Глава 6. Выявление склонных к насилию среди нас
Глава 6. Выявление склонных к насилию среди нас
«Усмирение» заключенного или психически больного человека с помощью психохирургии, рвотных средств, одиночного заключения и других методов «устрашающего лечения» не единственный аспект программы модификации поведения. Недавно появилась новая «наука» — выявление среди нас тех, кто «потенциально расположен к насилию».
Если вы плотный мужчина выше среднего роста, у вас лишняя Y хромосома и вы часто бываете не в духе — берегитесь. Если исследователи, выполняющие заказ властей, и некоторые правоприменительные органы добьются своего, вы можете попасть в категорию лиц с «потенциальной склонностью к насилию» — лиц с синдромом «XYY»—и будете подлежать «исправительному» воздействию, даже если вы никогда не совершали преступлений.
Если вы женщина и во время менструального цикла у вас резко меняется настроение и вы испытываете приступы раздражения, вас тоже могут взять на заметку. Согласно данной теории, гормональные нарушения в период менструации могут вызвать у вас вспышки агрессивности, а потому вас следует для общего блага лишить свободы или, возможно, поместить в специальное учреждение.
Если вспыльчивый «чиканос» или непокорный негр из организации «Черные пантеры», оказавшийся за решеткой из-за стычки с полицией во время митинга протеста в гетто, продолжает сопротивление властям, у тюремного психиатра может возникнуть вопрос: а в состоянии ли этот человек управлять своим поведением? Не вызвано ли это упрямство нарушением деятельности определенных клеток головного мозга? Не следует ли вмешаться в процессы, происходящие в его мозгу? Если психиатр решит, что дело обстоит именно таким образом, в мозг заключенного будут вживлены электроды, и, если кто-то решит, что энцефалограмма указывает на наличие аномалий, заключенный может подвергнуться психохирургической операции.
Уже само вживление электродов в мозг связано с риском. Разрыв кровеносного сосуда может привести к катастрофическим последствиям. Остановить кровотечение из сосуда в головном мозгу почти невозможно[182]. Одновременно в какой-то степени повреждаются и клетки головного мозга, оказавшиеся на пути электродов, которые глубоко погружаются в мозг через отверстия, просверленные в черепной коробке. А ведь клетки головного мозга в отличие от других клеток организма не восстанавливаются.
А разве не лучший способ сократить преступность — выявить и изолировать от общества потенциального правонарушителя, прежде чем он или она совершит целый ряд серьезных преступлений?
Идея заблаговременного выявления тех, кто склонен к агрессивности или к совершению преступлений вследствие генетических, гормональных или психических аномалий, получила развитие и признание при президенте Никсоне. Ближайшее окружение Никсона решило покончить с «вседозволенностью» 60-х гг., в течение которых на первый план среди причин преступности и волнений выступили социальные и экономические факторы. «Генеральный штаб» Никсона полагал, если, конечно, верить публичным декларациям, что у каждого гражданина имеются неограниченные возможности для достижения успеха в социальной и экономической областях и что у тех, кому это не удается, имеются какие-то отклонения от нормы.
Так же объясняла администрация Никсона и причины расовых волнений, вспыхивавших среди цветного населения незадолго до убийства Мартина Лютера Кинга и после него. В этой обстановке, когда, с одной стороны, национальные меньшинства все настойчивее добивались социальной справедливости, а с другой — поднялась разнузданная кампания за «наведение порядка», три гарвардских профессора — Суит, Марк и Эрвин (см. вторую главу) — выдвинули тезис о том, что волнения и гражданское неповиновение, возможно, дело рук тех, у кого, как это ни прискорбно, не в порядке клетки головного мозга. Когда страсти накалены до предела, как это бывает, например, во время уличных демонстраций, такие люди теряют над собой контроль и становятся агрессивными, что приводит к актам насилия. Гарвардское трио изложило свои взгляды в статье, появившейся в журнале «Джорнел оф америкэн медикл ассосиэйшн» под заголовком «Заболевания мозга как причина бунтов и вспышек насилия в городах». Ниже приводится отрывок из этой статьи:
«То, что бедность, безработица, трущобы и низкий уровень образования лежат в основе бунтов в городах США, общеизвестно. Однако очевидность этих причин, возможно, заслонила от нас менее заметные причины, включая аномалии в функционировании головного мозга бунтовщиков, совершающих поджоги, акты насилия и убийства.
Показательно, что лишь небольшая часть из нескольких миллионов жителей трущоб принимает участие в бунтах и лишь незначительная часть из них совершает поджоги, акты насилия и убийства. Если условия жизни в трущобах являются единственной причиной беспорядков, то почему же тогда огромное большинство жителей трущоб не поддается искушению и не участвует в этих актах? Может быть, есть нечто такое, что отличает наиболее агрессивных жителей трущоб от их мирно настроенных соседей?
Данные, полученные в результате тщательного обследования пациентов, свидетельствуют о том, что нарушения нормальной работы головного мозга, связанные с очаговыми повреждениями, могут быть причиной агрессивного поведения. Установлено, что у лиц с аномальной электроэнцефалограммой височной области гораздо чаще наблюдаются отклонения в поведении (такие, как потере контроля над собой, агрессивность, психоз), чем у лиц с нормальной энцефалограммой»[183].
