Ирина ШЕВЕЛЁВА «КАК ЧЕСТЬ СВОЯ»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Ирина ШЕВЕЛЁВА «КАК ЧЕСТЬ СВОЯ»

К 70-летию поэта Анатолия Парпары

В главенствующем роде литературы, каким является поэзия, считает Анатолий Парпара, "поэтическая драма по-прежнему вершина современной поэзии". Мысль Парпары подтверждена тем, что к концу века настоятельная потребность обратиться к созданию драматических вещей захватила многих поэтов, стала давать плоды.

К историческим поэмам-драмам Анатолия Парпары театры стали присматриваться сразу по их выходе. Например, калужский драматический. Но… вклинилась идеология накануне 600-летия Куликовской битвы. Калужанину А.Струку поэт откровенно излил душу:

"Кто вам сказал, что традиционно-классические драмы написаны для чтения, для звучания на радио? Как же быть с Шекспиром, Лопе де Вегой, "Борисом Годуновым" Пушкина, с трилогией А.К. Толстого? Каждое серьёзное поэтическое произведение требует своего сценического прочтения. Современные же режиссеры почему-то берут на себя смелость становиться соавторами Чехова, Булгакова и других классиков, развращённые мягкостью современных драматургов.

К примеру, А.К. Толстой создал свой поэтический театр и даже обосновал его законы в своих проектах постановки на сцене. Как же можно разрушать волю создателя? … И если прозаические пьесы ещё могут выдержать "привнесения" режиссера, то поэтическая драматургия отторгает чужеродное. Поэтому так мало поэтического в театре. Да и актеры разучились понимать поэтическую речь.

Мне предлагали ставить "Противоборство" несколько раз, в частности, во Владимирском театре, но я отказался из-за режиссерского агрессивного вмешательства в ткань произведения. Калужский же облдрамтеатр даже заключил со мной договор на постановку драмы, но потом деликатно отошёл в сторону".

Было предложение от Театра Моссовета. Но трудности – преодоление их инерции – оказались слишком сложными для устоявшихся модернистских штампов. Правда, "рискнули" один-два театральных коллектива, да и то, сыграв лишь отдельные фрагменты драм. Например, духовный театр "Глас" в Москве.

Безусловно, не каждому театру дано поднимать исторические эпохи, вводить в репертуар сильные новые характеры. Исторически взглянуть на современность в тематически близких драмах. Что полностью исключает потребность зрителя в полноценном театре. "А как со зрителем? – размышляет А.Парпара. – У него есть ещё желание увидеть классику. Человеческий интерес к драматургическим произведениям так же глубок и необходим людям, как во времена Софокла и Еврипида, ибо человечеству предстоят великие задачи: спасение субкультуры, очищение земной атмосферы, решение проблемы продовольствия. Эти задачи должны быть обеспечены духовной валютой – подвигами героев. Народ, не имеющий достойных примеров перед глазами, может оказаться бездеятельным мещанином, иваном, не помнящим родства, а в итоге прахом для удобрения другим народам, по верному замечанию Петра Столы- пина. Русский народ изначально тяготел к театральному действу. А.Н. Островский, большой знаток народной души, писал: "Исторические драмы и хроники развивают и воспитывают сознательную любовь к Отечеству. Публика жаждет знать свою историю"".

Малейшие мизансцены в драмах А.Парпары требуют точных знаний и обширного размаха. Сценических находок требуют любые ситуационные столкновения персонажей, любые монологические реплики, как, например, реплика известного в ту эпоху наёмника Маржарета. Москва оккупирована поляками:

Мой Бог, такая ночь,

Я думаю, была страшнее ада,

Хоть я в аду, признаться, не бывал.

Мы обнаружили телег пятнадцать,

В которых было спрятано оружье.

Естественно, возниц – по голове

И в прорубь. Было девять стычек,

В которых мы убили двадцать русских,

Но восемь рыцарей мы потеряли.

Мой Бог, два месяца таких дежурств –

И я лишусь всех немцев.

