ГЛАВА XIII ПРИОРИТЕТ НЕФТЯНОЙ ПОЛИТИКИ СССР В ИРАНЕ

ГЛАВА XIII

ПРИОРИТЕТ НЕФТЯНОЙ ПОЛИТИКИ СССР В ИРАНЕ

В конце марта — начале апреля 1946 года вывод советских войск из Ирана стал реальностью. В это время ситуация на советско-иранских переговорах в Тегеране менялась с каждым часом. Позиции обеих сторон постепенно сближались. Отложенное слушание иранского вопроса в СБ ООН должно было возобновиться 3 апреля. События развивались стремительно. После встречи с М.Дж. Багировым в конце марта Пишевари ясно осознал надвигавшуюся опасность. Весь Азербайджан находился в сильнейшем волнении, а премьер-министр испытал тяжкое потрясение.

Советские и иранские средства информации объявляли о все новых населенных пунктах, оставленных советскими войсками. В конце марта были освобождены Кередж, Зенджан, Баболсар, Бабол, Ношахр. Первого апреля советские войска покинули Шахи и Мияне, а второго апреля — город Ашраф. В тот же день В. Молотов по телефону дал указание М.Дж. Багирову подготовить Пишевари к возможной встрече и переговорам с представителями тегеранского правительства, а советским представителям в Тебризе — постараться найти с ним общий язык[701].

В соответствии с рекомендациями, М.Дж. Багиров поручил М. Ибрагимову, А. Атакишиеву и Г. Гасанову начать работу в этом ракурсе. Багиров напомнил им, что мирное решение азербайджанского вопроса при выполнении известных условий ставит перед руководителями демократов и Национальным правительством, а также бакинской «тройкой» ряд важных задач. Багиров предупредил, что дальнейшая судьба азербайджанского движения будет зависеть от организаторского таланта лидеров партии демократов и руководителей Национального правительства. По мнению Багирова, в пропагандистской работе следовало особо уделить внимание укреплению Демократической партии. Багиров напомнил о важности исправления левацких ошибок, мобилизации всех сил на поддержку Национального правительства, сохранения в любой форме присутствия специалистов из Советского Азербайджана и их помощь Национальному правительству, продолжения материальной и организационной помощи со стороны Советского Азербайджана. М.Дж. Багиров отмечал, что теперь руководителям Национального правительства придется работать в совершенно другой обстановке. Формально власть будет принадлежать иранскому правительству, командующий войсками будет назначаться также им. Однако остается ряд благоприятных условий. К ним относятся деятельность АДП и профсоюзной организации, существование боеспособных войск, моральная поддержка со стороны Советского Союза и высокий национальный настрой самого народа. Багиров считал, что вооруженный народ по своим морально-волевым качествам в несколько раз превосходит тегеранские войска, а в боевом отношении доказал, что организовчал лучше войск и жандармерии. Лидер Советского Азербайджана наставлял бакинскую «тройку»: «Правда, вас там не будет, наших войск там не будет. Им самим придется держать экзамен, самостоятельно, без вашей повседневной практической помощи. Следовательно, к агитационным, организационным, административным способностям, которые они проявляли, должны добавить способность маневрировать в новых условиях, проявлять больше политической гибкости, суметь поставить свои вооруженные силы в такие условия, чтобы правительство, его органы не знали об их существовании, но в то же время чтобы всегда эти вооруженные силы были бы начеку, в готовности ко всяким неожиданностям, т. е. все вооруженные силы, насчитывающие десятки тысяч, от открытого, легального положения должны перейти на нелегальное положение. К этому надо готовиться сейчас же». Багиров писал: «Во всем этом деле особую ответственность несете вы. Короткое время, которое вы там еще пробудете, вы должны использовать на то, чтобы после окончательного ухода наших войск и вашего отъезда все было сохранено: и партия, и профсоюзы, и единство азербайджанского народа»[702].

Третьего апреля М.Дж. Багиров направил Глинскому, Атакишиеву, Гасанову и Зейналову срочное сообщение: «Надо предупредить Пишевари и через него других руководителей Национального правительства, что тегеранское правительство само к ним обратится с предложением вести переговоры об условиях взаимных уступок, причем местом переговоров они называют город Кередж. Это лишний раз говорит о том, что тегеранское правительство вынуждено считаться с азербайджанцами и не намерено особенно обострять отношения, тем паче открывать боевые действия. Следовательно, Национальному правительству надо держаться с достоинством, до самого конца выдержать, никаких послаблений в своих мероприятиях не делать. Это одновременно говорит о том, что вооруженные силы Национального правительства должны крепко стоять на тех позициях, где они сейчас находятся, и никого не пропускать после ухода Красной Армии из представителей тегеранского правительства, будет ли это представитель жандармерии, полиции или войсковых частей, без особого разрешения самого Национального правительства. А разрешение Национального правительства, само собой разумеется, будет только после того, как переговоры будут завершены и будет подписано соглашение»[703].

Стенограмму рекомендаций М.Дж. Багирова по поводу предстоящих переговоров с тегеранским правительством в Тебриз доставили М. Ибрагимов и замминистра госбезопасности генерал А. Керимов. Дополнительные указания Багирова пришли по военному телеграфу 3 апреля. В ночь с 4 на 5 апреля М. Ибрагимов, Г. Гасанов, А. Атакишиев, А. Керимов встретились с Пишевари и ознакомили его с советскими предложениями, уже согласованными с тегеранским правительством. М. Ибрагимов зачитал привезенную стенограмму указаний Багирова о дальнейших действиях Национального правительства в связи с создавшейся обстановкой. Выслушав предложения советской стороны, Пишевари с горечью произнес: «Ознакомившись с этим документом, я вспомнил о событиях в Гиляне в 1920 году. Тогда наших товарищей-революционеров обманули, и тогдашняя реакция начала постепенно против них репрессии, и, наконец, в результате преследования революционеры уехали в другие страны. Так же получится и сейчас».

