Похвала стальному перу

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Похвала стальному перу

Перо А.С. Пушкина. (Государственный музей А.С. Пушкина в Москве)

Есть идея - открыть в Москве Салон письма

Когда Роберт Фрост приехал в Москву, что случилось в 1962 году, поэта спросили и о любимом занятии. "Косить косой и писать пером". Задолго до этого Иоганн Вольфганг Гёте: «Рукописание волшебным образом притягивает человека и берёт его за душу». О серебряном своём пере писал серебряным же пером Н.М. Карамзин в неспешном путешествии по Европе. П.А. Вяземский: «В чернилах есть хмель, зарождающий запой. А пьяному человеку море по колено». И сегодняшних примеров – первого ряда! – достойное множество. «Я пишу только от руки. По-другому не люблю и не умею» (Юрий Бондарев). «Когда пишу от руки, чувствую слово. Однажды был в Пушкинском заповеднике в Михайловском и попробовал писать гусиным пером. Это вообще особое состояние», – свидетельствует Даниил Гранин. На вопрос: «Как вы пишете?» Виктор Петрович Астафьев: «Рукой, как же ещё». Константин Паустовский – об Исааке Бабеле: «Всё, написанное карандашом, получалось у него хуже, чем написанное чернилами».

Убеждённую черту подводит Георгий Пряхин: «Меняется, выпрямляется и просто беднеет мир человека и человечества в целом от того, что они забывают перо. Забыв письмо, мы забудем и чтение».

Юрий Олеша: «Приглядитесь к почерку Пушкина – кажется, что плывёт флот»[?] Буква за буквой, слово за словом, строка – за строкой. Чудесным образом начало плаванию положило перо Пушкина, что хранится ныне в Пушкинском музее на Пречистенке. Биография этого пера – в бесконечности. Ещё и потому, что перья Пушкина отмечены особым знаком внешней похожести, одинаковости – словно всю жизнь поэт писал одним и тем же пером. Свидетельствует Пущин: «С самого лицея он писал оглодками, которые едва можно было держать в пальцах». Безупречная подлинность пера подтверждена сургучной печатью и надписью на изрядно выцветшей картонке: «Перо, взятое с письменного стола Александра Сергеевича Пушкина 20 марта 1837 года». Ныне это перо под заботливым приглядом одного из лучших наших музеев. Но прежде чем попасть сюда, оно изрядно настрадалось. Поначалу попало в Сибирь, в дом малоизвестного литератора. Потом мелькнуло в Феодосии, на аукционе. Чьим кошельком вызволено, теперь, поди, не дознаться. Окольными путями добралось до Петербурга. Здесь бы и угомониться. Но такой совет не для мятежного пушкинского пера. И оказалось оно в… Московском музее политкарторжан, был такой когда-то. Здесь-то его и отыскал Владимир Дмитриевич Бонч-Бруевич. Управляющий делами Совнаркома был знатоком и собирателем первостепенных для нашей культуры и литературы материалов; в ту пору Владимир Дмитриевич приступил к созданию первого Литературного музея. Человек большой культуры, недюжинной эрудиции знал, конечно, подлинную ценность пушкинского пера… Не выручи он пушкинское пёрышко из объятий политкарторжан, затерялось бы оно, сомнений в этом почти нет.

Всё благополучно сошлось, перо обрело крышу над головой. Но не могло не участвовать в Пушкинских днях 1935 года, а особо – 1937-го. Перо это придало особый настрой и торжественность. У пера появилась свита; две дюжины стальных перьев с выгравированным профилем поэта. В свой срок перо вернулось в родные пенаты, в столичный Литературный музей. Но вскоре было передано – по близкой, душевной принадлежности – в музей на Кропоткинской.

…Пушкин и его перо писали и говорили на одном языке, понимая друг друга с первого касания пера к бумаге. Которая, как об этом не сказать, была с Полотняного Завода, в считаных шагах от усадьбы Гончаровых. И расходилась отсюда, стопа за стопой, по 24 листа каждая, на писательские столы, несла и гражданскую, да и государственную службу, ибо считалась лучшей бумагой. У Пушкина запас такой бумаги близился к концу, и обеспокоенная этим Наталья Николаевна пишет на Полотняный Завод брату своему Дмитрию. «Мой муж поручил мне просить тебя сделать ему одолжение и изготовить для него 85 стоп бумаги по образцу, который я посылаю тебе в этом письме. Она ему крайне нужна и как можно скорее; он просит указать срок, к которому ты сможешь её ему поставить».

В недавнюю пору, когда несли свою службу советские министерства, я обратился к заместителю министра целлюлозно-бумажной промышленности: получится ли восстановить в подлинности тот или иной сорт и вид бумаги давних времён? «Отчего же нет, улыбнулся замминистра, если постараться…»

В миру всплеск ручного, пёрышком, письма. Причин и поводов для этого немало. Отказ от пера неминуемо влечёт за собой распад почерка. Исчезает мелкая моторика пальцев. Приплюсуйте: ответственность перед словом куда как выше, когда пишешь пером, а не компьютером. Перо само по себе – взыскательный инструмент культуры. Перо, наконец, сберегает понятие «рукопись». Не за горами оскудение рукописных отделов архивов и библиотек.

