Ледяные бриллианты постмодернизма

Ледяные бриллианты постмодернизма

Ледяные бриллианты постмодернизма

ДИСКУССИЯ "ПОСТМОДЕРНИЗМ: 20 ЛЕТ СПУСТЯ"

Ледяные бриллианты постмодернизма, или Трудности перевода

В конце 80-х соцреализм перестал быть официально поддерживаемой творческой философией. Неслучайно конец 1980-х стал для русской литературы поворотным - появилось огромное количество текстов, написанных по новым рецептам. Правда, это никак не помогло нам прорваться на первые места в мировом литпроцессе. Да, в конце 80-х - начале 90-х русскую литературу, что называется, прорвало[?] Но итоги этого прорыва с последующим затоплением неутешительны.

Нынешнюю литературную ситуацию в России иногда называют "эпохой победившего постмодерна" - отечественный книжный рынок наводнён текстами авторов новой волны. Лишь одно обстоятельство удручает: несмотря на то что эти тексты "переведены на многие языки", спрос на них у западного читателя невелик.

Самым известным постмодернистским произведением русской литературы была и остаётся "Лолита" Набокова, созданная вдалеке от России и задолго до начала эпохи русского постмодерна. Последние 20?лет, в течение которых постмодернизм господствует у нас, русская литература не породила ничего, что произвело бы такой же эффект на западного читателя, как набоковский текст. В чём причина? Неужели современные отечественные авторы так бесталанны? А может, дело в самих правилах литературной игры?

Постмодернизм, провозгласивший своей целью слияние культурных противоположностей в рамках одного текста, производит на свет очень хрупкие художественные конструкции. Нарушить хрупкое равновесие легко. В случае с русскоязычными текстами достаточно перевода на иностранный язык.

Классический русский роман потому и сделал отечественную литературу мировым брендом, что не боялся перевода. Даже бездарный перевод оставит в неприкосновенности самое ценное - сюжетную линию. В нынешнюю эпоху ситуация изменилась. Самым ценным элементом стал не сюжет, а текстовая ткань сама по себе - соединение высокого поэтического стиля с базарной бранью, звукопись как стилистический приём, различные афоризмы[?]

Переводить ругань всегда тяжело. Звукопись почти не воспроизводима. Афоризмы - тоже головная боль для любого переводчика. А что делать, если в тексте попадается то, что не имеет аналогов в другом языке?

Например, как передать на английском древнерусский стиль плетения словес, используемый в романе Татьяны Толстой "Кысь"? Никак. Вот и получается - запаковали "Кысь" в новую обложку, перевезли через границу, разворачиваем, а под обложкой - обычный фантастический роман с банальнейшим сюжетом, рассказывающий о жизни людей после всемирной катастрофы. Неудивительно, что Татьяну Толстую ценит только русскоязычный читатель, в том числе русская эмиграция, а обычный европейский и американский читатель не ценит.

Получается, как в русских сказках. Приносишь из избушки Деда Мороза бриллианты, а они, оказавшись в тепле, вдруг начинают таять. Находишь в заповедном лесу клад, пересыпаешь в мешок, приносишь домой, но в мешке обнаруживаешь уголь или хуже того - мусор. При перемещении между мирами предмет меняет свои свойства.

По такому же сказочному принципу происходит трансформация целого ряда текстов. У их авторов свойственная постмодернизму ироничность достигает крайней степени, превращаясь в цинизм, но этот цинизм, словно по мановению волшебной палочки, становится патриотизмом, как только книга оказывается за границей.

Удивительно, но факт - постмодернистские фантазии Ерофеева и Сорокина воспринимаются западным читателем примерно так же, как документальные и полудокументальные тексты Солженицына. Неслучайно из книг Сорокина в переводе наиболее востребованы "День Опричника" и "Сахарный Кремль", а у Виктора Ерофеева популярны тексты, в которых он старательно поддерживает устоявшиеся мифы о России - "Русская красавица", "Хороший Сталин", "Энциклопедия русской души"[?] Перед нами новая "диссидентская литература", но даже диссидентский имидж не обеспечит миллионных тиражей и не поможет русскому постмодерну покорить сердца Нобелевского комитета. Западное общество не настолько политизировано.

