«Ступайте царствовать, государь»

За короткое время мы наблюдали, как власть делала ставку сначала на детей предместий и спальных районов и почти одновременно на хипстеров. Консумизм, утилитаризм, прагматический патриотизм (добиваюсь успеха вместе со страной) казалось, победили. Руководили всем этим ценители Миро, французских вин, кокаина, высокой моды и высокой кухни, богемных дам, нежных мальчиков и брутальных мужчин.

Нельзя сказать, что верх взяли любители Шишкина и Айвазовского, водки и, в лучшем случае, вискаря, шашлыков и глупых блондинок. Таких, конечно, во власти хватает, но в том, что касается внутренней политики, все не так просто и грубо. Верх взяли более прагматичные, скромные и эффективные менеджеры, нежели богемный Сурков, который из обоймы не выпал, но прежний блеск потерял. Молодежь выпала из поля зрения политиков, стала никому не нужна, точнее не нужна в столь массовых масштабах. Работа с ней продолжалась и к 2016 дала результаты. Осенью – пока единично, для изучения реакции – началось очищение вузов от непатриотически настроенных преподавателей46. Технология старая, описанная у писателя-оборотня Юрия Трифонова в «Студентах», удостоенных сталинской премии, сочувственно, в «Доме на набережной», почитаемом прогрессивной общественностью, с осуждением. Во времена лояльного консумизма и прагматического патриотизма министерство правды почти не взаимодействовало с министерством любви. Как уже было показано, постепенно ситуация менялась – карательная составляющая, институциональная и внеинституциональная, стала играть все более важную роль.

Партия Шишкина и водки требовала радикального обновления элиты. Ее требования были сформулированы националистами, близкими силовикам и ВПК летом 2007 года, к концу второго президентского срока Путина. Тогда на них не обращали должного внимания, но спустя семь-восемь лет тогдашние почти оппозиционные деятели стали озвучивать почти официальную позицию действующей власти.

Началось все с печальной даты – семидесятилетия того, что принято называть большим террором или «тридцать седьмым годом». То есть того самого периода в построении советского государства, когда репрессии добрались до политической элиты. Первый звонок прозвучал в мае. Это была анонимная публикация, разошедшаяся по интернету:

«Можно, при желании, восторгаться этими расправами и утверждать, что „всех расстреляли правильно“, а сейчас нам нужна „смена элиты и новый 37-й“. Проблема в другом, чтобы такой „37-й“ мог случиться – и не в форме расправ и расстрелов, а хотя бы в форме освобождения от своих постов заворовавшихся чиновников, некомпетентных бюрократов и прочих, в стране должна быть не атмосфера недовольства и брюзжания, а напротив – атмосфера национального успеха. Только успех дает государству право и на справедливость и даже на большую несправедливость47».

Четко, ясно, недвусмысленно все было сформулировано в выпуске газеты «Завтра» 14 августа 2007 года48. Вся вторая полоса:

«[битая ссылка] Элиты – на выход!»: «С вещами будет этот выход или без, но то, что такую команду, по большому счету, все ждут и все к ней готовы, никакого сомнения лично у меня не вызывает».

«[битая ссылка] Чистка кадров»: «Если смена идеологии в макроэкономике состоится, то неизбежной станет чистка кадров на всех уровнях власти. Не видать России ни роста благополучия граждан, ни научно-технического прорыва, пока погода в государстве будет зависит от чиновников ельцинской породы».

«[битая ссылка] Сквозь мутное стекло»: «Новый 1937 год вполне может обойтись без крови и насилия, если не называть насилием массовое смещение с хлебных должностей на ТВ, в прессе и в аппарате культуры».

[битая ссылка] «…И легендарная»: «Очень скоро Россия потеряет национальную армию и превратится в рыхлое беззащитное территориальное образование, не имеющее будущего. И тот, кто не желает видеть это, либо бездумный глупец, либо участник этого преступления. Эта мёртвая элита должна быть безжалостно зачищена. На её место должны прийти офицеры, сделавшие карьеру не через „заносы“ долларовых взяток в кабинеты кадровиков, а выросшие на поле боя, крещёные огнём и кровью».

«[битая ссылка] Урок Петра и Сталина»: «Без 1937-го был бы невозможен 1945-й. Каждый раз взамен старого, прогнившего и неадекватного слоя русские правители выдвигали новых людей».

«[битая ссылка] Методики смены»: «Прорыв России из нынешнего «униженного и оскорбленного» состояния к новому системному бытию не может состояться без кардинальной смены «элит».

