ПОСЛЕДНИЙ БОЙ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ПОСЛЕДНИЙ БОЙ

Николай Авилов

В ту субботу Иван Павлович Шестаков, как обычно, отправил Мишку, правнука, гостившего у них каждое лето, в поселок на рынок мед продавать. Поселок Шолоха находился в пяти километрах от деревни и дорога до него одна, не заблудишься. А Мишку и отправлять не надо было, сам просился торговать - насмотрелся у себя в городе этой торговли. Иван с бабкой своей Анастасией поджидал его к обеду с выручкой и хлебом. Хоть и мал был Мишка, да дебет с кредитом считал отлично и обманывать себя не позволял. Как приходит с базара, так деду полный расклад прихода с расходом выкладывает, заодно и новости, какие узнает, сообщает.

Не пришел Мишка к обеду, а приехал: привезли его на легковой машине. Иван Павлович, как он сам рассказывал, в это время на крыльце сидел, курил папироску в ожидании. Миша только из машины вылез, так бегом к деду, бежит и на ходу без остановки выпаливает: - Дедушка, меня на машине дяди подвезли. Они - веселые!

Не сразу понял Иван Павлович, что за люди и какое дело у них было к нему, а когда понял, что пожаловали обыкновенные рэкетиры местного пошиба, время удивляться пришло другим. Держа под прицелом своего двенадцатого калибра, он проводил незваных гостей до машины, пожелав им на прощание всего самого хорошего, в том числе и “скатертью дорога” и “чтоб больше ноги вашей здесь не было”, и “если еще раз здесь свои носы покажете, поотрываю и холодец для поросят из них сварю”, и еще чего-то в том же дружеском, гостеприимном тоне.

- Ну, дед, считай, что ты уже пожалел. Завтра жди, расплатимся мы с тобой за борщ со сметаной. Дом у тебя сухой - хороший, шашлык на нем зажарим, всех угостим, только вот жаль, сам ты попробовать его не сможешь. Труп ты, старик.

Долго после этого сидел Иван Павлович один на мезонине, а когда вышел, так лет на тридцать моложе показался.

Одел старик сапоги кирзовые, взял лопату штыковую, помолился перед образком и вышел из дому. Дотемна трудился Иван Павлович на косогоре перед домом, по ту сторону дороги. Сначала долго осматривался, переходил с места на место, приседал, ложился на живот, выставлял перед собой вытянутую руку с разогнутым из кулака большим пальцем, прищуривался, прицеливался, измеряя расстояние, лихо сбегал вниз, на дорогу, вглядывался на оставшуюся на горе, воткнутую в землю лопату, и наконец, довольно хмыкнув, азартно плюнул себе на руки.

- Что, Иван, никак могилу себе копаешь? - весело подшучивали любопытные соседки, с недоумением наблюдавшие за работой Ивана из-за своих калиток.

- Для себя, дура, но не себе, - тихо бурчал под усы старик.

Ничто не выдавало вырытого им по всем законам военного времени окопа для стрельбы стоя. Землю и песок он аккуратно выносил на куске брезента в овраг, пласты снятого дерна укладывал в натуральный холмик, примятую траву - поднял.

На следующее утро Иван Павлович сходил на пасеку, с нежностью поглаживая каждое улье, умылся в реке, обошел весь дом, перекрестился, достал с палатей свою старенькую двуствольную Ижовку, спустился в погреб, из дальнего угла которого, одну за другой, достал две противотанковые мины-лепешки, купленные им по случаю у заезжих, отдыхавших неподалеку “крутяков”, одел чистую, приготовленную с утра бабкой белую рубашку, закурил из припасенной на черный день пачки “Казбека” папироску, подпер деревянным костылем входную дверь и с полным вооружением вышел за калитку.

В этот раз “гости” появились в полдень. Дед похвалил себя за предусмотрительность: машин было две, как и две мины, усердно замаскированные им вдоль дороги на расстоянии метров тридцати друг от друга. Первая была уложена на месте остановки вчерашнего “опеля”. Эта машина и сегодня шла первой, за ней двигалась белая “восьмерка”.

Дальняя мина не сработала. Иван Павлович, как он потом рассказывал следователю, хорошо видел, как точно на том месте, где она находилась, остался отчетливый, широкий след импортного протектора, и вторая, похоже, дала осечку - “опель” остановился прямо на ней. “Бракованные подсунули, бандитские морды”, - подумал дед, сплюнул в угол окопа и сняв ружье с предохранителя, прицелился. Но как только открылась дверца иномарки, так она, эта дверца, тут же взметнулась метров на пятьдесят, разлетелись в разные стороны колеса, капот и находящееся в багажнике барахло. Сама же машина нелепо встала на бок и нехотя перевернулась на крышу. Только потом до Ивана Павловича долетел мощный, гулкий, по-мужски грубо ласкающий звук взрыва. Отступать было некуда. “Восьмерка”, казалось, сошла с ума - она безумно дергалась в нервных конвульсиях то ли от взрывной волны, то ли от того, что в ней творилось. Иван Павлович отлично различал зорким взглядом опытного охотника две мечущиеся по салону автомобиля фигуры. Когда он разрядил оба ствола, всякое движение прекратилось.

Старик произвел контрольный спуск, уложил оставшиеся боеприпасы в рюкзачок и, достав из-за уха недокуренную папироску, задымил, с тяжелой грустью глядя на поле боя…

* * *

Ивана Павловича Шестакова признали виновным в совершенном им преступлении, психиатрическая экспертиза дала заключение о его вменяемости, и суд приговорил его, учитывая возраст, к двум годам лишения свободы условно за… незаконное хранение оружия.

Одному из тех пяти, чудом выжившему, грозит после излечения много больше по нескольким эпизодам вымогательства с применением оружия. В их изуродованных машинах нашли вполне приличный боевой арсенал, включая, как ни парадоксально, старый, немецкий “Вальтер”, который, увы, против нашей русской берданки оказался слабоватым.

Николай АВИЛОВ

Челябинская область

с. Шолоха