За границей переживает трансформации и Пелевин. Если у нас он новатор, то после перевода - автор академичный. Кто на Западе заинтересуется русским романом о культуре Ближнего Востока? А русским романом о вампирах? Студенты, которые изучают русскую литературу XIX?и XX веков как иностранную? В довесок к Пелевину западный читатель покупает "Евгения Онегина", "Мёртвые души" и прочую классику, а не постмодерн. Может, поэтому в тексте "S.N.U.F.F." сильно проявляется сближение с политикой и путь к диссидентству. Надо же хоть как-то расширить аудиторию.

Есть и другая проблема экспорта литературных текстов. В постмодернизме очень важна цитата, сохранившая связь с изначальным контекстом. Именно поэтому совершенно непригодными к экспорту оказались творения такого автора, как Вячеслав Пьецух. Чтобы оценить рассказ "Центрально-Ермолаевская война" или роман "Новая московская философия", необходимо знать русскую историю и русскую классическую литературу хотя бы в рамках отечественной школьной программы.

В Америке и Западной Европе даже студенты не обладают такими глубокими знаниями, но при этом сама идея пародирования классических текстов, которую использует Пьецух, весьма популярна на Западе. Достаточно вспомнить пьесу Стоппарда "Розенкранц и Гильдернстерн мертвы", переведённую, между прочим, И. Бродским, где трагедия Шекспира, увиденная глазами двух придурков, превратилась в площадную комедию. Или "Гордость, предубеждение и зомби" Сета Грэма-Смита в стиле Mashup, объединяющий классический роман Джейн Остин "Гордость и предубеждение" с элементами зомби - хоррора и восточных единоборств.

Нынешняя ситуация в России сравнима с ситуацией в большинстве европейских стран - там есть своя национальная литература, есть свои известные писатели, но за границей они известны только узкому кругу читателей. Если книга переведена на основные европейские языки, это не делает её мировым бестселлером. Она скромно стоит на полке магазина среди других таких же переводных книг.

Исключения в этом правиле крайне редки, особенно для авторов-постмодернистов. Одним из исключений стал серб Милорад Павич, а ещё - немецкоязычная писательница Эльфрида Елинек, известная за пределами Германии и Австрии главным образом из-за своей книги "Пианистка". Вот, пожалуй, и всё. Есть, конечно, классики постмодернистского жанра - Борхес, Эко, - но они с каждым годом вызывают всё меньше общественного и читательского интереса и престижных премий не получают[?]

Русская литература за истекшие четверть века не смогла предложить миру даже одного автора, претендующего на звание мирового классика. Почему? Казалось бы, все условия для этого есть. Если опять проводить аналогии с Европой, то полезно вспомнить, что Эко - наследник великой итальянской литературы, Борхес - испанской, даже Эльфрида Елинек возникла не на пустом месте. А мы - тоже наследники великих - не можем ничего предъявить миру. У нас даже Павича своего нет. А ведь до его появления сербская литература ничем не привлекала к себе внимания мирового читателя.

В условиях постмодерна русская литература оказалась в положении заведомо невыгодном. Она стала ещё более загадочной, чем русская душа, и крайне трудной для восприятия. Западный постмодернизм более прост. При всём многообразии западных культурных традиций они очень близки друг к другу - их сблизили века совместного существования. Перевести книгу с одного европейского языка на другой легко. Совсем другое дело - переводить с русского. Слишком уж много смысловых несовпадений.

Правда, в истории русской культуры были долгие периоды, когда её развитие проходило в полной или частичной изоляции. Даже Сербия не была так изолирована, и эпоха соцреализма, вклинившаяся между модерном и постмодерном, была в этой стране короче.

Вероятнее всего, русский постмодерн так и останется продуктом для внутреннего потребления. Посмотрим, что даст следующая эпоха.

Светлана ЛЫЖИНА