В связи с этими выводами возникает целый ряд вопросов. Не является ли активист движения за гражданские права всего лишь жителем трущоб, предрасположенным к насилию, а его участие в борьбе за гражданские права результатом патологии? Не являются ли покорность и безропотное принятие условий жизни в трущобах признаком нормальной психики? А может быть, эта теория предназначена для того, чтобы научно обосновать причисление политически сознательных борцов за гражданские права к грабителям и убийцам?
Портрет типичного бунтовщика был дан комиссией Кернера, занимавшейся выяснением причин гражданских беспорядков, которая обследовала 1200 человек в 20 городах. Эта комиссия была создана президентом Джонсоном для изучения причин беспорядков, вспыхнувших вслед за убийством Мартина Лютера Кинга. Комиссию возглавляли ныне покойный Отто Кернер, который был в то время губернатором штата Иллинойс, и бывший мэр Нью-Йорка Джон Линдсей, В состав комиссии были включены: Чарлз Торнтон, председатель совета директоров «Литтон индастрис»; Джон Этуд, глава «Норт америкэн Рокуэлл корпорэйшн»; Уолтер Хоудли, вице-президент «Бэнк оф Америка»; Луис Полк-младший, вице-президент «Дженерал миллс, инкорпорейтед», а также мэры, конгрессмены, сенаторы. В «Докладе национальной консультативной комиссии по гражданским правам», занявшем 650 страниц, нигде не говорится о том, что бунтовщик— это человек, страдающий физическими или психическими недугами.
Вот портрет типичного бунтовщика, нарисованный комиссией:
Образование — несколько выше, чем у среднего жителя негритянского гетто; по меньшей мере, он какое-то время учился в средней школе. Тем не менее обычно работает в качестве прислуги или занят на неквалифицированной, черной работе. Уверен, что мог бы выполнять более квалифицированную работу, но этому препятствует... дискриминация при найме на работу... Не согласен с насаждаемым представлением о негре как о человеке невежественном и ленивом. Развито чувство расовой гордости... Гораздо лучше разбирается в политике, чем негры, не принимающие участия в бунтах. Обычно является активистом движения за гражданские права..[184].
Вскоре после статьи в «Джорнел оф америкэн медикл ассосиэйшн» Эрвин и Марк опубликовали книгу «Насилие и мозг» с изложением своей теории. Авторы высказывают предположение, что около 10 млн. американцев « страдают явными заболеваниями головного мозга», а еще у пяти миллионов наблюдаются «менее серьезные нарушения». Тем самым они «неопровержимо» доказывают, что нужна программа массовой сортировки американцев [185].
«Главную опасность в наши дни представляют уже не голод и не инфекционные заболевания»,— утверждают они.
Главный источник опасности — в нас самих, в людях... Необходимо разработать такую методику «ранней диагностики» заболеваний лимбической системы мозга, которая давала бы возможность выявлять лиц с низким порогом импульса к насилию... Насилие является результатом психических заболеваний. Поэтому любая программа борьбы с насилием должна быть прежде всего направлена на его предотвращение[186].
В своей книге эти два врача, в частности, требуют выделения средств для продолжения исследований в области хромосомных аномалий и психохирургии и предлагают создать по всей стране центры для выявления лиц с «аномальными излучениями мозга»[187].
Их призывы не остаются без внимания. Уступив давлению со стороны группы конгрессменов, Национальный институт психического здоровья выделил свыше 500 тыс. долларов из своих все уменьшающихся средств, предназначенных для ведения исследовательской работы, трем бостонским врачам для дальнейших изысканий в области использования психохирургии в борьбе с насилием (Выделение институтом средств на эти цели чуть не вызвало скандал, т. к. многие ученые, работающие там, находили проект несостоятельным как с научной, так и с социальной точек зрения. По свидетельству журнала «Сайенс» (16 марта 1973 г.), временный комитет по вопросам психохирургии, созданный при Национальном институте невропатологии, начал распространять петиции против этих ассигнований. В петиции говорилось: «Психохирургия может нанести серьезный вред интеллектуальным способностям и эмоциям человека, поэтому перспектива ее использования как средства подавления непокорных и метода контроля над поведением внушает опасения».).
В течение последующих месяцев теория связи насилия с аномальным функционированием мозга не вызвала особого энтузиазма среди ученых-неврологов, но зато нашла поддержку среди высокопоставленных государственных деятелей. Администрация содействия правоприменительной деятельности так заинтересовалась идеей психохирургии, что выделила бостонским врачам 108 тыс. долларов. На горизонте маячили новые субсидии. Мысль о том, что рост преступности можно остановить простейшим способом — достаточно удалить несколько пораженных клеток мозга, и грабитель станет более управляемым,— настолько пришлась по вкусу некоторым конгрессменам, что они были готовы проявить еще большую щедрость: выделить Марку, Эрвину и Суиту еще 1 млн. долларов на расширение масштабов исследований. Однако верх одержали более трезвые политики, и конгресс отверг это предложение.
