Якутские горняки на шхуне Маннергейма

В каком непростом географическом месте находилась плавучая фабрика «Горняк», можно судить по тому, что лишь на шестой день сентябрьская погода смилостивилась, и вертолёт прорвался к побережью Ледовитого океана. Я стремился туда, чтобы познакомиться, как идёт этот уникальный эксперимент: оловянную руду (касситерит) добывают в море с помощью плавсредств.

Я уже бывал здесь, но зимой. Помню, я сюда летел тогда на воздушном вездеходе «Ан-2» и не мог понять, как лётчик посреди абсолютно белой, искрящейся распластанной заснеженной тундры при чрезвычайно ярком мартовском солнце увидел точку, куда надо было приземлиться. Собственно земли-то не было видно. И я понял, что мы прилетели лишь тогда, когда винтокрылое «такси» пошло на посадку. А он опытным глазом давно уже рассмотрел ориентир – тёмную крошку на гигантском пространстве, буровую установку на льду Ванькиной губы. Но сели мы на берегу, на расчищенной местными обитателями заснеженной площадке. Тогда геологи Полоусненской партии Янской экспедиции вели здесь разведку Чокурдахской прибрежно-морской россыпи касситерита.

Яркое солнце, ослепительный снег располагал к праздничному настроению: наконец-то после полярной ночи начинается нормальная жизнь. Нормальная? Нормальная, когда нет пурги. А подует – если надолго, то отрежет буровиков не только от всего мира, а даже от берега, до которого всего несколько сотен метров. В пургу эти «всего» могут превратиться в непреодолимое расстояние.

Геологи рассказали жуткую историю, произошедшую той зимой. Буровая стояла немного дальше – так сказать оконтуривали месторождение. Бульдозером что-то доставили, и он отправился в обратный путь к берегу. Внезапно налетела пурга. Ничего не было видно. Куда ехать? Но не стоять же – заметёт по самую крышу и тогда не выбраться. Бульдозерист и его напарник ехали и ехали… Потом их нашли. Далеко в море. Заплутав, они не смогли в снежной пелене выбрать правильный путь (какое легкомыслие: в таком своеобразном месте, где вообще трудно ориентироваться даже при хорошей видимости, не иметь компаса!). Как они не уткнулись в берег относительно узкого залива, не понятно, – видно судьба такая. Когда бульдозер заглох, люди стали замерзать… Оба трупа оказались в отдалении от машины. В разных местах. И тоже, как уже в рассказанном случае, верхней одежды…

Но сейчас даже пятидневная осенняя непогода не помешала работе. И теперь здесь хозяйничают не геологи, а горняки, морские горняки! Там, где на льду в прежний мой приезд стояла буровая, теперь возвышалась громадная коробка плавучей фабрики «Горняк».

О добыче россыпных полезных ископаемых на дне морей давно задумывались. Советские специалисты пытались осваивать шельфы Балтики, Чёрного моря, на Дальнем Востоке. Но положительных результатов там не добились. И тогда вспомнили про море Лаптевых. Было создано предприятие «Севморолово».

На плавучей фабрике при мне было всё готово, чтобы начать промывку подводных отложений и доставать руду. Но на море, как и на обычных полигонах, надо сделать вскрышу – убрать пустые породы. Подводного бульдозера пока не изобрели, и эту работу выполнял обычный земснаряд. А ещё при мне испытывали специально изготовленный для этих морских работ мощный насос.

При всех немалых размерах «Горняка» это – всё-таки корабль. А значит, на волнах и он покачивается. Глубокий залив – не открытое море, но и здесь ветры вспучивают морскую поверхность, крен фабрики бывал немалый. И это вызывало дополнительную заботу об оборудовании: и чтобы оно было устойчивым, и чтобы, скажем, правильно разделять металл и камни.

Но это ещё не все проблемы морской добычи. Мне рассказали, как непросто в долгую полярную ночь было работать на этой фабрике, которая вообще никогда не эксплуатировалась при морозах, как с трудом обеспечивали себя пресной водой, привозя и растапливая лёд с тундровых озёр, как весной едва отстояли плавсредства в битве с морскими льдами, как отрезанные от мира отсутствием радиосвязи и авиационного сообщения жили, неделями не получая из-за непогоды никаких вестей из дома…

На первый взгляд, все проблемы с началом освоения месторождения, решаются проще, чем на суше. Здесь не начинали с палаток, а получили для проживания старый, но комфортабельный теплоход «Петродворец», где есть все минимальные бытовые удобства, можно посмотреть фильм, сыграть в пинг-понг, биллиард, шахматы… Захотел подышать свежим воздухом – открыл иллюминатор, мало этого – прогуляйся по палубе, если ветер не сдувает. А какая экзотика: полярный день (или полярная ночь), северное сияние, летом чайки садятся на судно в двух-трёх метрах от тебя…

Однако экзотика хороша для тех, кто приезжает на короткий срок. А если жить круглый год? А именно так и задумывалась морская добыча.

