Самый северный в стране золотодобывающий участок

В начале сентября 1972 года я впервые добрался до самого северного в стране (а может, и в мире) золотодобывающего предприятия – шахты «Энтузиасты». Поговорил с начальством, потом меня направили к самому лучшему бригадиру – Анатолию Аниченко. Его коллектив, сказали мне, – передовой, большой – около восьмидесяти человек. Сам руководитель – человек энергичный, инициативный, любит внедрять технические новинки.

Моё знакомство с ним было весьма необычным, но что до такой степени оригинальным, можно сделать вывод, лишь прочитав мою записную книжку.

Я вхожу в помещение, где, как мне сказали, сейчас находится Аниченко. На диване лежит человек. Я здороваюсь, представляюсь. Далее по тексту моих записей:

Один глаз открылся:

– А-а-а… – И снова на бок под пальто.

– Принимаешь гостей?

– А? А-а-а… Ну…

Полированный стол завален пустыми бутылками.

– Ну, вчера погуляли. До сих пор голова болит… Откуда приехал-то?.. Ну, якутских тут режут. И бороду обрежут. Опалят… Тебя как зовут? Ну, Анатолиев здесь через одного режут. Слишком много их развелось… Этот нож, пожалуй, для тебя не подходит. Ты же – специальный корреспондент, и нож для тебя есть специальный… А то напишут… Вот я ещё в бригаде Пушкаря был. Приехал спецкор. Ребята ему: «Да вон с политруком поговорите». Политруком меня прозвали. Побеседовали. Я – откровенно. А он понаписал. Ну, у меня сзади крылышки выросли. Такой я ангел. Я б этого корреспондента собственными руками… Так что пиши с умом.

Я не был обескуражен таким «радушным» приёмом. На Севере не ангелы живут. Бывало и хуже. Тем более что Анатолий вскоре пришёл в норму, от последствий похмелья и бравирования не осталось и следа. По крайней мере, в разговоре.

Аниченко – один из тех, на ком держался Север, кто пополнял золотой запас страны, без которого жизнь советских людей была бы ещё более скудной. А потому я расскажу о нём поподробнее. Его биография схожа с судьбами многих горняков Якутии. Не всех, конечно, но – действительно многих. И по «шероховатостям», и по самоотдаче в экстремальных условиях.

Родился он… в море. Отец и мать – одесситы. Отец служил на границе, его там ранило. Мать, беременная, уехала. Родила его на катере. Место рождения – ближайший на пути остров.

С восемнадцати лет рыбачил. Ловил на Каспии селёдку. За полтора года заработал бешеные деньги – тринадцать тысяч. Уволился. Жил один, кутил. Ходил к соседке Фросе. Она на десять лет старше, не работала. Её мужа перевели в другой город, скучала… Он вдруг решил уехать в Ангарск. Она за ним. Всё продала. Жили, не расписываясь. Строил ТЭЦ, город. Зарабатывал хорошо. В их бригаде все – зэки. Один он – вольный. На его глазах рабочему ломом проломили голову и – в печку.

Призвали в армию. Он распрощался с подругой. Она знала, что он не будет с ней жить. «Интересная баба, но на десять лет старше». Устроил её и уехал.

Попал в Казахстан, на границу с Китаем. Думал перевестись туда, где отец служил. Но так и остался. Шофёром был. Несколько раз в Китай возил грузы.

Познакомился с Ларисой из Усть-Каменогорска. Вернулся из поездки с заместителем командира части. От неё письмо: скучаю, не знаю, что делать. Ещё никто в части не знал, что Анатолий вернулся, и он рванул в Усть-Каменогорск – пятьсот двадцать километров. К утру был в городе. Частный дом. Скинул щеколду. Разбудил её. Тут же увёз. По городу превысил скорость. Ушёл от погони. В воскресенье уже был на месте. Расписался с ней. И тут из ГАИ – подполковник, удивился: «Когда успел?» Счастье, что расписался, а то бы засудили…

Компартия призвала народ осваивать Сибирь, Север, Дальний Восток. Анатолий и два сослуживца захотели в Якутию. По комсомольской путёвке он приехал на Индигирку, на прииск «Маршальский». Вместе с женой. Его назначили в гараж слесарем. Потом он перешёл на катер «Индигирец», обслуживал переправу. Это летом. А зимой шоферил.

Когда начали осваивать Кулар, переехали туда. Жена стала первым председателем поссовета, зав клубом. В Риге они купили кооператив. Но семейная жизнь разладилась. Признаётся: сейчас третий раз женат.