Вольно или невольно молодой врач и писатель Майкл Кричтон из Гарварда предал теорию «насилия и мозга» широкой гласности. В своей книге «Человек, подключенный к компьютеру», вызвавшей сенсацию и пользовавшейся большим спросом, он описывает, как группа нейрохирургов предприняла попытку управлять поведением параноика, одержимого манией убийства, воздействуя на его мозг с помощью компьютера. Значительная часть материала почерпнута автором из книги Марка и Эрвина «Насилие и мозг». И это не случайно. Как сообщил мне Эрвин, Кричтон был его учеником в Гарвардском университете[188].
Некоторые страницы книги Кричтона почти слово в слово воспроизводят отрывки из книги «Насилие и мозг». Эллис, нейрохирург из романа Кричтона, заявляет, например, что «у десяти миллионов американцев заболевания мозга носят явный характер, а еще у пяти миллионов они выражены менее отчетливо...».
И далее Эллис добавляет: «Все это опровергает теории о том, что для искоренения насилия необходимо покончить с бедностью, дискриминацией, социальной несправедливостью, недостатками социальной системы... Никакие меры в социальной области не могут излечить болезни, вызванные повреждением мозговых клеток...»[189]. Аналогичные взгляды пропагандируются и в фильме, поставленном по книге Кричтона.
Через несколько месяцев после опубликования книги Кричтона Суит, выступая на заседании сенатской комиссии по ассигнованиям (23 мая 1972 г.), настаивал на создании диагностических центров для выявления лиц, представляющих опасность для общества в связи с наличием у них лишних хромосом или повреждением клеток головного мозга[190].
Один из таких центров планировалось создать в Калифорнии. Задача этого Центра по изучению и предотвращению насилия должна была состоять в том, чтобы выявить такие «поведенческие и биологические признаки», которые позволили бы «школьной администрации, правоприменительным органам и правительственным учреждениям» обнаруживать «отдельных лиц и целые группы людей, поведение которых явно опасно для жизни окружающих», и осуществлять над ними контроль[191]. Этот Центр должен был находиться в ведении влиятельного Института нейропсихиатрии при Калифорнийском университете. Такие же учреждения должны были создаваться по всей территории страны. Финансировать этот Центр должны были власти штата Калифорния и Администрация содействия правоприменительной деятельности.
Впервые в истории США ставилась задача разработать критерии, на основании которых в категорию потенциальных преступников можно было бы зачислять лиц, не совершивших никакого преступления. Поражает также тот факт, что эта программа была направлена против тех, кто наиболее уязвим и беззащитен: против детей, представителей национальных меньшинств и заключенных.
О плане создания Центра при Калифорнийском университете объявил в сентябре 1972 г. Луис Джолион Уэст, директор Института нейропсихиатрии и главный автор этого проекта. Уэст — обходительный располневший человек, которому недавно перевалило за пятьдесят. Имя этого предприимчивого психиатра мелькает в газетных заголовках гораздо чаще, чем имена большинства его коллег. «Весельчак» Уэст стал довольно заметной фигурой еще тогда, когда он, будучи еще совсем молодым, возглавлял кафедру психиатрии в Университете штата Оклахома. Как раз в это время в оклахомском зоопарке он дал слишком большую дозу ЛСД слону[192].
Тогдашний губернатор Калифорнии Рональд Рейган приветствовал идею создания Центра по изучению и предотвращению насилия. Он официально дал свое благословение на создание Центра в послании «О положении штата» в январе 1973 года. Глава Управления здравоохранения и общественного благосостояния штата вскоре сообщил, что «в 1973/74 финансовом году Центру будет выделен 1 млн. долл.»[193]. Часть этой суммы должна была поступить от Администрации содействия правоприменительной деятельности.
В программном заявлении Уэста говорилось, что «одним из основных направлений деятельности Центра будет изучение недостаточно исследованных взаимосвязей между биологическими и психологическими аспектами агрессивного поведения» и что главное внимание будет уделено генетическим, биохимическим и нейрофизиологическим факторам[194].
В генетических исследованиях предполагалось сосредоточить усилия на выявлении связи между агрессивностью и «нарушениями комбинаций половых хромосом (дефект «XYY»)...» Объектом исследования должны были стать учащиеся двух начальных школ, «одна из которых находится в районе с преимущественно негритянским населением», а другая—в районе, где проживают в основном «американцы мексиканского происхождения». Этот проект был основан на предположении, что основными факторами, определяющими высокую распространенность насилия, являются: «пол (мужской), возраст (молодежь), этническая принадлежность (цветные), высокая степень урбанизации»[195].
Некоторые считают, что идея зависимости преступных наклонностей от структуры хромосом представляет собой возврат к теории Чезаре Ломброзо. Ломброзо утверждал, что люди, обладавшие определенными особенностями в строении черепа, а также люди с тяжелой выступающей нижней челюстью, низким лбом и маленьким срезанным подбородком склонны к совершению опасных преступлений.
В течение ряда лет многие криминологи верили в теорию Ломброзо. Еще в 1911 г. идеи Ломброзо пользовались широкой популярностью среди американских юристов, врачей и работников правоприменительных органов. Популярность теории Ломброзо стала падать, когда его ученики обнаружили, что 63% итальянских солдат обладали признаками, указывавшими на преступные наклонности. Эта теория потерпела окончательный крах, когда обследование 3000 заключенных в английских тюрьмах не подтвердило выводов Ломброзо[196].
