Комментируем комментарии
Комментируем комментарии
Комментируем комментарии
РВАНОЕ ВРЕМЯ
Давняя повесть Фридриха Дюрренматта "Поручение, или О наблюдении наблюдателя над наблюдателями[?]" появилась в русском переводе ещё в советские годы. Тогда у литературоведов Запада входили в моду комментарии. Часто эти комментарии значили больше, чем сами творения. Впрочем, европейские критики относились к своим опытам весьма серьёзно. Необъяснённое произведение искусства якобы неспособно покорить публику. Для этого и существуют наблюдатели и комментарии к наблюдаемому.
Сегодня комментарии вошли в моду в России. Точнее, вошли они ещё вчера, а сегодня продолжают захватывать литературное поле.
Так, комментарии к замечательной поэме Венедикта Ерофеева "Москва-Петушки" в десятки раз превышают её объём. Близки к объёму шедевров Ильфа и Петрова комментарии к великой авантюрной дилогии авторов. Комментарии к "Мастеру и Маргарите" Булгакова вышли не одной книгой...
Критики и комментаторы берут власть в литературе в свои руки. Наблюдатели над наблюдаемыми становятся похожими на вездесущие веб-камеры. И вот уже критики пишут, а комментаторы отзываются на критические сочинения[?] В свою очередь, комментарии (или, как это называется скромнее, примечания) тоже получают критическую оценку.
Один из критиков старшего поколения, которому мало быть критиком, признаётся в своём потаённом, "девичьем": "Критик - писатель, который пишет о литературе". Он не хочет быть критиком - он наблюдатель. Не потому ли так разрастаются комментарии, которые ещё совсем недавно были только средством что-то подчеркнуть в произведении или уточнить даты, детали, имена? Почему скромная клумба разрастается в ветвистую рощу, если не погребая, то в некотором смысле заслоняя комментируемое? Попробуем разобраться.
"ЖИДКОЕ ТОПЛИВО" ИНТЕРНЕТА
Осип Мандельштам. Египетская марка: Пояснения для читателя / Составители: О. Лекманов, М. Котова, О. Репина, А. Сергеева-Клятис, С. Синельников. - М.: ОГИ, 2012. - 480 с. - 3000 экз.
Один из шедевров Осипа Мандельштама - написанная непревзойдённой поэтической речью петербургская новелла "Египетская марка".
В предлагаемой нам книге сама "Египетская марка" занимает двадцать девять с половиной страниц (29 и 1/2). А "пояснения для читателя", то есть комментарии, - следующие четыреста пятьдесят (450!) страниц.
Составители "пояснений для читателя" (то есть комментариев) предприняли ранее невозможное. Они обратились к Интернету. Здесь на специально созданном сайте "вывешивались фрагменты повести с подробными объяснениями", которые тоже "обрастали новыми примечаниями". Часть предложенного была перенесена в конечный вариант.
Покажем несколько примеров.
"Египетская марка": "Рядом старомодный пилот девятнадцатого века - Сантос Дюмон в двубортном пиджаке с брелоками, - выброшенный игрой стихий из корзины воздушного шара[?]" Здесь всё понятно. Картинка экзотического пилота расширяет пространство "ЕМ" и, кажется, не требует пояснений. Нет, нам предлагаются почти две страницы пояснений (номер пояснения 36) о Сантосе Дюмоне - книги о нём, фотографии и т.д.
Для чего это делается? Чтобы показать, как широк круг ассоциаций Мандельштама. Или пояснители сами "хочут образованность показать"? Я понимаю, что несколько утрирую картину, но происходит странное: совершенно беспардонно на куски разрывается цельное произведение во имя отдельных его подробностей.
Вот, например, рассуждение Мандельштама о керосинке (номер пояснения 126): "Керосинка была раньше примуса", - пишет поэт. Далее он приводит несколько исчерпывающих ассоциаций: "Слюдяное окошечко и откидной маяк. Пизанская башня керосинки кивала Парноку, обнажая патриархальные фитили[?]" Всё вроде бы ясно. Но нет, пошли пояснения: "Примус бесфитильный нагревательный прибор, работающий на жидком топливе. Изобретённый в 1892 г. шведом Францом Вильгельмом Линдквистом, примус сменил в домах обывателей керосинку[?]" ну и так далее. Особенно умиляет "в домах обывателей". Да ещё и "жидкое топливо", вместо того чтобы просто сказать "керосин". А мы-то думали, что примус работает на электричестве. Две страницы.
Ну и так далее и тому подобное. Как уже было сказано: 450 страниц, в 30 с лишним раз больше самого произведения. Может быть, это надо, для того чтобы подчеркнуть огромный внутренний объём "Египетской марки"?
Это что - путеводитель для недоразвитых? Или высшее проявление литературного творчества: критики и комментаторы обгладывают литературное произведение вместе с хрящиками.