– Я подумал: хватит гулять. Пора серьёзнее быть. Четвёртый раз не хочу. А то судить будут. Несерьёзный я, да? – И покрутил пальцем у виска.

Нет, на самом деле он оказался очень серьёзным. При всей своей занятости уделил мне время и для рассказа о делах, и для знакомства с подопечными участками.

– Четвёртого февраля прибыли сюда из Кулара санным поездом с бульдозерами, в балках. Ну, и погодка была! Пурга, ничего не видать. Но быстро всё разбросали, наладили. Движки у нас были. Двадцать второго февраля уже нарезку начали… На открытие промсезона приехал Таракан [начальник прииска Таракановский]. Шампанское привёз. Бросил бутылку в бункер. Она прошла в скруббер. Повертелась, постукалась и невредимой вышла на стакер. И только тут – бах! И пена… На счастье…

Не раз в своей журналистской практике слышал сомнительные комментарии рабочих о присвоении звания Героя Социалистического Труда кому-либо из коллег: мол, вытянули имярека на Героя, создали ему особые условия… А вот про Аниченко мне ещё при первом посещении Энтузиастов горняки сказали, что заслужил он звание Героя, и что ему, его деловитости и хватке должны быть благодарны руководители и прииска, и «Якутзолота». Столь велика была его роль в успехе этого коллектива.

И первое место в соцсоревновании по отрасли страны бригада получала заслуженно. При всей условности такого «соревнования», показатели его бригады впечатляли. Коллективу неоднократно давали путёвки в дома отдыха за победу в соцсоревновании по Союзу. За один год дали – семнадцать. За другой – четыре. Сейчас – девять в Пицунду и четыре туристические.

Анатолий не просто «рвал кубометры породы». Всё время что-то придумывает, меняет технологию в зависимости от условий, стремится внедрять новинки:

– Новую шахту я задумал сделать трёхкрылую. А делают двукрылую, и геологи сдают по частям. А можно было такую производительность достичь!

И всё время ратовал за увеличение численности бригады. Впоследствии довёл её до ста пятидесяти человек! Крупная бригада и крупная шахта – это для того, чтобы был больше фронт работы. Для концентрации сил, мощностей. В одном забое неурядица – перебросили в другой. Это позволяет оперативно бросить силы большей численностью для ликвидации аварии там, куда техника не пройдёт.

Он следил за технической учёбой, у него каждый опытный рабочий овладел несколькими специальностями. И благодаря совмещению профессий он добивался комплексности, взаимозаменяемости.

У него чуть ли не первый в Якутии шагающий экскаватор – работает на вскрышных работах. Аниченко пробивает у начальства более современные конвейеры, ищет новинки…

Делится впечатлениями от недавней поездки в Москву:

– В Минцветмет заходил… Разговаривал с его сотрудником, который всем новым занимается. Я ему: присылай нам всё, что у тебя есть. Одно не привьётся, другое подойдёт… И вот техника к нам идёт… Все хотят на кнопочки нажимать.

С подчинёнными Аниченко строг:

– Из другой бригады просится – обидели его там. Это плохо, что он – злопамятный. Мало ли что случается. Я своих иной раз и… Чего греха таить, и в морду дашь. А через полчаса он подходит: «Извините»… Тех, кто за деньгами приехал, мы не считаем своими… Уволился, вернулся: иди по этапу!.. Мы с первого дня втянулись в бешеный темп. И до сих пор идём так. А если начать кое-как, то так и пойдёт всё время…

При этом он дорожит своими «старичками», что с ним не первый год:

– Бригаду делили: какой палец ни укуси – каждый больно.

Его не устраивают не только некоторые подчинённые, но и неповоротливые начальники.

– Для наших темпов нужен более энергичный человек, – говорит про одного из руководителей прииска. – А ему нужна спокойная обстановка, размеренная, с чехословацкой линеечкой ходить. А где размеренность, там можно остаться без плана. Значит будет текучесть. Отсюда – травматизм. В горном деле нужны полувоенные мужики.

Можно сказать, что «полувоенные» – это перебор, но при подземных работах нужна очень твёрдая дисциплина, соблюдение технологии и повседневный контроль. Шахта не прощает ошибок.

Рассказывает. Кто-то из его специалистов шёл по шахте. «Ну, как дела?» – спрашивает бурильщика. Тот: «Нормально. Только к концу бур что-то вязнет». – «Как вязнет? А ну-ка пробури рядом напрямую?» Прошёл метра полтора, и со свистом потекла вода из старых, затопленных шахт. А эту стену уже собирались взрывать, были заложены шпуры. Осталось три-четыре отверстия пробурить. Рухнула бы стена, вода затопила бы шахту, и погибли бы восемь человек, работавшие в дальнем углу. Фонтанирующее отверстие три дня заделывали, пока не сдержали воду мешками с грунтом. Всё замёрзло, и работали дальше.