Генетический подход к проблеме преступности получил распространение лет десять тому назад, когда несколько исследователей заявили о том, что у значительной части полных мужчин, совершивших насильственные преступления, отмечается наличие лишней Y хромосомы. Установление зависимости между преступными наклонностями и хромосомной аномалией XYY связывают главным образом с именем Патриции Джекобе, которая пришла к этому выводу в результате обследования заключенных в одной из тюрем в Шотландии в 1965 г.[197]
Обычно у людей имеется 46 хромосом, в которых содержатся гены, т. е. основной генетический материал. Две из этих хромосом определяют пол индивида. У лиц мужского пола обычно отмечается 46 хромосом XY, а у лиц женского пола — 46 хромосом XX. Джекобе заявила, что у людей, не совершавших преступлений, комбинация XYY встречается гораздо реже, чем у преступников. Ученые в Англии, Франции, Дании, США и ряде других стран провели аналогичные исследования, но не получили данных, подтверждающих выводы Джекобе. Они обнаружили лиц с комбинацией XYY среди таких уважаемых категорий людей, как священники, бизнесмены, рабочие и ряд других, причем эти люди никогда не совершали актов насилия и не отличались агрессивностью[198]. Биохимическое исследование Джекобе было построено на предположении, что «гормоны являются важным фактором агрессивного поведения». Избыточное выделение тестостерона у лиц мужского пола «вызывает, как полагают, неконтролируемую агрессивность», говорится в проекте создания Центра по изучению и предотвращению насилия. «Препараты, которые могут подавлять вспышки агрессивности, будут испытаны в лабораторных условиях, затем в тюрьмах, психиатрических больницах и специальных общественных воспитательных центрах...»[199]. Речь идет об ацетате ципротерона, препарате, обладающем кастрирующим действием.
При исследовании эмоциональных реакций, наблюдаемых у женщин в предменструальный период и во время менструации, Центр должен был использовать гормональный контроль с целью выявления содержания эстрогена и прогестерона в плазме.
Самой пугающей была та часть программы, которая имела целью выявление связи между преступными наклонностями и функционированием головного мозга. В этой связи критики утверждали, что Уэсту, несомненно, оказал большую помощь Эрвин, который перебрался из Гарварда в возглавляемый Уэстом Институт нейропсихиатрии при Калифорнийском университете. В проспекте Центра Эрвин упоминался в качестве одного из возможных руководителей программы. Отстаивая эту концепцию, Уэст вслед за Марком и Эрвином утверждал, что «около 5—10% населения страдает от нарушений в функционировании головного мозга. Среди заключенных и в учреждениях для патологических преступников этот процент, возможно, выше». Далее он заявлял, что «вспышки неконтролируемой ярости у ряда пациентов явно связаны с ненормальными электрическими процессами в глубоких слоях головного мозга... Уже много лет неврологи измеряют электрическую активность головного мозга с помощью электродов, присоединяемых к черепу... Теперь, вживляя крошечные электроды в глубокие слои мозга, можно получить возможность наблюдать за электрическими процессами в областях, недоступных для электродов, установленных на поверхности черепа».
Еще более заманчивые перспективы, по утверждению Уэста, открываются в будущем. «С помощью аппаратуры для контроля на расстоянии появится возможность регистрировать биоэлектрические изменения в мозгу свободно передвигающихся лиц. Эта методика требует тщательной разработки. В настоящее время она еще не позволяет в массовых масштабах заблаговременно обнаруживать нарушения в функционировании головного мозга, порождающие насилие. Одна из задач Центра — разработка такой диагностики, возможно, в сочетании с психологическими тестами»[200].
В начальных школах планировалось провести лишь часть хромосомных исследований. Большая же часть экспериментов должна была проводиться на заключенных, находящихся в больницах штатных тюрем в Атаскадеро, Кашарилло и Вейкавилле.
По мере того как новые и новые детали этого плана становились достоянием гласности, росла и оппозиция. По иронии судьбы Центр по предотвращению насилия стал предметом ожесточенных споров и яростных словесных баталий.
Ученые мужи обвиняли друг друга в неправильном истолковании фактов; впервые после кампании протеста против войны во Вьетнаме студенты организовали пикетирование здания университета; Билл Уолтон, бывший в то время центральным игроком баскетбольной команды Калифорнийского университета, стал одним из активистов борьбы против Центра и принял участие в референдуме, в ходе которого 60% опрошенных (всего в референдуме участвовало около 5 тыс. студентов) высказались против создания Центра; университетская газета «Дейли бруин» стала ареной горячих споров сторонников и противников Центра[201].
Вскоре страсти бушевали уже за пределами университета. В спор вступили общества ученых, организации лиц свободных профессий, общественные организации. Против Центра выступили: Американский союз защиты гражданских свобод, Национальная ассоциация содействия прогрессу цветного населения, Федерация американских ученых, Калифорнийское общество психиатров, Политическая ассоциация американцев мексиканского происхождения, Национальная организация женщин, Организационный комитет объединенного профсоюза сельскохозяйственных рабочих, Комитет борьбы против жестокого обращения с заключенными, Калифорнийский координационный совет по проблемам психических заболеваний, «Черные пантеры» и другие организации.
Наибольшее беспокойство внушала зловещая перспектива использования медицины и психиатрии для контроля над американцами, придерживающимися неортодоксальных политических взглядов.
