Блеск и нищета алмазного края

Партия велела – журналист ответил: «Есть!». Далеко не всегда именно партия, то есть конкретный партийный деятель давал указание корреспонденту, о чём писать. Для этого есть прямой контакт: партком – главный редактор. А уж тот распорядится, чем тебе заняться. Но и это не обязательно. В более широком смысле указания давали постановления пленумов ЦК или съездов КПСС. И если уж решили, скажем, повышать эффективность производства или снижать затраты, то как газете не откликнуться публикациями на эту животрепещущую тему!

Приёмы для реагирования прессы были разные.

В первую очередь газеты давали отклики на «исторические решения». А они всегда были «историческими» – наверно, потому, что очень быстро уходили в глубокую историю, поскольку никогда до конца, полностью не выполнялись! Не верьте пожелтевшим страницам советских газет, от края и до края заполненным словами поддержки. Да, иногда присылали вполне искренние отклики, написанные по велению собственного сердца. Но главным образом в письмах были крики о помощи, вызванные как раз этими новыми решениями. У людей появлялась надежда, что их проблемы наконец-то останутся в тяжёлом прошлом.

В основном же отклики готовились профессиональными журналистами. Готовились по накатанному социальному набору: от рабочего или колхозника до директора или председателя, от рядового инженера до академика. Понимая «важность момента», корреспондентам не отказывали в просьбе. Да и редакции выбирали людей проверенных, по рекомендации парткомов или уже известных своей «правильной» общественной позицией.

Пишу эту прелюдию потому, что не помню, как я замахнулся на столь щекотливую тему и на такую объёмную публикацию. Статья в трёх отдельных номерах газеты – это по личному хотению не делается. Это заранее согласуется.

Тогда, в 1970-е годы, компартия была озабочена низкой производительностью труда в нашей экономике. Мы не только значительно, в несколько раз (!) отставали по этому показателю от передовых стран (и до сих пор отстаём), но и не выполняли собственных планов роста. Предприятия ведь получали деньги не за производительность, а за реализацию своей продукции, в соответствии с планом выпуска и потребления, спущенного сверху в рублях! А какой ценой это достигалось – дело второстепенное, за это не снимали с должности.

Но отставание в эффективности экономики становилось всё более угрожающим. Недаром наш мудрый генсек Брежнев изрёк классическую формулу для выживания нашей системы: «экономика должна быть экономной»! Должна быть – и всё! И вслед за озабоченностью этой проблемой в Кремле озаботились и парткомы всех уровней, следовательно, и их газеты. Надо было как-то реагировать, принимать местные решения, кого-то поднимать на щит за успехи, кого-то пришпорить.

Я понимаю так, что вопрос о повышении эффективности был внесён в повестку дня бюро Якутского обкома партии, а значит и его газета должна была каким-то образом заранее отреагировать. И, признаюсь, скорее всего, эту тему и поездку в алмазный край мне предложили. Не хочу приписывать лично себе желание взяться за такую объёмную и весьма щекотливую тему. Ведь алмазный край Якутии был в определённом смысле гордостью автономной республики.

Но не хочу сказать и то, что мне это было не интересно. Напротив, ещё раз побывать там очень хотелось. В западной части Якутии шли грандиозные изменения: строились город Мирный, посёлки, новые объекты алмазодобывающей промышленности, вторая очередь Вилюйской гидроэлектростанции… Размах и темпы завораживали. Однако редакция не всегда могла меня, руководителя отдела, надолго отпустить – уж слишком много повседневной суеты по выпуску текущих номеров. Но тут надо было подготовить публикацию к бюро обкома, на котором собирались обсудить работу крупнейшего в Якутии генподрядчика – «Вилюйгэсстроя».

Я не был прямо озадачен редактором раскритиковать строителей. Нужен был анализ, а не поверхностный окрик. И я посвятил этому длительную поездку.

Перво-наперво я отправился на самый крупный по объёмам капиталовложений и самому важному для промышленности Якутии, да и для всей страны весьма ценный объект – возведение новой обогатительной фабрики. Её строили возле самой богатой алмазами трубки – «Удачная».