Ясно осознавая складывающуюся ситуацию, Пишевари пытался объяснить советским представителям, что произойдет в дальнейшем: «Существующее правительство во главе с Кавамом обманывает вас. Как только вы уйдете, он сейчас же начнет расправляться с переселенцами из Советского Союза, а их сотни тысяч, затем со всеми демократическими силами и их руководителями. В этом прежде всего активное участие примет реакционно настроенная часть помещиков и ханов, которых временное правительство и отряды федаинов преследовали, конфисковывали их имущество, убивали. Родственники последних будут творить суд над демократами и их семьями и расправляться так, что история не забудет страшного кровопролития… Представьте себе, что Красная Армия уйдет, а вместе с ней и вы уйдете и оставите нас в таком положении; жандармерия, полиция и правительство Кавама расправятся с нами, не оставив ни одного демократа, и восстановят прежний режим Реза шаха.

Пойти на уступки правительству Кавама — это значит отказаться от наших целей и убеждений и, наконец, от проделанной нами громаднейшей работы в Иране. Мне это очень тяжело. Я этого сделать не смогу…

Еще в ходе нашей работы, в начальный период развития демократического движения и образования Национального правительства я в некоторых моментах начинал сомневаться в ваших действиях, т. е. в том, будете ли вы до конца оказывать нам помощь в проводимой работе, а сейчас тем более и вовсе вам не верю. Повторяю: я вам больше не верю.

С вашего согласия мы начали осуществлять среди бедных крестьян Иранского Азербайджана земельную реформу, многим роздали землю помещиков и ханов, и даже вчера, когда я был в Мараге, по этому вопросу опять-таки дал новое указание, чтобы скорей завершили распределение земель… После всего этого как я могу, при каких условиях и с какой совестью обращаться к людям и говорить, чтобы полученную землю вернули обратно?»[704].

Затем, обращаясь к советским представителям, Пишевари сказал: «Вы поймите, я не о себе пекусь, не свою шкуру собираюсь спасать, я защищаю интересы азербайджанского народа. Советское правительство и вы недостаточно хорошо знаете руководителей иранского шахского правительства. Оно сегодня идет советскому правительству на некоторые мизерные уступки, а завтра, уверяю вас, откажется от них, и начнется преследование всего азербайджанского народа, прежде всего принимавших участие в демократическом движении. И эти люди, а их сотни тысяч, вынуждены будут со своими семьями, детьми, женами бежать за границу, в Советский Азербайджан, чтобы спастись. А я знаю, ваши же пограничники их остановят, арестуют или предложат вернуться обратно…

После ухода Красной Армии шахское правительство неизбежно будет преследовать, как, впрочем, не днями, не месяцами, а годами, используя любые коварные методы. Все равно нам умирать, так разрешите нам умереть с честью. Пусть всему миру станет известно, что азербайджанский народ, в частности, ее Демократическая партия и Национальное правительство погибли не от трусости, а в сражении, в тяжелой борьбе с иранским шахским правительством за свое освобождение. И поэтому нам надо, чтобы после ухода Красной Армии вы были в стороне, не вмешивались во внутренние дела Ирана. Мы поднимем население сел и городов и с помощью федаинов и наших вооруженных сил будем защищать азербайджанскую территорию от наступления шахской реакции. Будем вести борьбу до последнего человека, на это доблестные азербайджанцы готовы. Или разрешите нам мобилизовать все свои силы, связаться со всеми демократическими группами всего Ирана, пойти на Тегеран, свергнуть шахское правительство и установить во всем Иране демократическое правительство. Тогда перед нами, азербайджанцами, откроются огромные перспективы для создания новой жизни и процветания азербайджанского народа.

С другой стороны, если согласиться с предложением правительства Кавама эс-Салтане, которого я знаю как двурушника лучше вас всех, то в удобный момент он уничтожит все демократическое движение в Азербайджане. В этом случае проиграет не только азербайджанский народ, но и советское правительство, влияние которого, что само собой разумеется, будет потеряно не только на Иран, но и на странах Ближнего Востока. Такая уступка Каваму, о какой идет речь в стенограмме, разве приемлема для советского правительства? По-моему, такой уступкой СССР наносит себе колоссальный урон. Если мы согласимся на такое предложение, то, уверяю вас, реакционные элементы поднимут весь иранский народ и будут вести пропаганду против Советского Союза, в адрес которого выдвинут тысячу всяческих обвинений. Громадному авторитету, который имеет советское правительство в настоящее время в Иране, будет нанесен удар, и потом СССР трудно будет завоевать симпатии иранского народа, потому что ни его пропаганде, ни его силе иранский народ верить больше не будет. Разве это выгодно вам и нам?»