Нередко во взрывном деле случается так называемый прострел. Это когда заложенная в шпуре взрывчатка приводится в действие раньше положенного срока. И такой прострел случился в звене Ивана Бахтина. Породой завалило взрывника. Вот-вот сработают и другие начинённые шпуры. Звеньевой, не теряя ни секунды, откопал раненного и стал выносить его, в это время за спиной раздался взрыв, но они уже были вне опасности. Я встречался с Бахтиным, спросил его, не страшно было рисковать своей жизнью. Он пожал плечами, вроде бы так и надо. А у него в Ростове-на-Дону недавно родились две дочки-близнецы, и старшая только окончила школу. Могли и сиротами остаться…

После того, как Анатолия назначили начальником шахты «Энтузиасты», его ответственность за всё и всех увеличилась. Об одном из руководителей прииска:

– Я ему говорю: «Баню надо делать». При всех пообещал, что спроектируют хорошую баню. Через два месяца спрашиваю: «Ну, когда начнут строить баню?» А он: «Принимаются меры для строительства». А мне не меры нужны, а баня. Спёрли брус, и сами построили. Скоро и парная будет.

Когда осваивали новый участок, балки собирали отовсюду: с перевалбазы, карьера, геологоразведки. За биллиардом слетали в Депутатский. Но особое достижение – профилакторий. Уж и не знаю, как он его оформил. Как склад для ВВ (взрывчатых веществ)? Вполне приличное одноэтажное здание на окраине посёлка. Не каждый год и не каждый человек захочет и сможет съездить для поправки здоровья на «югах». А тут – база отдыха под боком.

Но не всё получается, как задумано. Посадили осенью двадцать четыре дерева с берега Яны. Пурга, хозяйка зимней тундры, сломала их… Не хватает мебели, она и на материке была в те годы острейшим дефицитом, а попробуй завези сюда… Протянули ЛЭП… Радиосвязи нет: тринадцать тысяч ухнули, но – непрохождение сигнала… Надо телефонную линию доделать: столбы – пустые, осталось пять километров, где надо натянуть провода… Нужно водовод вести…

В один из моих зимних приездов я поразился: в столовой на каждом столе стоял сосуд с нарзаном! Когда раньше видел на здешних столах баночки с аскорбиновыми драже, это не слишком удивило. Но откуда тут нарзан, когда даже пиво в дефиците? Да в таком количестве! Да в такой нетранспортабельной таре.

– Как раз завтра поедем за ним. Хочешь посмотреть, где мы его добываем? – предложил Аниченко.

Я поехал. На «зилке», по тундровому бездорожью. Кое-как по колдобинам добрались до озера. Водитель вытащил из кузова несколько многолитровых фляг, в которых в советское время возили разливное молоко. Присел на льду, постучал по замёрзшей лунке ломиком, стал черпать… нарзан. Вода действительно минерализованная, очень вкусная, и, что особенно, удивительно, – газированная, губы пощипывает. Её проверяли в лаборатории, подтвердили полезность. А газом она насыщается зимой, когда вода покрывается ледовым панцирем.

В таком специфическом крайне-северном крае и без криминала?.. Аниченко не церемонился в критических ситуациях, понимал, что отпускать вожжи нельзя.

На участке Онккучах сколотилась всевластная группка руководителей. Делала, что хотела. Запугала всех мордобоем. Был у них свой боксёр-скуловорот. В посёлке случилась очередная драка. Вызвали милицию. Участковый – к Аниченко: что делать? Тот: «Брать всех, кто виновен». – «Попадает и начальник участка». – «Брать». Дали всем пятерым по десять суток. Начальник участка добрался до телефона: «Ну, долго я ещё буду здесь сидеть?» – «Сколько положено». Из милиции звонят: «Не выходят на работу». Аниченко: «А что по вашим законам в таком случае полагается?» – «Набросить срок». – «Набросьте». Набросили, штрафники стали выходить на работу.

Другой случай – межнациональный.

В марте-апреле якуты гоняют по тундре свои стада. Горняки их хорошо встречают, в помощь им дают трактор, доски, бензин, продукты. Когда у горняков трудно с мясом, покупают у них оленину. Люди с того же Онкучаха увидели стадо, поехали на «Буране» охотиться. Несколько штук отставших оленей застрелили. Один раненый олень вернулся в стадо. Якуты по кровавому следу нашли место побоища и погрузки туш, поняли, куда отвезли убитых животных. «Охотники» отпирались. Аниченко: договоритесь, заплатите и уладьте. Те отказались. Тогда он якутам: подавайте заявление в милицию. Следователь обнаружил семь убитых оленей. Будет суд…

Разразился такой нежданный гром: посадили горняка за воровство. И не золото воровал. Нашёлся «деятель», который крал диоды и триоды, отсылал их на материк, где продавали. А автоматика отказывала. Нашли. Посадили. Всё притихло. Но и драгоценный металл воровали.

