ВЫБРАННЫЕ МЕСТА

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ВЫБРАННЫЕ МЕСТА

НИКОЛАЕВА — НА ГОСУДАРСТВЕННУЮ ПРЕМИЮ

Правление Союза писателей России выдвинуло на Государственную премию РФ документальную повесть Виктора Николаева "Живый в помощи". Имя Виктора Николаева мало известно в широких литературных кругах, но для многих читателей и некоторых писателей, среди которых и Валентин Распутин, книга его стала огромным событием.

Николаев родился в 1958 году, закончил Курганское военное училище, воевал в Афганистане, через войну, через тяжелое ранение пришел к Богу — и очень пронзительно выражает теперь свою веру как писатель.

Мы очень инертны, особенно теперь, редко кто из нас бегает нынче в поисках какой-либо книги. Поэтому я счел необходимым предложить читателям, которые еще ничего не слышали о Викторе Николаеве, прочитать хотя бы одну главу из "Живый в помощи". Разговор писателя с бесом. Начав читать, человек сам увидит направление и масштаб Виктора Николаева:

"ОТ МЕНЯ ЭТО БЫЛО"

"Думала ли ты когда-либо, что все, касающееся тебя,

касается и Меня? Ибо касающееся тебя

касается зеницы ока Моего.

Ты дорога в очах Моих, многоценна,

И Я возлюбил тебя, и поэтому для Меня

составляет особую отраду воспитывать тебя.

Когда искушения на тебя и враг придет, как река,

Я хочу, чтобы ты знала, что

От Меня это было…"

Беседа Бога с душою человека

(Из духовного завещания старца иеросхимонаха Серафима ВЫРИЦКОГО)

Отче Серафиме! Моли Бога о нас.

Бес, ты вынудил меня на ответ тебе. Ты давно ходишь во главе своих легионов вокруг меня, чтобы мои мысли, чувства и поступки обратить во грех, направив жизнь мою под уклон во тьму соблазнов царства твоего. Ты пытался и пытаешься под видом благих дел увести меня в свой мир мерзких искушений, покрывая их ложной пеленой благочестия, и подталкиваешь к деяниям, кажущимся разумными только с первого взгляда, но вредными при рассмотрении их с молитвою. Бес, ты хитер, но безнадежно глуп, если считаешь, что помыслы и дела твои имеют силу и достигают цели своей. Все ошибки и тяжкие грехи, совершаемые мною от рождения до сей минуты, — не твои заслуги, а попущение Его во благо мое.

От Него это было!

Все скорби и радости, путь судьбы моей, близкая и надежная подруга — Его воля. Мой офицерский выбор, тяжкое испытание и первая книга созданы по воле Его, в поучение мое, Его мудростью это было. Я в состоянии мыслить, действовать настолько, насколько Им позволено мне это делать. И время, когда завершится мой грешный жизненный путь, — Его решением это будет.

Мое дерзкое самоволие и порой темные мысли не твоей силой созданы, бес, а попущены Им во благое вразумление мое, для излечения от глупостей моих — от Его Отцовской любви ко мне это было.

Лишение меня разума и физической силы в январе девяносто третьего года произошло по Его воле из-за полного отсутствия на тот час пользы от меня, ибо та моя беспокаянная жизнь была бы далее во вред мне и угрозой близким моим. От Его любви ко мне это было.

