Владимир Бондаренко БЛАГОСЛОВЕНИЕ СТЕПНЫХ БОГОВ К итогам премии «Национальный бестселлер»-2009

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Владимир Бондаренко БЛАГОСЛОВЕНИЕ СТЕПНЫХ БОГОВ К итогам премии «Национальный бестселлер»-2009

И на самом деле, впечатление такое, что сама Гуаньинь, восточная богиня сострадания и милосердия, схожая с нашей Богоматерью, занесенная в степное забайкальское приграничное село Разгуляевку, благословила не только главных героев романа Андрея Геласимова "Степные боги", но и весь "Национальный бестселлер". В награду за такое расположение великой степной богини и присудили члены Малого жюри премию 2009 года роману Геласимова.

Тема Востока не так уж редка в списке книг, выдвинутых на "Национальный бестселлер". Начиная с первого же лауреата премии, остросюжетного исторического писателя Леонида Юзефовича, получившего приз за роман "Князь Ветра", действие которого происходит всё на том же евразийском пространстве, что и в романе "Степные боги", продолжая прозой явно увлеченного Востоком Виктора Пелевина, и заканчивая, к примеру, философской прозой востоковеда Александра Секацкого. По своему тонкому чувству сибирской природы, по знанию сибирского сурового быта в сочетании с элементами восточной притчи я бы сравнил роман "Степные боги" с романом "5/4 накануне тишины" Веры Галактионовой, входившим в шорт-лист минувших лет.

И всё-таки, свою премию "Национальный бестселлер" Андрей Геласимов получил не за знание восточных богинь и японской философии. Премию свою, как ни покажется странным нашим гуманитарным либералам, Андрей Геласимов получил за достойное продолжение традиций русского реализма, традиций советской деревенской и военной прозы.

В наше время надо иметь мужество, чтобы в своих блиц-ответах нам, журналистам, признать ту огромную любовь и уважение, которую испытывает автор к лучшей советской прозе. Надо быть дерзким, чтобы говорить о "поисках национальной самоидентификации, возрождения - давайте назовем его так - имперского мышления", которое и востребует от современной литературы такую "внутреннюю агрессию. Интеллектуальную агрессию в том числе. И самая сильная по агрессивности тема - это, конечно, тема войны. Попытка исследования войны (по крайней мере, у меня) есть явный отклик на то, что происходит сейчас с Россией. Она усиливается…"

Не случайно же, кроме темы Востока, постоянно громко заявляет о себе на "Национальном бестселлере" и тема войны. Тема русского солдата. Вспомним прошедшие нацбест романы Александра Проханова и Захара Прилепина, Эдуарда Лимонова, рассказы Александра Карасева или Вячеслава Дёгтева.

Вот и в этом году в шорт-лист попала яркая книга Ильи Бояшова "Танкист или "Белый тигр", о схватке русского танкиста и немецкой чудо-машины, из которой, как и положено, вышел победителем русский танкист. Это почти былинная сказка о схватке русского богатыря с чудищем заморским, с многоголовым Змеем Горынычем. Думаю, получил бы Илья Бояшов и ныне выигрышные баллы - на мой взгляд, это один из лучших русских современных писателей, - но он уже был лауреатом "Нацбеста", и, чтобы не впадать в премиальную брежневщину, на этот раз члены Малого жюри обошли своим вниманием былого лауреата, избрав самого достойного из его соперников.

Им оказался писатель из Иркутска Андрей Геласимов с романом "Степные боги". Роман повествует о далеком забайкальском селе Разгуляевка в последний год войны, о дружбе русского паренька Петьки с японским военнопленным Хиротаро, плененным еще на Халхин-Голе, и застрявшим в лагере, чтобы ухаживать за тяжелоранеными японскими солдатами, о проходящих мимо Разгуляевки военных эшелонах сначала на запад, на фронт, на борьбу с фашистами, на Берлин, а затем на восток, на разгром Квантунской армии.