Это все о том, что надо. А на первой полосе – о том, что уже есть.

«[битая ссылка] Тихая война Путина»: «представители преступных сообществ глубоко проникли в органы власти и других субъектов Федерации».

Это ж троцкисты-бухаринцы в каждой парторганизации. И далее – весьма познавательная подборка фактов по уголовным делам в регионах. Действительно, что было, то было: с начала года было смещено семь губернаторов, то есть столько, сколько за предыдущие два года. Начались разговоры о волевой трансформация региональных элит.

Среди публикаций на второй полосе «Завтра» была еще одна:

«[битая ссылка] Народ и партия отдельны»: «Партийная модель бесполезна при решении стратегических задач. Ведь партийность – это доминация (sic!) части над целым. Страна, находящаяся в поиске цельности, менее всего нуждается в партийной лихорадке».

Это было первое предупреждение партии власти – «Единой России». Те, кто был знаком с классическим трудом Арендт, понимали: следующий шаг – создание тоталитарного движения.

Одновременно с этим явным стал конфликт внутри силовой элиты. Случилось невиданное – руководитель одного из чекистских ведомств, лично близкий Путину человек, выступил в прессе с критикой сложившейся внутрисословной ситуации.

Статья главы Ронснаркоконтроля Виктора Черкесова, опубликованная в «Коммерсанте»49, комментировалась весьма активно. Обсуждалось противостояние различных спецслужб, которое, собственно, новостью не было. И статья справедливо была названа «челобитной». Становилось ясно, что в стране осуществляется переход к бессрочному правлению человека, имя которого всем известно. Но сколько ни называй его национальным лидером, так просто им не стать. Возник вопрос о том, как словесно будет оформляться план Путина по установлению режима единоличной власти. Тогда и появилась статья Виктора Черкесова с изложением основ чекизма.

Это не набор словесных клише, это не то, с чем национальный лидер может обратиться к нации. Напротив, это напоминание о том, что такое обращение излишне. Никакой национальной и государственной идеи. Вместо нее – идея трайбалистская, племенная.

По мнению автора, главная историческая миссия будущего бессрочного правителя России – сплочение чекистского племени. Причем оно не именовалось, скажем, «хребтом нации». Райтеры Виктора Черкесова предложили ему озвучить вполне пыточно-застеночное клише: чекистский крюк, на котором повисло постсоветское общество. Общество – это вообще нечто неживое, туша какая-то. И, конечно, все, что было в начале девяностых, то есть становление новой российской государственности, было представлено как «полномасштабная катастрофа».

Таким образом, чекизм, в трактовке тех, кто готовил эту статью, и в изложении главы Роснарконтроля, являлся идеологией антигосударственной. Это даже не концепция корпоративного государства. Это, повторю еще раз, трайбалистское мышление.

Картина мира и система ценностей этих людей сложилась еще в семидесятые годы, когда Виктор Черкесов был вынужден называть себя «солдатом партии», отправляя в лагеря ленинградских литераторов. Чекистское племя уже тогда было истомлено тем, что было вынуждено обслуживать власть партийных чиновников. И вот оно вроде бы приспособило государство для своих нужд. Осталось окончательно его захватить и разрушить. Но главное – как будет происходить дележ.

Райтеры Виктора Черкесова предложили ему в качестве главного тезиса статьи противопоставление воинов и торговцев. Рискованно, конечно, бросать камни в соседа, когда живешь в стеклянном доме. Вверенная ему антинаркотическая служба брала под контроль химическую промышленность и добилась того, что конфискованное зелье стало оставаться в ее распоряжении. Но не это главное. А то, о чем никто из комментаторов не сказал.

В статье был задан принципиальный вопрос о том, как будет функционировать формирующийся политический режим. Речь вовсе не о том, как обращаться с обществом, – оно бесформенной тушей висит на крюке, и делать с ним можно что угодно. Чекизм подразумевает, что члены племени должны принимать унижения, забыть о чувстве собственного достоинства, уметь сдавать и подставлять своих. Поэтому объяснять появление статьи только обидой на действия конкурирующей спецслужбы не стоило. Все было гораздо серьезнее.