После такого бурного выступления Пишевари немного успокоился. Генерал А. Атакишиев пытался смягчить обстановку. Желая сменить направление беседы, Атакишиев спросил: «Если Кавам эс-Салтане сам обратится к вам для переговоров, разве вы откажетесь от этого, будет ли смысл отказываться?» На это Пишевари ответил, что не откажется от переговоров, однако, следуя установленным законам, он должен получить на это полномочия от Меджлиса: «Я должен поставить этот вопрос перед Меджлисом, просить у него полномочий создать комиссию и направить на переговоры. Местом для переговоров можно выбрать Тебриз, в крайнем случае — г. Миане. Это надо, во-первых, сделать потому, чтобы азербайджанский народ знал, что Кавам переговоры ведет именно на азербайджанской территории и в азербайджанском городе, а, во-вторых, это обстоятельство повлияет и на самого Кавама эс-Салтане, который может пойти на некоторые уступки. На переговорах должны присутствовать председатель Меджлиса Шабустари, министр внутренних дел доктор Джавид и руководитель Демократической партии Падеган и я, а также обязательно ваш представитель, для консультации.

Если наши переговоры не дадут положительных результатов и тегеранское правительство попытается вновь захватить азербайджанскую территорию вооруженным путем, а с вашей стороны вновь будут указания решать конфликт мирным путем, идя на уступки иранскому правительству, то опять-таки мне и остальным руководителям Демократической партии трудно будет осуществить эти ваши предложения.

Может быть, нам в таком случае выделить из состава Национального правительства и Демократической партии новых представителей и возложить на них обязанности вести переговоры с Кавамом эс-Салтане, а нам, уже известным руководителям, разрешить выехать из страны если не в Советский Союз, то куда-нибудь, хотя бы в Болгарию. Одновременно разрешить около 2000 семьям активистов демократического движения выехать в Советский Союз».

Далее, обращаясь к присутствующим, Пишевари сказал с печальной улыбкой: «Я знаю и глубоко убежден, что вы, сидящие здесь, и лично тов. Багиров являетесь сторонниками силовой защиты азербайджанского Национального правительства и ни в коем случае не позволите принизить его авторитет и самостоятельность, потому что это правительство мы с вами создавали вместе. Но нынешняя ситуация в мире и в связи с ней политика советского правительства диктуют необходимость некоторых уступок вновь образованному правительству Кавама эс-Салтане. Завтра вы уедете, а я останусь здесь. Я обещал народу, я поднял народ, он меня знает, как же я могу перед угрозой Кавама эс-Салтане и реакционных сил молчать и жертвовать сотнями тысяч азербайджанцев. Мне трудно, мне очень тяжело. Я еще раз заявляю, что этого сделать не могу. Пусть все, кто хотят, уедут, куда хотят, а я останусь здесь и, не жалея сил и жизни, буду защищать интересы, судьбу Азербайджана и умру на полях сражений».

На вопрос А. Атакишиева: «Хотелось бы узнать точно, в случае если переговоры будут протекать в духе, позволяющем разрешить дело мирным путем, на какие уступки можете пойти?» Пишевари по пунктам изложил следующее:

а) признание автономии Азербайджана в форме энджумена;

б) разрешение свои войска и свой командный состав, но с подчинением, как все иранские войска, генеральному штабу; в необходимых случаях войска Азербайджана также будут защищать Иран от внешних врагов, но их нельзя использовать против иранских племен, решение внутренних проблем;

в) оставить за Азербайджаном право обеспечения внутреннего порядка собственной полицией, без присылки из Тегерана жандармерии и прочих вооруженных сил;

г) делопроизводство в Азербайджане вести на азербайджанском языке,

а переписку с Тегераном — на фарсидском языке;

д) обучение в школах до 3-го класса вести на азербайджанском языке, а с 3-го класса ввести дополнительно и фарсидский язык;

е) государственные земли оставить за крестьянами, а распределенные среди крестьян помещичьи земли оплатить за счет государства, с последующей постепенной уплатой крестьянами стоимости этих земель государству;

ж) признание Тегераном законными всех проведенных до сих пор Национальным правительством реформ, не возбуждать уголовного преследования по иранским законам в отношении демократов;

з) увеличить количество депутатов от Азербайджана в иранском Меджлисе в соответствии с численностью населения Азербайджана;

и) запретить возвращение в Азербайджан лиц, выдворенных как противники демократического развития[705].

Представители Советского Азербайджана попросили Пишевари все высказанное им изложить на бумаге. Однако он категорически отказался, заявив, что у него такое состояние, что он не может держать перо, и поэтому просил, чтобы отчет составили и направили в Баку сами бакинцы. Причем он просил не сообщать Багирову о проявленных им нервозности и смятения. В тот же вечер А. Атакишиев составил отчет о переговорах с Пишевари и срочно переслал Багирову. Было решено встретиться повторно с участием Шабустари и Падегана 5 апреля.

5 апреля М.Дж. Багиров отчет о встрече с Пишевари и его предложениях направил Сталину и Молотову. Он писал: «Пишевари вновь заявляет, что все намерения Кавама направлены на ликвидацию демократического движения и в целом всего до сих пор завоеванного азербайджанским народом. В заключение он заявил, что будет выполнять все наши указания, саботировать их не будет, но не скрывает, что в данном случае он будет исполнителем указаний, а в душе он с этим не согласен»[706].

Вечером 4 апреля стало известно, что Пишевари без консультаций с бакинской «тройкой» вызвал в Тебриз члена фракции «Туде» иранского Меджлиса и руководителя Народной партии Абдулсамеда Камбахша. Об этом факте Багиров сообщил в Москву и даже вспомнил, что, когда создавалась АДП, Камбахш был среди приглашенных в Баку. Однако из-за отрицательного отношения к Демократической партии и азербайджанскому национальному движению Камбахш не был допущен к процессам в Южном Азербайджане. Мать Камбахша была родом из династии Каджаров, т. е. азербайджанка, а отец — персом. Военное и общеполитическое образование он получил в Москве. Багиров писал Сталину: «Вызов его без нашего ведома со стороны Пишевари для нас совершенно непонятен».