И ещё один вопрос. Интересно ли читать это? Местами - да. Но я не уверен, что очаровательную и трагическую новеллу Мандельштама следует задвигать "лесом труб", но опять-таки не мандельштамовского орга[?]на, а нефильтрованной интернет-информации.
Блистательно выстроенное творение Мандельштама не требует таких специфических наукообразных объяснений. Оно рассчитано в том числе и на эмоциональное восприятие. При чём здесь "жидкое топливо[?]" и разжиженные умственные объяснения?
Невольно появляется мысль, что пояснители - не творцы, а бюрократы. Они пытаются соперничать с поэтом, но на своём обрывочном языке - без "божества и вдохновенья". Они засыпали бюрократическим песком всё то живое содержание, которое почти 80 лет волновало своих читателей без объяснений.
Зато от Мандельштама не остаётся даже тени. Его текст полностью погребён под разрозненными обломками пояснений. Перед нами в некотором смысле итог работы "литпрозектора".
ЦЕНЗУРИРОВАНИЕ БЕЗ ЦЕНЗУРЫ
Иосиф Бродский. Стихотворения и поэмы: В двух томах / Вступительная статья, составление, подготовка текста и примечания Л.В. Лосева. - С.-Пб.: Издательство Пушкинского Дома, Издательство "Вита Нова", 2011. - (Новая библиотека поэта). - Том 1. - 655 с., том 2. - 575 с. - Тираж каждого тома - 1500 экз. Общий объём примечаний - около 450 страниц!
Любопытно, но и печально, что двухтомник Иосифа Бродского в знаменитой серии "Библиотека поэта" как очередное издание событием не стал. Наверное, потому, что произведения Бродского за последние 20 лет десятки, если не сотни раз издавались и переиздавались в самых разных вариантах: собраниями сочинений, двухтомниками, однотомниками[?] В несчитаных тиражах этих переизданий и затерялся полуторатысячный тираж замечательного двухтомника. А вот комментарии к стихам Бродского в "БП", исполненные известным профессором-славистом и другом поэта Львом Лосевым, удостоились большего внимания. Перед нами и в самом деле большой труд, над которым Лосев работал 12 лет.
Меня заинтересовало в этих комментариях следующее. Как известно, в поэтическом мире - в Интернете и на бумаге - ходит из рук в руки стихотворение "На независимость Украины". Это резкое и исключительно неполиткорректное стихотворение, которое одни приписывают Бродскому, а другие "отмазывают" от него. Так или иначе эти стихи - факт литературной и политической жизни. А ведь Лосев знает[?] В своей книге о Бродском в ЖЗЛ он подробно вводит читателя в мир этого стихотворения. А в поэтическом издании - во втором томе в своих комментариях - он едва касается этих стихов, да и то в комментариях к другому политическому стихотворению - "К переговорам в Кабуле". Самого стихотворения, которое способно вызвать неоднозначную оценку, в двухтомнике поэта опять же нет - даже в комментариях. Лосев в одном из интервью объясняет это тем, что Фонд по управлению наследственным имуществом Бродского (Estate of Joseph Brodsky) против публикации этого мощного политического стихотворения. Это своего рода самоцензура в условиях цензурной свободы. Правильно: стихотворение настолько агрессивно и социально заострено, что переводит Бродского в нелирического, а точнее - в социально-политического поэта[?]
Что же, американские университеты соблюдают политкорректность: истина при этом не имеет значения. А ведь примечания занимают не меньше трети объёма издания. Их так много, что за ними Бродского почти не видно[?]
Иногда возникает ощущение, что профессора мировых университетов придумали способ самозанятости, а различные культурные фонды работают цензорами при российских издательствах. Таким образом, лакировка действительности - совсем не советское отличие, лакировщики действительности - это вообще чиновничество: российское, американское да и любое другое. А как вам кажется?
ОПАСНЫЕ КОММЕНТАРИИ
Иногда комментарии могут быть опасны. Опасны своей непредсказуемостью. Они могут исказить идею произведения, могут бросить тень на автора, могут подвергнуть его испытанию на высказанные правду или неправду. Что-то подобное произошло, например, с собранием Булата Окуджавы. Практически полное собрание стихов знаменитого барда, изданное в Большой серии "Библиотека поэта", оснащено достаточно подробными примечаниями. И здесь, в комментах, на странице 668 мы с удивлением читаем утверждение Булата Окуджавы в одном из его интервью, напечатанном в "Вечерней Москве" от 4 февраля 1991 года: "Сталин, однако, для меня никогда не был обожаемым, я не написал о нём ни одной строчки[?]" Но мы вспоминаем: сотней страниц ранее в текстах стихов самого поэта прочитали о том, что
моё поколение
ленинцами называет себя.
Ведь для него, боевого и чистого,
приближающего дальние дали,
высшее счастье -
быть коммунистами
такими, как Ленин,
такими, как Сталин.
(1953)
Писал Окуджава и о Ленине. Я не вижу в этом ничего плохого. Была в своё время социальная "оттепель", "плохого Сталина" начали заслонять "хорошим Лениным". Всё, впрочем, продолжается и в наши дни: уже "плохого Ленина" заслоняют "хорошим Сталиным".
