Захар ПРИЛЕПИН АМБИВАЛЕНТНЫЙ ДО УЖАСА

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Захар ПРИЛЕПИН АМБИВАЛЕНТНЫЙ ДО УЖАСА

Маргарита Зайцева, преподаватель Армавирской педагогической академии, и Маргарита Адамян, студентка этой академии, беседуют с Захаром Прилепиным.

“При сохранении нынешнего положения вещей нация в течение ещё нашей с вами жизни деградирует и не сможет контролировать нынешнюю территорию страны...”

Маргарита Зайцева: Ваше творчество популярно в России, среди молодёжи в том числе. Студенты часто сами выдвигают темы для рассмотрения на занятиях, связанные с прозой, публицистикой Захара Прилепина.

Маргарита Адамян: Личность и творчество Прилепина активно обсуждаются в прессе. Оценки неоднозначны, но, наверно, нет человека, который взял бы вашу книгу и бросил читать на третьей странице. Как вы относитесь к своей популярности?

Захар Прилепин: Популярность – это у Малахова. Если верить статистике – каждую книжку читает четыре человека. Я продал 250 тысяч книг – значит, у меня есть миллион читателей. По масштабам нашей страны не так уж и много. В любом случае, как я могу к этому относиться? Радуюсь этому прекрасному обстоятельству...

М.З.: Одно из качеств, притягивающих внимание к вашему таланту, – это смелость. Смелостью и прямотой отмечены ваши выступления, ваши статьи, ваши романы и рассказы. Однажды вы сказали, что это отчасти объясняется тем, что власть не видит опасности в деятельности писателей и публицистов. Так ли это однозначно? Были ли у вас конфликты с представителями власти? Как вы можете охарактеризовать проблему взаимоотношений власти и литературы в России?

З.П.: Боится ли власть писателей и публицистов? Ну, в какой-то лояльности она заинтересована, но не более того. Власти действительно нет дела до литературы. Они искренне не понимают, какой в ней смысл.

М.А.: Каким вам видится современное общество России и есть ли у него будущее?

З.П.: При сохранении нынешнего положения вещей нация в течение ещё нашей с вами жизни деградирует и не сможет контролировать нынешнюю территорию страны.

М.З.: Полагаю, что и реформы правительства, например, в отношении системы образования России, вы оцениваете также однозначно?

З.П.: Мне иногда кажется, что там сидят натуральные вредители, заинтересованные в том, чтобы воспитать недоумков. Рационально введение, например, ЕГЭ я объяснить не могу.

М.З.: Куда смотрят патриотические силы России? Функционируют ли они как целостное движение, объединённое стремлением сохранить русский народ, русскую культуру? Какое место в этом движении вы отводите себе?

З.П.: Патриоты дезориентированы и разобщены. Никакого целостного движения нет. Есть отдельные подвижники, и на том спасибо. Я не завоёвываю никаких мест ни в каких движениях. Я хорошо делаю свою работу и говорю то, что считаю нужным сказать.

М.З.: Состоите ли вы официально в какой-либо партии? Какую поддерживаете?

З.П.: "Другая Россия" – но ей отказали в регистрации. Я поддерживаю деятельность Эдуарда Лимонова.

М.З.: Вы считаете, у нас достойный президент?

З.П.: Я предпочёл бы видеть другого президента. В России пока ещё много хороших мужиков.

М.З.: Нет ли, на ваш взгляд, некоторого сходства эпохи начала ХХ века с первыми десятилетиями века XXI-го в мире в целом и в России в частности? "Не пахнет" ли революцией? Представьте себя человеком начала ХХ века. В чьих рядах вы себя видите?

З.П.: Время покажет. Сходство есть. Но прогнозы в России – дело неблагодарное. А там все были по-своему правы. По большому счёту, это не имеет значения, знаете. Кто больше прав – белогвардеец Газданов или красноармеец Леонов? ...Большевиком я был бы, скорей всего.

М.З.: В рубрике "Вопрос автору" на вашем сайте вы вскользь упомянули, что вам неприятен Краснов. Хотелось бы подробнее узнать, почему такое однозначное отношение? Почему Колчаку вы дарите "трагизм", а Краснову лишь презрение?

З.П.: Мне не нравится его фашистская история, вот и всё. Да и к Колчаку я никакого пиетета не испытываю. Он был либеральный деятель и, по сути, с определённого момента – наёмник. Хотя трагизма там хватит на всех. Вообще, отношение к истории по принципу нравится-не нравится, приятен-не приятен достаточно бессмысленное. Истории нет никакого дела до моей приязни или неприязни, она уже свершилась. Краснов – серьёзная историческая фигура, это безусловно.

М.З.: Назовите, пожалуйста, ваших любимых писателей. Есть ли у вас "настольная" книга, которая всегда под рукой, которую снова и снова перечитываете?