Бакинской «тройке» были даны указания, учитывая подавленное состояние Пишевари и его нервозность, не нажимать на него и не настаивать, чтобы он обязательно написал о своих предложениях. Было рекомендовано всем принять меры к постепенной подготовке Пишевари и остальных руководителей, убеждая их в необходимости и правильности в данный момент идти на максимальные уступки в предстоящих переговорах с тегеранским правительством. В связи с неожиданным приглашением Камбахша, к которому Пишевари всегда относился отрицательно, следовало выяснить истинную причину визита в отдельности и у Пишевари, и у Камбахша. Приезд Камбахша в Тебриз и его контакты были взяты под наблюдение советских спецслужб. Багиров писал своим сотрудникам в Тебризе: «В самой вежливой, дружеской и спокойной форме убедите Пишевари и его товарищей, и отдельно Камбахша, что какие бы то ни было мероприятия с их стороны, не согласованные с нами, могут привести к совершенно нежелательным и отрицательным последствиям. Без учета создавшейся международной обстановки их выступление в какой бы то ни было форме равносильно авантюре и заранее обречено на провал»[707]. Одновременно Багиров сообщил М. Ибрагимову, что хочет встретиться с Пишевари и Камбахшем в советской Джульфе 6 апреля ночью или, в крайнем случае, 7-го вечером.

4 апреля состоялась встреча Пишевари и Камбахша, который рассказал премьеру о положении в Тегеране, об отношении ЦК Народной партии к правительству Кавама, о планах и задачах Народной партии в связи с неизбежным наступлением реакции после ухода советских войск. Камбахш сообщил, что весь состав ЦК Народной партии настроен оппозиционно к Каваму и считает его коварным и хитрым врагом демократии. Однако ЦК, исходя из международной политики Советского Союза, внешне проявляет лояльность к правительству Кавама. По мнению ЦК, после ухода советских войск из Ирана Кавам последовательно будет проводить политику удушения демократического движения во всем Иране, и в первую очередь на Севере. ЦК Народной партии считает, что Кавам вначале будет очищать от народников Тегеран как свой тыл, а затем без замедления предпримет наступление на Азербайджан и другие северные провинции Ирана. ЦК Народной партии придерживался мнения, что для предотвращения разгрома демократического движения как в Азербайджане, так и в других провинциях Ирана целесообразно наметить план совместных выступлений, по которому Азербайджан, не ожидая удара после ухода советских войск, должен сам перейти к активным действиям. Одновременно с Азербайджаном ЦК Народной партии организует восстание в Тегеране, Казвине и других северных провинциях. Камбахш считал, что для этого существует определенные предпосылки и что прогрессивные круги Тегерана во главе с ЦК Народной партии разделяют стремление азербайджанцев отстаивать свои национальные интересы. Камбахш был уверен, что правительство Тегерана не в состоянии будет устоять против объединенных сил азербайджанских демократов и «народников». Однако если прогрессивные силы откажутся от активных действий, то тем самым дадут возможность Каваму закрепиться и упустят из-под контроля благоприятную обстановку, а следовательно, и инициативу. Пишевари разделял взгляды Камбахша по многим вопросам и подчеркнул, что если Тегеран будет посягать на отвоеванные права и свободы Азербайджана, то население будет вынужден защищаться[708].

В первые дни апреля Национальное правительство усилило контроль над дипломатическим корпусом, действующим в Тебризе. 2 апреля азербайджанское управление таможни наложило запрет на продажу американской одежды, обуви и трикотажных изделий. Ввезенные до 8 марта американские товары могли быть допущены на рынок только после уплаты 50 %-ной пошлины. После этой даты все товары признавались контрабандой и подлежали конфискации. Были наложены определенные ограничения и на деятельность консула Р. Россоу, фактически он теперь не мог выехать за пределы Тебриза. В своем рапорте госдепу консул жаловался, что не может посещать другие районы Азербайджана — ему это запрещено. Он просил наделить его особыми полномочиями, чтобы воздействовать на советские учреждения, мешающие ему работать. Когда возникла необходимость посетить Махабад, а советский генеральный консул не мог определить, входит или не входит этот город в американский консульский округ, то Россоу запретили поездку туда. Консул жаловался, что не может никак влиять на ход событий[709]. Этот рапорт Р. Россоу отправил в тот день, когда иранский вопрос вновь был вынесен на обсуждение в Совет Безопасности ООН.

3 апреля состоялось заседание Совета Безопасности ООН, на котором заслушивались отчеты СССР и Ирана. А. Громыко не участвовал в заседании. Председатель Совета Безопасности доктор Го Тай-Ци пригласил на заседание посла Ирана Г. Ала. Премьер Кавам письменно подтвердил полномочия иранского посла[710]. Затем председатель Совета Безопасности зачитал письмо генерального секретаря Т. Ли советской и иранской делегациям от 29 марта и их ответные послания. Громыко писал: «Советско-иранские межправительственные переговоры привели к соглашению о выводе советских войск из Ирана. Вывод войск начался 24 марта и завершится через полтора месяца. Об этом я официально заявил Совету Безопасности 26 марта. Таким образом, вопрос о выводе советских войск из Ирана, поднятый иранской стороной 18 марта, благополучно разрешен в результате переговоров советского и иранского правительств. Что касается других вопросов, то они не связаны с выводом советских войск»[711]. Как видим, в письме А. Громыко от 3 апреля по сравнению с предыдущим письмом отсутствуют оставляющие лазейку слова: «…если не будет непредвиденных обстоятельств».

