Глава одиннадцатая Чужой среди своих или Дело о пропавшем слуге
Глава одиннадцатая
Чужой среди своих или Дело о пропавшем слуге
Подготовка к экспедиции, как известно, продлилась дольше, чем планировал сквайр Трелони, – растянулась на два месяца. Последствий у задержки оказалось несколько.
Во-первых, Джим Хокинс осатанел от заточения в усадьбе сквайра и возненавидел своего тюремщика, старого егеря Тома Редрута. Егерь платил Джиму полной взаимностью.
Подробности их взаимоотношений Хокинс не раскрывает, и причины того станут ясны в последующих главах. Но проскальзывающие в тексте намеки однозначно указывают: Джим и Редрут были на ножах.
«Всем сердцем презирал я старого Тома Редрута», – сообщает нам Джим. Презирал, но не только… Когда эта парочка ехала в Бристоль, Хокинс уснул в дилижансе. Вот как произошло пробуждение:
«Меня разбудил удар в бок. Я открыл глаза. Мы стояли перед большим зданием на городской улице. Уже давно рассвело.
– Где мы? – спросил я.
– В Бристоле, – ответил Том. – Вылезай».
Добрейшей души человек этот Редрут! Будит Джима не словами, не похлопыванием по плечу, не толчком даже, – ударом! И, как вертухай заключенному: вылезай!
Пожалуй, Том Редрут мог заслужить не только презрение Джима. Но и куда более сильные чувства…
Второе следствие задержки с отплытием – между сквайром и доктором Ливси пробежала черная кошка.
Создается впечатление, что сквайр, имей он такую возможность, вообще уплыл бы лишь с Хокинсом, оставив Ливси на берегу!
Судите сами: доктор, по версии Хокинса, провел эти два месяца в Лондоне. Искал, дескать, все это время человека, способного заменить его на врачебном поприще. Но почему в Лондоне? Ливси – единственный врач в округе? Поблизости нет ни одного практикующего медика, желающего увеличить число пациентов и свои доходы? Допустим, так и есть: округа малонаселенная, медики в дефиците.
Но как, интересно, Ливси занимался в Лондоне поисками целых два месяца? Бродил по улицам с плакатом на груди: «Продам (сдам в аренду) врачебную практику»? Газеты в те времена уже выходили регулярно, объявления в них публиковались. Напечатай свое предложение – и жди дома писем с ответами, лечи людей…
Продажа практики – предлог, и уезжал Ливси скорее всего по своим тайным якобитским делам. Может действительно прожил два месяца в Лондоне, может успел съездить в Шотландию, к принцу Чарли.
Как бы то ни было, эти два месяца Ливси отсутствовал и своем доме, и в Бристоле, где сквайр снаряжал «Испаньолу».
И вот подготовка закончена, сквайр одновременно пишет два письма своим компаньонам, в Лондон – Ливси, в усадьбу – Хокинсу и Ливси (на случай, если последний успел вернуться). Содержание писем одинаково: все готово, дескать, пора отплывать. Хокинс, получив письмо, выезжает через сутки, – провел день у матери, там же, в «Бенбоу», заночевал (все под присмотром Редрута).
Но вот что любопытно – прибыв в Бристоль, Хокинс немедленно слышит от сквайра, что Ливси уже здесь. Приехал накануне. И тут же, буквально назавтра, вся компания отплывает.
На первый взгляд все кажется правильным и логичным – Ливси в «Бенбоу» не ходил, с матерью не прощался, оттого и прибыл на день раньше. Но так кажется, только если не учитывать фактор расстояний. И скоростей, с которыми эти расстояния преодолевались в восемнадцатом веке. А люди (и письма) путешествовали в те времена очень неторопливо.
Какое расстояние отделяет «Адмирал Бенбоу» от Бристоля? В точности неизвестно, но Хокинс упоминает моряков с котомками, бредущих по дороге в Бристоль. Значит, не так уж далеко. Допустим, километров сорок – как раз моряку с котомкой на день ходьбы с отдыхом. Но почтовый дилижанс тащится в Бристоль целую ночь – заезжает во все городки и деревушки, лежащие на пути, выгружает почту, загружает почту, высаживает и забирает пассажиров… Надо понимать, письмо сквайра добралось до усадьбы с той же скоростью. За ночь. Или за день.
Но Лондон-то значительно дальше от Бристоля! До Лондона двести верст по тракту! Туда почта с такой скоростью двое суток добиралась бы, не меньше. Но и это не конец истории. В деревушке адресатов немного, письмо попало в усадьбу сквайра практически сразу по прибытии. А Лондон город большой, поток корреспонденции огромный, пока еще почту рассортировали, пока еще письмо доставили с почтамта в почтовый ящик Ливси… Прошел еще день, а то и сутки.