В начале первой части из моей трилогии под общей рубрикой «Письма со строек алмазного края» («На ударной – затишье», 18 октября 1972 года) я констатирую положительное:

Главная стройка «Вилюйгэсстроя» (впрочем, как и всей нашей республики) – комплекс горно-обогатительного комбината на трубке «Удачная». Как известно, она началась с возведения временного поселка строителей – Надежного. Сейчас здесь около сорока двухэтажных благоустроенных домов, столовая и ресторан, школа, детский комбинат, поликлиника со стационаром, магазины. Скоро будут сданы клуб, гостиница. Строятся детский сад, спортивный зал. Такого начала работ – без палаток, без балков – не знала ни одна большая стройка Якутии.

Безусловно, освоение алмазных месторождений преобразил край. Даже по моему короткому перечню видно, сколько построено за непродолжительный срок в этом почти безлюдном крае. Однако я же приехал, чтобы разобраться, почему этот генеральный подрядчик «Вилюйгэсстрой» не справляется с заданиями по росту производительности труда. Не справляется вот уже два года подряд. Отставание вроде бы и не столь катастрофично, на три-четыре процента, но всё же это сигнал того, что расширение производства идёт экстенсивным способом. Что не в русле решений партии и вообще тормозит развитие советской экономики.

Для начала объясню несуразицу, почему этот «гэсстрой» возводит алмазодобывающие предприятия. Потому что другого генподрядчика на огромной территории Западной Якутии просто не было. Но я не заостряю ныне модный вопрос об отсутствии в такой ситуации конкуренции. Тогда, как говорится, было не до жиру – быть бы живу: есть застройщик – и ладно.

Тут закавыка в другом. Этот генподрядчик – структура союзного Министерства энергетики и электрификации, а алмазодобывающие предприятия и окружающая их инфраструктура – вотчина Министерства цветной металлургии СССР (ну, а куда иначе подчинить алмазодобытчиков?!). К чему это ведомственное раздвоение приводило, я ещё расскажу. А сейчас о причинах невыполнения плана по росту производительности.

В редакции «Социалистической Якутии» любили пошутить…

Я привожу в статье привычную ссылку на собственные сложности – перебои в снабжении. Удачный считался полюсом недоступности. До центра алмазного края – города Мирного более полутысячи километров! А от него до берега реки Лены, где расположен порт, снабжающий эту часть Якутии, – ещё столько же! Представляете, какой сложный, дальний путь для снабжения! Аэропорт Полярный, километрах в двадцати от Удачного, только строился. Но всё эти транспортно-снабженческие проблемы были известны заранее! Неужели, когда верстали планы, не учитывали эту удалённость?

Строители пожаловались мне на непредсказуемое, по их мнению, ценообразование: намного снизили стоимость некоторых работ. А так как производительность исчисляется в рублях, то она и просела. Ох, уж эти странности советского планирования по рублёвому валу. Но об этом снижении цен, как я выяснил, министерство заранее предупреждало. И снижение состоялось только в текущем году, но ведь задание по росту производительности, как я уже отметил, не выполнялось и ранее.

Но это, так сказать, привнесённые проблемы. Я отметил огрехи самих строителей. Потери рабочего времени (от простоев) за 1971 год по сравнению с предыдущим годом увеличились вдвое! Это официальные данные, и явно заниженные, не учитывающие скрытые потери, например – использование рабочих на менее квалифицированной работе.

Технический уровень, отмечаю я, остаётся низким. Так, по старинке строящиеся дома окутаны плотным слоем традиционных строительных лесов, хотя собирались перейти на сборно-разборные монтажные леса, на использование люлек и телескопических вышек. Возводить леса – на это уходит уйма времени. И завозить для них доски и брус – за тысячи километров по воде и примитивным дорогам, в том числе по зимникам, весьма обременительно. Правда, это вина не самих строителей, а тех, кто техническое развитие обязан обеспечить, тех, кто сидит в московских министерских кабинетах.

И вот к чему приводит недоснабжение. Вижу: мощный самосвал «КрАЗ» привозит строителям… хилый пучок досок для опалубки. Но как иначе? Не на себе же их таскать – на морозе и по снегу! А всё потому, что не обеспечили строителей ни одной бортовой машиной! Тех, что строит будущий город!

