«Царские волки» против «Псов войны»
«Царские волки» против «Псов войны»
Только ленивый не поджигал войну в Югославии. Все подносили кто спички, а кто канистру с бензином, чтобы подпалить дом традиционного союзника России на Балканах. Забыли, видимо, что эти горы вынянчили обе мировые войны. История кровавого распада Югославии, завершившаяся воздушными ударами НАТО по Белграду, как две капли воды похожа на сценарий развала СССР. Разница в одном — Россия обладает ядерным оружием. Только это спасло нас от вооруженного вмешательства «демократических держав», которые могли прийти на помощь чеченским «борцам за свободу».
История войны в Югославии такова. В феврале 1991 года Сабор — парламент Хорватии — принял решение о «раздружении» с югославской федерацией. В свою очередь, сербское меньшинство в Хорватии с этим не согласилось, и национальное вече Сербской Краины — автономного сербского района в составе Хорватии — принял резолюцию о «раздружении» с Хорватией и сохранении в составе федерации. Взаимное нагнетание страстей, гонения на сербскую православную церковь вызвали первую волю беженцев. Сорок тысяч сербов были вынуждены покинуть свои дома.
В июле 1991 года в Хорватии была объявлена всеобщая мобилизация. К концу года численность хорватских вооруженных формирований достигла 110 тысяч человек. В Западной Славонии отряды усташей (хорватских фашистов) устроили этнические чистки. Сербы были полностью изгнаны из 10 городов и 183 сел, из 87 сел — частично.
Со стороны сербов началось формирование системы территориальной обороны и вооруженных сил Краины. Им на помощь хлынули добровольцы из Сербии. Части югославской народной армии вошли на территорию Хорватии и к августу 1991 года выбили из всех сербских районов добровольческие хорватские подразделения. Но после подписания перемирия в Женеве армия прекратила помощь краинским сербам. Новое наступление хорватских «псов войны» вынудило сербов к отступлению. С весны 1991-го по весну 1995-го Краина была частично взята под защиту «голубых касок». Однако требование Совета безопасности ООН о выводе хорватских войск из зон, контролируемых миротворцами, выполнено не было. Хорваты по-прежнему предпринимали активные военные действия с применением танков, артиллерии, ракетных установок.
В результате войны в Хорватии в 1991–1994 годах погибло 30 тысяч человек. Только прямые финансовые убытки оцениваются в более чем 30 млрд. долларов.
В мае-августе 1995 года хорватская армия провела хорошо подготовленную операцию по возвращению Краины в состав Хорватии. В ходе военных действий погибло несколько десятков тысяч человек. 250 тысяч сербов вынуждены были покинуть республику. Всего за период с 1991 по 1995 год из Хорватии выехало более 350 тысяч сербских беженцев. Но потерей Сербской Краины и массовой гибелью соотечественников трагедия сербов не ограничилась. В октябре 1991 года в отсутствии депутатов-сербов Скупщина Боснии и Герцеговины провозгласила независимость республики. В ответ через три месяца Скупщина сербского народа провозгласила Республику Сербскую Боснии и Герцеговины в составе югославской федерации..
В апреле 1992 года исламские боевики захватили в Сараево районные отделы милиции и важнейшие городские объекты. Путчистам противостояли бойцы сербской добровольческой гвардии и отряды добровольцев. Югославская армия отвела свои подразделения с боевых позиций, а затем была блокирована мусульманами в казармах. За 44 дня войны погибло более 1300 человек, число беженцев составило 350 тысяч человек.
США и страны НАТО сразу обвинили Сербию в разжигании конфликта в Боснии и Герцеговине. После ультиматума ОБСЕ югославские войска были вынуждены покинуть территорию республики. Но обстановка так и не стабилизировалась. Теперь с участием хорватской армии вспыхнула война между боснийскими хорватами и мусульманами. Руководство Боснии и Герцеговины развалилось на самостоятельные этнические группировки.
Тем не менее Соединенным Штатам все же удалось примирить «непримиримых». Католики-хорваты и мусульмане договорились «дружить» против православных сербов. В марте 1994 года была провозглашена мусульмано-хорватская федерация и принято решение о создании совместной армии. С санкции генерального секретаря Организации объединенных наций воздушные силы НАТО нанесли бомбовые удары по сербским позициям. Американцы не пожадничали на вооружении и обучении мусульмано-хорватской армии, и вскоре она перешла в наступление.
Боснийским сербам никто не помогал. От них отвернулась Россия, сделавшая вид, что судьба славянских православных братьев ее не касается. От них отвернулся официальный Белград: возможно, президент Югославии Слободан Милошевич испытывал к лидеру воюющих боснийских сербов профессору Радовану Караджичу нечто похожее на ревность, но факт остается фактом — югославская армия в конфликт не вмешивалась.