То, что при всех молитвах за меня ведомых и неведомых мне людей, которым я сердечно кланяюсь до земли, я по-прежнему нездоров и физически ослаблен, — это не от твоей силы, бес, а от того, что только Ему ведомо, сколько мне необходимо и полезно иметь здоровья для блага моего, ибо много хороших врачей земных, но меру исцеления для меня и каждого из нас знает только Он — Господь. Каждый шаг мой, взгляд и тайный замысел при этом ведом Ему, и действия мои либо поощряются Им, либо попускаются волей Его для скорбей моих во вразумление мое. У нас обоих, бес, есть страх перед Ним. Только ты трепещешь от страха животного, а суть моего страха духовного и сердечного в том, что Он может покинуть меня. Мне Им позволяется относительно здраво мыслить и действовать оттого, что я следую за Ним, как в том полете, где Он — ведущий, а я ведомый. И стоит мне сбиться хоть на сотую долю градуса с Истинного курса, как я или в лучшем случае врежусь в грязь, или в худшем — потерплю жестокую жизненную катастрофу. Этот курс, тернистый и узкий, проложенный Им две тысячи лет назад, единственно правильный, — Его вечной заботой о нас, неразумных, определен был. Однажды мы, непослушные дети Его, подменили "Слава Богу!" на "Славу КПСС". Получилось — не приведи Господи…

"Не дай мне Бог оказаться перед закрытыми дверьми, ведущими в жизнь вечную".

Война в Афганистане и Чечне, замысленная в здании Пентосатанизма якобы тобой, бес, — Его попущение. У тебя нет ни крохи ума и способностей для противоборства с Россией. Просто мы сегодня настолько далеко отошли от Креста, что, начав переворачивать Истину Его, получили то, что получает своенравный и капризный ребенок от Отца Своего, — вразумительный и сильный шлепок в виде войны. Заревев от боли и запросив прощения за непослушание, мы были милостиво прощены им — война в Афганистане закончилась. Тогда нам казалось, что большего горя и страха, попущенного Богом во вразумление наше, быть не может. Я по сей день помню наше состояние при выводе войск из Афганистана, когда была истинно всенародная радость, какая бывает в семье после уходящей страшной беды. Я видел, как при расставании, не стыдясь, плакали мужики, простив враз друг другу все обиды. Веря, что не прервется войсковое понятие "Честь имею". Помню, как плачущая, не способная от счастья произнести ни слова мать моментально, сердцем, в кромешной темноте определила, на каком из десятков танков сидит ее сынок. Как отец, инвалид на обе ноги, забыв о костылях, бежал навстречу сыну-капитану… Как мы, грязные, счастливые и пьяные, от рядового до полковника, прощаясь, целовали свои автоматы и технику, жалея, что такого уже не будет никогда. Не судите меня, люди, за эти слова. За спиной оставалось что-то вечное и важное. Где бывшие двоечники становились Героями, которым кланялись у скромных могил учителя со слезами на глазах. Где последние, незаметные в миру, становились первыми в жестоком бою, закрывая собой друзей от пули. Для воспитания нашего от Него это было.

Но ни протрезвления, ни осмысления от происшедшего в умах наших не наблюдалось. Пелена с очей окончательно не спала. Боль от шлепка Божьего стала быстро забываться, и дети Его с нездоровым любопытством начали интересоваться дьявольскими кознями. Ты, бес, запрыгал от своей "победы" над нами и начал все добавлять и добавлять порчи в наши души через СМИ и телесудороги. Оторвавшиеся, как обезумевшие, от тысячелетних норм скромности и смирения, мы хором опасно орали: "Свобода-а-а!" Кто-то при этом делал бешеные деньги, возводя зло на пьедестал, другие безмолвствовали, вольно или невольно потакая злу. На одном конце деревни в пьяном восторге играли свадьбы, с вихрем проносясь на коренных мимо храмов Божьих, не замечая их, на другом — убивали друг друга. Свобода! Бесы разом заводили хороводы вокруг ослепших, обезумевших детей Его, утративших само чувство стыда. Очередное вразумление — нынешняя Чеченская война.

Но многое все же изменилось. Да, бес, изменилось. Это подтверждается тем, как недавно у статуи своей "свободы" (сделанной, кстати, из русского металла) ты орал: "Я вкладываю в растление и уничтожение России миллиарды долларов, а она — стоит!" Да, бес, стояла, стоит и стоять будет. Несмотря на тяжкие мучения и скорби, ибо она — Святая!

