Любимый банкир и любимый строитель (В.Гусинский и В.Ресин)

Любимый банкир и любимый строитель (В.Гусинский и В.Ресин)

В Москве многим известно, что любимым банком Лужкова долгое время был Мост-банк во главе с господином Гусинским, отвечавшим московскому мэру взаимной приязнью. Лужков как-то даже говорил, что на него давят, заставляя отречься от Гусинского, но он однолюб и никого придавать не собирается.

Мы знаем из биографии Гусинского немного. Тем не менее, можно с высокой долей достоверности утверждать, что генетическая ненависть к России и русским была заложена не только в иудейских корнях будущего банкира, но и в советской истории его семьи. Дед Гусинского был расстрелян в 1937 году, бабка тогда же была арестована и отсидела 9 лет (тот же мотив был и у Лужкова). Заряд ненависти к стране Гусинский получил также оттого, что был изгнан из Московского нефтехимического института (тот же нефтяное пятно, что и в биографии Лужкова!) за неуспеваемость, а потом, крупно проигравшись в карты и безвозвратно одалживая деньги, попался, чудом избежав тюрьмы.

В октябре 1986 г. против Гусинского было возбуждено уголовное дело за присвоение денег мошенническим путем (РГ 07.03.95). Вступившиеся за Гусинского сотрудники уголовного розыска Свердловского района Москвы впоследствии оказались руководителями Бюро информации и безопасности группы “Мост”. Вероятно за то, что они смогли надавить на заявителей и свидетелей, чтобы замять дело.

Свет на подноготную этой истории, возможно, проливает статья в “Уол-стрит-Джорнал” по поводу причастности группы “Мост” к КГБ. В статье утверждалось, что Гусинский принял на работу бывшего заместителя председателя КГБ, начальника 5-го отдела КГБ Филиппа Бобкова (курировал деятельность КГБ в Русской Православной Церкви), а в составе возглавляемого им аналитического отдела “Моста” работает еще 60 бывших сотрудников КГБ. Говорилось также, что “Мост” пытается купить приверженность тех членов парламента, которые противостоят чекистам (что, в общем-то, просто чушь собачья). На газету Гусинский подал иск в августе 1994 года (Ъ, 14.03.95). Последствия иска в данном случае для нас не важны. Важна та аналогия в действиях, которая легко просматривается в сравнении с делом Донцова. И тут, и там правоохранительные органы демонстрировали готовность сотрудничать с криминалом. Суд становился связующим звеном в этой номенклатурно-уголовной солидарности.

В 1986 году Гусинский открыл торговую фирму, потом каким-то чудом получил подряды на реставрацию зданий в центре Москвы (“Кто есть кто” № 7, апрель 1994). В 1988 году Гусинский создал кооператив “Инфэкс”, который давал правовые и финансовые консультации иностранным партнерам (всего-то через два года после финансовых афер и использования права в качестве половой тряпки!). В 1989 г. “Инфэкс” и американская юридическая фирма “Арнольд и Поттер” создали СП “Мост” с равными долями в уставном капитале.

Уже войдя в силу и плотно втершись в доверие московским властям Гусинский стал одним из героев нашумевшей статьи Юрия Щекочихина “Страх” (ЛГ 10.06.92, № 24), где “Мост” упоминался как грандиозная мафиозная структура. Гусинский угрожал подать в суд на Щекочихина за нанесение ему морального и материального ущерба, но ввиду явной поддержки его деятельности Лужковым до реализации угроз не дошел — решил не беспокоиться по пустякам. Да и Щекочихин оказался неопасным — не упорствовал своих “исследованиях” и доводах. Именно такого рода наскоки либеральных журналистов оказались очень полезны для новых финансовых воротил — они не лезли в тему глубоко и лишь давали сигнал опасности. С ними не судиться надо было, а брать на содержание. Это Гусинский понял быстро. И это был второй тип солидарности в новых условиях.

Третий тип номенклатурной солидарности, собственно, наиболее очевиден. Он всюду получает название мафии или олигархии — когда происходит сращивание сомнительных капиталов и их нечистоплотных обладателей с чиновниками, обеспечивающими прибыль на капитал, которую делят совместно.

В знак дружбы с лидером московской номенклатуры Гусинский подписал письмо с протестом против заявления Константина Борового (9 апреля 1992), в котором тот обвинял правительство Москвы во главе с Лужковым в непрофессионализме и коррумпированности. Боровой тоже не упорствовал. После принятия устрашающих поз драки так и не состоялось. На горе стране и народу, номенклатура и скоробогачи быстро погасили внутренние противоречия. Но важно, что в этой ситуации Боровой планомерно пошел под откос, а Гусинский — к разрастанию свой империи. Просто Боровой слишком легко отнесся к олигархическим отношениям — предпочел давить на чиновников, а не затевать совместные проекты. Потому в конце концов превратился в политического паяца. А Гусинский почти десятилетие оставался крайне успешным членом паразитического слоя, сидевшего на шее России. И даже после стратегического просчета в 1999 года и бегства за рубеж, он остался крайне опасным политическим и экономическим игроком. (Не забудем, что речь идет о злой силе, персонах особой подлости, для которых все умственные способности сконцентрированы именно на негодяйстве.)