Ответ иранского представителя значительно отличался от позиции Громыко. Ала отмечал, что переговоры пока не дали положительного результата и советские органы через официальные и военные каналы продолжают вмешиваться во внутренние дела Ирана. Посол заявил: «24 марта, за день до заседания Совета Безопасности, советский посол в Иране сообщил премьер-министру, что если не будет непредвиденных событий, то советские войска уйдут из Ирана в течение 5–6 недель. Однако через 3 дня, при очередной беседе с премьером, советский посол сказал, что если будет достигнуто согласие по нефтяной концессии и проблеме автономизации Азербайджана, то нет причин для беспокойства и повода для непредвиденных событий»[712].

После оглашения ответов госсекретарь США Бирнс заявил, что не собирается участвовать в обсуждениях до всестороннего анализа ответов обеих сторон. Когда у Ала спросили, есть ли у него какие-либо предложения, тот ответил, что его страна не желает, чтобы на Советы оказывалось давление, но вместе с тем, советские делегаты должны отказаться от мысли о «непредвиденных событиях» и пообещать Совету Безопасности, что войска без всяких условий выйдут до 6 мая. Одновременно Ала предложил оставить этот вопрос в повестке Совета Безопасности ООН для обсуждения в случае необходимости.

4 апреля было достигнуто временное соглашение по иранскому вопросу. В представленной Бирнсом резолюции, принятой девятью голосами при одном воздержавшемся (Австралия), говорилось, что Совет Безопасности особо отмечает и доверяет гарантиям СССР, что вывод войск уже начался и завершится в течение 5–6 недель, при этом СБ признает, что вывод советских войск из Ирана не может завершиться в короткое время. Но объявление Советского Союза об этом уже говорит о желании вывести войска. Резолюция оставляла Совету Безопасности возможность в случае задержки вывода войск потребовать от СССР объяснений. Бирнс предлагал, чтобы дальнейшие сведения поступали через представителей СССР и Ирана. Это предложение поддержали представители Египта, Великобритании, Польши, Мексики и Франции. Иранский представитель Ала, следуя инструкциям своего правительства, также поддержал все эти предложения[713].

Резкие выступления Ала в Совете Безопасности и его поддержка антисоветских выпадов США весьма разгневали советского посла И. Садчикова. По взаимной договоренности представители обеих стран в ООН должны были официально заверить Совет Безопасности, что вывод войск идет безоговорочно и что какое-либо обсуждение этого вопроса бессмысленно. Советский посол жаловался, что Кавам в Иране говорит одно, а через представителя в Нью-Йорке — другое. Хотя Кавам и сетовался на своеволие посла Ала, однако считал сохранение вопроса в повестке дня своим запасным вариантом.

Практически 3 апреля на советско-иранских переговорах была достигнута принципиальная договоренность по вопросам вывода войск, предоставления нефтяной концессии и Южному Азербайджану. Кавам старался не подписывать каких-либо документов по азербайджанскому вопросу и, желая избежать советского вмешательства в эту проблему, сохранял его в подвешанном состоянии. Ночью 3 апреля тексты договоренностей были уточнены Садчиковым и Кавамом. Советский посол дал слово, что по телефону заручится согласием Москвы и 4 апреля будет подписано совместное коммюнике. В последний момент, чтобы положить конец сомнениям советской стороны, Кавам в письме от 4 апреля заявил о принятии всех предложений СССР по созданию нефтяной компании. Он писал: «Господин посол! В дополнение к состоявшимся между нами устным переговорам имею честь сообщить вам, что правительство его величества шахин-шаха Ирана согласно с тем, чтобы правительства Ирана и Советского Союза создали смешанное советско-иранское общество по разведке и эксплуатации нефтяных месторождений в Северном Иране на следующих основных условиях:

в течение первых 25 лет деятельности общества 49 % акций будет принадлежать иранской стороне, 51 % — советской стороне; в течение вторых 25 лет 50 % акций будет принадлежать иранской стороне и 50 % акций — советской стороне… Границы первоначальной территории общества, предназначенной для производства изыскательских работ, будут теми, которые обозначены на карте, переданной мне вами во время беседы 24 марта с.г., за исключением части территории Западного Азербайджана, расположенной западнее линии, идущей от точки пересечения границ СССР, Турции и Ирана и дальше на юг по восточному берегу озера Резайе, вплоть до города Миандоаб, как это обозначено дополнительно на упомянутой выше карте 4 апреля 1946 года»[714].

В тот же день И. Садчиков выразил Каваму письменное согласие по поводу его предложения[715]. Он отметил, что советское правительство согласно с основными условиями. Американский консул Россоу писал по поводу создания смешанного нефтяного общества: «Концессии такого типа нужны не потому, что Советский Союз нуждается в нефти, а потому, чтобы иметь возможность время от времени оказывать давление на иранское руководство. На этом этапе главной целью было контролировать Иран на уровне Кабинета министров. А главной целью были сам Кавам и царевич Мюзаффар Фируз из рода Гарагоюнлу Каджаров, отец которого был свергнут нынешним шахом»[716].