Как Ливси при таких вводных умудрился опередить Хокинса на день?
Вариант номер один: доктор, получив письмо, тут же выехал не дилижансом, а более скоростным транспортом. Поскакал во весь опор, как мушкетеры Дюма за подвесками королевы. Загоняя лошадей и не жалея собственный зад. В чем причина такой спешки? Не доверял сквайру? Опасался, что тот уплывет без него?
Вариант номер два: ехал Ливси с нормальной скоростью, но выехал до получения письма. Имел, допустим, надежного информатора в Бристольском порту, получил от того весточку: подготовка «Испаньолы» завершается, – и выехал. Вопросы этот вариант вызывает точно те же: Ливси не доверял сквайру? Опасался, что тот уплывет без него?
Похоже, не доверял. Похоже, опасался.
О причинах размолвки между двумя уважаемыми джентльменами чуть позже, а сейчас займемся занимательной арифметикой. Попробуем сосчитать слуг сквайра Трелони, отправившихся с ним на «Испаньоле».
* * *
Недаром говорится, что капитан на корабле – первый после Бога. А поскольку Бог далеко, высоко и едва ли снизойдет на шканцы, то капитан первый и главный без всяких оговорок. Власть у капитана единоличная, приказы его не обсуждаются. Но и ответственность за все капитан несет сам – за судно, за его груз и пассажиров. И естественно, капитан лучше чем кто-либо знает, что и кто имеется у него на борту…
А теперь вопрос: знал ли Александр Смоллетт, капитан «Испаньолы», скольких пассажиров принял он на борт в порту Бристоля?
Вот что он говорит за день до отплытия сквайру:
«…Вы взяли с собой четверых слуг. Кого-то из них, как мне сказали, тоже хотят поместить в носовой части. Почему не устроить им койки возле вашей каюты?»
Четверых слуг взял с собой Трелони… Запомним эту цифру. Но вот на горизонте показался Остров Сокровищ, получено известие о готовящемся мятеже, и капитан заявляет по этому поводу совсем другое:
«– Мне кажется, мы можем положиться на ваших слуг, мистер Трелони?
– Как на меня самого, – заявил сквайр.
– Их трое, – сказал капитан. – Да мы трое, да Хокинс – вот уже семь человек».
Оп… Слуг уже всего трое. Куда делся четвертый слуга? – ломают голову читатели. Умер в пути? Купался и был съеден акулой? Или капитан слаб в арифметике и не смог сосчитать слуг хотя бы по головам?
Заглянем в английский оригинал – вдруг переводчик напутал с числительными?
В оригинальном тексте капитан использует разные термины: в первом случае own people – можно перевести как «слуги», а можно как «свои люди». Во втором пассаже капитана звучит другое выражение: home servants, – однозначно переводимое как «слуги», даже «домашние слуги».
Ура, пропавший слуга нашелся… Но тут же встает другой вопрос: а кто в таком случае у сквайра считается «своими людьми»? Трелони берет с собой на борт еще пятерых пассажиров – это трое слуг, Ливси и Хокинс. «Своих людей» среди них четверо. Кто лишний? Кто чужой?
Капитан говорит о четверых спутниках Трелони до того, как все пассажиры поднялись на борт. Его информация основывается на каких-то словах сквайра, сказанных ранее. Значит, сквайр планировал взять с собой не пятерых, а четверых людей, помимо себя и экипажа? Значит, да. И кто же должен был остаться на берегу?
Кто-то из троицы слуг? Нет. Сквайр для них высшее начальство, решил бы кого-то оставить на берегу, – так и поступил бы, не слушая возражений.
Хокинс? Нет. У Хокинса карта и лишь он знает точные координаты острова, без него не уплыть. (На самом деле координаты – секрет, известный даже попугаю Сильвера, но сквайр-то услышит о том лишь за день до отплытия.)
Методом исключения получается, что на берегу должен был остаться доктор Ливси. И не остался лишь потому, что подстраховался, прибыл значительно раньше, чем рассчитывал Трелони.
Самое смешное, что капитан, не подозревая о подоплеке событий, говорит о четверых спутниках сквайра в присутствии доктора.
Ливси считать до пяти умел и наверняка сделал соответствующие выводы.
* * *
В чем же причина столь резкого разлада между компаньонами? Почему сквайр за каких-то два месяца кардинально изменил свое отношение к Ливси? Возможно, он и раньше недолюбливал доктора, но проявлять чувства себе не позволял.
Причина внешняя, политическая.
Если в январе ситуация на Британских островах застыла в неустойчивом равновесии, то в марте чаша весов неудержимо клонилась в сторону победы ганноверской династии.