Как складывался олигархический альянс Гусинского с московской властью? С будущим главой группы “Мост” и Мост-банка Лужков, как утверждают, познакомился на поприще развития кооперации в Москве уже в 1987. Проработав бок о бок с Гусинским без малого десятилетие, Лужков в интервью “Общей газете” заявил: “Те же, кто хотят, чтобы я порвал отношения с Гусинским, толкают на предательство. И при этом они не задумываются, что сегодня, предав одного, завтра человек может предать и другого. Например, Президента”. И тут проскочила примечательная оговорочка, говорящая о том, что для Лужкова президентский проект существовал всегда, и первую скрипку в этом проекте должен был сыграть хорошо проверенный партнер: Гусинский — Президент, Президент — Гусинский…

Приведем весьма характерные рассуждения главы группы “Мост” (ЛГ 10.11.93.): “Я не могу пройти через ваш аппарат, это бесполезно. На сегодня нормативная база такова, что она не заставляет вас принимать или не принимать те или иные решения. Я могу предложить вам следующее: я вас поддержу в какой-то вашей политической деятельности…” “Я уже приводил такой пример: что важнее для мэра Москвы Юрия Михайловича Лужкова — добиться, чтобы в городе реконструировалось жилье, финансировались мелкие и средние предприятия, или получить в качестве подарка “мерседес”? Конечно, первое и второе, но никак не третье: если горожане будут получать квартиры, если будут развиваться предпринимательство, москвичи за него проголосуют, когда он пойдет на выборы; а на “мерседесе” он ездить не будет — на него все будут показывать пальцем. Стало быть, для него выгоднее Гусинский, который строит и обновляет жилье, нежели тот, кто дает взятки”. “Через два-три года, я думаю, все, что хорошо для “Менатепа”, для “Моста”, будет хорошо и для России. Это станет понятной для всех нормой”. “В результате октябрьских событий 1993 г. группа “Мост” понесла ущерб в размере 1 миллиард 700 тыс. Не очень большой. Для группы “Мост””.

Тут опять сплошные оговорки, которые, как оказалось, не всякий волен интерпретировать по-своему. Например, про “мерседес”. С одной стороны, Гусинский говорит не о том, что должен делать мэр, а о том, что ему выгодно. Будет выгодно соблюдать приличия — будет воздерживаться от взяток, изменится ситуация — изменит и свое отношение к взяткам и будет ездить на дареных “мерседесах”. Кстати, Лужков никогда не стеснялся ездить на самых современных машинах, да еще под надежной охраной, которая также помещалась в “крутых” иномарках. Так что, подарки от Гусинского для Лужкова — оскорбительная подачка. Он мог сам кому угодно подарить “мерседес”. Даже стал коллекционером раритетных иномарок. На одну из выставок он приехал на БМВ 1936 года выпуска, якобы подаренном ему женой. И при этом никто не спросил, смог ли Лужков всей своей зарплатой за несколько лет покрыть налог с дарения?

В октябре 1994 г. суд удовлетворил два иска Гусинского о защите чести, достоинства и деловой репутации к газете “Завтра”. Газета поначалу, как уже говорилось выше, должна была выложить 100 млн. рублей, поскольку упоминала, что среди тех, кто развязал братоубийственную бойню в Москве в октябре 1993 г. Гусинский играл особую роль — возглавлял “неформальную армию”, состоявшую из членов военизированного формирования “Бейтар”. Кроме того, утверждалось, что состоялся подкуп лично мэра Юрия Лужкова.

С подкупом, конечно же газета переборщила. Лужков с Гусинским и ему подобными жил душа в душу — им было чем друг с другом рассчитываться и помимо примитивных обменов “мерседесами”. Скорее меж ними не было прямых денежных отношений — чисто деловые, которые давали интегральную олигархическую прибыль в самых разных видах капитала.

Был “Бейтар” или нет — точно не известно. Следствие еще впереди. По нашему мнению, был. Гусинский может сколько угодно утверждать обратное. Возможно у него есть на это основания, но все эти основания — во взглядах Гусинского, которые вскрываются в следующих его признаниях.

Прислушаемся как в упомянутом интервью Гусинский произнес еще пару сакраментальных фраз, связанных с политикой и выборами: “В одной из газет меня назвали ельцинистом. Я действительно ельцинист. Притом, что я не понимаю очень многих шагов президента, я не вижу никого другого на этом посту”. “Мы сделаем все, чтобы поддержать и Затулина, и Борового на выборах”. (Вспомним, что Борового пришлось по просьбе московской номенклатуры клюнуть, но не больно — не до крови).

Поскольку Гусинский — ельцинист, то его активность в 1993 году наблюдалась известно по какому поводу. И результат известен — вокруг Ельцина образовалась толпа соучастников и гора трупов. И Гусинский был среди соучастников. Значит и к трупам тоже имеет прямое отношение. В этом газета, бесспорно, права. К тому же наглое признание о готовности поддерживать чиновников в их “политических кампаниях” просто можно считать прямым признанием соучастия в большой крови, пролитой у Останкино и парламента.

Последняя фраза Гусинского из приведенного фрагмента интервью показывает, что конфликты с самыми одиозными фигурами российской политики для него были всегда делом внешним — эти люди всегда поддерживали неформальный контакт и обслуживали друг друга. Действительно, не только против Борового, но и против Затулина Гусинский выступал вполне открыто. Участвуя вместе с последним в создании группы “Предпринимательская политическая инициатива-92” (осень 1992 г.) в начале 1993 года Гусинский нарушил партнерские отношения, получив от Лужкова права уполномоченного банка правительства Москвы для Моаст-банка и став председателем Совета представителей уполномоченных банков при мэре Москвы. Возникшая склока по поводу приобретения внеэкономических преимуществ, как показала дальнейшая история, последствий не имела. Клевались околономенклатурные дельцы не до смерти.