Пишущая машинка была запатентована в 1874 году, но все свои тексты Лев Толстой писал от руки

Только ручному письму дано передать что-то личное, доверительное, сокровенное. «Не пишите маме по е-мейлу».

Вот общество и встрепенулось. Не знаю, но сторонников ручного письма всё больше. Английские фабрики приноровились, наладили нешуточное по объёмам производство стальных перьев. Каких только нет: для скорописи, для неспешного письма. А между ними – десяток разновидностей. Появились эти перья и в наших магазинах; не скажу, что идут влёт, но хорошо раскупаются. Из Турции прислали нечто как бы пишущее; глаза бы не глядели. Итальянцы занимают свою торговую нишу: учли высокую репутацию гусиных перьев и присылают их в сопровождении красивой склянки с чернилами, упакованными в коробки сувенирного толка; может, и вы встречали такие в канцелярских отделах крупных книжных магазинов. Писать такими перьями не получится, а вот подарить начальнику (есть и подешевле для полуначальников) в самый раз. Редко, если повезёт, сможете прикупить деревянную ручку-вставочку фирмы «Лира». Вполне на уровне. Но дороговато – от 50 рублей (если в магазине) до ста пятидесяти – на канцелярском развале в «Олимпийском». У нас прежде делали хорошие школьные ручки-вставочки. Лёгкий, ловкий деревянный корпус, латунный цилиндрик; в него перо и вставлялось. Поверху – нестираемый штампик – буковки: ТКФ и неизменная цена – 2 (две) копейки. Делали у нас в Ярославле пёрышки, да такого уровня, что шли они и в заграницы.

Сейчас кое-что возвращается. Обрели свой прилавок школьные тетрадки в косую линейку (только без промокашек, да и кто ныне знает, что это такое – промокашка»? – К.Б. ). Один из немосковских фарфоровых заводов неожиданно прислал мне чернильницу-непроливашку. Появились бы такие, покупали как ностальгический сувенир из прошлого. А может, и по прямому назначению. Наладили поставку фиолетовых чернил. Ряды желающих побаловаться (?) перьевой ручкой растут. И это тоже факт. Иногда обличённый в шутливую форму. Композитор Александр Журбин, в совершенстве владеющий компьютерными премудростями, как-то вознамерился приобщить компьютер к композиторскому ремеслу. Сочинил программу. Нажал на кнопочки. И получил произведение, мало похожее на то, что предполагал увидеть и услышать. Осерчал. Достал лист нотной бумаги. И перо заскользило, отозвалось певучестью и чистотой замысла. «И мне самонадеянно кажется, что другой конец ручки, как антенна, упирается в небесный свод, так я связываюсь и с высшими силами, и это окрыляет». Мистика? Это как сказать… Классик польской поэзии Циприан Норвид: «Перо! Ты для меня крыло посланцев рая». Другой польский литератор, Ян Парандовский, тот самый, что оснастил себя титулом алхимика слова, перевёл Норвида с польского на польский: «Перо! Ты для меня как ангела крыло». Сдаётся мне, что в том райском местечке, куда антеннит перо А. Журбина, в тамошнем штатном расписании «посланец рая» и «ангел» не противоречат друг другу.

Такая палитра ценностей и неожиданностей, да и ресурсов. Сохранить бы их. Гарантий-то в наше время нет ни у кого и ни у чего. Нанотехнологам и олигархократам перо, если додуматься, не просто безразлично, оно мешает – напоминанием о традициях, свидетельствуя о настоящем. Пушкинскому перу надо бы создать особый режим. Кто знает, какие слова хранит перо Пушкина. Что в нём задуманное, но не перенесённое на бумагу? Может, оно, создай условия, ещё отзовётся? У этого пера особая энергетика. И ею оно может поделиться. Тоже мистика? Или предвосхищение? Или это мне приснилось? Но ведь сны бывают вещими. Случаются вещие сны…

Вот и предлагается создать – вокруг и около подлинного пушкинского пера Салон письма. Со светскими задатками и чертами. И с абсолютной доступностью. Полагаю, в салон-клуб потянутся многие. Созвучный времени, созвучный тем, кто любит русское слово. Программу такого салона помогут определить знающие люди. Оно понятно и не оспаривается, основа салона – просветительство и уважение к традициям. Но предполагается в салоне и некая деятельность, которую позволю назвать коммерческой. Окажутся в салоне точные копии пушкинского пера. 99 штук, вот и весь тираж. Каждое под своим номером, под сертификат. С соответственным текстом. Раритетное приобретение в тогдашней стилистике, если кто успеет купить. Чуть поодаль – несколько стоп пушкинской бумаги. Сургуч, точно такой же, как тот, за которым хаживал Н.В. Гоголь на Кузнецкий Мост. Будут перочистки. Окажутся ножички для очинки пера. Здесь же вам предложат стаканчик обжигающе горячей жжёнки, которую так любил поэт.

И Пушкин – как бы дознаться! – может, не возражал бы против такого салона...

В пере Пушкина сокрыта и хранится такая энергетика, что, дай ей волю, её достанет на многие годы.

Теги: литература , чтение