Шаг назад, два шага вперёд

Шаг назад, два шага вперёд

Но тут закончились два первых срока президентства Путина. В 2007 году он остановился, огляделся, собрал вещи, взял кимоно, попрощался, но… далеко не ушёл. Отдал всё Медведеву, а сам расположился неподалёку и стал наблюдать. Медведев, став вместо Путина, предложил — а давайте мы сейчас ещё более эффективно, чем Путин, будем двигаться на Запад. «Путин двигался медленно, а я сейчас быстро», — и туда сломя голову кинулся. Но так как его ещё всерьёз не воспринимали — видимо, не привыкли, — то несильно-то он и продвинулся, в основном где-то в Интернете, в соцсетях. В России четыре года правления — не срок, и вот уже возвращается Путин и говорит — так, всё понятно с этим западным проектом (особенно насмотревшись со стороны на Медведева, на то, что он делал). Вот в этот момент Путин окончательно решил — всё. С Западом — закончено! Особенно глядя на то, что происходит на арабском Ближнем Востоке, а также на то, к чему приводит инсталляция модели западной американской демократии в той или иной стране. Глядя на Ливию, Сирию, Путин реконструировал события вперёд и решил, что нет, пожалуй, нам западная демократия не подходит. И на этом опять остановился. Россия же снова повисла в некой неопределённости.

Вплоть до валдайской речи невозможно было сказать, чего хочет Россия. Конечно, Путин, возвращаясь, написал статью о евразийской интеграции. Но помимо этого он выпустил ещё семь статей. Какая статья является базовой и парадигмальной, а какая второстепенной — сказать очень сложно, они все очень разнокалиберные, написаны разными группами авторов, в них использован разный понятийный аппарат, заложены разные парадигмальные основы, часто взаимоисключающие. Как только ты начинаешь поиск Путина, тебе тут же предлагаются восемь вариантов оного, а не один. Поэтому человеку очень сложно найти Путина в российском обществе. Для этого он должен прочитать восемь статей (а это невозможно, по-моему, сделать обычному человеку), проанализировать, сопоставить их терминологическое многообразие, уловить настрой всех тех разных интеллектуальных групп, которые их готовили, а потом как-то выбрать, то ли аналитически, то ли интуитивно, то ли основываясь на симпатии — что всё-таки больше соответствует Путину. Поэтому у нас было восемь Путиных, до тех пор пока Путин не вышел на «Валдае» и не заявил: «Я — евразиец». «Вот это да!» — сказали американские шпионы, пакуя чемоданы. «И консерватор». «Ой», — только и смог произнести «американский шпион» устаревшей модели Злобин и протёр очки.

Это было, конечно, громом среди ясного неба. Путин, если тезисно дать квинтэссенцию его валдайской речи, сказал о том, что Россия будет продолжать евразийскую интеграцию. А в чём заключается суть евразийской интеграции по Путину? В том, что всё культурное, этническое, конфессиональное многообразие большой России сохраняется. Многоцветье народов — чисто евразийский тезис — цветущая сложность Евразии. При этом он сослался на именитых евразийцев, на труды главных основоположников евразийской идеи, которые писали о стратегическом единстве многообразия, то есть о государстве-империи, каковое и представляет собой Россия. Из этого следует, что всякий, кто будет присоединяться к Евразийскому союзу Путина, сохранит всё этническое, культурное, цивилизационное, языковое, конфессиональное многообразие и при этом не лишится суверенитета, потому как грядущая Евразийская империя — это империя царств.