Хуже того, половина автотранспорта отработала положенный срок. Гараж автобазы стоит без крыши. И это в октябре, когда уже крепкие морозы, а впереди – долгая суровая зима. Где же будут парковаться и ремонтироваться машины? И всё это происходило в районе с тяжелейшими природными условиями! Вся надежда – на энтузиазм «патриотов» и находчивость советских Левшей.

Были и такие свои собственные ошибки.

Начали строить общежитие. Воткнули сваи в скважины, но замешкались с бетонированием. Пустоту заполнила вода. Грянул мороз. Вынуждены были замёрзшие в земле сваи срезать и ставить новые.

Похожий случай. Бетонировали основание насосной станции в посёлке Айхал, но заморозили. Пришлось сразу же ремонтировать, укреплять металлом.

Ленский комбинат стройматериалов поставлял пилопродукцию с повышенной влажностью. Из-за этого приходилось перестилать полы… Сухую штукатурку перевозили не в жёсткой таре. На длинных и неровных якутских дорогах она обламывалась, приходилось её обрезать.

За всякие переделки только в том неполном году заплатили десятки тысяч рублей…

Бич советских строек – задержка с проектно-сметной документацией. Особенно это болезненно, когда стройка «ударная».

Подрядчикам она должна была поступить до первого сентября, но к моему приезду (это уже был октябрь) институт «Якутниипроалмаз» передал только… справку о состоянии проектов.

Но после получения проектов начинаются традиционные распри, перетягивание каната:

Выясняли, из какой стали изготавливать анкерные болты для фабрики, каким способом – шахтным или открытым – строить корпус дробления. В результате были сорваны сроки начала работ на важнейших объектах, упущено благоприятное время для бетонирования. К тому же стройка до открытия зимника практически осталась без цемента.

Потери, потери, потери… А это за счёт населения – ведь финансирование-то государственное. Следовательно, меньше государство могло выделить денег на социалку, на улучшение инфраструктуры и быта.

В результате всех передряг строительство важнейших в то время объектов края – гигантской обогатительной фабрики № 12 и нового города – шло с отставанием. Но, что любопытно, здешний генподрядчик – управление строительства «Айхалэнергопромстрой» (подразделение «Вилюйгэсстроя») с лихвой осваивало выделенные капиталовложения. Вот такое было планирование! Главное – «освоить», то есть потратить средства. А на каких работах – это решает сам генподрядчик. Он и осваивает. На самых дорогих – на земляных…

Об этих загогулинах планирования я подробно рассказываю во второй части. Но прежде чем отправиться в город Мирный, расскажу о некоторых эпизодах командировки, не вошедших в статью.

Мне устроили экскурсию на действующую обогатительную фабрику № 11. Технология передовая. В данном случае, как я понял, мы не отставали от схожих африканских и других предприятий в мире, где также в качестве сырья использовалась руда. Мне показали кучу пиропа – горошины тёмно-красного цвета. Этот минерал используется ювелирами. Но в данном случае пироп важен тем, что он спутник алмазов.

«А сами-то алмазы можно увидеть?» – нетерпеливо спрашиваю я «гида».

Кимберлитовая руда доставляется с карьера на фабрику огромными самосвалами. В то время здесь использовались «БелАЗы», но впоследствии перешли только на зарубежные, более мощные и более надёжные. Руда дробится, мелется до определённого размера. Размельчённая фракция размывается и подаётся на конвейер. Чтобы обнаруживать на нём кристаллы алмазов, конвейер подсвечивается люминесцентными светильниками.

Меня подвели к окошку возле конвейера. И вдруг я увидел алмазик… в щели рамы окошка. Я взял его дрожащими пальцами. Это такая драгоценность!? Мокрый, грязный крохотный, миллиметра четыре, осколок стекла – не более. Сзади чуть не в крик: «Бросьте его туда!» Я испуганно бросил. И он канул в фабричном чреве. Сопровождавший сотрудник обиженно заметил: «И совсем не крохотный!» Действительно извлекаемые после дробления породы алмазы – в основном мелкие, для технических целей. А этот был ещё ничего – покрупнее.