Политическая роль Гусинского не ограничивалась поддержкой пары невзрачных личностей. Гусинский финансировал избирательную кампанию демократических блоков “Выбор России” и “ЯБЛоко”. Причем “Выбросу” было поставлено условие не выдвигать отдельных его членов на руководящие должности, в частности, Михаила Полторанина, — “потому что он антисемит” (“Столица”, № 44, 1994). Но все это — игры ритуального свойства. Действительно серьезная игра велась за кулисами. Именно там склонялась чаша весов и формировались условия для всевластия номенклатуры.

В начале 1994 г. Мост-банк (вместе с другими тремя банками), по-видимому за большие услуги в избирательной кампании и эффективное сотрудничество с мэрией и Кремлем, стал уполномоченным банком компании “Росвооружение” (привет от В.Шумейко, которого Гусинский на стал тащить в суд за разглашение тайны одной из своих операций в “черный вторник”, проваливший валютный рынок страны). Эта фирма пользовалась беспроцентным госкредитом в 1 триллион рублей сроком в три года. С учетом инфляции, можно считать, что Ельцин просто подарил банкирам эти деньги, который можно было присвоить уже в конце 1994 года после обвала рубля.

В том же 1994 году стараниями еще одной олигархической группировки — Березовского и Коржакова — состоялась операция против Гусинского под кодовым названием “Мордой в снег”. К тому моменту обнаглевший Гусинский решил, что может разъезжать по центру Москвы с вооруженной до зубов охраной. Служба безопасности президента (Коржаков) решила захватить наглецов у здания мэрии и продемонстрировать ему “кто есть ху”. В ответ Гусинский связался с демо-комиссаром в Федеральной службе контрразведки по Москве и области Е.Савостьяновым, а тот прислал к мэрии свой спецназ. Одному из коржаковцев прострелили бок, и лишь по случайности не было настоящего боя. После этого случая дружок Гусинского в ФСК лишился своего поста, а Гусинский со страху сбежал на несколько месяцев за границу. Позднее, когда Гусинский помирился с Березовским, Савостьянов получил место замглавы Администрации президента по кадровым вопросам и там тоже немало “наработал” (например, подогревая конфликт между губернатором Приморья и подвинувшимся рассудком мэром Владивостока Черепковым, которого Савостьянов лично вернул на оставленный было пост — почти на руках вынес с трапа самолета.) Позднее этот дружок Гусинского стал фрондерствовать и в 2000 году даже выдвинул себя в качестве кандидата в президенты России. Голоса (крохи, но какие уж были), как и планировалось, сдал Явлинскому, на которого работала телеструктура Гусинского — НТВ.

В 1995 году комиссия Госдумы установила, что за Мост-банком числится целая связка нарушений (РГ 07.03.95). В частности, при формировании уставного капитала были нарушены правила, запрещающие вносить в уставной фонд заемные средства. А именно таковыми являлись средства ТОО “Мовис”. Кроме того, без разрешения Центробанка (а такое было необходимым по закону) ТОО “Мовис” и ТОО “Мост-Инвест” внесли в уставной фонд валютные средства. Затем операции Мост-банком осуществлялось без соответствующей лицензии. Противозаконные операции осуществлялись и между группой “Мост” и телекомпанией НТВ, Национальным фондом спорта (известный экспортер водки и пользователь президентскими льготами на этом поприще), СП “Олимпийская лотерея” и др. Крупные средства оказывались за рубежом на длительные промежутки времени. Наконец, выяснилось, что Мост-банк был владельцем федеральной собственности без ведома Госкомимущества.

Несмотря на все нарушения, тогда Гусинский устоял. Все обвинения — “как с гуся вода”. А все по причине эксклюзивных отношений с Ельциным, Лужковым и закулисными лоббистами иностранных держав.

Как уже говорилось, часть денег Гусинский тратил на политику, которая тоже приносила доход определенного сорта. В 1995 он финансировал уже не только “демократов” из “Яблока”, но и КПРФ — замешанный на грязной политике бизнес должен был учитывать возможную смену номенклатурного отряда. Потом политические инвестиции пошли исключительно на гальванизацию Бориса Николаевича. Суммы, полученные от такого рода инвестиций, по нашей оценке, сравнимы с госбюджетом России. Но вор-рецидивист никогда не может остановиться. Ему кажется, что разворовано еще не все, что можно поживиться еще чем-то. И Россия не огорчает своих разорителей. Она раз за разом обнаруживает, что в закромах еще что-то есть, что национальное богатство каким-то чудесным способом воспроизводится и его снова можно растаскивать. Именно по этому грабеж длится — пока грабителя не ставят к стенке.

На столичном полигоне беззакония и произвола Мост-банк оказывался неподсудным субъектом экономики, что давало ему неоспоримые преимущества перед всеми другими субъектами. Можно было не опасаться и даже поругивать МММ-овские финансовые пирамиды да нахваливать Чубайса: “Я знаю Анатолия Борисовича как человека принципиального и упорного и надеюсь, что порядок будет наведен” (ОГ, № 45, 1994). Ну чем не жизнь, когда можешь словом и делом ласкать самых отвратительных персонажей, снискавших всенародную ненависть!

