Коммерциализация человечности как средство распада личности

Коммерциализация человечности как средство распада личности

В Москве очередное новшество: в нескольких больницах введена дополнительная оплата за некоторые услуги. Скажем, горожанин решил навестить родственника, попавшего на больничную койку. Берет с собой фрукты, соки, как полагается в таких случаях.

Передачу примут, но за услугу возьмут 150 рублей. В такую сумму оценивается разовый труд нянечки, затрачиваемый ею на доставку фруктов и соков по назначению.

Кто-то желает лично лицезреть своего родственника. Пожалуйста, расценки следующие: 100 рублей за белый халат, 50 — за тапочки. Встреча с лечащим врачом, его информация о здоровье больного стоит 500 рублей. Такова цена консультации доктора. То есть даже не консультации, а сообщения сведений, содержащихся в истории болезни его пациента.

Да, в больницы теперь не наездишься. Впрочем, на кладбища тоже. В Первопрестольной вводятся так называемые коммерческие маршруты. Что это такое? Приблизительно то же, что и коммерческие магазины. Цены — свободные. И пассажиры свободны в своем выборе: хочешь — садись, не хочешь — топай пешком.

Уже известны 11 таких маршрутов, обслуживать которые будут автобусы ведомственного подчинения. Это значит, что любая организация, имеющая транспорт, получив разрешение городских властей, станет развозить пассажиров по точкам, куда Москвичи на обычном автобусе добираются с большими трудностями. Вроде бы полезное начинание. Пускай себе раскатывают по свободным ценам состоятельные люди до крупнейших вещевых рынков, автомагазинов и прочих приятных сердцу коммерсантов мест. Хотя, разве уважающий себя коммерсант поедет автобусом, пускай даже и коммерческим? У него ведь иномарка есть, а то и не одна.

Ладно, с этим можно было бы еще как-то смириться, говорят горожане. Согласиться можно и с пуском экспресс-автобусов до аэропортов, правда, при условии, что аэрофлотовские, которые сейчас курсируют, не будут отменены, чего так опасаются Москвичи. Но к кладбищам...

Из 11 коммерческих маршрутов четыре ведут к крупнейшим Московским кладбищам. Нет, не к престижным Новодевичьему, Ваганьковскому, Троекуровскому, где похоронены многие знаменитости и куда ездят как на экскурсию. Это еще можно было бы понять. Речь идет о Щербинском, Митинском и Хованском — самых обыкновенных городских обителях скорби, куда праздная публика не ездит, а добираются рядовые граждане, чтобы поддержать в порядке могилку родного человека, посидеть в уединении часок-другой над дорогим холмиком.

И вот проезд туда отдан в руки частникам. Бесспорно, это нововведение, мягко говоря, вряд ли будет стимулировать поток потомков к местам захоронения родных и близких.

Москвичи не против коммерции. Но ведь есть мера всему, считают они. Существует в жизни немало такого, что никак не подпадает под куплю-продажу. В одном из престижных Московских отелей произошел небывалый случай. Некий иорданский предприниматель потерял кошелек с крупной суммой долларов и чековой книжкой на предъявителя. Богатый постоялец, наслышанный о масштабах воровства в Москве, о разгуле преступности погоревал-погоревал, да и рукой махнул в отчаянии. Каково же было его удивление, когда в номер постучала уборщица и осведомилась, не он ли случайно обронил в коридоре вот эту вещицу. И протянула его кошелек со всеми долларами и ценными бумагами.

Над пожилой уборщицей смеялись все, кому не лень. Молодые служащие отеля завистливо вздыхали: им бы такую находку — ни за что бы не вернули. А если бы и пришлось отдавать, то за вознаграждение.

По телеканалу «Москва» каждый вечер передают частные объявления: потеряны документы, в такси оставлен портфель с важными бумагами, пропала собачка... Каждое такое сообщение заканчивается одинаково: «Возвратившим гарантируем вознаграждение». За что? Вознаграждается труд, затраченный на создание каких-то ценностей, а тут идет себе задумчивый гражданин по улице и вдруг видит оброненный таким же гражданином предмет — пенсионную книжку, удостоверение участника войны, кошелек с деньгами, деловую папку... С кем не бывает? Почему нашедший должен требовать вознаграждения?