Заторопили меня избавиться от алмазика потому, что с охраной достояния страны здесь очень строго. Нельзя постороннему человеку даже трогать эти дорогостоящие камешки. Крупные же находки (до трёхсот с лишним каратов!) на особом счету. Каждая – со своим персональным именем. И, как правило, попадает в коллекцию Алмазного фонда страны.

Но как бы ни было строго с охраной, увы, воровали! Мне рассказывали тогда, как выявили криминальную цепочку. Унести алмазы с обогатительной фабрики в одежде невозможно – приборы, стоящие на выходе, обнаружат. Но женщинам есть куда прятать драгоценные камешки и не в одежде. Они легко проносили их мимо чуткой техники. Далее – вопрос сбыта. И это тоже было налажено. Когда якутские алмазы обнаружились в «свободной» продаже на чёрных рынка знойного юга страны, этим занялись чекисты. Заслали в Мирный «покупателя». Таким способом всех и повязали… Вот только надолго ли защитились от воровства?

На меня произвели сильное впечатление размеры одиннадцатой, работающей фабрики, но двенадцатая, строящаяся, была спроектирована ещё более мощной. В ожидании перемалывания бо?льших объёмов кимберлита.

Не помню, на какой глубине тогда разрабатывали карьер на «Удачной». На трубке «Мир» уже дошли до глубины почти двести метров. Я был потрясён размером дыры в якутской земле, когда смотрел на алмазный карьер из самолёта. Диаметр был практически равен ширине города Мирного. Внутрь, на дно карьера, где велись буровзрывные работы, гигантские самосвалы долго, медленно, осторожно скатывались и также не спеша поднимались по многоярусной спирали. Тогда уже начались проектные работы по переходу на шахтный способ добычи руды. И сейчас, в новом веке, разработка ведётся там на глубине порядка полукилометра!

К сожалению, вынужден здесь добавить печальную новость. На днях, в начале августа 2017 года, здесь произошло затопление подземных выработок. Почти полторы сотни рабочих были благополучно выведены на поверхность, но на тот день, когда я пишу эти строки, восемь человек всё ещё не обнаружены, и с каждым днём их спасение становится всё более нереальным…

На трубке «Удачная» глубина в настоящее время уже достигла шестисотметровой отметки. Построена шахта. И утверждены промышленные запасы алмазов до глубины 1400 метров!

Теперь представьте, какие накапливаются колоссальные отходы из обогатительных фабрик – так называемые хвосты (миллионы тонн за год!). Куда же их выбрасывать? Просто в долины рек? Но эти хвосты – не только раздробленная горная масса, это ещё и химия. Такие отходы губят окружающую природу. Она и так сильно страдает от гигантских карьерных дыр, мощной техники… Строят специальные хвостохранилища.

Чаще всего горняки устраивают их в долинах маленьких речек. Делают плотину, и в образовавшийся резервуар сбрасывают отходы производства. Но отходов слишком много. Надо было искать более просторный резервуар. И за несколько дней до моего приезда на трубку «Удачная» там устроили ядерный взрыв. Под землёй. Специалисты подсчитали, что так они одним махом создадут объёмное место для хвостохранилища. Да просчитались, видимо, не всё учли. Случились выбросы радиоактивного вещества в атмосферу. О заражении глубинных пластов я уж и не говорю.

Об этом взрыве всего в двух километрах от посёлка Надёжный доблестная советская пресса, естественно, не сообщала. Я узнал, однако мог ли написать об этом эксперименте? Написать мог, но не напечатали бы. Цензура запрещала. Но я ведь ещё знал и про опасения местных жителей. Поскольку все так или иначе были связаны с добычей алмазов, тайной такое пугающее событие не стало. Они с тревогой ожидали последствий взрыва. Но здешнее начальство убеждало, что ничего опасного для жителей не будет.