Нельзя обойти факт избрания В.Гусинского “главным евреем России”. На Российском еврейском конгрессе (НГ, 12.01.96) он был избран президентом. Это событие было освящено “большими друзьями России” — послами США, Германии и Израиля. И, конечно, Лужковым, который отметил вклад евреев в развитие культуры, науки и промышленности (он почему-то забыл торговлю и ростовщичество). Да и “всенародно избранный” не остался в стороне. Он прислал на Конгресс своего представителя Красавченко (как потом выяснилось, специалиста по культуре и искусству, которым он стал после того как расстался с экономическим поприщем, связанным, напомним, с деятельностью Г.Попова), прочитавшего от имени Ельцина приветствие организации, единственным условием вхождения в которую является принадлежность к еврейству, а главной задачей — консолидация еврейских общин. Ну а вице-президентом Конгресса стал бывший депутат Моссовета Александр Авраамович Осовцов, до сих пор значившийся во всех справочниках как русский.

В качестве информации к размышлению, можно заметить, что Конгресс русских общин на своих съездах никаких приветствий от Ельцина никогда не слышал, никаких послов из уважаемых стран не видел, одобрения со стороны Лужкова или его рассуждений о роли русского народа не вкушал. Лишь нужды избирательной кампании заставили Ельцина обратиться с трафаретным телеграфным приветствием к внеочередному Съезду КРО (25 мая 1996). Ну а Лужков в 1998–1999 с КРО заигрывал (ибо больше было не с кем — все партии были расписаны по будущим кандидатам в президенты), но и в Израиль с визитами не забывал летать. По простоте своей, которая все разыгрывалась, а потом стала частью натуры, Лужков порой забывал надеть иудейскую ермолку, но в отместку вдруг начинал заговориьб о том, что Иерусалим — столица Израиля, чем несказанно удивлял весь арабский мир и российского министра иностранных дел, которому надо было все время толковать с арабами о том, что слова Лужкова не отражают позиции России в целом, и что мы знаем про существование Тель-Авива.

Кстати, Лужков заявил в один из визитов на землю обетованную одну интересную вещь: “Единство евреев России и евреев Израиля создаст такую интеллектуальную мощь, которой не будет равных”. После этих слов Лужкова стоило бы назначить почетным президентом еврейского конгресса. Таковым он, по смыслу его отношений у Гусинским, вероятно, и был.

Не без влияния Лужкова к 1997 Гусинский стал заметной политической фигурой и удостоился чести быть включенным в состав узкой группы банкиров, неизменно приглашаемых на приемы к Ельцину. Между тем, Гусинский на тот момент был скромным главой компании “Мост-медиа” (70 % в личном владении, 30 % — во владении группы “Мост”), известной больше всего тем, что она взяла на содержание впавшего в немилость бывшего президентского пресс-секретаря Костикова. Но это была обманчивая скромность. Гусинский стоял во главе огромной империи, порожденной номенклатурным мятежом и беззастенчивым ограблением страны. И в Кремле это хорошо знали.

Империя Гусинского настолько окрепла в 1997 году, что он стал ссориться со своими партнерами и союзниками, полагая своевременным перераспределить роли. Передравшись с потанинским “ОНЭКСИМ” за захват “Норильского никеля”, Гусинский постарался устроить обидчику тяжелую жизнь. И устроил, напугав Чубайса с Немцовым отлучением от поддержки НТВ. Да еще раздул скандал по поводу книги о приватизации, написанной группой чубайсовских прихлебателей — гонорары явно носили характер взятки или легализации незаконных доходов. Чубайс и его команда в ответ провалили кампанию Гусинский-Березовский в борьбе за приватизацию “Связьинвеста”, которую снова выиграл Потанин. Чубайс демонстративно закрыл свой счет в Мост-банке и способствовал оттоку средств из него (МП 21.11.97).

Гусинский, обвинил Потанина в сделке с правительством по “Норильскому никелю” (Finensial Times, 15.08.97), но сам был не прочь вновь поживиться у бюджетного пирога. Вероятно в развитие спутниковой системы НТВ+ (со свободой порнографии, которая окончательно наступала на общедоступном телеканале НТВ только поздним вечером), Гусинский получил от Черномырдина очередной подарок за счет страны. 10 июня 1997 г. премьер подписал два распоряжения о целесообразности привлечения кредитов в размере 140 млн. долларов под гарантии правительства России для строительства силами ЗАО “Бонум-1” телеспутника (КП 02.10.97). Эта фиктивная фирма была создана в результате цепочки перевоплощений все того же “Моста”. Фирму возглавил А.Островский (управделами Мост-банка). Кроме того, одним из двух учредителей “Бонума” оказалось ТОО “Стройконтакт”, главой которой был Д.Замани (вице-президент Мост-банка), а главой ТОО “Мовис” (см о нем выше) и главбухом “Стройконтакта” — Л.Цитович, руководящий заодно ЗАО “Дора” и ТОО “Мост-Инвестмент”, учредивших ранее и “Стройконтакт”, и “Мовис”. Такие вот хитросплетения номенклатурного спрута…