Ты скребешь когтями, потому что понимаешь: такой силы духа, какой обладают воины Христовы, не имеет ни один народ в мире. Бес, тебя одолевают страх и бессилие, когда ты видишь, как воины отдают жизнь за Крест Его. Как сын известного генерала в первых рядах сложил в Чечне голову за святую землю свою. Как Шестая десантная рота Псковской дивизии, единая в своем духовном порыве, полегла в битве за Отечество свое (один воин Христов против десятков бандитов), став в мгновение ротой Славы России. Как за несколько минут до смерти офицер субмарины "Курск" писал прощальную сердечную записку любимой жене. Ты в вечном проигрыше, бес. Когда ты, бес, спросил у командира подлодки, такой же, как "Курск": "Ну, теперь пойдете в море?", то содрогнулся от ненавистного тебе ответа: "Теперь в море пойду, как никогда".

Твоя извечная цель, бес, убить не просто воина, а воина Христова. Ты трепетал, когда офицеры в Грозном на вопрос: "А умрете за Христа?", не задумываясь, ответили: "Запросто", сердцем понимая, что такая смерть — самая непростая, смерть с верой в Бога.

— …Ну что, есть Бог? — с издевкой спрашивали бесы НКВД поочередно у каждого из шестидесяти мучеников-священников, стоявших у могильной траншеи, которую они вырыли по их приказу своими руками.

— Есть! — отвечал каждый из них и падал в могилу с пулей в голове. И так до последнего, видевшего все и мужественно ожидавшего своего конца…

— Есть Бог! — признал Сталин 22 июня 1941 года, обращаясь к гражданам страны со словами: "Братья и сестры…"

— Есть! — добавил он и выполнил в страшный для России час наказ Божией Матери, что "…должны быть открыты во всей стране Храмы, монастыри, духовные академии и семинарии. Священники должны быть возвращены с фронтов и тюрем, должны начать служить". Стоял вопрос о сдаче Ленинграда. "Пусть вынесут, — сказала Она, — чудотворную икону Казанской Божией Матери и обнесут ее крестным ходом вокруг города, тогда ни один враг не ступит на святую его землю. Это избранный город. Перед Казанскою иконою нужно совершить молебен в Москве. Затем она должна быть в Сталинграде, сдавать который врагу нельзя. Казанская икона должна идти с войсками до границ России. Когда война окончится, митрополит гор Ливанских Илия (Антиохийский Патриарх) должен приехать в Россию и рассказать о том, как она была спасена".

…Бог есть! И матери во время всех войн вшивали в одежду детям, мужьям и отцам, идущим в бой, пояс с чудотворной молитвой 90-го псалма "Живый в помощи Вышняго".

…Крещеному перед боем в Чечне офицеру пуля попадает в голову, делает в ней два прохода, падает в рот, он ее выплевывает (остается жив) и не снимает с того дня нательный крестик.

…Бог есть! Операцию надо делать, — сказала моя жена, несмотря на смертный приговор, вынесенный врачами, стоя перед иконой Владимирской Божией Матери. Во время операции жена читала молитву "Живый в помощи", и я был спасен.

Если Бога нет, то нет нужды ни в чем. Если нет Бога, нет нужды в детях. Их не будут крестить ради Христа, воспитывать в любви к Творцу и причащать Телом и Кровью Христовой. Сергеем Нилусом сказано в прошлом для нас, сегодняшних: "Сила Божия в немощи совершается…"