Морской горняк трудится на постоянно вибрирующей от работающих механизмов плавучей фабрике. Возвращается на отдых «домой» – в плавучую «гостиницу». Но на ней тоже круглосуточно работают дизели, и корпус судна вибрирует. Это хорошо в круизе потерпеть эту вибрацию несколько дней, а здесь круглый год никуда от неё не спрячешься: отдых – на судне, работа на судне, до твёрдой земли далеко. Ведь даже моряки имеют санитарные ограничения пребывания на судне в плавании… А как быть с круглогодичными семейными работниками – они же составляют квалифицированный костяк коллектива? Если же строить жильё на берегу, то какая же выгода от морского способа?

…Ночью, под ровный, едва доносившийся шум дизелей и слабую вибрацию я лежал и думал: как судьба непредсказуема? Этот «Петродворец», построенный в Европе ещё в 1938 году, был личной шхуной Маннергейма – известного царского генерала, участника Японской и Первой мировой войн, ставшего главнокомандующим финскими войсками. По его инициативе была построена оборонительная линия, которая в начале Второй мировой войны мешала Красной Армии продвигаться по территории Финляндии… Недавно в Санкт-Петербурге попытались воздать должное этому бывшему русскому генералу, однако установленную памятную доску наши «патриоты» и обливали краской, и корёжили её…

А тогда, в семидесятые годы, я видел безрадостный конец жизни некогда престижного судна. В Ванькиной губе. С каютами, заполненными непритязательными морскими горняками. Кто занимал личную каюту фельдмаршала и в каком она теперь была состоянии, не знаю. Экскурсию мне не организовали. И, как бывшая шхуна попала в такую даль, не рассказали…

Собравшись возвращаться, я долго ждал вертолёт на берегу. Время его появления было неопределённым – ведь нередко он совершал промежуточные посадки, попутно залетая к оленеводам, рыбакам: кого-то забрать, доставить ветеринара, подвезти какой-нибудь инструмент, продукты, лекарства, материалы… Чтобы скоротать время, пошёл осматривать окрестности.

Моё внимание привлекло тёмное, почти вросшее в землю сооружение. Ба, да это же зэковский барак! Бревенчатый сруб хорошо сохранился в арктических условиях. Только не было двери да оконной рамы. Чтобы меньше было потерь тепла и лучше защитить от ветров, барак поставили к «стенке», прилепили к береговому склону. Так что две стороны были глухими. И лишь торец с дверью да один бок были доступны для дневного света. И только на одно небольшое оконце расщедрились «защитники социализма». Такое небольшое, чтобы человек не смог сквозь него пролезть, даже если и был чрезвычайно худ. Крыша завалена грунтом, за долгие годы она уже покрылась тундровой растительностью. И сооружение было похоже на блиндаж. A la guerre comme a la guerre (на войне, как на войне)…

Я присел возле стены, прислонясь спиной к почерневшим брёвнам. Тишина. Ни шума ветра, ни крика птиц. Мёртвая тишина… На «Горняке» мне рассказывали, что здесь во времена ГУЛАГа содержались политические. Попытался представить, как в этом промозглом крае люди (наши советские люди! многие политические – из интеллигенции!) проводили долгие месяцы (долгие – если долго выживали), как измождённые от голода и тяжёлого труда на геологоразведке (скорее всего они копали на берегу шурфы и обслуживали буровые) валились на топчаны между этих закопчённых и заплесневелых стен…

Я был на экскурсии в нацистском лагере смерти Маутхаузен, но там в барак нас не пустили – и правильно делали. Это – психологическое испытание не для всех людей. Отсюда, из этого барака на берегу Ванькиной губы, не отправляли в печь крематория, здесь люди ждали смерти ещё дольше, они умирали здесь медленнее, здесь устроили им «трудовое воспитание» под предлогом искупления греха перед «родной» советской властью…