Еще в 1994 году гусинские аналитики создали проект некоей идеологии, в которой особое место уделялось монархии, церкви и преемственности с дореволюционной Россией (НГ-религии 16.09.98, с. 10). Лужков нянчился с этой идеей, но быстро охладел. Благие намерения в поганых руках, разумеется, превратились в свою противоположность. К 1997 г. Гусинский решил даже объявить войну Русской Православной Церкви (1997, показ по НТВ богохульного фильма), а потом обрушился на мифический “русский фашизм” (1998–1999). Эти две кампании указывали, что Гусинский собирался добыть политический капитал, а потом обменять его на твердую валюту, щедро поступающую из-за рубежа. На этот раз ставка в игре была очень высока — переделать историю, доказав тлетворность русской Церкви и патологичность русского самосознания, якобы склонного к повтору концлагерей и газовых камер. Это давало бы свободу рук тем, кто намеревался добить Россию, и без того стоящую не коленях. Гусиский получил бы от этого такую прибыль, о которой прежде и мечтать не мог бы. Но не вышло — даже у такого успешного негодяя, сил оказалось недостаточно.

Скандал вокруг демонстрации телеканалом НТВ, находящимся, как известно, в собственности г-на Гусинского, кинофильма “Последнее искушение Христа” не мог завершиться одними лишь словесными заявлениями. Официальный лидер проживающих в России евреев, проигнорировав настоятельные требования главы РПЦ, понимал, что его поступок выходит за пределы обычного конфликта. Вызывающе показав для широкой аудитории кощунственный фильм, Гусинский знал, что это есть ни что иное, как форменное объявление войны не только Православию, но и всему русскому народу.

Возникает вопрос, почему Гусинский, а в действительности стоящие за ним политические и финансовые силы, решились на открытое столкновение с русским народом?

То обстоятельство, что русским рано или поздно надоест пассивно наблюдать, как их страна переходит во власть и собственность кучки алчных подлецы, не вызывала и не вызывает сомнений. Ситуация из фазы гражданской конфузии должна перейти в фазу открытого протеста, яростного сопротивления. Если взрыв не предотвратить, он сметет в лица русской земли всю ворующую, чавкающую сволочь. Поэтому требовалось обратить потенциальный протест в нечто несерьезное, малозначимое — в безвредный хлопок и свисток. Гусинскому нужно было организовать всероссийскую провокацию, заставив русских, никак не готовых на массовые акции и организованные действия, к хаотичным, смешным, бестолковым порывам. Имея в руках средства информации, деньги, власть, полицейские силы, готовые беспощадно уничтожить любого, на кого будет указано Гусинским, крайне важно было уничтожить или дискредитировать потенциальных вождей предстоящего национального протеста и загнать русских на задворки истории. А для этого нужна была крупномасштабная провокация.

Демонстрация кощунственного фильма стала именно такой провокацией, которая должна была вызвать преждевременный, еще не созревший, не подготовленный общественный протест. И одновременно эта акция была отвлекающим маневром, благодаря которому общественное внимание из области политики и экономики, сфер, где реально решается вопрос жизни и смерти русских как народа, перемещается в область религиозных и культурологических толкований, которые в смятенном сознании всегда неоднозначны и порождают паралич деятельности. Паниковский в таких случаях советовал недалекому Балаганову пилить чугунные гири.

Что с нетерпением ожидал телемагнат? Чего хотели организаторы заговора? Им необходимы были крикливо-бестолковые демонстрации со смехотворно низким числом участников. Провокаторы были бы удовлетворены, если бы появились истеричные заявления протеста. Лишенные смысла обращения думских политиков еще раз подтвердили бы их неизлечимую импотенцию, выставили бы и без того беспомощный парламент на посмешище. Протестующая улица опять была бы заполнена немощными и политически наивными стариками и старухами, которые понесли бы (как уже привыкли) православные иконы и красные флаги, портреты Ленина и Сталина и портреты Николая Второго. Тогда, верили провокаторы, удастся то, чего не удавалось до сих пор — сделать соучастниками, подельниками бессмысленного бунта церковь и коммунистов, веру и неверие, русских и советских. Попутно вновь можно было бы использовать проверенный метод пропаганды под предлогом разоблачения зреющей, якобы, “красно-коричневой угрозы”.

Таковы были планы. Но им не суждено было состояться. Протест православной общественности оказался значительно мощнее и организованнее, чем чаял “главный еврей”. И, вероятно, именно тогда он решил, что из России надо “делать ноги”, не забывая при этом совершать оплаченные ранее пинки в незащищенные места русского государственного организма.

Гусинский говорил: “Я не боюсь победы “левых”. По сути это ничего не меняет” (Ъ-Daily 14.07.98). Он боялся прихода тех, кто действительно пресек бы его безобразия. Поняв, что “демократы” идут в пропасть, а коммунисты не способны взять власть, Гусинский по инерции делал политику в России на выдумывании фашистской угрозы, а бизнес благоразумно переводил в Израиль.

В 1999 году обнаружились некоторые закулисные интриги Гусинского, который обволакивал московскую власть своим влиянием, точно паук муху. Вице-мэр Шанцев рассказал, что Гусинский настойчиво предлагал ему свои услуги в качестве организатора предвыборной кампании мэра (как предполагалось, Шанцев заменит Лужкова, которому пора было перебираться в Кремль или уходить на покой). Когда Шанцев отказался, Гусинский напечатал о нем пасквиль в газете “Сегодня”, и снова повторил свое предложение с намеком на возможное продолжение диффамации. Шанцев снова отказался и пасквили посыпались один за другим. Но это уже были последние интриги перед закатом карьеры.