Как говорил нам в своем блиц-интервью Андрей Геласимов, основу для своего романа он взял у деда, воевавшего в 1945 году с японцами. Деда он вспоминает и в романе. "Мои деды сражались за русскую землю, так что у меня была возможность узнать историю тех лет из первых уст". Впрочем, и собственное детство писателя, родившегося в 1966 году в Иркутске, затем многие годы прожившего в Забайкалье, пригодилось писателю для романа. Еще были живы деды-фронтовики, еще было много разговоров и о войне, и о лагерях для японских военнопленных, и о самих японцах. Бывал он в те годы и в домах, где жили расконвоированные японцы, видел оставленные в подарок фигурки восточных богов, в том числе и многорукую китайскую богиню Гуаньинь, прозванную в Японии Канон.

Эта богиня милосердия и сострадания стала символом романа. Когда пацан Петька, взгромоздился на спину к японскому врачу Хиротаро, и они побежали в степь, раскинув руки, впереди них взошедшее солнце отбрасывало длинную четырехрукую тень, превращая героев романа в степных восточных многоруких богов, прежде всего в богиню милосердия и сострадания Гуаньинь.

Идея сострадания и милосердия даже в самое жестокое военное время, может быть, и является главной идеей романа. Пожалуй, перекрывает её только идея русской великой Победы, которой живут все жители села, даже самые никудышные, даже жестокие, росшие без отцов подростки, как и все русские люди того трагического и героического времени.

Может быть, роман "Степные боги" заставил и самого автора проникнуться всерьез этой великой идеей русской Победы. Как считает Андрей Геласимов: "Вообще, у меня есть твердая уверенность в том, что непревзойденным по значимости событием в жизни русского народа стала победа в Великой Отечественной войне". А еще Андрей Геласимов назвал в своем интервью своими учителями Юрия Бондарева и Бориса Васильева, советскую военную прозу.

Уже выйдя на сцену в зимнем зале ресторана "Астория", где традиционно присуждается премия "Национальный бестселлер", лауреат признался, что это не его победа, "а наша общая победа в той войне, которую мы выиграли 60 лет назад". Вот за это признание на него сразу после вручения премии и набросилась люто вся стая либеральных критиков.

"Национальный бестселлер" всегда удивляет. Лауреаты каждый раз неожиданны даже для организаторов премии: от Александра Проханова до не столь в свое время известных Ильи Бояшова и Захара Прилепина, от занимательного, но не признаваемого всерьёз Леонида Юзефовича до элитарного и малочитаемого Михаила Шишкина. Премию кидает из стороны в сторону, и даже сверхмудрый её организатор Виктор Топоров каждый раз разводит руками. Помню, один раз он мне сказал после очередного вручения премии абсолютно неугодному для него кандидату: "Еще одно такое вручение - и я уйду из "Нацбеста"…"

Думаю, на этот раз Виктор Топоров не огорчался, но и не предвидел итога. Симпатии многих сидящих в зале были на стороне питерцев Германа Садулаева с его леворадикальной психоделической "Таблеткой" и Сергея Носова с мистическим краеведением в "Тайной жизни петербуржских памятников". Я и сам после того, как выдвинутый мною кандидат Сергей Шаргунов не прошел в шорт-лист, болел всей душой за Германа Садулаева, питерского чеченца с русским державным мышлением.

Мне и на самом деле очень интересна нынешняя новая талантливая русская проза, от Сергея Шаргунова до Сергея Самсонова, от Захара Прилепина до Германа Садулаева, от Михаила Елизарова до Дениса Коваленко, от Александра Карасева до Александра Снегирева, от Александра Терехова до Ильи Бояшова, от Сергея Носова до Павла Крусанова, от Вячеслава Курицына до Олега Павлова…

И я рад был увидеть явный крен "Национального бестселлера" в сторону этой новой, во многом еще отчаянно молодой современной русской прозы. Прозы, соединившей социальную протестность с авангардными поисками, перемешавших архаизм с новаторством, традиционализм со смелыми экспериментами.