Группа наиболее непримиримых противников Центра, в которую входили психиатры, юристы, социальные работники и представители других профессий, объединилась с Комитетом борьбы против жестокого обращения с заключенными (КОПАП). Комитет опубликовал заявление, в котором предупреждал, что «в век быстрого развития технологии, когда новые научные методы контроля над поведением становятся реальностью и когда кампания за наведение порядка любой ценой приняла широкий размах, необходимо проявлять особую заботу об уважении человеческого достоинства и соблюдении основополагающих принципов свободы... То, что сейчас предлагается (создание Центра),— это не просто единичный эксперимент в рамках Калифорнийского университета, а начало широких исследований, в которые будут вовлечены Калифорнийский университет, тюрьмы штата, психиатрические больницы штата и правоприменительные органы». Об этом заявил во время слушаний, проводившихся законодательным собранием штата Калифорния, Ли Коулман. Он также сказал, что исследование будет носить не столько научный» сколько политический характер.
«Мы не против исполнения закона, — заявил он, — но мы против того, чтобы медицина и психиатрия использовались как ширма для разработки способов принуждения к соблюдению законов, т. к. это порождает очень серьезные этические, конституционные и юридические проблемы...»[202].
Южнокалифорнийское общество психиатров опубликовало специальный доклад, явившийся результатом изучения программы деятельности Центра группой специалистов. Под сомнение были поставлены основные цели создания Центра. Помимо всего прочего, общество психиатров выразило свою озабоченность по поводу «добровольного» участия заключенных в экспериментах. Такое «добровольное участие» тем более подозрительно, что речь идет о тюрьмах Калифорнии, где большинство заключенных отбывает неопределенный срок наказания. Полное или условное освобождение зависит от «примерности» поведения заключенного. Общество психиатров также обеспокоено тем, что эксперименты должны были финансироваться правоприменительными органами, что не могло не сказаться на единстве научного подхода участников программы исследований[203].
Другие организации, выступившие против создания Центра, указывали, что эксперименты будут носить расистский характер, т. к. большинство заключенных в калифорнийских тюрьмах—негры или «чиканос».
Тот факт, что эксперименты предполагалось производить главным образом над заключенными пенитенциарных учреждений Атаскадеро, Вейкавилля и Камарилло, потряс общественность. Названия этих пенитенциариев, особенно атаскадерского и вейкавилльского, давно ассоциируются с самым жестоким обращением с заключенными на всем Западном побережье. В 1971 г., через три года после проведения секретных психохирургических экспериментов в Вейкавилле, власти Калифорнии решили возобновить эксперименты в еще более широких масштабах. Однако опубликование секретных документов и вызванный этим взрыв негодования вынудили Управление исправительных учреждений и Калифорнийский университет, который тоже принимал участие в экспериментах, отказаться от этого плана. Атаскадерский пенитенциарий был давно известен жестоким обращением с заключенными.
Здесь для наведения порядка применялись анектин и другие препараты. Многие были уверены, что в связи с созданием Центра планы проведения психохирургических экспериментов будут возрождены.
Одним из наиболее стойких противников создания Центра является Изидор Зиферштейн, адъюнкт-профессор психиатрии Института нейропсихиатрии при Калифорнийском университете. Он скрестил шпаги со своим боссом Уэстом по научным и эстетическим проблемам. Возражая против основной цели создания Центра, Зиферштейн подверг сомнению утверждение о том, что обследование Центром относительно небольшого числа агрессивных индивидов будет способствовать предотвращению роста преступности и ее снижению. «Совершенно очевидно, — заявил он,—что рост насилия не является следствием распространения заболеваний мозга у отдельных индивидов. Это — социальное явление, порождаемое социальными причинами, которые и нужно исследовать и устранить»[204]. Зиферштейн — пожизненный член Американской ассоциации психиатров. Его исследования, основанные на теории Павлова и межкультурной психиатрии, широко известны. Он выступал перед Калифорнийским советом по вопросам уголовной юстиции как официальный представитель Федерации американских ученых.
Зиферштейн высмеивал идею о том, что можно «предсказать, кто из людей потенциально агрессивен». «Некоторым людям будет приклеен ярлык потенциальных преступников, а это — серьезная угроза гражданским свободам». Его тревожил тот факт, "что в Центре психохирургию могут попытаться использовать для «модификации» поведения. Он предупреждал, что «психохирургия еще находится в стадии эксперимента, здесь еще много спорного», поэтому проводить психохирургические операции при нынешнем уровне знаний о мозге не следует[205].
С течением времени Зиферштейн, которого коллеги знали лишь как клинициста и педагога, стал уделять все больше внимания полемике, которая велась вокруг идеи создания Центра. Я встретился с ним у него дома, в Лос-Анджелесе, в феврале 1974 г., когда споры о Центре были в самом разгаре.
Зиферштейну было под шестьдесят. Благодаря своим деликатным манерам он производил впечатление кабинетного затворника. Просто не верилось, что этот человек мог вступить в полемику с некоторыми из своих коллег. Несмотря на явную усталость, он охотно стал рассказывать мне о причинах, побудивших его принять участие в борьбе против создания Центра по изучению и предотвращению насилия. Пока шла наша беседа, он то и дело осторожно опускал на пол сиамского кота, который снова и снова прыгал ему на колени или расхаживал по столу, не обращая никакого внимания на все попытки хозяина унять его.