К лету 1999 экономические проекты Гусинского начали терпеть фиаско. Деньги на защиту евреев за рубежом стали выделять скупо, программа спутникового телевидения НТВ+ не находила в России потребителя, прочие информационные проекты шли плохо. Дело дошло до того, что НТВ начал крутить рекламные ролики Жириновского, зарабатывая на “русском националисте”. А тут еще в “Газпроме” образовалась антигусинская группа, напомнившая про должок в сотни миллионов долларов, а также что 30 % НТВ принадлежит газовому монстру. Чтобы все это не выглядело как очередной погром, во главе группы формально поставили другого негодяя той же национальности — Альфреда Коха.

Гусинский стал отбиваться, и вынужден был открыть карты. Известный всем факт о том, что “Мост” — одна из финансовых и политических опор Лужкова, был всесторонне признан. Именно информационные средства Гусинского повели кампанию в защиту своего патрона и партнера, еще надеясь на спасения всей олигархической империи.

И все-таки дело Гусинского в России необратимо шло к концу. Уже поговаривали о том, что он подыскивает покупателя его информационного холдинга, чтобы отбыть в неизвестном направлении. А с концом эпохи Ельцина его вообще прижали к стенке — блокировали счета Мост-банка и провели общий милицейский шмон в структурах “Медиа-моста” (как всегда скорее для страху, чем для реального результата). Приходилось расплачиваться за финансирование новоявленного и путающего кремлевские карты нового Гришки Отрепьева и его “Яблока”, за фальшивого кандидата в президенты Савостьянова (пытавшегося скинуть хоть какие-то голоса этой самому Гришке), а также за слежку за политиками силами нанятого за тридцать сребреников “гэбья”. Заверещал, закрутился как вошь на сковородке г-н Гусинский, стал жаловаться Западу на антисемитизм власти… А ты не воруй! Новый олигархический альянс оказался сильнее прежнего и расчищал себе место, освобождая политическое и экономической пространство от прежних “великих комбинаторов”.

В 2000 году Гусинскому пришлось посидеть в Бутырской тюрьме, испытать поддержку “всей прогрессивной общественности”, заступничество мировой политической элиты и добровольный выезд из России перед угрозой нового ареста. Пришлось телемагнату поселиться в Испании, где его тоже периодически тягали в тюрьму, да отбрехиваться на Кремль через едва живой канал НТВ, почти что вымороченный за долги другой группировке во главе с Кохом, представлявшей на этот раз интересы “Газпрома”.

* * *

Одни номенклатурные оборотни тонули в созданном ими же самими болоте, другие находили твердую почву и продолжали барахтаться в надежде выжить, попирая ногами проглоченных бездной. Один из таких “живучих” — серый кардинал Лужкова, первый вице-премьер правительства Москвы Владимир Ресин. Его роль в разграблении Москвы, мы уверены, еще будет расследована и непременно окажется еще более зловещей, чем роль того же Лужкова и его ближайших приспешников. Потому что реальная власть этого номенклатурного монстра осуществлялась втайне.

Но и таких “серых кардиналов” порой тянет к публичности. И вот такая произошла история. В ноября 1995 г. Ресин оккупировал передачу “Мое кино” (такое вот кино) и ангажировал проституированного ведущего с интеллигентской бородкой. Ведущий, гнусно подхихикивая, подсунул Ресину коробочку с вопросами и тот, якобы случайно, вытянул из нее бумажку по поводу иска московского вице-премьера к Горбачеву. Ресин, как уже упоминалось выше, в свое время решил оскорбиться на строчку в одной из статей экс-президента по поводу того, что Лужков и Ресин возглавляют коррумпированное московское чиновничество.

Тогда Ресин не скрывал своего удовольствия по поводу решения продажного московского суда, удовлетворившего иск о “клевете” (что неверно, ибо клевета — дело уголовное, и тут штрафом не отделаться). Миллион горбачевских рублей Ресин направил на строительство Храма Христа Спасителя. Что ему миллион! Наверное, еще меньше, много меньше, чем для Горбачева. Что ему обмазать грязью этих нечистых денег будущую православную святыню!

Эта история показывает в какой мерзости пребывало московское градоначальство, не гнушающееся самыми подлыми способами саморекламы. И здесь мы снова видим обслугу олигархического альянса — две знакомые фигуры: журналист и судья, которым предписано делать вид, что они представляют некие “ветви власти”. И вот журналисты дают возможность гусинским и ресиным всласть поговорить о себе на страницах газет, судьи — найти повод для разговоров обывательских и вкусить наслаждение от унижения своих ослабленных противников.

В некотором смысле это даже хорошо — дает обильную пищу к размышлениям. Ведь время такое — скрывать номенклатуре особенно нечего и бояться некого. Но времена меняются. А пока есть возможность пополнять дело о московской номенклатуре новыми страницами и разделами.

Но начнем снова “от печки” — с вопроса о том, как образовался этот персонаж особой подлости?

