Илья Кириллов СРЕДЬ ЗЕРЕН И ПЛЕВЕЛ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Илья Кириллов СРЕДЬ ЗЕРЕН И ПЛЕВЕЛ

Не более двух-трех лет понадобилось Михаилу Тарковскому, чтобы завоевать расположение московских редакторов и критиков. Он часто печатается, о нем говорят. В последних номерах журналов также его новая проза: повесть "Гостиница "Океан" ("Новый мир", 2001 №5) и рассказ "Замороженное время" ("Наш современник", 2001 №6).

Понятен успех модной прозы П.Крусанова и особенно В.Пелевина, умеющих держать нос по ветру. М.Тарковский же пишет о вещах скорее противоположных тем, которые модны среди московской тусовки, а форму повествования избирает самую традиционную. В чем же причина его успеха или, скажем корректнее, на чем основывается внимание к его творчеству.

Следует сразу к сожалению отвести подозрения о каких-то особых художественных возможностях, их у него ничуть не больше, чем у того же В.Пелевина, П.Крусанова, А.Варламова, М.Шишкина (намеренно ставлю в один ряд писателей, работающих в разных направлениях, но объединенных принадлежностью к одному и тому же поколению "новых сорокалетних"). Но и они не талантливее. Просто изобретательнее.

На сегодняшний день в творчестве М.Тарковского является едва ли не самым важным факт его биографии. О нем всякий раз рассказывают сноски под его сочинениями: "...с 1986 года и по настоящее время работает штатным охотником в с. Бахта Туруханского района Красноярского края". Нельзя не вздохнуть, читая эти строки, с самой доброй искренней завистью, с тоской по этой далекой, "исконной" жизни.

Не у меня одного, думаю, возникают подобные чувства. С одной стороны, да, Москва порой кажется слишком маленьким тесным городом, и ты грезишь тогда о ритме какого-нибудь неведомого Манхэттена; с другой стороны, столь же часто испытываешь желание остановиться, вырваться из сковывающих проблем и отношений, уединиться... Проза М.Тарковского, подтвержденная судьбой автора, создает иллюзию такого уединения.

Круг его сюжетов всегда один и тот же, они перетекают из повести в повесть, из рассказа в рассказ. За этим, однако, чувствуется не однообразие, но постоянство. Это судьбы добытчиков: охотников, рыболовов, — суровые законы их жизни, борьба со стихиями воды, леса, животного мира, истории разлук с домом, с семьей, истории возвращения, необходимость дружбы, взаимопомощи. Судьбы собак, которые были и остаются здесь самыми верными помощниками.

Можно говорить и следует говорить о разных обстоятельствах его прозы, но здесь, в кратком обзоре, я выделил бы одну характерную линию в судьбах его героев, как главных, так и эпизодических. На первый, поверхностный взгляд М.Тарковский только и повествует, что о встречах людей, о стремлении к этим встречам. Как сходятся охотники у костра в таежной глуши, как возвращаются они к женам и детям, к старикам... Вглядимся пристальнее и увидим, однако, какая огромная живет в каждом из них внутренняя обособленность, делающая все связи человека с человеком призрачными. Несмотря на "кондовый", казалось бы, реализм его повествования. Сюжет "Гостиницы "Океан", и даже название демонстрируют это достаточно красноречиво, как и рассказ "Замороженное время" при всей его внешней противоположности сказанному выше.

Никогда не покидает ощущение, что, сложись обстоятельства каким-то экстремальным образом, герои М.Тарковского могли бы выживать в одиночку — я говорю конечно не непосредственно о физическом выживании, — но о том, что одиночество едва ли взрастило бы в них серьезные внутренние конфликты.

За этой "автономностью" героев сто

ит сам автор, бросивший Москву и осевший в таежном углу в Красноярском крае. Хочется верить, что оправданием этого отшельничества явились глубокие внутренние переживания, что за этот неординарный поступок он заплатил высокую цену. И вот какая мысль приходит на ум: его героям, ищущим счастья "на проторенных дорогах", никогда не хватает для этих поисков, для достижения конечной цели необходимых внутренних мотивировок, и их судьбы в конечном счете оказываются банальнее авторской судьбы.