Именно так, Божиим промыслом, смертию смерть поправ, за други своя ушел в мир иной близкий мне человек, дважды Герой России Николай Майданов. Ты, бес, убил его одного, а он воскрес в миллионах сердец и, вразумив их своей смертью, повел полками в Храм Святый. И таких новомучеников земли Российской — тысячи. Истинное их число известно только Богу. Сегодня уже мои сверстники и более молодые, чем я, стоят пред Всевышним у Престола Его, получив всенародное благословение на святость. Неразгаданная сила моего государства — в тайне Божьей и в молитве Ему. Она в наших скорбях и испытаниях на преданность Кресту. Потому что на все воля Божия. Ты в злобе своей можешь сжечь воина заживо или четвертовать и послать родителям фильм о казни их сына, но сломить дух носителя Креста тебе, бес, не дано! Твои легионы, исчадие ада, уже топили в Чудском озере, ты драпал с поля Куликова, был бит под Полтавой, Бородино, Берлином и далее везде, а тебе все неймется?! Да, в нужный час, "который уже ближе, чем мы думаем", достаточно будет одного дыхания Его, и ты будешь стерт с земли моей. Но твое путанье под моими ногами попущено Им, чтобы я был в постоянной православной боевой форме для защиты Родины своей. А ты шепчешь: "Переверни Крест…" Как ты представляешь меня — идущим по святой земле вверх ногами? Входящим спиной в Храм Божий и читающим Евангелие в обратную сторону? Изыди, тьма. Уж Венценосный Государь с Семьей Святой на Троне! А у Креста Его отныне и присно и во веки веков будет только первоначальное положение — Истинное, как в Страстную Пятницу, в час Распятия Его.

Все, бес. Я достаточно времени потратил на тебя. Подошло генеральное время суток — время вечерней молитвы, время воздания благодарения Ему за еще один прожитый день. Окончательный приговор твоим бессмысленным потугам в борьбе с Крестом — слова на десантном рюкзаке уходящего в разведку в Чечне спецназовца, Христолюбивого воина: "Прости нас, Господи!"

Помни, что всякая помеха есть Божие наставление,

и потому положи в сердце свое слово,

которое Я объявил тебе в сей день —

От Меня это было.

Храни их, знай и помни — всегда, где бы ты ни была,

что всякое жало притупится, когда ты научишься

во всем видеть Меня.

Все послано Мною для совершенствования души твоей

— все от Меня это было.

Аминь.

АСТАФЬЕВ НА ОСВЯЩЕНИИ ХРАМА

Будучи недавно на 50-летии Алтайской краевой писательской организации, я получил много разных изданий для знакомства. Поэт Валерий Тихонов с 1992 года издает книжную серию "Август". В только что вышедшем "Сборнике интервью" этой серии я нашел любопытные беседы поэта с людьми, знавшими Шукшина, Рубцова, с известными современниками-алтайцами и неалтайцами. Приведу, с разрешения Валерия Тихонова, фрагмент его интервью с Виктором Астафьевым и выступление Астафьева на освящении православной церкви святителя Иннокентия, епископа Иркутского, в родном селе писателя.

— Виктор Петрович, а какие мы, россияне, сегодня?

— Не знаю… Как я могу сказать за россиян? Это слишком храбро и самонадеянно. Тем более при таком разброде — сказать что-то определенное народу!.. Сказать — это или обидеть, или, как при Советах, восхвалить. Не знаю, не знаю… Россияне и сами-то не знают, какие они.

— Мне доводилось читать критические статьи, где вас обвиняют в том, что вы в некоторых своих произведениях позволили себе перешагнуть грани художественной эстетики, прямо говоря, — ввели мат. Что скажете о таких обвинениях?

— "Я сам себе — суд и судия", — сказал наш великий поэт. Каждый писатель — творец своих законов, своей эстетики. Так предполагается, во всяком случае, если он профессионал. Вот я и делаю то, что делаю. Не нравится — сам не делай так.

А читатель у меня есть, его не убыло. Ну те, кто воспитан на цитатах Ленина, на "Как закалялась сталь", на Маяковском, — пусть отвалят, мне не жалко нисколько. А то, что я написал, я не мог не написать. А уж кому нравится, не нравится… Меня все Тургеневым, Толстым упрекают. Насчет Тургенева не клянусь, а насчет Толстого скажу: при такой жизни, при такой армии, при таких событиях он бы тоже матерился.