Происхождение Ресина (как и Гусинского) заставляет вспомнить старый большевистский тезис о “кулацких недобитках”. Действительно, отец Ресина — “голоштанник”, женившейся на зажиточной мещанке и сделавший без всякого образования головокружительную карьеру в советской системе. В 1937 году он готовился пополнить ГУЛАГ, сидел под следствием. Спасло только вмешательство брата, который был замом у самого Вышинского. Всех по делу расстреляли, а Ресина-страшего выпустили и восстановили в партии, оставив на память только вырванные ногти (вот за это месть должна была готовиться из поколения в поколение, а жертвой мести должны были стать Россия и русские). Работал он на высоких должностях — управляющим лесных хозяйством Белоруссии, потом начальником Главлессбыта СССР. Все это создало великолепные стартовые условия для Ресина-младшего.

Ресину сидеть при такой поддержке не досталось. Зато он вдосталь наработался с бывшими зеками — в заполярных Апатитах (и эта зэкоская “закалка” роднит его с Лужковым). Потом в 1965 Ресин вернулся в Москву уже опытным строителем. Правда особого профиля. В 1980 он был первым заместителем начальника Главмосинжстроя. Но строил дома. Как и отец — без образования, но “с большим опытом”. А еще — с номенклатурными связями, которые передал ему папаша, вероятно, вместе с жаждой отомстить и тактикой тайных манипуляций в этой области.

Ресин замечательно сжился с номенклатурными монстрами, с теневой системой “ты — мне, я — тебе”, не изменившейся ни при Горбачеве, ни при Ельцине. Он пережил с пользой для себя градоначальников Москвы — и Промыслова, и Сайкина. Готов пережить и Лужкова. Ресин всех хвалит, со всеми находит общий язык и независим от формальных хозяев города. И мстит. Как заповедано, не потомкам мучителей своих предков, а русскому народу.

Ресин говорил, что он того же типа, что и Черномырдин. Одного поля ягоды. А Гайдар, по его мысли, был самым подходящим для разрушения. Для этого его и поставили — разрушать. Теперь пришло время таких, как Ресин — “строителей”. Гайдар для Ресина — аскет, чуть ли не бессребреник. Этакий милашка-большевик, нанятый для разрушения. Но теперь заигравшегося мальчика просто поставили на место: “Будя! Теперь уж мы и без комиссаров справимся. Теперь никто не помешает”. Тем более, что месть в основном состоялась — Россия на коленях.

Еще одно родовое пятно либеральной номенклатуры лежит на Ресине — национальность. И общее свойство, проявившееся в переживаемый нами период. Как и Гусинский, Ресин предпочитал не обходить молчанием свою национальность, хотя племяннице посоветовал не брать семитскую фамилию мужа, а оставить свою — невнятную в этом отношении. И об этом тоже Ресин с удовольствием рассуждает: мол, были, де, времена, когда высшие чиновники считали модным иметь жену-еврейку. А теперь: “Фактически мы русские”.

Ресин рассказывает, кто спас Москву от гайдаровской шокотерапии: “Только представьте: 31 декабря 91-го года все коллективы обеспечены деньгами, а 1 января 92-го — не выделено ни рубля! Хоть стой, хоть падай. Собчак пошел на то, чтобы сразу все сокращать, увольнять, свертывать и так далее. А мы через Гусинского, через Шора нашли деньги, нашли кредиты под небольшие проценты, и москвичи просто не заметили, что в стране произошел коренной перелом” (ОГ № 35, 1998).

Москвичи все-таки перелом заметили, хотя наркоз был сильнейшим (надо ведь было держать хотя бы столицу в узде!). Но они не знали, что им пришлось усилиями Попова и Лужкова влезть в долговую кабалу ко всякого рода Гусинским и Шорам, ставшим уже через несколько лет истинными хозяевами страны. Они не знали, что и вся страна стала должником у разного рода финансистов-проходимцев, пригретых и обласканных номенклатурной.

Вот информация от Ресина, достойная того, чтобы быть поведанной Гусинским или того же рода деятелями. Как, например, решаются вопросы с выделением финансов? Думаете через бюджет? Как бы не так! Поднимает трубку Ельцин и говорит Лужкову: “Юрий Михайлович! Помоги, выдели из московского бюджета 80 млн. долларов!” И Лужков выделяет, полагая, что бюджет — это его личный карман, а не общественные средства, где каждый рубль (и доллар) на учете. Благо ему никто поперек слова не скажет — Моссовета ведь нет, а Мосгордума — карманная структура, вроде группы советников, на которую обращать внимания не стоит. Поэтому Лужков продолжает пользоваться бюджетом города, наполняемым под спецмероприятия режима. Потому-то и провели в лужковской администрации прямую телефонную линию к Ельцину…

Но есть и иной механизм, создающий особое положение номенклатуре и защищенный правоохранительными органами. Согласно ресинской самооценке (АиФ, № 49, 1995), “черный кардинал” Лужкова никого никогда не увольняет. Он “создает условия”, и люди сами уходят из его ведомства — независимо от того, частная это структура или государственная. Механизм прост — через лицензии. Захотел — разрешил работать, расхотел — запретил. Так лицензии стали механизмом номенклатурного контроля за частным предпринимательством, которое частным быть уже не могло, поскольку было обложено обязанностью платить мзду и еще благодарить за это номенклатурных беспредельщиков.

Ресин в политике выглядит достаточно наивным. Но всегда точно выбирает позицию. На президентских и мэрских выборах 1996 года Ресин стал доверенным лицом Ельцина и Лужкова одновременно. Номенклатурная банда действовала сообща, “выделяя средства” друг для друга. А необходимым посредником в этом деле для них служили Гусинский или Березовский, которые постепенно становились главными в связке авантюристов.