А вот строки Окуджавы из стихотворения "Ленин" (стр. 102-103): "Мы приходим к нему за советом[?] Всё, что создано нами прекрасного, создано с Лениным, всё, что пройдено было великого, пройдено с ним[?]" (1955) и т.д.
А я задаю вопрос: что это? Объективность создателя примечаний или своеобразный сеанс с разоблачениями. Или наоборот: кому из создателей этого собрания стихов понадобилось предъявить факт неискренности поэта? В чём дело? Момент ли это истины или попытка схватить барда за руку над струнами его гитары? Забыл ли Окуджава о своих собственных стихах или решил умолчать об этом моменте своего творчества? Или это то, что Вагрич Бахчанян с присущей ему язвительностью, несколько переиначив слова писателя-политика, охарактеризовал как стремление "всеми правдами и неправдами жить не по лжи".
ЗАПАДЛО СКАЗАТЬ "СПАСИБО"
Передо мной роман "Каменный мост" относительно молодого писателя Александра Терехова. Об этой книге уже написали, выдали одну из заметных премий, автор пишет новые книги. На обложке и на титуле книги указано "роман". 830 страниц текста (толстая!) посвящено расследованию одного эпизода из прошлого: убийства дочери посла Уманского сыном сталинского наркома. Мне же представляется, что это, по сути, не роман, а художественно недостоверные комментарии всего к одной страничке великого советского писателя Ильи Эренбурга. Впрочем, даже сам Терехов этого не скрывает (лучше признаться самому, чтобы не опередили другие): "У нас есть одна страница со взглядом на жизнь Уманского целиком. Ничего существенного. Примечательно только имя автора. - Кто-то из репрессированных? - Если бы! Эренбург. - Гольцман протянул мне ксерокс книжных страниц". Очень показательно это "Если бы!". Нет, чтобы порадоваться за соотечественника, которого не репрессировали! Так нет, наоборот, в этой реплике высказано странное сожаление[?] Значит, если бы Эренбург был репрессирован, это в корне меняло бы взгляд автора на него. А раз нет, можно опрокинуть на мэтра ушат с определённым содержимым типа "написал несколько толстых романов, не нужных никому, и казался самым свободным в Советском Союзе". Наверное, он (Эренбург) и был свободнее других, да и романы его до сих пор великолепны: одно из самых таинственных творений ХХ века "Хулио Хуренито", "Рвач", "Лето 1925 года", "В Проточном переулке", блистательная книга новелл "Тринадцать трубок"[?] Даже Борис Парамонов, который написал не самый лестный очерк жизни классика, восхищается в недавнем обзоре книгой "Виза времени". И он прав: прекрасная книга! Обрываю список. Эренбург писал много и плодотворно. Скорее всего, упомянутый комментатор одной-единственной странички классика других его произведений демонстративно не читал. А вот если бы[?]
Далее пропускаем почти страницу полуоскорблений в адрес знаменитого писателя и переходим к имени Уманского и судьбам, ставшим основным содержанием толстого романа современного автора, возможно, кому-то и нужного: "То, что жизнь Уманского осмотрел только Эренбург, что-то означало. Мемуары он назвал "Люди, годы, жизнь". "Все люди, запавшие Эренбургу в память, говорят одинаковыми бесцветными голосами, словно он писал по-французски, а после кого-то наняли перевести". Я привёл малую часть оскорблений, которые г-н Терехов обращает к памяти писателя. А ведь только из одной страницы Эренбурга, где говорят "бесцветными голосами", он высосал огромный роман. Повторюсь: из одной страницы, "не нужной никому", 830 собственных страниц! А что если содержание трёх томов мемуаров Эренбурга - это памятник советской и мировой истории и культуры, наполненный огромным жизненным содержанием? Но автор не задумывается об этом: он находится, на мой взгляд, в плену ложных идеологических "установок" во взгляде на советское прошлое. Гоголь был благодарен Пушкину за сюжет "Мёртвых душ", культурный "обмен" в традициях русской литературы ничего, кроме благодарности, не вызывал. Современный автор демонстрирует что-то иное. Вместо того чтобы просто сказать "спасибо" за прибранный к рукам сюжет из давней советской жизни, он дорывается над автором сюжета. Ищёт слова, чтобы побольнее пнуть даже память о щедром мемуаристе. Это типично для новой России: ограбленным в тех или иных сферах жизни "спасибо" не говорят. Это даже как-то западло (словечко именно из лексики того круга, где "спасибо" не говорят)[?]
Всё ясно. Комментарии здесь ни к чему.
А ГДЕ САМИ ТЕКСТЫ?
И вот уже появляются книги-комментарии к несуществующим текстам. Некоторые из них переведены и даже изданы в России[?] Некоторые написаны отечественными сочинителями. О них как-нибудь в другой раз.
Сергей МНАЦАКАНЯН