А восстание москвичей? А Нижний Новгород с обращением к нему Минина? А перипетии ополчения, возглавляемого князем Пожарским? А победная реляция Ивана III:

А знаете, что это означает?

Что иго сброшено!

Что нашим детям

Расти вольготно.

Мы теперь свободны.

Но ведь ещё надо ввести на сцену просторы Руси, обозначить расстояния, захваченные действом, передать невероятную скорость сменяющих друг друга и образующих историческое единство событий, сам ветер той или иной годины, ощутимый в широте авторского дыхания, колыханье крыльев свободы. Надо со знанием передать расстановку сил, показать, что за каждой стоит. Надо донести идею автора.

Да, автор облегчает сценические трудности зримой передачей происходящего, вкладывает в уста героев раскрывающие эпоху и личность монологи, диалогизирует борьбу мнений. Сценичность его вещей отметил критик Алексей Бархатов: "С различных сторон предлагает автор взглянуть на московские дела, перенося действие из Кремля в ставку хана Ахмата, с берегов Угры в столицу Крымской орды, предоставляя слово князьям и смердам, послу короля Казимира и служилому царевичу Нордоулату. Масштабней и ярче встаёт перед читателем политическая борьба того времени". Отмечает Бархатов также "вкрапление в текст мелодичных исконно русских песен, ухарских криков зазывал и лотошников, присказок и поговорок. Действие живёт зримой и яркой сценической жизнью". Кстати, "исконно русские песни" созданы поэтом, как и многие присказки и поговорки!

В общем, "беда" драм А.Парпары в том, что они требуют размаха, не только финансового, но и душевного, умственного; требуют творческого напряжения, любви, знаний. Прикосновения к правде русской истории. Кстати, ведь это и "беда" Пушкина, чей "Борис Годунов" до сих пор считается не сценическим. ЕЩЁ НИ ОДИН РЕЖИССЕР НЕ ПРОСЛАВИЛ СЕБЯ ДОСТОЙНОЙ ПОСТАНОВКОЙ ПУШКИНСКОЙ ТРАГЕДИИ! (Хотя в последние годы такие попытки, с немалыми затратами, и предпринимались, в том числе под открытым небом, в окрестностях Санкт-Петербурга.)

Итак, при наличии же требуемых для театрального постановщика свойств драмы Парпары легки к постановке, живы, доходчивы. Созданы для взволнованного участия зрителей в родном ему национальном действе. Свободны в произношении, чисты по речи. Вызывают на отклики.

Увы, не каждый

Позволить может груз такой нести,

Как честь своя, –

высокомерным укором брошенные канцлером Литвы Львом Сапегой слова. Поляком, прекрасно знавшим обо всём, что происходит на Руси. Кто чего стоит. И ответно звучащее в устах князя Пожарского слово об Отечестве:

Когда не мы, то кто спасет его?!

Историческая "дилогия о России" – драмы в стихах Анатолия Парпары "Противоборство" и "Потрясение", создаваемые автором в течение 15-ти лет, сегодня входят в русскую культуру. В момент трагичного духовного и общественного разброда, когда от художника требуется прямое, публицистическое вмешательство в жизнь Отечества.

Труд А.А. Парпары отвечает стремлению современных русских людей к осмыслению историко-государственному, к общенародному движению. Отвечает из самого центра исторической мысли – мысли о Московском царстве. Пожалуй, нет более злободневной темы. Ей, кстати, посвящена самая популярная ныне книга "Народная монархия" Ивана Солоневича.

"Вмешательство" драматических поэм Анатолия Парпары в вековой спор оказалось громом среди ясного неба для одних и нужнейшим патриотическим произведением для всё расширяющегося числа людей, тянущихся к истории своего Отечества.

Такая острая реакция на стихотворное произведение вызвана замечательной особенностью, привнесённой автором в современные размышления о прошлом и будущем.

