Андрей Смирнов ТОРЖЕСТВО ЖИТЬ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Андрей Смирнов ТОРЖЕСТВО ЖИТЬ

Церковь детства. "Лаокоон" ("Выргород"), 2009.

Первый студийный альбом ростовского коллектива был презентован в начале лета. Намеренно взял летнюю паузу в его освещении, дабы возник объём прослушиваний. Ведь речь идёт об "одном из лучших релизов нулевых годов в мировом масштабе", по мнению Алексея Экзича. Редко когда коллега-музыкант так вдохновенно комментирует чужую работу, посмею согласиться.

Для самих музыкантов ЦД материал, зафиксированный на этом альбоме, почти уже неактуален. "Лаокоон" должен был появиться на свет лет пять назад, когда за его продюсирование взялся Иван Дежурный. Вскоре Дежурного накрыло цунами различных проблем, и запись отправилась на полку. Но тут проявили инициативу музыканты, и получилось, что "Лаокоон" - это не только Денис Третьяков и "сопровождающие лица", но вполне коллективное действо. Если изучить обложку, нетрудно увидеть большую роль в выходе пластинки скрипача Никиты Полянина.

Зато для аудитории утраченное время роли не играет. Хотя возникает резонный вопрос - куда исчезли нетленная "Лесополоса" и колоритный "Ворон", входившие в сет, зафиксированный на пластинке "Минные поля"?

Приходилось замечать, что Третьяков начал там, где затормозили герои альтернативного фланга отечественного музыки. Там - невнятное многоточие, эстетское самодовольство, расчёт. Здесь истории-зарисовки приобретают почти космический или эпический масштаб, становятся вместилищем смыслов.

"Церковь детства" с лёгкостью подминает под себя стили, по принципу "в хозяйстве всё сгодится": фолк, трип-хоп, "rock in opposition", городской романс.

Для многих прозвучит удивительно, но мощь "Церкви Детства" в её плотном почвенничестве. Как коммунист и атеист Пазолини пропитан чувственной католической культурой, так и Третьяков сотоварищи неотделимы от донского колорита, южнорусской эмоциональности. Тут даже не важно, как сие воспринимает сам художник. Третьяков, кстати, очень в теме. Во всяком случае, про историю, культуру донского мира, казачьи традиции он может рассказывать часами.

"Церковь Детства" - это то неподцензурное, очаровательно-пугающее народничество, что не вмещается ни в сознание истеблишмента, ни в елейно-сусальный эрзац. Скорее, это то, что некогда увидел, распознал Юрий Мамлеев.

Очень к месту вспоминается прошлогодний выпад писателя Андрея Бычкова на состояние дел в литературном мире: "Далек от мысли спорить с тем, что литература сегодня не должна отражать феноменальный мир с его постоянно меняющимися реалиями. Но, к несчастью, она теряет смыслы отражений, когда последние структурируются только вокруг фактов".

В мамлеевском метафизическом реализме - традиции классического реализма сочетаются с описанием метафизического опыта, скрытых сторон человеческой души и всего мира. "Лаокоон" - откровения, идущие от перманентного внутреннего беспокойства. Третьяков затягивает на свои минные поля, выскакивает на слушателя сильными, жесткими опусами.

Третьяков - интеллектуал, знаток и ценитель разной странной музыки, кино, дипломированный философ - специалист по Габриэлю Марселю. И это, очевидно, даёт некие импульсы его творчеству. Как пишет исследователь, "главное в философии экзистенции Марселя - это осознание "трудности жить" как фундаментального условия человеческого существования, индивидуального опыта потерь, испытаний, надежды". От Марселя у Третьякова - человек как условие, задающее всю систему отношений; телесность; понимание того, что "бытие трансцендентно по отношению к расчёту"; любовь к тайне.

В противоположность зафиксированному Марселем торжеству техники, мир "ЦД" полон желаний и страхов, здесь прорываются вечнозелёные человеческие чувства. Да, иногда через травматический опыт, цепь бодрых провокаций, разнообразные пощечины общественному вкусу.

На ум приходит ещё один французский автор, Жорж Батай, идеи которого тот же Марсель активно атаковал.

Третьяковский путь - это скорее батаевский "опыт", чем любой экзистенциалистский "проект". Последний - неизбежное ограничение, подчинение человека той или иной цели в будущем. "Опыт" в хаосе переживаний, в мгновении настоящего.

"Внутренний опыт требует какого-то странного сообщничества", - подмечает специалист по творчеству Батая, и это, как ничто иное, метко характеризует (если здесь уместно это слово) стратегию "Церкви Детства".

Искусство для ростовчан - пространство свободы. Ни в коем случае, ни закрытая зона, в котором привнесённое становится вкусной "игрой в бисер", самодовольным обменом, беспомощным "искусством для искусства". Это трамплин, продолжение движения, интенсификация опыта. Авангард - не метод, но сила, энергия жеста. Если "в мире всё по-старому, в мире всё по-прежнему", то, как заметил режиссёр Алехандро Ходоровски: "Культура продвигается вперёд, только если совершаешь над ней насилие. Художники должны насиловать культуру, а не писать для того, чтобы привлечь публику".

Я помню, как в старом дворе

вернулись с реки рыбаки,

Счастливые женщины взяли ножи.

Истошно орали коты

в чешуйках как конфетти,

Мальчишки кидали друг в друга кишки.

Попался премудрый пескарь, малыш

только выкинуть жаль.

И пьяный рыбак подарил мне его -

"Волшебный, он скажет тебе

все тайны, что скрыты в воде

От нашего до остальных берегов".