Тысячи сербских патриотов, среди которых было много кадровых офицеров югославской армии, переходили полупрозрачную югославско-боснийскую границу и вливались в ряды вооруженного сопротивления. Особым уважением среди сербских бойцов пользовались добровольцы из интернационального православного отряда. В его составе я встречал и болгар, и греков, и даже двух крещеных в православной вере граждан США. Но костяк отряда составляли «царские волки» — православные воины из России. Они ходили в разведку, первыми шли в атаку, увлекая за собой сербские дружины. В мусульмано-хорватской армии на «царских волков» была объявлена настоящая охота, но после столкновения с русскими добровольцами в открытом бою пыл «псов войны» остывал. Мне неизвестны случаи попадания «волков» в плен к врагу, и я думаю, таких случаев не было.
В 94-м в боях под Ново-Сараевом я неожиданно встретил своего знакомца со времен Приднестровской войны. Под Дубоссарами в Приднестровье мы с ним были в одном отряде. Это был рослый черноморский казак. На Украине он оставил семью и уехал воевать за славянское дело в Югославию. Воевал больше года. Схоронил несколько своих товарищей.
Через два года, когда сербам придется навсегда покинуть Сараево, они заберут с собой гробы своих погибших боевых друзей. Ни одной сербской косточки не останется на глумление врагу! Не останется на территории мусульмано-хорватской федерации и русских могил. Все павшие в бою «царские волки» будут перезахоронены под городом Баня-Лука, куда сербы перенесут столицу своей республики.
Наверное, в национальном характере сербов, как и у любого народа, можно найти массу недостатков. Но то, как сербы относятся к своим мертвым, не идет ни в какое сравнение с тем, что сделали мы, русские, со своими убитыми и ранеными, оставленными на полях сражений в Чечне; с тем, как поступила наша власть с русскими жителями Грозного, «отутюженного» российской авиацией; с тем, как поступали наши бюрократы с русскими беженцами, в одном рубище и с голодным ребенком на руках вырвавшимися из кошмара чеченской войны. Сербы, в отличие от современных русских, показались мне гораздо более дружным и цельным народом, веками помнящим и добро, и зло. И сейчас, оставленные Россией и всем миром, потерявшие половину территории и массу народа, они не сломлены и готовы к реваншу. Они по-прежнему помнят, кто их враг, и кто им помогал в самые трудные дни борьбы за честь и национальную независимость.
Во время боснийской войны мне приходилось часто бывать на передовых рубежах обороны сербской гвардии. В январе 95-го наша машина, в которой помимо меня и моего боевого товарища Михаила Нуждинова находилось несколько сербских солдат и русских добровольцев, была буквально расстреляна непонятно откуда взявшимися мусульманскими экстремистами.
Мы возвращались в город Пале, где находилась ставка Радована Караджича. Дорога была горной, крутой, заваленной снегом. Склон покрывал молочный туман, потому двух стрелков водитель нашего микроавтобуса заметил слишком поздно. Открыв огонь на поражение, они убили шофера и двух соседей, сидевших слева и справа от меня. Ответным огнем оба нападавших были застрелены. Автоматная очередь прошила корпус автомобиля как швейная машинка, разбив лобовое стекло и унеся несколько человеческих жизней. На мне же не было и царапины.
Ровно через год в Сараево я снова попал в малоприятную ситуацию. В коридоре длинного перехода между мусульманской и сербской частями города, напоминавшем строительный забор, замешкалась пожилая женщина — то ли сербка, то ли мусульманка. Она тащила на себе какие-то тюки и совсем запуталась в них. Для снайперов, которые в те дни безраздельно хозяйничали в разрушенном Сараево, женщина была как на ладони. Не желая стать мишенью для обезумевших от крови стрелков, жители города натягивали посередине улиц веревки или проволоку, и набрасывали на них одеяла, простыни, старые ковры — все, что могло ухудшить обзор снайперов и скрыть от них передвижения людей. Я решил вызволить несчастную женщину и побежал ей навстречу по коридору перехода. Мне удалось буквально дотащить ее вместе с «узлами» метров пятьдесят, где мы смогли укрыться за броней раскрашенного в бело-голубые цвета миротворцев французского бронетранспортера.
Старший сербский офицер устроил мне настоящий разнос. Он кричал, что я мог поймать пулю любого меткого лихача. Безнаказанность превращала снайперов в охотников, гонявшихся за любой живой мишенью. Я действительно был не прав, извинился перед коллегами, но при этом еще раз убедился в том, что, видимо, каждому из нас Господь ставит задачу, не решив которую, мы не в силах сойти со своего пути.