Многие претенденты на "Нацбест" были и авторами моего "Дня литературы". Это - явная победа над отмирающим постмодернизмом, так ничего и не давшим нашей словесности, проигравшим по всем статьям новой прозе даже на своём поле литературной игры и авангарда.

Но, может быть, мы раньше времени решили, что кондовый реализм отжил своё? И в ведущих литературах западных стран, в Германии, Англии, США, и в нашей русской новейшей литературе вдруг в лидеры стали выбиваться сорокалетние писатели, явно продолжающие линию нашей деревенской и военной прозы, линию городского психологического реализма былых "сорокалетних"…

Читателям надоело разгадывать литературные головоломки, они вернулись к героям и к ясному сюжету. Пройдя в девяностые годы школу массовой культуры, отвернувшись и от постмодернистов, и от детективных беллетристов, одновременно и от Гандлевского, и от Донцовой, читатели ждут серьёзной, но ясной литературы в традициях русского реализма. Народ перестал стесняться и тяги к реалистической литературе, и своего врожденного русского патриотизма. Несомненным символом этого поворота в народном сознании стала победа Андрея Геласимова в "Национальном бестселлере". Не случайно же Большое жюри, состоящее в основном из литературных профессионалов, выделило прежде всего психоделического, радикального Германа Садулаева с его "Таблеткой", дав ему 10 баллов, затем шли Сергей Носов, Александр Снегирев… В том числе и Андрей Геласимов, но, думаю, больше за природный русский язык, за восточные краски и образы. По ходу действа в "Астории" на сидевшего в углу Геласимова почти не обращали внимания ни журналисты, ни писатели. Мол, знаем, крепкий профессионал, переводится на все европейские языки, но что ему тут делать с его кондовым реализмом? Не в те ворота попал. И телекамеры на предварительных посиделках перед присуждением премии обходили его своим вниманием. Окружали Садулаева, Носова, Бояшова…

Кстати, в отличие от иных недовольных экспертов, посчитавших нынешний шорт-лист неинтересным, я считаю, что шорт-лист был одним из сильнейших за все годы. Ни одного случайного попадания, ни одного провала, как было в иные годы. Может быть, и прав Виктор Топоров, сказав, что шорт-лист в этом году ровен, как английский газон. Но я вижу в этом лишь похвалу. Практически все шестеро - лидеры современной русской литературы. При этом абсолютно разные. Никак не спутаешь "Тайную жизнь петербургских памятников" Носова с "Танкистом или "Белым тигром" Бояшова, "Аномалию Камлаева" Самсонова со "Степными богами" Геласимова. Может быть, газон-то ровный, но густой и насыщенный, и все растения удивительно разные. Давно такого не было. И поэтому я предвижу яркий взлёт русской литературы в ближайшие годы.

Думаю, русская провинция, щедрая на таланты, еще оценит победу Андрея Геласимова, как свою общую победу русской провинции, русской глубинки. Так когда-то перла из глубин уже ставшая классической деревенская проза.