Мне рассказывали, что сам руководитель местного советского органа ходил по домам Надёжного, призывал не паниковать и не убегать отсюда, личным примером показывая, что ничего опасного не будет, дело, мол, НАДЁЖНОЕ. Но слухи о выбросе распространялись. Как удалось их пресечь и остановить бегство людей, точно не знаю. Но для этого, видимо, задействовали всех: от парткомов до чекистов. Да и как убежишь от больших денег?! Ну, кто-то, может, и «отлучился» по внезапной надобности. Но ненадолго…

Страна гордилась, что у нас построили первую атомную электростанцию. Пропагандисты подняли на щит оптимистический лозунг «Пусть будет атом рабочим, а не солдатом!». Он украшал не только город Обнинск, где возвели первую АЭС, но и праздничные демонстрации трудящихся по всей стране. Но и «мирный» атом весьма опасен. Особенно, когда власть старается скрыть огрехи от тех, кто рискует своим здоровьем. Не знаю, поднимали ли киевляне на первомайской демонстрации 1986 года к солнечному небу транспарант с этим лозунгом. Но, что в то время, когда они скандировали здравицы в честь «мудрой» Коммунистической партии, сверху на них уже падала чернобыльская радиация, это доподлинно известно.

Из-за «грязного» первого взрыва возле «Удачной» остальные пять запланированных из-за неУДАЧНОГО эксперимента отменили. Место радиационного выброса на поверхность впоследствии накрыли земляным саркофагом. А Удачнинский ГОК стал главным поставщиком российских алмазов. Посёлок Надёжный, временное прибежище горняков и строителей, растворился в новом городе. Но меня в Якутии к тому времени уже не было.

Второе «Письмо со строек алмазного края» я написал, побывав в Мирном («Лишь слова, слова…», 19 октября 1972 г.). Этот известный на всю страну город был куда более обустроенным. Однако и здесь продолжалось большое строительство. И тоже не всё было благополучно. Строители, констатирую я, не смогут до конца года сдать в эксплуатацию многие объекты, в том числе главный корпус больницы, 96-квартирный дом, профтехучилище, прачечную, телецентр.

Руководитель генподрядчика – управления «Мирныйэнергопромстрой» вывалил мне кучу причин, из-за которых план года не будет выполнен. Это напоминает анекдот про Ходжу Насреддина. Его спрашивает повелитель, почему он со своим отрядом не взял неприятельскую крепость. Тот отвечает: «На это – двенадцать причин. Первая – не было пороха…» Какого же «пороха» не хватило строителям Мирного? Если отбросить остальные одиннадцать причин, то главная – «слишком большой план ввода». А кто виноват, что вся незавершёнка скопилась именно к концу этого года? Нельзя ли как-то так спланировать, чтобы вводить объекты равномерно в течение всего года?

Этот вопрос, кстати, я много раз задавал и другим отстающим строителям. И все они могли назвать «двенадцать причин». На самом деле, это – следствие ущербного планирования. Тут даже нельзя винить самих строителей. Если тебе нужно освоить за год столько-то миллионов рублей капиталовложений, а всяких проблем множество, и ты из последних сил стараешься натянуть выполнение задания, то какие работы будешь в первую очередь выполнять: дорогие или дешёвые? Тут и задумываться с ответом не стоит. А дорогие – это земляные, это фундамент. Дешёвые – отделочные. Вот и «зарывают» деньги в землю. В рублях это выглядит приличнее, а до сдачи объектов руки попросту не доходят.

К тому же подрядчик гневается: заказчик – всемогущее объединение «Якуталмаз» неудовлетворительно финансирует пусковые объекты. А оттуда резонно отвечают: нам не хватает средств, мы могли бы воспользоваться кредитами, но нам их не позволяют взять, так как вы не сдаёте объекты в эксплуатацию. Причём некоторые строятся по восемь – десять лет. И возникает ещё одна проблема: там многое устарело, приходится дорабатывать проекты. Заколдованный круг. Пустая трата времени и средств.

Есть и такая специфическая для Крайнего Севера проблема. Когда хочется отдохнуть после якутских морозов? Правильно, летом. Ну, по крайней мере, в тёплое время года. А когда в основном надо заниматься отделкой? Конечно же, в то же самое тёплое время года. Оно здесь очень короткое. И, когда можно штукатурить и красить, большинство рабочих (и начальников тоже!) – на Югах. А когда все соберутся – их встретят безжалостные якутские морозы. Работы идут медленнее и затратнее. Дилемма…

Третье «Письмо» («За плотиной равнодушия», 20 октября 1972 г.) я посвятил межведомственным взаимоотношениям. Я уже упомянул об этом. Генподрядчик «Вилюйгэсстрой» – это Минэнерго, заказчик «Якуталмаз» – Минцветмет. И эти две параллельные административные линии пересеклись на такой вот сложной во всех отношениях территории – в Западной Якутии.