З.П.: Моя любимая книга – роман "Дорога на Океан" Леонида Леонова. Любимые писатели: Гайто Газданов, поздний Валентин Катаев, из нынешних – Эдуард Лимонов, Александр Терехов, Михаил Тарковский. Безусловно: Пушкин, Лермонтов, Лев Толстой, Чехов. В поэзии: Есенин, Павел Васильев, Борис Рыжий, ранний Лимонов совершенно гениальные писал стихи.

М.А.: Существуют ли в вашей жизни образец для подражания, писатель, творчество которого является для вас эталоном художественного мастерства?

З.П.: Ну, для подражания вряд ли. Ну, вот Хэм в моём понимании был настоящий мастер, я с большой симпатией смотрю на его жизнь, на его, так скажем, фигуру. И на все разоблачения его биографии тоже смотрю с улыбкой. Он был чудесный парень, по-моему.

М.А.: Каким является ваше творческое кредо? Каковы цели вашего творчества? Что вы хотите донести до читателя?

З.П.: Нет никакого кредо. Я пытаюсь максимально точно сформулировать то, что меня волнует, мучает или радует.

М.А.: Кого из современников читаете и рекомендуете прочитать нам, молодым?

З.П.: Олег Ермаков очень интересный писатель. При всей неоднозначости своих взглядов – Дмитрий Быков умнейший и любопытнейший человек. Сергей Шаргунов пишет неровную, но временами просто волшебную прозу. Дмитрий Данилов сейчас выпустил две книжки – его сборник повестей "Чёрный и зелёный" я вам настоятельно рекомендую.

М.А.: Русские писатели востребованы за границей?

З.П.: Куда в меньшей степени, чем во времена Советского Союза. Не очень востребованы, потому что мы региональная, периферийная держава. Была бы у нас качественно иная страна – был бы качественно иной интерес к нашей литературе. Отличных писателей у нас, слава Богу, хватает. Я могу легко представить, что нобелевскую премию мог бы получить Валентин Распутин или Андрей Битов. Или Михаил Шишкин. Или Алексей Иванов. Но никому из них не дадут эту премию. Россия не рассматривается как игрок в этих играх.

М.З.: Вы утверждаете, что деление литературы на "либеральную" и "патриотическую" уже устарело, соответственно не актуальна и дифференциация авторов на "правых", "левых" и "центристов". Поясните, пожалуйста. Что вы можете предложить взамен?

З.П.: Зачем что-то предлагать взамен? Пушкин был правый, левый или центрист? Я не люблю сектантство в любых видах, вот и всё. Потом, такой подход очень упрощает ситуацию. Вот "Новый мир" – это либеральный журнал? Ведь совсем нет. В "Континенте" или в "Дружбе народов" публикуются, скажем, отличные патриотические материалы периодически. Однако традиционно считается, что это либеральные издания. Ну и так далее. Патриоты называют либералами кого угодно – скажем, всё того же Быкова, или критика Данилкина – но это смешно. И тот, и другой весьма сомнительные либералы.

М.З.: Православие и литература – как, на ваш взгляд, взаимодействуют эти категории в современной культуре, и в вашем творчестве, в частности?

З.П.: Это очень серьёзный вопрос, я не готов так сразу... Я думаю об этом часто, но это очень сложная тема, к которой нужно подходить с огромным тактом.

М.А.: Как вы относитесь к "критическим" статьям в ваш адрес и критикам вообще?

З.П.: К критическим статьям – с интересом, к хамству – с раздражением. Тут про меня мои коллеги по патриотическому лагерю накатали ряд разгромных статей, я очень смеюсь, когда их читаю. Скоро размещу всё это на своём сайте, это восхитительные образчики человеческой глупости и пошлости.

М.З.: Вы сами планируете ещё выступить и в роли литературного критика?

З.П.: Ну, иногда хочется кому-то дать по голове, а кому-то помочь. Так что, время от времени буду это делать.

М.А.: Как вы думаете, книги могут изменить мировоззрение читателя?

З.П.: Конечно. Книги могут изменить судьбу человека, и даже целой страны... многое могут.

М.А.: В статье "Наш современник, дай огонька!" вы используете образ – хорошо горящие журналы "Огонёк" и "Наш современник". Толстые журналы, действительно, годны только для печи?

З.П.: Да ну, ерунда. Я о другом писал. У меня вызывал бешенство перестроечный "Огонёк". Это был отвратительный, русофобский журнал. Сейчас я его с интересом читаю и никогда не жгу. "Наш современник", напротив, был отличным журналом в 90-е, с очень сильным отделом публицистики. Сейчас "НС" сбавил обороты. Но это объяснимо – найти фигуры соразмерные Кожинову и Панарину очень сложно. К Станиславу Куняеву я, в любом случае, отношусь с огромным уважением, да и к Сергею тоже. Однако количество чепухи, которое публикуется в поэтическом и прозаическом разделе "НС" всё-таки иногда чрезмерно.

М.А.: Часто герой ваших книг счастлив "вопреки" – безденежью, безработице… Что в вашем представлении счастье?