Вот уже Малое жюри, состоящее, за исключением Захара Прилепина, из непрофессионалов, к тому же выросших в русской провинции, в этом году довольно решительно, отодвинув все прогнозы, присудило премию русскому реалисту. В этом мнении сошлись довольно быстро и владелец ресторанов Дмитрий Борисов, и кинорежиссер Михаил Калатозашвили. Все надеялись, как в былые годы, на сложную интригу и оживились, когда Захар Прилепин дал свой балл Сергею Самсонову за роман "Аномалия Камлаева", заявив, что этот роман "снес ему башку", астроном Константин Холшевников предпочел интеллектуального Сергея Носова с его "Тайной жизнью петербургских памятников", а журналист Андрей Колесников выделил "Нефтяную Венеру" Александра Снегирева. Но телеведущая Ольга Шелест на всех интригах поставила жирный крест, дав уже третий, победный балл "Степным богам". Три балла из шести - такое и на "Нацбесте" случается не часто. Люди, не занимающиеся профессионально литературой, предпочли кондовый реализм. Хоть и считает сам автор, что на него больше всего повлияли Юрий Бондарев и Борис Васильев, мне в романе "Степные боги" видится и продолжение, и слияние прозы Виктора Астафьева и Чингиза Айтматова. Такая крутая сибирская евразийская имперская проза, дотошная в своих живых драматических подробностях, с сильными характерами, но от этого не становящаяся чернушной, ибо жизнь в своем развитии побеждает всё. К тому же, не просто русская, а казацкая проза. Ибо действие происходит в селе забайкальских казаков.

Два изгоя среди своих. Один - военнопленный врач японец Хиротаро, взятый в плен под Халхин-голом, но отказавшийся еще перед большой войной возвращаться на родину при обмене пленными, ибо японцы не брали при обмене тяжелораненых, а кто-то должен был ухаживать за ними. Второй - деревенский пацан Петька, "выблядыш", как его звали все и взрослые, и дети. Ибо его мать Нюрку Чижову четырнадцатилетней снасильничал хулиганистый Митька Михайлов и сбежал после этого из Разгуляевки, страшась законной мести братьев Чижовых. Хоть знали все в селе, что невиновна беззащитная Нюрка, но прижитый вне брака сын в любом селе казацком так на всю жизнь и оставался "выблядком".

Выходец из древнего знатного самурайского рода, получивший медицинское образование в Париже, тайком писавший свои тетради, смешивая на страницах историю рода с рецептами сибирских трав, японец Миянага Хиротаро был таким же изгоем среди своих военнопленных, как и незаконнорожденный полуграмотный сельский пацан Петька. И оба любили вольную степь. Знали и чувствовали природу. Оба стали степными богами. Как начинается роман с жаворонков, висевших над степью, так этими степными жаворонками и заканчивается. "С высоты жаворонки видели и пожилого японца с русским мальчиком на спине, и убегавшую от этих двоих до самого горизонта смешную многорукую тень". Как тут не вспомнить шолоховскую степь?! Тем более, что автора "Степных богов" вся тусовка либеральных критиков уже вовсю разносит за "шолоховский" реализм…

Победа Андрея Геласимова - это еще и поворот читателя к серьёзным, но живым и интересным книгам. Не случайно с такой яростью налетели на нового нацбестовского лауреата все либеральные критики. Им даже Запад в данном случае - не указ. Мало ли что французский "Le Mond" пишет после перевода книги Геласимова на французский язык: "Чтобы познать русскую душу, мир обращается к Геласимову". Мало ли, что в Европе он был признан самым популярным русским писателем, опередив и Улицкую, и Маканина, и тем более всех постмодернистов. По мнению либералов, ужасно то, что писатель ощущает себя частью того народа, который нельзя победить, и не стыдится в этом признаваться.

Как всегда, самым шустрым клеветником оказался Дмитрий Быков, еще после первых же книг Геласимова заявивший, что Андрей Геласимов лишь "похож на писателя". Мол, "приятный писатель, в голове не задерживается". Я еще подумал, уж не про себя ли Дмитрий Быков пишет?