4 апреля, когда премьер Кавам и посол Садчиков обменивались письмами, председатель Совета Министров СССР И. Сталин принимал вновь назначенного посла США Уолтера Смита. Посол вручил Сталину письмо президента Г. Трумэна и затронул ситуацию в Иране. Сталин заявил У. Смиту: «Вы не понимаете нашего положения в вопросах нефти и Ирана… Бакинские нефтяные залежи — наш главный источник нефти. Они близки к иранской границе и открыты для опасности. Берия и другие говорят мне, что саботажники, и даже один человек с коробкой спичек, могут причинить нам большой ущерб. Мы не можем подвергать риску наш нефтяной источник».

Изучив письмо, привезенное Смитом из Вашингтона, руководство дало команду Садчикову продолжать переговоры в Тегеране, одновременно дожидаясь последних указаний Москвы. Кавам и Садчиков провели бессонную ночь 4 апреля[717]. Наконец, глубокой ночью из Москвы пришел положительный ответ — СССР согласился с предложениями Ирана.

5 апреля в 3 часа утра состоялся обмен письмами между Кавамом и Садчиковым по поводу создания нефтяной компании, вывода в полуторамесячный срок советских войск (начиная с 24 марта) и путях разрешения азербайджанского вопроса. Несмотря на то, что под всеми документами стояла дата 4 апреля, все проекты советского посольства были приняты Кавамом и его министрами. Только по азербайджанскому вопросу была сделана маленькая поправка: в Азербайджане разрешалось преподавать азербайджанский язык в пяти начальных классах, а ранее договаривались о четырех классах[718].

Хотя иранское правительство настаивало, чтобы официальным языком в этой провинции являлся персидский, а не азербайджанский, разрешая вести делопроизводство на двух языках, оно, вместе с тем, обещало свободу деятельности демократических и профсоюзных организаций в Иранском Азербайджане, обязывалось не применять репрессий в отношении населения и лидеров национально-освободительного движения, соглашалось увеличить количество депутатских мест в иранском Меджлисе в соответствии с численностью населения провинции[719]. Таким образом, одно из основных требований Демократической партии Азербайджана было учтено. Правда, как и в случае с нефтяным советско-иранским обществом, все откладывалось до утверждения на законодательной сессии Меджлиса 15-го созыва.

В семистраничной справке, подготовленной МИД СССР по результатам московского вояжа Кавама и переговоров в Москве и Тегеране в феврале-апреле 1946 года, указывалось, что в процессе тегеранских переговоров в ночь с 4 на 5 апреля был подписан окончательный вариант советско-иранского договора после его предварительного обсуждения в Кабинете министров[720].

После подписания соответствующих документов стороны официально сообщили о советско-иранских переговорах. В коммюнике говорилось: «Переговоры, начатые премьер-министром Ирана в Москве с руководителями правительства Союза Советских Социалистических Республик и продолженные в Тегеране после прибытия советского посла, привели 15 фарвардана 1325 года, что соответствует 4 апреля 1946 года, к полной договоренности по всем вопросам, а именно:

части Красной армии с 24 марта 1946 года возвращаются, т. е. с воскресенья 4 фарвардана 1325 года эвакуируются со всей территории Ирана в течение полуторамесячного срока;

договор о создании смешанного ирано-советского нефтяного общества и его условия будут представлены на утверждение Меджлиса 15 созыва до истечения семимесячного срока, считая с 24 марта сего года;

По вопросу об Азербайджане, поскольку это является внутренним делом Ирана, между правительством и населением Азербайджана будет найден мирный путь для проведения реформ в соответствии с существующими законами и в духе благожелательного отношения к азербайджанскому населению»[721].

8 апреля 1946 года шах Ирана устно подтвердил послу СССР в Иране согласие Иранского правительства на создание смешанного советско-иранского нефтяного общества[722].

В тот же день по поводу вывода советских войск Кавам писал И. Садчикову, что надеется на вывод всех войск в течение полутора месяцев, начиная с 24 марта[723].

Сотрудник советского посольства Ашуров немедленно телеграфировал в Баку о ходе переговоров и о содержании подписанных документов.

Получив первые сообщения из Тегерана, М.Дж. Багиров информировал бакинскую «тройку» в Тебризе: «Мы будем полными хозяевами в советско-иранском смешанном нефтяном обществе и будем иметь несколько тысяч человек в качестве рабочих и работников из своих людей. Ясное дело, что мы будем брать их из числа азербайджанцев. В специальном письме, подписанном Кавамом, он взял на себя обязательство гарантировать полную свободу и неприкосновенность личности всех организаторов, руководителей движения, никого не подвергать наказанию. На этом этапе то, что мы выторговали, и то, что сам Пишевари может еще в переговорах с Кавамом выторговать, — для азербайджанского народа будет неплохо. Пишевари ставил вопрос об обучении в первых трех классах на азербайджанском языке, мы добились согласия Кавама на пять классов. Теперь сам Пишевари должен настаивать на том, чтобы в шести классах велось преподавание на азербайджанском языке. Надо Пишевари сказать, чтобы он не унывал. Никто, ни Кавам, ни кто-либо другой, не посмеет что-нибудь с ними сделать. Вопрос о помощи деньгами для содержания войск в размере 5 миллионов туманов надо уточнить с Москвой»[724].

