О виртуальной демократии

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

О виртуальной демократии

Александр Привалов

Александр Привалов

На сайте министерства культуры Московской области идёт голосование: сносить ли дом № 2/34 по улице Орджоникидзе в городе Королёве? На страничке приведены главные доводы «за» и «против» и характерные мнения тамошних людей, есть фотографии дома, полуразвалившегося памятника эпохи конструктивизма, — решать можно более или менее осознанно. Голосование идёт замечательно активно: уже подано более 14 тысяч голосов. Едва ли там было много иногородних участников, а в Королёве 187 тысяч жителей — значит, участвовал не каждый шестой, так каждый восьмой взрослый горожанин; это как если бы в Москве о судьбе дома Волконского высказался миллион человек. Таким образом, у королёвского голосования налицо важные достоинства; но при нём и все недостатки, присущие сетевым квазидемократическим процедурам, — и недостатков много больше. Коротко говоря, спрашивают нас через интернет не о том и не так, ответов же наших — не слушают.

Впрочем, последний упрёк в данном случае применим лишь отчасти. Минкульт Подмосковья и не обещает, что интернет-голосование будет судьбоносным: «По результатам голосования и оценки всех мнений мы проведём в ноябре расширенное заседание Общественного совета…» — посул столь невелик, что, возможно, и будет выполнен. Упрёк же в странном выборе вопроса тут более чем уместен. «Хотите вы сохранить архитектурный памятник — или снести его и построить на этом месте многоэтажные дома, где получат жильё сотни в нём нуждающихся?» (а вопрос поставлен, в сущности, именно так) — очень нехорошо. С таким же успехом можно бы спросить: хотите вы, чтобы казна продолжила субсидировать симфонические оркестры, — или лучше прибавить по полтора рубля к пенсиям наших стариков? Популизм довольно низкого разбора. По уму-то, скорее, следовало спросить людей о градостроительной политике города, задыхающегося в пробках и зажатого среди ведомственной земли; о бюджете, в котором нет денег ни на что — и менее всего на реставрацию какого-то там якобы памятника. Понятно, что это всё вне компетенции минкульта, — он и спросил так, как спрашивать нельзя . Тем более достойным выглядит результат голосования: по состоянию на пятницу за снос было никак не подавляющее большинство, а всего 54%. Согласитесь, 46% голосов в защиту не слишком броского памятника — это поразительно много. Как ни сложится далее история Дома Стройбюро, но аргумента «народ высказался против этих обезумевших хранителей памятников» у застройщиков, жаждущих сноса, в руках не будет. Но и голоса сторонников злосчастного дома, даже перевали их доля за половину, его бы не спасли.

Главный порок наших сетевых голосований всё-таки в том, что они никогда не имеют обязательных последствий. Никаких. Ярчайший тому пример — история с законодательными инициативами снизу. Началась она с того, что президент Путин заявил: «Любая законодательная инициатива, которая наберёт больше ста тысяч авторизованных подписей в интернете, должна быть рассмотрена в парламенте». Понимаете? Должна . Сказано — сделано. Запустили сайт «Российская общественная инициатива», на котором и стали собирать подписи под разными петициями. Но Дума у нас рассматривает законопроекты только с подачи субъектов законодательной инициативы, каковым сайт РОИ не является. Решили подавать народные идеи от правительства. Премьер Медведев учредил на этот предмет рабочую группу, но тут же выяснилось, что она будет не готовить получившие широкую поддержку инициативы к автоматической передаче в Думу, а оценивать их «целесообразность». Зачем? Итак, сначала нам обещают хоть какое-то обязательное следствие ста тысяч интернет-голосов: рассмотрение петиции в Думе — не принятие, только рассмотрение! Потом нам говорят, что и это следствие наступит не обязательно, а лишь при одобрении комиссией при правительстве. А поскольку все те инициативы, которые правительство считает целесообразными , оно вносит в Думу само, то судьбу любых предложений «снизу» стало слишком легко предсказать. До сих пор сто тысяч подписей набирались дважды — и дважды тривиальное предсказание оправдалось: комиссия обе петиции зарубила. Ещё какое-нибудь предложение наберёт сотню тысяч, зарубят и его. Жанр общественных инициатив, таким образом, реализован для галочки: «Обозначено в меню, // А в натуре нету», — зато всё ужасно демократично. Мне скажут: какая разница? В Думе их зарубили бы точно так же! Нет, не совсем так же: в Думе это происходило бы более гласно — и никто не рвётся такую гласность нам гарантировать.

Я не склонен очень уж оплакивать судьбу общественных инициатив; это механизм, при работающих парламентских партиях не очень нужный, а при неработающих — не очень действенный. Но так же впустую работают у нас и интернет-затеи, в принципе способные принести заметную пользу; прежде всего — открытые обсуждения важнейших законопроектов. На примере законов о полиции и об образовании легко сказать, что с этими обсуждениями не так. Во-первых, обсуждают не то: обсуждение огромных законов без предварительного обсуждения их концепций уже делит возможную пользу на десять, если не на сто. Во-вторых, обсуждают не так: нет возможности аккумулировать общественное давление на точках, вызывающих наибольшие разногласия. Наконец, итоги обсуждения тонут без всплеска: итоги подводят авторы обсуждавшегося законопроекта — и понятно, что делают они это, минимизируя серьёзные уступки. Другое бы дело, кабы обсуждение имело хоть какие-нибудь обязательные последствия: скажем, независимая комиссия выделяла бы основные из предложенных поправок — и те поступали бы в Думу. Не для принятия, а только для обсуждения — так и этого нет.

И конечно, не в интернет-специфике тут дело. Точно так же власть ведёт себя и в офлайне: вспомним, сколь подчёркнуто пренебрежительно Минобр обходится со своими общественными советами, с которыми формально обязан согласовывать все сколько-нибудь заметные шаги, но всерьёз не обсуждает с ними ничего. Случайным образом выслушать кого-нибудь извне властных коридоров власть бывает готова. Брать на себя обязанность при таких-то обстоятельствах всегда слышать нечиновные речи — нет.