…В истории есть события знаменательные и словно бы выпадающие из памяти потомков, несмотря на всю их важность и полное отсутствие ложной таинственности. Ум и воображение людей, включая и профессиональных историков, словно бы не доверяют тем самым реальным, очевидным фактам, о которых узнают, непременно требуются "подтексты", "тайная дипломатия" и всё в этом роде. "Уцелеть" и удержаться в памяти в своём первозданном виде могут лишь ослепительно яркие события и деяния – как высочайшие, так и ужаснейшие. И как часто это случалось в мире, пробудить память способно лишь слово поэта.

Однако замутнение исторического зрения потомков небезобидно. В нём-то и причина всевозможных "загадок истории", появления "загадочных исторических личностей".

Таким лицом, в сущности, сделан великий князь и первый законодатель Всея Руси Иван III. Наверное, нет ни одной его чисто человеческой черты, которую не назвали бы труднообъяснимой. Вся его государственная деятельность "загадочна", толкуется вкривь и вкось. И словно бы ни при чём непреложнейший факт его царствования – знаменитое Великое Противостояние на Угре (сниженное до действительно загадочного "стояния на Угре"), окончательное свержение ордынского ига.

Сила инерции исторического мышления велика. Можно опубликовать буквально все факты, но ни капли не изменить в устоявшемся, "общепринятом" ("общенавязанном") воззрении.

И здесь, как всегда, на помощь приходит поэзия. Пристальный и проникновенный взгляд поэта один способен разглядеть за горами фактов и вроде бы достоверных или полудостоверных версий абсолютно достоверное, а именно помыслы и чувства, одушевлявшие предков, управлявшие событиями. Недаром сердце народное всегда доверяло песне и преданию.

В поэтической драме Парпары десятилетия, отданные Иваном III на одоление и в противоборстве опаснейших вражеских сил, вся его напряжённая, многоразветвлённая политика, его труд по устроению отношений – в великокняжеской семье, с соседними русскими землями, с дальними и ближними странами, царствами, ханствами, княжествами и королевствами отразились в центральном образе властителя Московского. В его ясно звучащей московской речи:

Лишённый мудрого правителя народ,

Разбросанный по княжеским уделам,

Каких явилось столько на Руси, что ногу

Поставить негде, чтобы не споткнуться

О государство новое, забыл,

Что он един…

В эпоху окончательного избавления Москвы от ига, в княжение-царствование Ивана III дух Москвы достиг высшей зрелости, и голос её зазвучал на весь тогдашний мир, после долгих веков забвения и презрения, как голос Руси. И заговорила Москва словом великого князя. Не потому, что он был верховным властителем. Ведь и в Смутное время верховных властителей было с преизбытком, но все они оказались исторически бессловесными. Прямо по-пушкински – "тени". И Лжедмитрий – тоже "тень Грозного". В Смутное время самодержавная власть высказалась устами патриарха Гермогена, народная же – устами Минина.

В эпоху Великого Противостояния на Угре глас Божий оказался доверен основателю державы, русскому царю.

Удивительно, но именно этот историософский факт с предельной четкостью зафиксирован в драме Парпары. В обеих драмах дилогии троим персонажам доверены ключевые монологи: великому князю, Гермогену, Минину. Монологи, которые, естественно вырастая из общего течения событий, вновь претворяются в событие, в действие.

А это течение событий ни более ни менее, как возрастание и всемирная победа Московского царства. И все они – на виду, на площади, в народной толпе. Автор детально прослеживает, проходит с предками путь Москвы.

Первый посадский

Князь пятый год Орде не платит дани.

Рассердится Ахмат. А нам – разор…

Василий

…Иль худо, что давно уж

Не слышим крики горькие: "Татары!"…

…Когда отцы церковные вернули

Престол Василию,

что Тёмным прозван был,

То сын Иван, десятилетний отрок,

Ему в делах московских помогал…

Второй посадский

Так значит, мы уж тридцать лет в покое?

Василий

Какой покой?

