Европа

Европа

XVIII век, как известно, был веком просвещенного абсолютизма.

Если что и поражает наблюдателя в этом веке, — так это какое количество способных монархов вдруг возникло по всей Европе; в тех же случаях, когда монархи оказывались не очень способны, вроде Петра III или Павла I, им быстро доставалось табакеркой в висок от сознательной элиты.

Это, если вдуматься, удивительно. Власть развращает, а абсолютная власть развращает абсолютно. Ни до, ни после никакая абсолютная власть не демонстрировала такой повальной эффективности.

Римские императоры были воспитаны высочайшей и свободолюбивой культурой, и то на одно столетие на десять выродков попадался один Тит. В XX веке на десяток Дювалье и Маркосов приходился один Пиночет. Загляните в историю длинноволосых Меровингов — это ж паноптикум! И вдруг, в XVIII в. — такая поголовная эффективность.

Феномен просвещенного абсолютизма объясняется довольно просто: это первый в истории случай модернизации сверху. Европейские монархи пытались угнаться за Англией, не приватизируя при этом, как в Англии, большинство функций государства, а насаждая модернизацию сверху. Это был гонка на выживание: неэффективные просто исчезали из истории. Их завоевывали и расчленяли.

Возьмем, к примеру, историю двух соседних стран — Пруссии и Польши. Обе находились в центре Европы, географические позиции обоих были совершенно незащищены. Польша не провела никакой модернизации и была расчленена.

В Пруссии к власти пришел Фридрих Великий, мечтательный юноша, пытавшийся в детстве бежать из дворца, и великий вольнодумец. Для него корона была «просто шапка, которая не спасает от дождя», а про христианство он как-то выразился, что изобрели его фанатики, а верят в него идиоты. Патриот из Фридриха был, по нынешним временам, некудышный: он терпеть не мог даже родной язык. Со всеми своими приближенными он беседовал по-французски, а немецкий был для него «язык, на котором говорят с лошадьми».

Однако этот романтичный юноша железной рукой внедрил в Пруссии абсолютно либеральные законы, совершенно неподкупную бюрократию, увеличил прусскую армию с 80 тыс. до 195 тыс. человек, и в своем дворце Сан Суси обходился двумя пажами и не имел персонального слуги. Что бы Фридрих сказал о 26 дворцах Путина, я предоставляю представить вам самим.

Причина реформ Фридриха Великого была очень проста: растянутая посереди Европы Пруссия без подобных реформ просто прекратила бы существование. С ними она в конце концов стала Германской империей.

В сущности, весь XIX в. — это пример европейских правителей, так или иначе конкурировавших в реформах. Петр I, Фридрих Великий, Наполеон — лишь самые яркие примеры.

К началу XX в. такого же рода реформы стали проводить и в азиатских странах. Наиболее яркими примерами была революция Мейдзи и реформы Ататюрка. Интересно, что при этом реформаторы никогда не пытались сохранить, как это сейчас говорится, «драгоценные особенности местной культуры». Наоборот, они насаждали не только европейскую науку и европейские обычаи, но и европейскую одежду. Парадной одеждой при дворе японских императоров до сих пор является фрак. Ататюрк запретил чадру и перевел Турцию на латинский алфавит. Дальше всех, наверное, уже в 1960-х пошел глава Сингапура Ли Куан Ю, он просто заставил всю страну, 80 % населения которой составляли китайцы, говорить по-английски.

Причина и реформ Ататюрка, и реформ эпохи Мейдзи проста — Япония или Турция, в отсутствие реформ, были бы или завоеваны, или, по крайней мере, к 1930 м годам очутились бы в сфере влияния Великобритании, как, скажем, не проведшие подобных реформ Египет или Иран. Сингапур, крошечный остров площадь 710 кв. км, отделенный километровым проливом от Малайзии и двадцатикилометровым — от Индонезии, просто не выжил бы среди своих агрессивных соседей.

Нынешнее время

Это, собственно, и есть кардинальное отличие тех реформ от нынешего времени. Сейчас ни одна страна не будет завоевана, если откажется от модернизации (Исключения, вроде Сингапура или Израиля, чрезвычайно редки.)

Если бы армия и экономика России в XVIII в. находились бы в том же состоянии, в котором они находятся сейчас, то Россия просто потеряла бы часть территории. В пользу Швеции, Польши, Германии, Турции — кого угодно. Понятно, что Путину война со Швецией и потеря Санкт-Петербурга не угрожают.

Это касается и любых других диктаторов. Уго Чавесу не угрожает война с США, Роберту Мугабе не угрожает война с ООН. Тот побудительный мотив к модернизации, который существовал у Фридриха Великого или Наполеона, исчезает, а остается другой мотив: мотив не допустить появления в стране самостоятельного бизнес-сословия, которое всегда требует своих прав на life , freedom и pursuit of happiness . И в этом смысле, к сожалению, современное российское государство не заинтересовано в модернизации по самой своей природе, — в отличие от Грузии, которой, также как Сингапуру в 1960-х или Японии в 1860-х, вполне реально угрожает завоевание.