Требует. Сосед, участник гражданской войны, потерял конверт с редчайшими фотографиями своей молодости. В конверте, на счастье, был паспорт, по которому к убитому несчастьем старику обратились нашедшие — двое молодых людей. Кстати, студенты престижного вуза. Бедный дед отстегнул пять «штук» — такую цену заломили бесстыжие отроки.

Да что там: существуют даже расценки на находки. Кто и по каким критериям их устанавливал — одному Богу известно. Возврат паспорта — 1 тысяча рублей, пенсионной книжки — 500, удостоверения участника войны — от 500 до 1000. Цены стабильные, равные во всех концах Москвы.

Нашедшего пропавшую собаку ожидает от 5 до 10 тысяч — в зависимости от породы. Ладно, шут с ним, с собачьим бизнесом, но удостоверение участника войны превратить в предмет бесстыжей сделки? До какой же степени нравственной деградации нужно дойти, чтобы зарабатывать на несчастьях больных, рассеянных людей?

— Как-то перебирал свой архив, — вспоминает знакомый журналист из газеты «Правда». –Нашел номера 60-х годов — время, когда пришел в журналистику. «Так поступают советские люди», «Человек человеку — друг, товарищ и брат», «Адреса безвозмездной помощи», «От души, бескорыстно». Под такими рубриками публиковались материалы о взаимопомощи, товарищеской поддержке. Сколько в тех заметках душевного тепла, сердечности, доброты! Рассказы о столах находок, куда сдавали найденные вещи и документы, публикации о том, как зачастую незнакомые люди выручали друг друга в трудных жизненных ситуациях, как рискуя собой, своей жизнью, вступались за случайных прохожих, на которых нападали хулиганы, как на вокзалах и в аэропортах одалживали попавшим впросак пассажирам немалые денежные суммы, без всяких процентов. Общественное мнение поднимало на гребень внимания и подражания людей честных, высоконравственных, готовых прийти на помощь к слабому, больному, нуждающемуся, обиженному.

Бывший правдист с ностальгией вспоминал, как поступившее тревожное письмо из самой дальней глубинки сразу же звало в дорогу. Откладывая самые неотложные дела, днями месили грязь в глухих деревнях в поисках истины — без нормального сна, нередко впроголодь. Публикации вызывали разную реакцию, порой автора таскали по судам и другим казенным учреждениям, приходилось доказывать правоту, сочинять объяснительные, добиваться справедливости для людей, которые автору никем не доводились. Итогом было денежное вознаграждение: от 10 до 18 рублей гонорара за десятистраничную статью.

«Нет, что ни говорите, а жили тогда все же чище, светлее, красивее», — восклицает правдист. И в страшном сне не могло присниться, что предметом спекуляции станут святые для всех понятия. Люди безвозмездно сдавали кровь, предлагали костную ткань и кожу для пересадки чужим людям, а сейчас требуют деньги за передачу больному соков или за беседу с врачом!

Что-то незримо перевернулось в наших душах, говорят известные в советские времена творческие работники, стало вверх дном, лишило надежды и доверия друг к другу. Деньги, доходы, выручка... Не звон ли презренного металла вновь растлевает души, заслоняя самое главное, что дает право называться человеком?

— Вы против спекуляции? — прижал как-то Гайдара парламентский политик. — Или за?

Положение вроде бы безвыходное. Скажи, что против, и ты отступишь от рыночных принципов. Скажи, что за, и тебя тут же растерзают пикетчики.

Но Гайдара голыми руками не возьмешь. С ловкостью эквилибриста он переводит разговор в другое русло: когда страна введет правильное налогообложение, спекуляция потеряет-де всякий смысл...

Хорошо бы еще до этого и дожить, вздыхают недоверчивые Москвичи. Хотя бы только ради того, чтобы посмотреть, какое налогообложение будет введено на суммы, получаемые от проката больничных халатов и тапочек.