В конце прошлого года был опубликован роман Галины Щербаковой "Моление о Еве" ("Новый мир", 2000, №12). Роман был вздорный, вычурный по содержанию и беспомощный в литературном отношении, имя писательницы едва не сделалось нарицательным.

Свои романы и повести Г.Щербакова печет как блины: не прошло и полугода, как тот же журнал опубликовал ее новую повесть. Следует признать, что на сей раз вещь вышла не совсем комом, хотя бы в силу определенной выстроенности композиции.

Повесть "Мальчик и девочка" ("НМ", 2001, №5), трогательное классическое название, почти "Дафнис и Хлоя". За этим названием у Г.Щербаковой скрываются, однако, не пасторальные отношения, а страсти — или то, что писательница выдает за страсти (сама искренне их таковыми считая).

О пороках ее прозы в целом я уже говорил в одном из обозрений в начале года, поэтому сейчас остановлюсь на конкретном сюжете повести.

Разномастный дачный поселок в Подмосковье, где свой бедный домик имеет учительская семья. В гостях некая Дина, молодая (сравнительно) коллега хозяев. Ее острый глаз сразу отмечает, что их шестнадцатилетний сын девственник, и она решает исправить это досадное обстоятельство. Мать тотчас чует неладное, старается их как-то отгородить друг от друга, но юноша идет за соблазнительницей как теленок, и, несмотря ни на что, они находят "время и место".

Я извиняюсь, что мне приходится пересказывать вам подобные вещи. Но уж больно это характерный сюжет для Г.Щербаковой, прирожденной пошлячки.

Опубликована новая повесть другой известной писательницы Ольги Славниковой: неожиданно сильное впечатление. Следует сделать оговорку, правда, что это впечатление создается на фоне очень тусклых литературных новинок всего первого полугодия.

Я никогда не принимал деления литературы по половому признаку, как это часто делают, мне трудно признать самое понятие "женская проза", равно как другие подобные дефиниции. Повесть О.Славниковой "Бессмертный" ("Октябрь", 2001, №6) еще раз подтверждает невозможность такого деления. Подтверждает качеством, превосходящим многие произведения как женщин, так и мужчин. А если иным произведениям уступает, то опять же вне зависимости от половых или национальных признаков или семейного положения.

Замечательные черты в данном случае: удивительная сосредоточенность автора на судьбах героев и на всех ситуациях, в которых они оказываются, сдержанность в собственных эмоциях, не панибратство. Нет этого назойливого желания удивить, привлечь внимание любой ценой. Единственная область, где она грешит неумеренностью, это словесный стиль. Дело в том, что О.Славникова прежде всего и более всего социальный писатель (на социальной проблематике зиждется сюжет и этой повести, достаточно нетривиальный). Все это подразумевает определенную газетность в изложении, с чем О.Славникова никак не может согласиться. Отсюда эти немыслимые периоды во фразах и совершенно неуместные иногда сравнения. В самом деле, представьте рассказ о пожилой женщине и ее парализованном муже-ветеране, за которым женщина ухаживает, — рассказ совершенно реалистический, остросоциальный, с ярко выраженной моральной и гражданской позицией, но стилистически выполненный едва ли не под Набокова. Требуются усилия, чтобы преодолеть возникающее порой ощущение комичности. Тем более если непосредственно текстовая работа не слишком тщательная: "Облегчение приходило, только когда она физически занималась больным: кормила кашей и протертым супчиком(?), обернув его(?), как в парикмахерской, старой простыней, на которой и оставалась творожистыми пятнами половина обеда, выскабливала крепкую, как рыбья чешуя(?), соленую щетину (однажды Алексей Афанасьевич приснился ей в пегой, высосавшей глаза и щеки, бороде, и она проснулась в слезах)."

Вопросительные знаки вы можете дополнительно расставить сами.