Я тогда отметил и подтверждаю сейчас: этот генподрядчик воздвиг себе памятник на берегах Вилюя. Он построил первую в мире крупную гидроэлектростанцию на вечной мерзлоте, и построил весьма качественно! Я бывал на ней. Она восхитительна. Строители достойны похвалы. Ну, если не считать традиционного экологического преступления – затопления долины вместе с отличным лесом. Об этом защитники природы много потом писали, но это ведь повелось ещё с каскадов на Волге.

Затопление случилось задолго до того, как я побывал там, а в моё время уже полным ходом шло строительство второй очереди Вилюйской ГЭС. Бурно развивающемуся алмазному краю, новым обогатительным фабрикам, карьерам, рудникам и поселениям требовалось всё больше и больше электроэнергии. А самая дешёвая (в примитивном понимании, если не учитывать последствий) – полученная на гидроэлектростанциях.

Но я-то писал о выполнении, точнее о невыполнении задания по росту производительности труда и вообще плана сдачи объектов в эксплуатацию. И тут выяснилась большая разница в отношении генподрядчика к «своим» и «чужим» объектам. «Свои» – это прежде всего вторая очередь ГЭС, «чужие» – стройки для алмазодобытчиков. Я привожу примеры ведомственного подхода. Конкретизировать сейчас не буду.

Ныне кажется ясным, что если не нравится один подрядчик, найми другого. Деньги-то есть, тут же найдутся охотники для дополнительного пополнения своего кошелька. Но это – рассуждение с позиции нынешнего, рыночного состояния экономики. Тогда, как я уже подчёркивал, «Вилюйгэсстрой» был единственным генподрядчиком на здешней громадной территории! Когда нет конкуренции, нет выбора, поневоле заказчики будут терпеть все лишения от такого партнёрства. И третейским судьёй в такой ситуации выступает не рынок, а вышестоящая власть. Поскольку фактически самой высшей властью были партийные органы, то и многие противоречия пытались решить там.

Ситуацию в «Вилюйгэсстрое» и на стройках алмазного края обсуждали на бюро Якутского обкома вскоре после моей публикации. И меня туда пригласили.

По ходу обсуждения отчёта «Вилюйгэсстроя» выступавшие неоднократно ссылались на мою статью, на те данные, которые я привёл. Знавшие меня работники обкома приветливо кивали, молча пожимали руку. А глава «Вилюйгэс-строя», с которым мы не были знакомы и который вряд ли мог предположить, что корреспондент присутствует на столь высоком мероприятии, выступая под конец обсуждения, в сердцах заметил: «Да этому автору надо бы у нас главным инженером работать!» Это прозвучало не как одобрение моему анализу, а с намёком, что вот какой всезнайка выискался. Мол, одно дело – настрочить статью (для критики всегда повод найдётся), другое – работать в реальных условиях.

После заседания меня уже в открытую поздравляли со столь значимой публикацией. Но я не чувствовал полного удовлетворения. Остался неприятный осадок, что меня использовали. Что, в конце концов, дело не в этом руководителе, самоотверженно сражавшемся и с тяжелейшими природными условиями, и с ненормальным обеспечением всем и вся, и с неповоротливой централизованной командной системой «планирования». И он не «преступник», а жертва системы, в которой вынужден работать. В такой же ситуации мог оказаться любой советский хозяйственник. И оказывались. И их наказывали. Нередко ломали судьбы. В первую очередь – тем, кто не каялся в своих упущениях, а пытался доказать, что система негодная, что её надо менять.

Но до моего вывода, что эту систему надо кардинально перестроить, иначе она разрушит экономику одного из самых потенциально богатых государств мира, я ещё не созрел. Однако даже без такого понимания я честно вскрыл все её родовые недостатки.