«Сейчас обстановка изменилась,— сказал мой собеседник.— В связи с обострением экономического спада количество безработных будет расти и все большее число людей будет преступать закон ради удовлетворения своих нужд. Свыше 30% населения нашей страны постоянно живут в нищете. У этих людей нет шансов улучшить свое положение. Они не имеют возможности приобрести новую специальность, а старая больше не нужна из-за автоматизации производства. И когда эти 30% убеждаются, что прогресс им ничего не дает, они приходят в отчаяние и становятся на путь насилия.
И когда это происходит, никто не может быть уверен в своей безопасности. Даже если вы живете в фешенебельном районе Беверли-Хиллс, отчаявшиеся, потерявшие всякую надежду подростки из Уоттса могут поджечь ваш роскошный особняк. Поэтому мы все заинтересованы в том, чтобы эти люди не были отверженными, чтобы они верили в свое общество. В течение какого-то периода в 60-е гг. наблюдался социальный оптимизм, существовала надежда добиться перемен к лучшему, стоит только правильно использовать квалифицированную рабочую силу, разумно распорядиться имеющимися ресурсами, денежными средствами и т. п. Но после Никсона от этих надежд не осталось и следа».
Все больше молодых, энергичных людей оказывается за решеткой. Среди них распространяется радикализм. Заключенные негры и «чиканос» становятся все более «строптивыми», с чем тюремные власти не хотят мириться.
Для подавления непокорных власти ищут новые способы. В ход пущена так называемая психотехнология—сочетание психиатрических средств с техническими новинками. Под видом терапевтических методов модификации поведения они применяют целый арсенал средств — от анектина и других «успокаивающих» препаратов до психохирургии. Тюремщики не делают различия между патологически агрессивными заключенными и политическими активистами. Все зависит от того, кто будет устанавливать критерии нормальности. Постепенно «лечение» может распространиться на значительное число людей, поведение которых «не соответствует нормам», даже если эти люди не совершили никакого преступления, а только «не так себя ведут», «не так одеваются», «не так говорят».
Зиферштейн назвал смехотворной идею о возможности выявления потенциальных преступников с помощью электроэнцефалограммы. «Я посылал пациентов к трем различным специалистам по энцефалографии, и все три давали различные заключения. Нынешняя методика регистрации биотоков мозга примитивна и внушает опасения. Эрвин, Суит и Марк утверждают, что примерно у 10 миллионов американцев имеются отклонения в системе функционирования головного мозга. Но я убежден, что число людей, у которых энцефалограф может зарегистрировать те или иные аномалии, во много раз больше.
В детском возрасте мы много бегаем, часто падаем и нередко получаем ушибы головы. Вероятность микроскопических кровоизлияний в том или ином участке мозга и повреждения каких-то клеток мозга очень велика. Следует также учесть, что все мы переболели детскими болезнями и это тоже могло в той или иной степени сказаться на работе мозга.
Известно, что каждый раз, когда у человека повышается температура, в какой-то мере это отражается на работе его мозга. Следы могут оставить грипп, корь и многие другие заболевания. Я сомневаюсь, чтобы хоть у одного человека мозг функционировал абсолютно нормально. Но это вовсе не значит, что мы настолько ненормальны, что требуется удаление дефективных клеток головного мозга. Возможны также случаи, когда некоторые люди в определенных обстоятельствах время от времени теряют контроль над собой. Все мы в определенной степени неврастеники, всех нас одолевают какие-то страхи, все мы чем-то обеспокоены, у всех у нас бывают периоды депрессии. Но я против того, чтобы по решению каких-то властей человека подвергали психохирургической операции только потому, что его энцефалограмма представляется подозрительной.
Возможно, неверна сама идея, согласно которой случайное нарушение нормального функционирования определенных мозговых центров требует хирургического вмешательства. Я убежден, что клетки мозга объединяются не по местоположению, не географически, а скорее по функциям, образуя системы. Психохирурги сосредоточивают внимание на отдельных клетках мозга и утверждают, что при наличии соответствующей аппаратуры они могут вживлять электрод в нужную точку с точностью до миллиметра. Однако нынешняя аппаратура более совершенна, чем наши знания о мозге. Можно, конечно, произвести впечатление на людей совершенной техникой, но это вовсе не значит, что психохирург понимает, что он делает.
Можно верить, что уничтожение мозжечковой миндалины сделает человека менее агрессивным, но следует помнить, что эта часть лимбической системы мозга выполняет по меньшей мере еще 29 функций. Таким образом, стремясь сделать человека менее агрессивным, можно при этом лишить его многих других индивидуальных черт.
Павлов говорил, что достоинство подходов к изучению поведения с позиций теории условных рефлексов состоит в том, что при этом человек или животное рассматривается как целостная система. Он подверг критике тех, кто хотел изменить индивида путем удаления или уничтожения части его головного мозга. Он говорил, что это все равно что ремонтировать тонкий часовой механизм с помощью зубила и молотка; таким способом разобраться в работе мозга невозможно»[206].
