может не быть глобальным, если только речь не идет о ларечниках.
От политического процесса и, стало быть, от влияния на формирование будущей элиты страны отсечены сейчас и те, кого можно было бы назвать условно интеллектуалами и экспертным (научным) сообществом.
Власть стала подчеркнуто антиинтеллектуальна и даже, кажется, этим бравирует.
При этом экспертное, научное и интеллектуальное сообщества, конечно, сильно деградировали. И в силу собственной невостребованности – не только властью, но и на глазах люмпенизирующимся обществом, где знания не ценятся, ибо обладание ими вовсе не ведет к жизненному успеху.
И в силу деградации образования и наук – технических и гуманитарных особенно. Кого ни спросишь из работодателей в самых разных сферах – все в один голос жалуются на безграмотность и вопиющий непрофессионализм представителей новых поколений.
Что касается представителей ширящегося в последнее время волонтерского движения, а также НКО (можно даже оставить в данном случае в стороне те, что занимают критическую по отношению к власти позицию), то подобную несанкционированную сверху активность стремятся прежде всего нейтрализовать или вовсе запретить. Вместо того чтобы привлечь этих людей, демонстрирующих поведение, достойное настоящей элиты, к общественному строительству.
Им же установлен потолок – заседания в полубессмысленной какой-нибудь Общественной палате. Да и то не всех пускают, фильтруя состав таких организаций даже там, где они ничего не решают.
Впрочем, скоро может стать уже не до терпеливого воспитания элит на будущее.
А надо будет в пожарном порядке решать вопросы поддержания работоспособности инфраструктуры, сохранения хотя бы на каком-то приемлемом уровне системы здравоохранения (падение квалификации врачей называют чудовищным многие представители самой отрасли), поддержания в работоспособности сложных, требующих компетентных решений технологических и общественных систем.
Дойдет до того, что неизбежно предстоящие задачи модернизации экономики и общества будет некому внутри страны не только решать, но и элементарно осознать их актуальность.
Неужто придется, как Петру Первому, завозить для новой модернизации иностранцев, а то и – сообразно усложнившимся задачам современного общества – профессиональных и честных судей, управленцев и даже тех, кто сможет грамотно написать законодательный акт так, чтобы он потом работал? Как-то уж такое «возвращение к истокам» спустя три столетия было бы совсем обидным. Хотя, возможно, к тому времени, когда такой вопрос у нас поставят в повестку дня, пройдет уже не три столетия, а все четыре.
2014 г.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.