Живой перекрёстный обмен мнениями так замечательно ложится в массовую сцену на театре! Способен увлечь и сегодня – ещё бы! Ведь дело касается Москвы! Речи о политике, о судьбе и нравах князя, о собственных опасениях и заботах, о бытовых занятиях москвичей в пору бурного строительства столицы. Об удачах и обидах, об исторических сроках и небесных знамениях… Они побуждают принять и сегодня в них горячее участие – в том числе и на рынках, на подмостках театров…

Народный приговор выносится князю нелицеприятно, смело. Судят его отношения с боярами да князьями:

Обидит волк лисицу! Жди! Но если

Лиса плутует, может наказать,

В пример другим…

Но рядом с едкой насмешкой – разумная справедливость, отдание должного, жалость, сострадание (которым не раз и не два ещё будут пользоваться лукавые властители).

"Иван хлебнул в достатке лиха с малых лет", при нём, ребенке, ослепили его отца. Народ всё знает, неизвестно какими, но своими, путями. Хотя молва долго перетолковывает, переплетает все подробности случившегося, творит легенду, соответствующую историческим представлениям различных слоев населения. Мы ведь забыли ещё и то, что в первый раз прозвище Грозный было дано именно Ивану III.

Для Ивана Русь, Государство немыслимы иначе, как Московскими. Без этого сердечного, наследственного чувства, сосредоточившего все помыслы князя, были бы пустыми, напыщенными все его "строительские" рассуждения. Великий князь строит не схематичное царство, не "идеальное" здание государственности, а обустраивает родную землю. Поэтому монолог Ивана о Москве – одухотворенность созидателя, поэтический восторг творца.

Великий князь Московский Иван III творил по Божьей воле, душой переживая этот процесс и как дело рук своих и как нечто высшее, свершаемое по воле Провидения. Сказочная древность в строках княжеского монолога о Москве:

Лебёдушкой любимая Москва

Плывёт среди лесов непроходимых,

Мужает не по дням, а по часам,

И в облике всё четче проступают

Прекрасные и зрелые черты.

Москва, Москва, сквозь пелену веков

Предвижу я твоё предназначенье…

Здесь основа политики государей Московских, основа, на которой стояла и стоит Москва. Жестокости, вероломства, завоевательской алчности хватало у всех столиц мира. Не избежала этого и Москва. Но "Тебя я вижу добрым и сердечным, Оплотом тех, кто с горем и ненастьем Нечаянную дружбу заводил". На взывающие к ней мольбы других стран и народов славна лишь одна она. "Порукой в том – лишённая корысти, Поистине народная душа" столицы России. Ведь и сегодня подлинная Москва, сама обескровленная потрясениями новой смуты, с подавленным собственным мнением, ещё находит в себе силы весомо выразить его, остановить "мировой пожар". Это поразительно! И, естественно, пока стоит Москва,

Мы смертны все –

тебе ж бессмертной быть.

Иван и в этом монологе, и в рассуждениях своих об облике Москвы предстает у Парпары знатоком искусств и ремёсел, тонким и точным их ценителем. Более того – направляющей силой их расцвета. Вот его отзыв о Дионисии:

И более всего в нём привлекает

Стремление величье показать.

Не Богородица, а русская царица.

И праздник красок!

А вот о Рублёве:

И дерзость, что являли

Глаза его святых, то дерзость русских,

Которую приходится скрывать.

Важно отметить, что автор вовсе не пользуется случаем высказать собственные художественные оценки устами исторического персонажа. Правда образа Ивана III – действительная историческая правда, с тщанием добытая. В дилогии А.Парпары нет "отсебятины", событийно-оценочных домыслов, натяжек. Высоко оценённый академиком Б.А. Рыбаковым, труд А.А. Парпары исторически безукоризнен. В печатных откликах на дилогию даже явные и пристрастные недоброжелатели не сумели подловить поэта на неточностях и ошибках. Напротив, мнения профессионалов таково: по драмам "Противоборство" и "Потрясение" можно – и нужно! – изучать историю. А ведь есть ещё кафедра, "с которой можно поведать миру много добра", по Гоголю, – театр!