В 4 часа дня 5 апреля состоялась беседа с участием Пишевари, Шабустари, Падегана, Джавида, со стороны южноазербайджанских демократов и М. Ибрагимова, Г. Гасанова, А. Атакишиева и А. Керимова — с советской стороны. Еще не приступая к теме обсуждения, доктор Джавид стал рассказывать, что он слышал по радио о переговорах, происходивших между послом СССР в Тегеране Садчиковым и Кавамом, где якобы обсуждался вопрос Иранского Азербайджана, который намерены разрешить в рамках конституции Ирана. Все сидящие внимательно выслушали это сообщение и стали высказывать свое мнение. М. Ибрагимов сказал: «В настоящее время политическое положение в мире очень сложное, и поэтому наравне с укреплением вашего Национального правительства вам нужно подумать о будущем, если даже нужно кое в чем изменить свою политику. Дело в том, что правительство Кавама эс-Салтане после ухода Красной армии может обратиться к вам с предложением вступить с ним в переговоры. Во избежание кровопролития и в пользу нашего общего дела в нужный момент вы должны пойти на некоторые уступки правительству Кавама». Ибрагимова прервал председатель Меджлиса Шабустари, который сказал: «С происходящими в Иране событиями мы тоже знакомы, в особенности хорошо знаем нынешнее правительство Тегерана и его руководителей. Вы — наши кровные братья, и мы вас предупреждаем о том, что обещания Кавама эс-Салтане предоставить нефтяную концессию Советскому Союзу являются обманом. И доказательством этому служит то, что он именно этот вопрос оставляет на утверждение в Меджлисе через 7 месяцев, а, как вам известно, в течение 7 месяцев могут произойти новые события, не исключено, что появится новое правительство, которое может отказаться от предоставления СССР нефтяных месторождений. Поэтому обращаюсь к вам и заявляю: не верьте обещаниям Кавама, мы не сделаем ему никаких уступок. Просим вас поддержать нас до конца в деле защиты интересов азербайджанского народа, надеемся только на вас. Имеющееся у нас оружие мы никогда и ни в коем случае не сложим. Одновременно будем стараться не проливать крови азербайджанского народа, но если на нас нападут, то будем драться до последней капли крови».

Выступивший следом Падеган полностью поддержал Шабустари. Затем слово взял доктор Джавид. Он отметил, что если речь идет о том, чтобы, не проливая крови, все вопросы разрешать мирным путем, то в конечном итоге все равно прольется крови в 10 раз больше, чем предполагается. Сегодня Кавам заверяет, что все вопросы разрешатся мирным путем, но после ухода Красной Армии всячески будет стараться уничтожить Национальное правительство. Джавид заявил, что готов в критический момент вместе с доблестными федаинами идти в партизаны, но никогда не согласится подчиниться реакционному правительству. «Вы хорошо знаете, что если только Англия не придет на помощь правительству Кавама, то мы располагаем достаточной силой для того, чтобы напасть на Тегеран, свергнуть существующую власть и установить демократическое правительство. Таким образом азербайджанский народ окончательно освободится от всех угроз. Это мы можем совершить».

Пишевари хладнокровно выслушал всех выступавших, в том числе и Атакишиева, который тактично старался убедить всех присутствовавших в том, что именно сложившееся положение требует изменить отношение и политику Национального правительства к иранскому правительству и к этому надо постепенно готовиться. В этот момент Пишевари прервал Атакишиева, заявив: «Я лично от переговоров с правительством Кавама эс-Салтане не отказываюсь, но должен вам сказать, что именно сейчас тегеранское правительство и отдельные крупные помещики и ханы усиленно готовятся к нападению на азербайджанское Национальное правительство, поэтому мы не можем распустить наши вооруженные силы… Нам надо сохранить все наши войска, беречь их и готовиться к будущей борьбе с реакционерами. Мы совершим большую ошибку, если, вступая в переговоры с Кавамом, быстро пойдем на уступки ему… В этом случае наш авторитет и азербайджанского народа будет окончательно потерян, никто не будет нам верить и никто за нами не пойдет».

Пишевари стал выяснять у бакинской «тройки», на какие конкретно уступки они советуют идти на переговорах. А. Атакишиев и М. Ибрагимов не ответили на этот вопрос, но посоветовали, если потребуется, идти на максимальные уступки тегеранскому правительству. Пишевари удрученно заметил, что затем Кавам с помощью крупных взяток и интриг натравит на Азербайджан всех вооруженных курдов Махабада и тогда трудно будет выйти из создавшегося положения. «Независимо от вашего конкретного предложения и желания тегеранского правительства, я буду настаивать на том, чтобы мы имели на своей территории собственные вооруженные силы, федаинов, назмие, свои границы и внутренний правопорядок, которые охраняли бы наши вооруженные силы. Мои товарищи согласны со мной»[725].

7 апреля в советской Джульфе И.Дж. Багиров имел обстоятельную беседу с Пишевари. Туда же был приглашен Камбахш, но он присоединился лишь в конце. Пишевари заявил, что он понимает остроту обстановки и что Демократическая партия и Национальное правительство всячески будут стараться не давать никакого повода для новых провокаций против Советского Союза. На что Багиров спросил, почему тогда пригласили из Тегерана Камбахша. Пишевари ответил, что он и его товарищи убеждены, что Кавам и компания готовят крупные провокации и массовую резню не только в Азербайджане, но и в других провинциях Ирана, как только советские войска уйдут из Северного Ирана, и это мнение разделяют как руководители Народной партии, так и ее провинциальные организации. Поэтому демократы, пока есть возможность, вынуждены связаться с другими прогрессивными кругами и группировками в Иране для обмена мнениями.

К концу беседы об азербайджанских делах подъехал Камбахш, который подтвердил, что тегеранская реакция под непосредственным руководством англичан и американцев готовит крупные провокации и не остановится перед кровопролитием. Далее Камбахш заявил, что арест Сеида Зияеддина, а, возможно, в дальнейшем и еще кое-кого из видных реакционеров, есть лишь очередная уловка для общественного мнения. Выслушав информацию, Багиров вновь предупредил своих собеседников, чтобы они были осторожны не давали никакого повода для провокаций[726].