— Как вы относитесь к тому, что русский народ всегда призывали и призывают к терпению? Не грех ли это — чрезмерное долготерпение?

— Да в какой-то мере и грех. Ну а что — бунт?! Что — резать друг друга?! Те, кого трудящиеся собираются резать и убивать, разбегутся-разъедутся тут же. И будут резать и убивать друг друга — как в гражданскую войну было: у того картошки больше выросло; у того баба толще, чем у него; у этого сын поступил в университет, а моего в техникум не приняли… Причины убивать друг друга у нас всегда находили. Так что только терпение и спасает от этого.

Вообще-то такое терпение, как у нас, есть только у китайцев. Больше, кажется, таким свойством характера никакой другой народ не обладает. В Китае ведь тоже тяжелейшее положение было во время культурной революции. Я был в гостях у заместителя Главнокомандующего китайской армии. И он мне кое-что порассказал. Выжил он на свинарнике, куда его сослали. Там свиньям морковку варили и прочее, а он вместе с ними ел. И так выжил.

Китайцы много чего стерпели. А сейчас благодаря терпению да еще трудолюбию восстанавливают свою жизнь. Вот и нам бы так-то надо — чтоб не только терпели, но и работали, не бегали от работы, не находили бы разные причины для этого.

Выступление В. П. Астафьева на освящении православной церкви святителя Иннокентия епископа Иркутского:

— Справедливость в России хотя бы изредка, но торжествует. В годы разгула самого страшного большевизма в нашей Овсянке церковь была закрыта. Простояла она до тридцать четвертого года пустая, а потом в ней была пекарня. В годы войны "благодарные трудящиеся" растащили ее на дрова. И я уже не мечтал дожить до того времени, когда у нас в селе будет построена церковь.

Хотел сказать, что вот — мы вспомнили о Боге. Но скажу иначе — Господь вспомнил о нас, не надеясь на остатки нашего разума, на остатки нашей веры, оставшейся где-то на дне нашей души. Храм был построен буквально за три недели! Это действительно не без помощи Божией. Я просто не знаю, какую благодарность вознести, но Господь им воздаст, людям, которые воздвигли этот храм. Теперь центр села оформился не только архитектурно, но и духовно. И надеюсь, какое-то влияние, хотя бы незначительное, будет оказывать на души, на просветление разума, а значит, убавится зла, прибудет добра. Чего всем и желаю. И радуюсь, что отпоют меня в этой церкви.

Благодарствую всем! Всем кланяюсь до земли! Желаю доброго здоровья! И прежде всего духовного возрождения!

БРОДСКИЙ И АРВО МЕТС

Очень любопытный был поэт и человек Арво Метс (1937-1997). Он родился в Таллине. С младенчества крещен в православие. Самостоятельно выучил русский язык, да так, что с отличием окончил в Ленинграде Библиотечный институт, потом Литературный институт в Москве, тоже с отличием. Он учился в одном семинаре с Юрием Кузнецовым у Наровчатова. Говорят, его любовь к русской литературе была безмерной. Однажды на экзамене любимый преподаватель многих Михаил Павлович Еремин был так восхищен ответом Арво, что встал и поклонился ему.

Сейчас идет подготовка нового "Дня поэзии". Вдова Метса принесла неопубликованные стихи поэта. Среди них меня очень заинтересовал один верлибр. Прекрасных верлибров у Метса много, но этот еще и с других точек зрения интересен. Он посвящен Бродскому.

И. Б.

Эти стихи

написаны гипсовой маской

(или голым черепом),

которой все равно,

в какой точке глобуса

обитать,

презирая

живых.

Мне кажется, людям, которые не могут выразить, почему они не воспринимают стихи Нобелевского лауреата, так возносимые и издаваемые, после этого верлибра станет вполне понятно свое отношение.