Можно – это понятно, а за то, что нужно, говорит непривычный для современности исторический, национальный оптимизм произведений. И дивная вера их русских героев в преодолимость бед. И рисуемая русскими художниками из века в век сцена-картина:

Откуда ни возьмись, казаки,

Оборванные, грязные и злые,

На иноземцев бросились гурьбой.

Те – на коней и, побивая пеших,

К монастырю Донскому – наутёк.

Пытался их остановить Ходкевич,

Но бесполезно. Бросили добычу,

Свои припасы, с пленными обоз –

И побежали.

Исторической правдой у Парпары дышит и торжество Московской Победы, всегда с великой радостью и великой горечью, тревожное в предвидении будущих битв.

Дилогия символично завершается разговором Пожарского и Минина, долгим, пространным разговором о народе, о России. Представим, что герои ведут его словно бы сегодня, словно бы на знаменитом своём памятнике. На Красной площади, заполненной тревожными толами наших дней.

В драме "Потрясение" герои беседуют в выстуженной комнате обгоревшего дома у кремлевской стены:

Пожарский

Я воевода давний, и война,

Хоть страшная, но всё-таки работа

На ниве брани. За неё народ

И платит деньги воинской дружине…

А русская земля несёт потери

Не десять и не сто, а тыщи тыщ…

Минин

Но если эта смута, разоренье

И безначалье десять лет продлятся,

Не сможет больше вынести народ.

Поднимется на власть, что унижает,

И выберет Болотникова вновь…

Разговор не имеет завершения. Пути истории теряются в грядущем. И вослед векам звучит голос великого русского – гражданина Минина:

Когда ж устанут грабить города,

Когда ж устанут нивы наши жечь?

Клянусь, Москва, что непокорных плеч

Им не унизить больше никогда.

На этот завет работает русская история. Подчас он казался невыполнимым. Но тогда происходило чудесное воскрешение в памяти – сердце народном – былого, золотом-добром блистающего былого. Как воскресло былое в Великую Отечественную войну. Как воскресает оно в наши дни и годы – с первого всенародного торжества в честь Куликовской битвы в 1980 году. Как воскресает оно в великолепных исторических картинах, драмах поэта А.Парпары.

Воздействуют произведения Парпары не только написанным текстом, а и биоэнергетическим полем, вызванным автором из глубины веков. Потому что герои заряжены высшими людскими понятиями о жизни и подвиге, о родине, вере, любви.

Увлекает жгучий интерес автора к людям, знание их помышлений и глубинных причин их обычных житейских поступков. В позиции автора люди важны, прежде всего, для самой жизни, для всей людской вселенной. С особой, монументальной силой это выражено в образах Старика-крестьянина и его внука Евпатия. Благословив со скорбью внука в ополчение, Старик остаётся дома – чтобы вырастить рожь и встретить героев хлебом-солью.

Поэт пишет правду характеров – историческую, бытийную, национальную. А правда порой, как известно, глаза колет. Не только о постыдном умалчивают, но и о доблестном, честном, прямом – чаще всего в применении к натуре русского человека. Именно так "колет" А.Парпара в глаза недругам русского народа образом Василия Гусакова. На фоне потомственной и непотомственной знати – Момоны и Ощеры, Гонсевских, Милославских, Голицыных Василий Гусаков, насквозь просквожённый ветрами эпохи, оказывается благороднее их. Он не столь мощная державная фигура, как великий князь, Минин, Пожарский, Гермоген. Незнатный род не позволил ему, собравшему пятитысячное войско слобожан, посоперничать в полководческих талантах с князем Образцом, воеводой Холмским. Но он – частица их всех, он то, чем силён и крепок каждый из них – и как личность, и как представитель русской нации.

Настоящая задача поэта, как верует А.Парпара, – помочь Родине в её грядущих испытаниях. Для того и отдал он три десятилетия исследованию – художественному воплощению удивительного, сродни чуду, свойству русского народа – "оптимизму в трагических ситуациях", способности найти из них победный геройский выход.