Основываясь на результатах переговоров в Джульфе и полученной от бакинской «тройки» информации, М.Дж. Багиров подготовил и направил в Москву предложения, учитывающие изменившуюся обстановку в Иране. Отмечалось, что эти предложения согласованы с руководством Демократической партии — Пишевари, Шабустари, Падеганом. В документе учитывались два варианта: возможное согласие или несогласие правительства Кавама на переговоры. В первом случае, если переговоры состоятся и будет достигнуто соглашение, по мнению Багирова, Азербайджанская демократическая партия должна существовать легально и свою работу вести открыто. Основное внимание партия должна уделять укреплению своих рядов и в контакте с Народной партией и другими демократическими организациями Ирана развернуть кампанию за созыв Учредительного собрания всего Ирана и пересмотр существующей Конституции в сторону ее демократизации. По этому вопросу уже имеется договоренность между ЦК АДП и ЦК Народной партии — «Туде». Вместе с тем Багиров отмечал: «Поскольку нет реальных гарантий, что правительство Кавама не применит репрессий к нынешним руководителям демократического движения в Иранском Азербайджане, считали бы необходимым иметь нелегальную группу этой партии, которая руководила бы и направляла работу легального ЦК партии. Кроме этого, при ЦК АДП и областных организациях целесообразно иметь нелегально боевые вооруженные группы, использовав их для контрудара против проводимых иранскими правящими и реакционными элементами репрессий. Наряду с этим считаю целесообразным иметь в Иранском Азербайджане одного советского руководящего работника, который нелегально оказывал бы всемерную поддержку и помощь в работе АДП. В целях большей конспирации можно направить в Иранский Азербайджан такого работника, которого на месте, кроме двух-трех человек из руководства ЦК АДП, никто не знает».

Багиров докладывал также, что Пишевари, Шабустари и Падеган заявили о невозможности оставаться в руководстве АДП после ожидаемых серьезных уступок Каваму. Они объясняли это тем, что под их руководством был осуществлен насильственный захват власти в Азербайджане, проведен ряд мероприятий, направленных против иранских законов, в частности, раздел государственных и некоторых помещичьих земель, расстрел и казнь отдельных реакционных помещиков и других элементов, санкционировалось расходование государственных средств и имущества без разрешения иранского правительства на нужды Азербайджана. Кроме того, они в своих выступлениях и документах заверяли азербайджанский народ, что добьются автономии, но не сумели этого сделать. Поэтому лидеры демократов предлагают после окончания переговоров созвать пленум ЦК партии и избрать новое руководство из лиц, которые в меньшей мере участвовали в этом. Одновременно они поставили вопрос о том, чтобы в случае тяжелой обстановки часть актива АДП, человек 200 с семьями, наиболее проявивших себя в борьбе с реакционными элементами, была вывезена в Советский Союз. Некоторым участникам демократического движения в Азербайджане, особенно из числа ранее высланных из Советского Азербайджана как ираноподданных, предоставить советское гражданство.

М.Дж. Багиров предлагал все тяжелое вооружение — пушки, станковые пулеметы — вывезти в Советский Союз, чтобы иностранные представители в Иране не располагали доказательствами о советской помощи оружием демократическому движению в Азербайджане. Легкое оружие — ручные пулеметы, винтовки, автоматы, револьверы и боеприпасы к ним — оставить у местных жителей, которые проверены в борьбе с реакционными элементами. У лиц, проявляющих нерешительность, это оружие отобрать. Багиров считал необходимым сохранение азербайджанской Национальной армии при условии ее подчинения генеральному штабу. Если же иранское правительство с этим не согласится, то армию все же следует распустить, оружие изъять. Сдать иранским властям такое же количество оружия, какое было отобрано в декабре 1945 года при разоружении иранских гарнизонов, остальное отправить в Советский Союз. Организованные и находящиеся на казарменном положении отряды федаинов распустить с оружием по домам, сохранив их как нелегальную вооруженную силу на случай необходимости. Багиров писал в Москву: «В случае, если Кавам не пожелает вести переговоры и попытается немедленно после ухода советских войск ввести свои войска и подавить демократическое движение в Азербайджане, Пишевари, Шабустари и Падеган просят разрешить им организовать сопротивление вооруженными силами».

По мнению руководства Советского Азербайджана, советские дипломатические, консульские, торговые и культурные учреждения должны быть полностью сохранены. Дом культуры, больница и советская школа в Тебризе должны функционировать. Багиров отмечал, что советская средняя школа с базисным азербайджанским языком должна сохраниться, но если иранское правительство будет против, ее нужно сформировать по принципу английских и американских миссионерских школ, функционирующих в разных частях Ирана. Таким образом можно будет готовить местные азербайджанские кадры. Например, окончившие советскую среднюю школу в Тебризе смогут приехать в Советский Союз и учиться в вузах. Трикотажную фабрику в Тебризе целесообразно передать ЦК Демократической партии, оформив это фиктивным документом о покупке ее группой купцов-демократов. Это было бы солидной материальной поддержкой Демократической партии. В конце послания М.Дж. Багиров писал: «Пишевари, Шабустари и Падеган просят о следующем: если Кавам решит вести с ними переговоры, то чтобы они велись на территории Иранского Азербайджана и до окончательного вывода советских войск из Ирана»[727].