З.П.: Я об этом написал уже пять книг прозы, как же я отвечу в двух словах. Счастье – жить и знать, что Бог есть и видит тебя.

М.А.: В романе "Грех" главный герой – человек без страха, он не боится "ни Бога, ни черта". В вашем понимании – это признак силы характера или, возможно, наоборот, духовной ущербности?

З.П.: Это слова Быкова про меня, а не про героя. Мой герой боится Бога.

М.З.: Омоновцы как-то реагируют, когда вы их называете "маломыслящей средой"? Бывает так, что ваши знакомые узнают себя в ваших рассказах и обижаются? Что вы им говорите в таких случаях?

З.П.: Что-то я не помню, чтоб я такое говорил. Если и говорил – то и себя имел в виду тоже. Я тогда мало думал, были другие занятия. Может, узнают себя. Ни про какие обиды пока не слышал. Напротив, мы периодически встречаемся и весело пьём водку.

М.З.: В ваших рассказах много "водки", пьянства. Что это – объективное изображение жизни, знак времени, поколения, специфика взаимодействия современного человека с действительностью?

З.П.: Я люблю алкоголь и у меня с ним доверительные отношения. Это не знак времени, это имеет отношение ко мне лично.

М.З.: Образ Бабушки присутствует во многих ваших произведениях. Описание её, кажется, проникнуто особой, трепетной любовью. Есть ли прототип у этой героини? Много ли подобных женщин вы встречаете или встречали в жизни?

З.П.: Моя бабушка, липецкая крестьянка Мария Павловна Прилепина и моя бабушка, рязанская крестьянка Елена Степановна Нисифорова – вот прототипы.

М.З.: В ваших рассказах заложен код к сейфу под названием "сердце женщины". Подсказываю тем, кто читал невнимательно: назовите её "веточка моя", относитесь к ней как дочери, прощайте ей всё, а себе – ничего, и, наконец, самое главное – разделите с ней заботу о детях. Общие дети должны стать центром вселенной и для мужчины тоже. Признайтесь, всё продуманно?! Как вы открывали эти истины для себя? Следуете ли вы им в жизни?

З.П.: Стараюсь следовать, хотя, сами понимаете, задача сложная. Не уверен, что это истины. А приходило это осознание постепенно. Строишь жизнь – и она тебя учит.

М.З.: Как функционируют в вашем художественном пространстве эгоцентрический, амбивалентный и соборный типы личности? Как вы можете определить свой художественный метод?

З.П.: Мой главный герой эгоцентрический и соборный одновременно. Ну и амбивалентный до ужаса. Я работаю в жанре реализма – самого что ни есть традиционного.

М.З.: Система ценностей лирического героя творчества писателя Захара Прилепина и мировоззрение самого Захара Прилепина, реализуемое через жизненные принципы, конкретные поступки, – можно поставить знак равенства?

З.П.: Не во всех случаях, но, скорей, да. Что-то похожее есть, безусловно.

М.З.: Мир героев вроде Примата, уголовников, людей, для которых неважно где и как работать – убивать ли, охранять ли проституток… – это грустная история душевной, духовной, нравственной деградации русского народа, с болью описанная автором, или это нормальная реальность человека вашего поколения, "смакуемая" Захаром Прилепиным; а может, это ностальгия по девяностым?

З.П.: Это один из ваших преподавателей считает, что я описал в "Ботинках..." деградацию народа. Я так не думаю. Я описал обычных русских парней – дали бы им большую задачу – они б её выполнили. Им не дали – они занимались, чем могли. По 90-м я не ностальгирую, это было весьма отвратительное время. Смаковать что-то неприятное и болезненное – тоже не в моих правилах.

М.З.: У вас очень красивая жена, замечательные дети – счастье, в силу разных причин недосягаемое для многих в современном мире. Ваш старший сын определился, что прибыльнее – проза или поэзия? Уже были пробы пера?

З.П.: Ха, спасибо за добрые слова, и за хорошую шутку. Сын делает блестящие успехи в математике и в изучении французского языка. Пока не до прозы ему. Что до семьи – то семья – это не дар, а работа. Пахота. Сначала пахота, а потом уже счастье. Люди не хотят пахать – вот у них и нет этого счастья.

М.А.: Какие книги вы читаете своим детям?

З.П.: У них огромная библиотека. Они в курсе всего – от классики до всех новомодных сочинений, которые я от них тоже не прячу. Пусть всё знают: и Пушкина, и Чуковского, и Остера, и Толкиена и прочих поттеров и гроттеров.

М.А.: Как вам, представителю творческой профессии, удаётся сохранять семейный очаг? Что для вас включает понятие счастливой семьи?

З.П.: Мужчина – это терпение, смирение и последовательность. Если смирять себя почаще – всё будет в порядке. Счастливая семья – семья с максимально высокой планкой качества межличностных отношений, которую соблюдают оба.

М.З.: Поделитесь с нами своими творческим планами на ближайшее будущее.

З.П.: У меня через месяц выйдет новый роман, он называется "Чёрная обезьяна".