Вино аятоллы

Вино аятоллы

Говорят, в Иране каждый второй или поэт, или почитатель поэзии. Если это и пре­увеличение, то небольшое. От века в этой стране богословие и философия, астрономия и медицина, государственное управление и природоведение неотделимы от стихосложения, развивались и выражались в поэтической форме. И в наше время стихами классиков персидской поэзии расцвечиваются выступления депутатов меджлиса и статьи учёных, проповеди богослужителей и телевизионные репортажи. Газелями Хафиза объясняются в любви, а притчами Руми разрешаются правовые и имущественные споры.

Вот и основатель Исламской Республики Иран имам Хомейни оставил соотечественникам поэтические произведения, набросанные в минуты отдыха от государственной и религиозно-философской деятельности. Говорят, он не собирался публиковать их и относился к ним, скорее, как к духовным упражнениям, медитациям, традиционным для иранских мыслителей. Сборник стихов "Вино любви" («Баде-йе эшк»), собранный воедино невесткой имама Фатимой, увидел свет лишь в 1989 году, после смерти автора. Впоследствии был издан более полный «Диван Имама» («диван» на фарси значит «собрание»).

И вот поэтическое слово Хомейни зазвучало на русском языке - выходящий в Воронеже журнал «Подъём» опубликовал в первом номере за этот год подборку стихотворений имама, переведённых с фарси Геннадием Литвинцевым. «Восток, как известно, дело тонкое, открывается он не сразу. Вот и стихи Хомейни поначалу малопонятны – то кажутся слишком простыми, даже наивными, то излишне замысловатыми, перегруженными образами и смыслами. Возможно, кого-то удивит то, что под пером главы религиозной конфессии, строго осуждающей спиртные напитки, воспевается винопитие, что в стихах аскета, предписавшего женщинам-иранкам скромность, целомудрие и внешнюю закрытость, звучат призывы лирического персонажа к объятиям и поцелуям, – но это в поэтической традиции Ирана. Надо знать, что поэзия имама глубоко символична, и за образами земной красоты, любви и вина открываются иные горизонты и глубины, философское постижение Бога, сущности бытия и смерти», – написал Г. Литвинцев в предисловии к подборке стихов.

Приступить к переводам, оказывается, его подвигли поездка в Иран, посещение мест, связанных с жизнью и деятельностью руководителя исламской революции. Вот некоторые из впечатлений: «Личность Хомейни ярче всего ощущаешь не в мавзолее, громадном сооружении на пути из иранской столицы в священный город Кум, не в аэропорту его имени, не в музее, а в неприметном саманном домике в Джамаране, на северной окраине Тегерана, в котором имам прожил последние 10 лет жизни. Глава государства арендовал его за 15 долларов в месяц. Из центра города до этих мест добраться не так-то просто. Заканчиваются широкие проспекты, за ними тенистые кварталы богатых особняков, дорога поднимается в гору, кривые не асфальтированные улочки предместья становятся всё теснее и уже. Наконец автомобилем вообще не проедешь, надо спешиваться, чтобы за неохватным древним вязом найти небольшую дверь в глинобитной стене. В глубине двора ничем не примечательная мечеть и низкий домик из двух комнат. Он до сих пор хранит уклад, установленный последним обитателем: из всей обстановки низенький столик, потёртый серый коврик да в углу застеклённый шкаф с небольшим собранием книг».

Поэтическое наследие Хомейни заслуживает пристального внимания уже потому, что лирика по самой своей природе является самым чутким отражением человеческой души, с которым не сравнятся ни богословие, ни философия, ни тем более политическая деятельность. Неслучайно все великие духовные учения передавались в образном, поэтическом изложении, отражающем живую стихию духа, ещё не застывшую в строгой рациональной форме.

Однако, постигая эту «сверхреальность», едва ли возможно воссоздать биографические и исторические обстоятельства жизни и деятельности Хомейни. В его «Диване» есть, конечно, поэтически зашифрованные намёки на политическую ситуацию, строки, навеянные некоторыми событиями, обращённые к родным, посвящённые памяти сподвижников. Но не они определяют суть творчества.

В поэзии имама реален только Бог, остальное же – метафора Его бытия. При таком понимании газели духовного наставника иранского народа воспринимаются как непрестанный поиск Истины, трудное восхождение к её вершинам, духовные открытия на горном пути, как поэтическая исповедь и завещание.

Теги: имам Хомейни , поэзия