Когда я разговаривал с Эрвином, у меня сложилось впечатление, что он все время оправдывается перед теми, кто считает несостоятельной выдвинутую им и Марком в книге «Насилие и мозг» теорию, согласно которой человека можно излечить от агрессивности путем разрушения поврежденных клеток мозжечковой миндалины. То, что он заявил мне, было похоже на отступление: «Если то, что я написал в этой книге, действительно звучит так, как это воспринимают (я имею в виду разрушение клеток мозга с целью обуздания агрессивности), то это значит, что я очень неудачно выразился». Так он заявил мне в марте 1974 г. во время перерыва в заседаниях пятого ежегодного симпозиума по проблемам функционирования мозга, который проходил в Сан-Диего.
Меня также удивило его заявление о том, что вспышки ярости отмечаются менее чем у 10% лиц, страдающих психомоторной эпилепсией. Почти вся их книга основана на утверждении, что агрессивность обычно связана с эпилептическими припадками, которые авторы объясняют наличием поврежденных клеток в лимбической области головного мозга. Именно на этом предположении строится вся их теория агрессивного поведения[207].
«В своей книге,— сказал он,— мы упоминали не об эпилептиках, у которых не бывает приступов ярости, т. к. книга посвящена не эпилепсии. Мы рассматривали вопрос насилия. Для своей книги мы взяли 6—7 случаев, когда наблюдались приступы ярости, и попытались дать свое объяснение. Книга писалась не столько как научный труд, сколько как популярное издание.
Но мы считали нужным отметить, что у некоторых индивидов приступы ярости связаны с повреждением клеток головного мозга... Мне представляется, что ничего другого я и не хотел сказать, хотя сейчас, оглядываясь назад, понимаю, что некоторые места книги действительно могут быть истолкованы иначе. Теперь вы знаете, что мы этого даже не подразумевали»[208].
Однако внимательное ознакомление с книгой позволяет обнаружить неоднократные упоминания о том, что хирургия может решить проблему насилия. В книге даже есть глава, которая так и называется: «Хирургия против насилия». В этой главе Эрвин и Марк следующим образом суммируют свои взгляды: «Все больше клинических, и особенно хирургических, данных свидетельствует о том, что разрушение небольших участков мозжечковой области головного мозга может излечить пациентов от опасной агрессивности»[209].
Когда Эрвин утверждает, что ни ему, ни Марку не приходила в голову мысль выявлять потенциально агрессивных людей при помощи глубоко вживленных электродов, чувствуешь, что готов ему поверить. Эрвин вовсе не похож на Циклопа. Приятные, непринужденные манеры, небрежный, в духе «хиппи», костюм, тяжелые ботинки, шепелявость, которая как-то не вяжется с мужчиной, которому под пятьдесят и который курит трубку,— все это придает Эрвину какое-то обезоруживающее обаяние. Кажется, что все, что он говорит, не подлежит сомнению.
Однако совсем об ином говорит книга, написанная им в соавторстве с Марком. Изложив свой план по проведению экспериментов над людьми с «неконтролируемым агрессивным поведением», Марк и Эрвин пишут, что «эти люди с вживленными в мозг электродами дают исключительную возможность наблюдать аномалии в функционировании мозжечковой части головного мозга и отличный шанс научиться обнаруживать такие аномалии»[210].
Связь между книгой Марка и Эрвина и предложением Уэста об организации Центра очевидна.
По мере того как в Калифорнийском университете страсти накалялись, взаимные обвинения стали принимать все более явную политическую окраску. В то же время Уэст начал исключать из своей программы наиболее спорные моменты. Он стал переделывать проект, пытаясь успокоить его противников. Но с каждым новым вариантом программы недоверие возрастало, а цели создания Центра становились все более непонятными и пугающими.
Чтобы отвести обвинения в том, что Центр не обеспечивает соблюдения конституционных прав лиц, над которыми будут проводиться эксперименты, Уэст объявил о создании Секции по вопросам этики и права, возглавлять которую было предложено профессору Ричарду Вассерстрому, крупному специалисту, преподавателю философии и права Калифорнийского университета. Но через месяц Вассерстром отказался работать в Центре. Его решение было вызвано сомнениями в том, что «предлагаемые гарантии смогут обеспечить исключение определенного рода экспериментов». Он также выразил опасение, что «создание Центра будет воспринято некоторыми лицами вне стен университета как подтверждение правильности их теории относительно методов борьбы с насилием в нашем обществе»[211].
Выдвинутый Уэстом на пост начальника ревизионно-планового отдела Джон Сили, известный в США социолог, заявил, что «проект плохо продуман, составлен кое-как и потому опасен; многие предложения по программе исследований были отвергнуты даже предполагаемыми сотрудниками самого Центра как недостаточно определенные, неоправданные, научно необоснованные или не предусматривающие необходимых гарантий»[212]. Он тоже отошел от этого проекта. Несколько ранее директор исследовательского отдела Администрации содействия правоприменительной деятельности Джон Гардинер заявил, что изучение проекта Центра показало, что «Центр почти не располагает научно-исследовательскими возможностями для проведения исследований такого рода и такого масштаба»[213].