В Пале я несколько раз встречался с профессором Караджичем, подружился с ним. Он и командующий армией боснийских сербов генерал Радко Младич были символами сербского сопротивления, живой легендой. То, что вот уж десять лет пресловутая американская разведка и оккупационные войска НАТО не могут обнаружить их след на таком маленьком клочке земли, говорит об авторитете Караджича и Младича среди сербов, о национальном характере этого славянского народа, который не сдает своих руководителей врагу и не признает себя побежденным.
Как-то раз Младич обратился ко мне с вопросом, могут ли русские самолеты сбросить над территорией Сербской Краины пустые ящики или контейнеры, как будто Россия решила поддержать своих братьев в борьбе. «Оружия и боеприпасов нам не надо. Все есть. Если закончатся, добудем в бою. Но нам важно показать воюющим сербским крестьянам, что мать-Россия их не забыла. Американцы с воздуха поддерживают наших врагов, постоянно сбрасывают им военные грузы и провиант. А нам бы хотя бы пустые ящики сбросьте. Все остальное мы сами сделаем», — сказал мне Младич. Сказать, что мне было стыдно за мою страну в этот момент, — значит ничего не сказать. Только «царские волки» своим беспримерным героизмом напоминали сербам, что русские в России еще остались.
Вскоре блокада тяжелого вооружения сербов «голубыми касками» ООН поставила православных славян в тяжелейшее положение. В августе — сентябре 1995 года удары НАТО с воздуха, разрушившие сербские военные объекты, центры связи и системы ПВО, подготовили новое наступление мусульмано-хорватской армии. В октябре 95-го, оставленные один на один с НАТО, сербы были вынуждены подписать соглашение о прекращении огня.
В середине декабря Совет безопасности ООН поручил Североатлантическому альянсу сформировать миротворческие силы для прекращения конфликта в Боснии и Герцеговине. Россия, в девятнадцатом веке обучившая и вооружившая профессиональную сербскую армию, вместе с которой русские войска воевали против Турции, Австро-Венгрии, Германии и даже Японии (сербский добровольческий корпус принимал участие в русско-японской войне 1904–1905 годов), подписала постыдные решения по «умиротворению Балкан». В соответствии с ними НАТО впервые получила право провести наземную операции за пределами зоны своей ответственности. Роль ООН свелась к одобрению этой операции.
Война в Боснии и Герцеговине унесла более 200 тысяч жизней, из них более 180 тысяч — мирные жители. Но главное — она продемонстрировала однополярность мира и возможность для США и НАТО действовать безнаказанно.
Боснийская война развязала руки американской агрессии против самой Сербии, у которой насильственным путем в 1999 году оторвали православные святыни Косово и Метохии. Чуть позже распоясавшиеся американские «миротворцы» погрузят во мглу нескончаемой войны Афганистан и Ирак, начнут угрожать Ирану.
С Россией, ее мнением на международные дела, ее возможностями силовым и политическим путем влиять на сохранение мира американцы распрощались именно в Боснии. В Вашингтоне окончательно убедились, что российская политическая элита под обещание денег и присуждения звания «лауреата Нобелевской премии мира» готова повсюду сдавать не только своих друзей, но и собственные коренные национальные интересы. Мы позволили переступить через себя и утерлись от плевка в лицо.
Добившись от сербов при нашем молчаливом согласии прекращения огня, «мировое сообщество» учредило в голландском городе Гаага Международный трибунал для бывшей Югославии (МТБЮ). Вскоре он превратился в сущее проклятие для сербских политиков и офицеров. НАТО «зачистило» руководство бывшей Югославии от патриотов, отправив их за решетку голландской тюрьмы.
Но разве не американские самолеты и крылатые ракеты бомбили Белград, рушили все стратегические мосты над Дунаем, убили две тысячи мирных жителей и еще семь тысяч сделали инвалидами? Разве не войска НАТО распылили над сербскими городами 23 тонны обедненного урана-238, заразив лучевой болезнью около полумиллиона человек? Почему именно сербы, защищавшие свой дом от поджога, были назначены главными преступниками?
Ответ прост — чтобы скрыть истинных виновников югославской трагедии — политиков Запада. Именно они заставили сербов умирать — умирать за то, что эти православные славяне хотели жить своим умом.
Арест президента Милошевича и его депортация в Гаагу поставили несмываемое пятно бесчестия на мундире белградских «либералов». Посаженные американцами «на царствие», они сдали своего национального лидера по первому же требованию кровожадной гаагской прокурорши Карлы дель Понте. Если Милошевич действительно был виновен, то почему белградские либералы не решились предать его суду на родине? Испугались гнева народа?
Такова антинародная суть всякого либерала — пуще смерти боится он собственного народа. Но нет — национальная воля живет дольше политиков и времени. Национальная память стирает события и факты, но унижения она простить не может. Любая попытка унизить народ, поставить его на колени, навязать ему чужие мысли и чужих кумиров плохо заканчиваются для национальных насильников. Все вернется. Вот увидите.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.