Андрей Немзер негодует: "Некогда живой и обаятельный прозаик, а ныне свежий кавалер (виноват, лауреат) "Нацбеста" патетически возвестил граду и миру: "Это победа не моя, это общая победа в той войне, которую мы выиграли шестьдесят лет назад". Кому как, а мне кажется, что по уровню оскорбительной пошлости речение сие даже превышает слоган, украсивший обложку "Степных богов"…"

Роман о Победе 1945 года кажется Немзеру и иже с ним "оскорбительной пошлостью". Так и хочется после подобных слов оставить Немзера и иных его сотоварищей наедине с фашистами - пусть разбираются с ними сами. А нам, русским, зачем было лезть в эту "оскорбительную пошлость" победы? Дошли бы до границ Советского Союза - и всё. Дальше, господа фашисты, Немзеры не позволяют нам идти до Берлина. Вы уж с ними сами разговаривайте, без всяких наших русских пошлых оскорбительных общих побед…

Более того, Немзер столь же издевательски высказывается о прозе Юрия Бондарева, признаваемого Геласимовым своим учителем. Удивительно, что противопоставляет Андрей Немзер "псевдореализму" Юрия Бондарева "достойный" реализм ладно бы одного Солженицына, но и Астафьева, Абрамова, Можаева…

Это уже не литературная критика, а всё та же неприкрытая либеральная политика. Полное отсутствие литературного вкуса. Сменил Виктор Астафьев под старость свою политическую ориентацию. Стал либералом, подписал письмо "Раздавите гадину" - сразу и реализм у него получился "взаправдашний".

Пусть Немзер объяснит, как критик, почему, к примеру, "Горячий снег" Бондарева "псевдореалистичнее", нежели "Пастух и пастушка" Астафьева. Да и в своей советскости и партийности партработник Фёдор Абрамов гораздо убедительнее московского интеллигента Юрия Бондарева. Читал ли вообще Немзер этих писателей? Борис Можаев и Фёдор Абрамов из всех "деревенщиков" наиболее социальные, публицистические писатели.

"Клеёнка есть клеёнка", - пишут немзеры. Не замечая, что в своем либеральном мракобесии сами давно уже стали "клеёночными критиками". Сразу вспоминаешь письмо 42 либеральных писателей к Ельцину, более известное как "Раздавите гадину", призывающее к расстрелам и репрессиям всех инакомыслящих. Впрочем, и в 1917-20 годах такие же немзеры и аграновы расстреливали Гумилёва и Клюева, пока не попали сами под ответную молотилку 1937 года. Неужели это ничему не научило? Этот "реализм на марше" на прошедшем "Национальном бестселлере", похоже, не на шутку испугал нашу либеральную литературу.

К тому же, на том же самом нацбесте в этом году впервые, кроме учредителей премии, слово дали и блогерам "Живого журнала", которых, как известно, сотни тысяч. Блогеры выбирали самую плохую книгу года "Нацворст" и самую лучшую национальную книгу. Слово дали Андрею Подшибякину, главному редактору ЖЖ. Лучшей книгой года блогеры назвали "Тайную жизнь петербургских памятников". Хотя, по мнению главного редактора, все шесть книг шли "ноздря в ноздрю". А вот самой худшей книгой года ЖЖ признало "Асан" Владимира Маканина. Как считают блогеры, эта книга "позорит честь русского офицера".

Еще один повод для либерального визга прямо в зале "Астории". Мало того, что об общей победе 1945 года заговорили, еще и о "чести русского офицера" вспомнили. Ужас. Куда идет "Нацбест"? Не помогли даже ужимки и ухмылки в адрес авторов, и больше всего в адрес "Степных богов", ведущего премии Артемия Троицкого. Как точно и беспощадно выразился об этом сам лауреат: "Я привык к тому, что у нас торжествует либо фрик, либо гоп-культура. Гламур в России сейчас отходит. Ксения Собчак и этот Сергей Зверев… Так же, как и Троицкий… Время этих парней и девиц закончилось, и они очень нервничают…"

Дай-то Бог. Андрей, дай-то Бог…

Честно говоря, не ожидал увидеть в качестве лауреата нацбеста не просто крепкого реалиста с добротным русским языком, с сильными хорошо прописанными характерами, с ярким индивидуальным стилем, но и мужественного, стойкого человека, не стесняющегося выразить свое мнение напрямую.

Видно, и на самом деле степные боги стали поддерживать русскую литературу.