В последующих вариантах плана Уэст опустил упоминание об использовании школьников—негров и «чиканос» для выявления подростков с хромосомной комбинацией XYY. Когда общественность стала все настойчивее возражать против психохирургических экспериментов, Уэст выступил с утверждением, что программа не преследует такой цели. В интервью, опубликованном в газете Калифорнийского университета «Дейли бруин» в январе 1974 г., он заявил, что «психохирургические эксперименты никогда и не планировались». Но это высказывание противоречило заявлению, сделанному незадолго перед тем директором министерства здравоохранения штата Калифорния Дж. Стабблбайном, который сказал: «В отдельных случаях психохирургические операции могут проводиться»[214].
Противоречивые заявления делались и по поводу «добровольного» участия в экспериментах заключенных из учреждений в Атаскадеро, Камарилло и Вейкавилль.
Уэст все чаще стал уверять, что в Центре не будут проводиться психохирургические эксперименты и опыты по вживлению электродов в глубинные области головного мозга. Однако доверие к его словам было подорвано еще больше, когда стало известно о его секретном письме Стабблбайну, в котором он писал о возможности проводить значительную часть экспериментов на бывшей ракетной базе «Найк» в горах Санта-Моника. «Это относительно удаленный, но доступный район, — писал он калифорнийскому чиновнику.— База надежно огорожена. В этом изолированном, но удобном районе можно было бы проводить сравнительные исследования с целью выработки программ изменения нежелательного поведения»[215]. Уэст явно стремился скрыть деятельность Центра от общественности, поэтому истинные цели и масштабы программы внушали все большие подозрения. Разразился шторм негодования.
А тем временем стало известно, что университет вообще не будет контролировать деятельность Центра. Из последующих вариантов проекта, представленных Уэстом, было видно, что контроль над деятельностью Центра будет находиться в руках властей штата. Как заявил Комитет борьбы против жестокого обращения с заключенными, «Центр будет лабораторией Управления исправительных учреждений. Чиновники правоисполнительных органов используют вывеску Калифорнийского университета, чтобы придать ему видимость научно-исследовательского учреждения»[216].
Письмо об использовании базы «Найк» и протесты против других аспектов деятельности Центра вынудили Администрацию содействия правоприменительной деятельности заявить об отказе от его финансирования. Официальной причиной отказа, как об этом было ранее заявлено Администрацией комитету Эрвина, было прекращение всех субсидий на любые программы, связанные с экспериментами над людьми, по причине нехватки квалифицированных специалистов, способных осуществлять контроль за такими экспериментами[217].
В настоящее время разработка проекта создания при Калифорнийском университете Центра по изучению и предотвращению насилия находится на мертвой точке. Поговаривают, что Уэст составляет новый, девятый вариант в надежде получить необходимые средства. Какова бы ни была дальнейшая судьба Центра, сама идея выработки критериев для выявления лиц, потенциально склонных к насилию, в тех масштабах, которые предлагаются некоторыми сотрудниками Калифорнийского университета, свидетельствует о том, насколько прочно мысль о возможности предсказывать преступное поведение укоренилась в сознании некоторых высокопоставленных государственных деятелей (Рейган, Никсон), представителей медицины (Суит, Уэст) и чиновников федеральных и штатных правоприменительных органов. Несмотря на публичные заверения Администрации содействия правоприменительной деятельности в том, что она больше не будет финансировать психохирургические и другие эксперименты над людьми из-за нехватки кадров, способных осуществлять контроль за такими экспериментами, Администрация мало что может сделать, чтобы помешать такого рода исследованиям.
А генетические исследования тем временем продолжаются. Одному исследователю было выделено в 1975 г. 250 тыс. долл. для работы над темами «Взаимодействие генов с окружающей средой и преступность и делинквентность» и «Нейрофизиологическое поведение лиц мужского пола с набором хромосом 47 XYY и 47 XXY». Другому исследователю было выделено около 27 тыс. долларов для исследования синдрома XXY. Свыше 100 тыс. долларов было выделено детскому психологу Стэнли Уолцеру с медицинского факультета Гарвардского университета для работы над темой «Аномалии половых хромосом и отклонения в поведении»[218].
Последнее исследование было частично прекращено в связи с протестом группы бостонских ученых. Они заявили, что такой генетический подход представляет собой еще одну попытку объяснить поведение, отклоняющееся от социально одобряемых норм, биологическими причинами, «что отвлекает внимание от борьбы с основными экономическими и социальными проблемами, порождающими преступность». Более того, эта группа ученых заявила, что, хотя о феномене XYY известно очень мало, хромосомный подход к проблеме преступности настолько прочно утвердился в сознании общественности, что отнесение того или иного лица к категории «хромосомных девиантов» может навсегда искалечить ему жизнь. Школы, работодатели, учреждения, как бы мало они ни разбирались в факторе XYY, как отмечают ученые, будут склонны относиться к таким людям с подозрением и недоверием. Даже родители могут начать относиться к своему ребенку с набором хромосом XYY с предубеждением, что в конечном итоге может привести к тому, что у ребенка действительно появятся дефекты или расстройства психологического характера[219].
Несмотря на эти протесты, Уолцер в июле 1977 г. все еще продолжал свои исследования в бостонской больнице. Представитель Центра по изучению преступности и делинквентности, финансирующего эти исследования, дал понять, что хромосомные исследования, возможно, ведутся и другими правительственными учреждениями.