Политические вопросы такие люди решают просто. Например, Ресин признается, что Манеж заполнили все-таки потому, что здесь собирались оппозиционные митинги. Лужков, выйдя из себя, скомандовал: “Ставьте забор!”. Ресин: “Да ведь проекта еще нет!”. Решили вытеснить митинги археологами. Так Ресин, Лужков и им подобные понимают политику, превращая ее в циничное своеволие. Какой там закон, если суды все в кармене! Какое там общественное мнение, если журналистика на коротком поводке!

В экономике для номенклатуры — своя политика. Ресин — поборник столичных суперстроек, к которым он питает какую-то ненормальную привязанность, видя архитектурную стратегию именно в том, чтобы понастроить в столице чудищ. Для него долгострой никому не нужного “Сити” — будущий “Манхеттен” посреди Москвы, на который надо непременно потратить 4,5 млрд. долларов (к 1999 не торопясь ухлопали 150 млн. долларов); Храм Христа Спасителя, оказывается, воссоздавали только потому, что “не хотели повторять ошибок наших отцов и дедов”. Мол, потому же и памятник Ленина на Октябрьской площади не снесли. Новый Манеж нравится Ресину со всех сторон — и сверху, и снизу, и с точки зрения экономики, и с точки зрения архитектуры, и с точки зрения культуры. В общем, дичь! В соответствии с лужковской “философией власти”.

Интересен и взгляд на культурные ценности. Вслед за своим патроном, Ресин восхищается церетелевской “Трагедией народов”, которую в народе называют “Домино”, и которую от позора пришлось задвинуть подальше от главных аллей Парка Победы. Разобрать эту гаденькую композицию, правда, не решились — “искусство все-таки”.

Церетелевский медный зоопарк на Манеже Ресину тоже по душе. Хотя и говорили ему: “Что вы над могилой Неизвестного солдата зверинец устраиваете!”. Не внял. Решил, что народу это нравится, а воспитывать его — дело гиблое. Надо “учитывать не навязываемый, а реальный уровень культуры”. Вот и налепил Церетели своих уродцев — согласно реальному уровню культуры и уровню понимания народной души у таких, как Ресин.

В соответствии с таким пониманием жизни и расслабляются закадычные номенклатурные друзья. Как рассказала в одном из телеинтервью мадам Ресина, они собираются на подмосковной даче, заливают глаза алкоголем, переодеваются в балетные пачки и пуанты, разрисовываются дмским макияжем и в таком виде до утра отплясывают и орут дурными голосами.

Чудовища заполняют города России (а Москву — в особенности) потому, что номенклатурная братия ведет соответствующий образ жизни — любит устраивать при закрытых дверях форменный вертеп. Когда же кого-то из них случайно (или нарочно) ловит глазок видеобъектива, как это случилось с министром юстиции Ковалевым, подобная публика отворачивается от него: мол, до чего дошел! А всего-то разница в том, что про Ковалева стало доподлинно известно то, что про его коллег по номенклатурной касте известно, но недоподлинно.

* * *

Соратников Лужков всегда выбирал с особым вкусом. Вот, например, еще один персонаж — генерал А.С.Перелыгин, доставшийся мэру в наследство от Г.Х.Попова (см. “Подмосковье” 03.03.99).

В феврале 1992 генерал-майор Перелыгин был направлен в мэрию из резерва ФСБ (где он пребывал в должности, равнозначной замначальника ФСБ по Москве и области) для создания МРАЦ “Московского регионального аналитического центра”, имевшего целью сбор и анализ информации для прогнозирования кризисных ситуаций. Но поскольку МРАЦ был создан на базе отдела информации и конъюнктуры Управления делами мэрии, то генерал Перелыгин занялся совсем другим — учреждением коммерческих фирм и незаконной детективной и охранной деятельностью. Он использовал для частных целей не только преимущества своего статуса, но и прямым образом забирался в карман государству.

В конце 1992 года, например, ему удалось за счет городского бюджета организовать коммерческую командировку своих сотрудников в Италию (в интересах российско-итальянского СП), а в 1995–1998 вне всяческих правил и процедур за счет города улучшить жилищные условия себе и своим родственникам. Поменяв неплохую квартиру, где каждый член семьи имел по комнате, на худшую, Перелыгин дополнительно за счет города получил жилье в элитном доме. Кроме того, генерал прикрыл собой своего родственника Ф.С.Перелыгина, задержанного в 1997 с оружием при разбойном нападении. Даже обнаружение у бандита наркотиков не помешало следователю отказаться от возбуждения уголовного дела. (И опять мы видим альянс а-ля Донцов!)

Примечательна также связь Перелыгина с политическими структурами вроде центра ИНДЕМ (информация для демократии), созданным советником Ельцина Г.Сатаровым. Именно сотрудники этого центра участвовали в акции по облегчению городского бюджета при организации упомянутой командировки в Италию.

Соратники соратников тоже имели возможность облагодетельствовать себя за счет бюджета. Например, Ресин поставил во главу Департамента внебюджетной политики (название-то каково!) некоего Л.Краснянского (не путать с Красненкером, сатрапом Березовского в “Аэрофлоте”). Только в 1998 году департамент вне контроля со стороны горожан построил 800 тыс. кв. м. коммерческого жилья.

Тут мы видим пример явления, который подробнее разберем ниже — монопольное и бесконтрольное использования казны определенной моноэтнической корпорацией.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.