Определяющим являлся вопрос о праве на применение силы. Виктора Черкесова не устраивало то, что отсутствует монополия на репрессии. Разные группы внутри племени господ имели возможность вести междоусобные войны. Но этого, по мнению главы Роснаркоконтроля, не должно быть. И он был прав: режим единоличной власти может быть устойчивым, если репрессии могут осуществляться только одной силой – политическим центром. Виктор Черкесов не просил приструнить конкурента и уж, тем более, не увещевал его. Он рекомендовал вождю чекистского племени радикально изменить ситуацию – прекратить внутриплеменные распри и стать единственным источником страха и насилия. Не прямо, конечно, но обрисовывая мрачную картину внутреннего разрушения корпорации, которая допустила то, чтобы разборки между ее лидерами стали предметом публичного обсуждения.

И все это было предложено осуществить Путину. К концу 2007 года главным стал вопрос о третьем президентском сроке действующего президента. Тогда же появилось клише «план Путина». План этот, безусловно, имел одну цель – бессрочное правление… А вот кого – вопрос. Скажем так: пока Путина. На тот момент пока и сейчас тоже.

Восемь лет кадровой политики президента свидетельствовали о его зависимости от «узкого круга ограниченных лиц». Ни при каком Сталине и Брежневе первый секретарь Чукотского обкома не жил бы в Лондоне и не скупал бы яхты и футбольные клубы. Детали плана Путина – мнимые, подлинные, явные, тайные – были предметом постоянного обсуждения. Но обсуждались именно детали. Между тем не было ответа на главный вопрос: в чем причина успеха человека восемь лет удерживавшего власть и, в конце концов, по всем разумным критериям провалившегося? Потому что пропагандистская истерика свидетельствовала именно о провале. Построив пропаганду на противопоставлении собственного правления девяностым годам, Владимир Путин не смог сделать то, что удалось Борису Ельцину: уход из власти первого президента России не сопровождался кризисом. Он создал жизнеспособное государство и оставил дееспособного преемника. Без него ничего не развалилось.

А сторонники бессрочного правления Путина (президентом или нацлидером – неважно) строили свою пропаганду на том, что без него все рухнет. Но нет худшей оценки для любого руководителя, будь то президент страны или директор клуба.

Однако в России уже были бессмысленны критерии оценки деятельности политиков и менеджеров, принятые в цивилизованном мире. И это давало ответ на вопрос о том, что происходило восемь лет до этого, на что был нацелен план Путина. И в чем причина его успеха и популярности. Все дело в том, что Путин оказался абсолютно адекватен не социальному запросу, не политическому, а национальному. Он действовал и действует в той парадигме, которая примерно с начала девятнадцатого столетия определяет русскую национальную и государственную самоидентификацию. Начиная с этого времени, Россия позиционировала себя как государство, консолидирующееся в противодействии формированию наций как внутри империи, так и вне нее.

Власть – в полном согласии с народом – стремилась к формированию антинации, определяющей себя и существующей лишь в противостоянии всему миру. Необходимость существования в этом мире усложняла движение к цели, а порой его останавливало. И весьма длительная остановка началась с перестройкой. А ведь все было очень хорошо, когда Андропов сбил южнокорейский Боинг, а Черненко устроил бойкот Олимпиады-1984.

Именно в эту временную точку и возвращал Россию план Путина. Не только девяностые годы были объявлены историческим кошмаром. Тогда наметилась вполне очевидная тенденция к отказу от главного достижения восьмидесятых, от того, с чего началась новая историческая эпоха, – от нового мышления во внешней политике, от открытости, от разоружения.

В предшествовавшие тому годы еще делались попытки представить складывающийся в России режим как особую форму демократического устройства. Так появилось клише «суверенная демократия». Но на практике она оказалась туземной легитимностью – пренебрежением тем, будет ли новый режим легитимен для окружающего мира. Это был уже вызов, установление новой легитимности, нового порядка, чей варварский характер становился все более очевидным. Российское государство в очередной раз не состоялось. Русские не стали русскими: они остались антиамериканцами, антигрузинами, антиэстонцами, антибританцами.

Восемь лет власть реализовывала деградационную модель трансформации общества, государства, экономики. Но Путин не был и не является единоличным правителем, не нуждающимся ни в каких договорах и соглашениях с элитами. Поэтому план Путина предполагал дальнейшую консолидацию элит, а не войну с ними. Предложения авторов «Завтра» и Виктора Черкесова, потерявшего статус особы, приближенной к государю, тогда не прошли. Не было и третьего срока – была придумана комбинация с тандемократией и игрой в медведевскую оттепель.

Ино дело – внешний мир. В ноябре 2007 года я сделал такой вывод:

«Неизбежен серьезный, тяжелый, масштабный конфликт со всем миром. Начало этому конфликту может быть положено агрессией России против одной из стран постсоветского пространства50.»