– Мосол [Маслов] попался на воровстве золота. Жаль, что мы его раньше не выгнали. Что я скажу Таракану? Ведь больше года прятал золото… Небось, дрожал. Может, потому и пил? Осетину (ну, того давно надо было взять) продавал, говорит, по два рубля за грамм. А зарабатывает по восемьсот, в среднем за год – десять тысяч. Не хватало? Сейчас получит десять лет…

Мой последний приезд в посёлок Энтузиасты состоялся в 1977 году. Редкий для меня случай – летом.

В посёлке сразу же замечаю изменения: надстроен второй этаж у конторы. Поставили ещё один двухэтажный дом.

Аниченко – такой же подвижный, энергичный, разговорчивый и радушный хозяин.

Из столовой слышатся звуки оркестра…

– Наш «Кабак 13 стульев»… Больше стульев не нашлось. На свадьбы, на дни рождения приходят со своими.

Оркестр по просьбе посетителя исполняет очень популярный тогда танец «7.40». Отплясывают лихо. Женщин не хватает. Парни танцуют с парнями.

– Сделаем две пристройки к столовой. Расширим зал. Потолок обобьём яичными картонками. Вон – три богатыря [изображены три якута]. Вот тот усатый из оркестра нарисовал. А рядом, видишь, стена камнем отделана… Стёкла – большие, таких даже в Куларе нет. Занавески из Москвы привезли. Правда, коротковаты. Наличники переделаем… Здесь, да, пьют. Пусть пьют здесь, а не в общежитиях. Пусть – на людях…

– Доску почёта делаем, – продолжает экскурсию Анатолий. – Название шахты будет не на стене, а на камне. Огромный кусок кварца привезли. На нём и прикрепим. Сразу будет видно – горное предприятие… Тротуары бетонируем. Дорого. Но проанализировали: за год десять человек бюллетенили из-за дорог – оступились, упали, ушиблись, вывихнули… Потери – несколько тысяч рублей на бюллетени. Люди не работают. Да ещё страдают физически… Много у нас простудных заболеваний. Особенно зимой. Почему? Выяснилось: из помещения, где делают вторичное обогащение, женщины выбегали на улицу распотевшие. Сделали им тёплый туалет и душ, ни одна теперь не болеет. Холодные туалеты – всеобщее бедствие. Идёт борьба за канализацию. Поставили сорок три этих [имитирует сливной бачок] – пшшшиии… Детсад на днях пускаем. Там же школа будет. Клуб… Добились. Построим ещё один жилой дом, общежитие на сто двадцать мест с благоустройством…

– Почему столы в столовой полированные? – удивляется моему вопросу. – Как сказал англичанин, мы не так богаты, чтобы покупать хреновые вещи [сказал это Ротшильд]. А это – вещь! Смотрится! И всё можно поставить. Сначала боялись ставить горячие чайники. Ну, видим: испытание выдержали… А достали так. Узнал, что в розницу привезли. Попросил Таракана. Он наложил лапу. Купили на общественные деньги, которые оставались от колпита…

На коллективное питание каждый горняк скидывался по девяносто рублей в месяц.

На днях здесь показывали один из первых советских многосерийных фильмов – «Адъютант его превосходительства»:

– Пять часов подряд, с перерывом на ужин… «А зори здесь тихие» – какой фильм! Три раза смотрел. Впервые у нас голых женщин показали. А старшина какой!.. «Княжну Мэри» четырнадцать раз смотрел…

И вдруг неожиданное признание:

– Кубрак умер от силикоза. Такой здоровый, сильный, красивый парень. И умер… Работал – зверь. Однажды вместе с Тыну набурил двухмесячную норму за шестнадцать дней. Набурят – идут спать. Надо бурить – их разбудят, идут в забой.

Ни Кубрака, ни Тыну я не знал, но он всё равно решил со мной поделиться… А ещё сказал, что газету с моей статьёй о проблемах куларцев зачитали до дыр:

– Переходит из рук в руки. Я её под расписку даю…

Резать специального корреспондента специальным ножом теперь не грозил. Значит, ничего я не наврал.

– Правильная статья… – согрел моё авторское самолюбие начальник шахты…