Принц Чарли, грубо говоря, бездарно профукал последний в истории шанс Стюартов. Зимнюю передышку в боевых действиях якобиты использовать к собственной выгоде не сумели: ни Ирландия, ни Уэльс восстаниями так и не полыхнули, колебавшиеся английские тори не взялись за оружие.
Ганноверцы, напротив, грамотно воспользовались тайм-аутом. Армия герцога Кумберлендского, тоже стоявшая на зимних квартирах, постоянно пополнялась подкреплениями, прибывавшими с дальних фронтов. Якобитских агентов в тылу активно ловили и вешали, колеблющихся убеждали и подкупали.
К весне стало ясно – принц Чарли свои силы сколько-либо заметно увеличить не сумел, королевские же возросли многократно. Новый поход на Лондон якобиты затеять уже не рискнули бы, могли лишь обороняться в своей Шотландии. А оборона, как известно, – смерть любого вооруженного восстания.
Разгром мятежников стал исключительно вопросом времени… К марту колебавшиеся английские тори осознали это окончательно – и дружно, толпами, бросились демонстрировать преданность королю Георгу.
Соответственно, для Трелони финансовая поддержка мятежников перестала быть выгодной инвестицией, способной принести огромные дивиденды при смене династии. Помощь якобитам превратилась в дорожку, ведущую к помосту виселицы…
Открыто восстать против Ливси сквайр в такой ситуации не рискнул. Дело якобитов в перспективе проиграно, но факт окончательного разгрома еще не свершился. А раненый зверь вдвойне опаснее.
Но можно было сыграть с доктором злую шутку и оставить его на берегу, написав в качестве оправдания письмо, заведомо опаздывающее к адресату… Дескать, я тебе писал, но ты так и не появился, пришлось нам с Хокинсом плыть вдвоем. Не исключено, что оправдываться по возвращению не пришлось бы. Ливси к тому времени вполне мог сидеть за решеткой, дожидаясь суда и казни. Мог сбежать, вновь эмигрировать во Францию.
Но Ливси перехитрил сквайра и оказался на борту «Испаньолы». Доктор ведь тоже не вчера родился и понимал, чем оборачивается дело восстановления династии Стюартов. Оказаться в момент окончательного краха подальше от Англии, в южных морях, представлялось ему разумным вариантом. Не говоря уж о сокровищах, способных весьма скрасить унылую эмигрантскую жизнь.
На беду доктора, сквайр Трелони уже мысленно вычеркнул его из числа пайщиков концессии. И поездка на остров стала для Ливси крайне рискованным предприятием, даже если не учитывать опасность, исходящую от шайки Сильвера.
Кстати, о шайке… О грозных пиратах Флинта…
Так ли они грозны?
И существовала ли вообще эта шайка?
* * *
Хокинс убеждает нас старательно: уцелевшие пираты из команды Флинта объединились, организовались в некую криминальную структуру под началом бывшего квотермастера Сильвера – именно эта шайка головорезов несет ответственность за все убийства и бесчинства, происходившие во время рейса «Испаньолы».
Но попробуем взглянуть на ситуацию с другой стороны, глазами Сильвера…
Итак, капитан Флинт умирает в Саванне. Билли Бонс захватывает карту и ударяется в бега. Причем сбегает за океан, в Англию.
Почему бывший штурман решил покинуть Новый Свет, в принципе ясно. Если Флинт много лет разбойничал на морских путях, хоть кто-то из свидетелей его разбоев наверняка уцелел. И розыскные листы с описаниями примет капитана и наиболее одиозных членов шайки могли широко разойтись по колониям. Билли Бонс, с его приметным шрамом во всю щеку, рисковать не хотел и уехал в Англию, благо деньги на переезд имелись.
У остальных пиратов произошел раскол. Кто-то настаивал на немедленной погоне, едва стало известно, что штурман взошел на борт корабля, отплывшего из Саваннского порта в Англию.
Другие, как Бен Ганн, считали погоню за Бонсом и картой пустой тратой времени. Едва ли Бен в одиночку откололся от коллектива и завербовался на другой корабль. Такой индивидуализм немедленно вызвал бы подозрения: всем нужны сокровища, а тебе нет?! Ну-ка колись, что затеял, сука!
Допустим, что отколовшихся было несколько. Все ли они рассчитывали добраться до острова самостоятельно и найти сокровища без карты? Неизвестно. Бен Ганн по крайней мере рассчитывал – с трудом верится, что его новый корабль оказался у Острова Сокровищ так уж случайно. Ганн мог вбросить информацию о золоте Флинта значительно раньше, заинтересовав новых своих сотоварищей, а уж те надавили на капитана, чтобы изменил курс.
Между прочим, правильным оказался расчет простодушного Бена Ганна, а не умного и хитрого Сильвера. Бен первым очутился на острове и сумел-таки отыскать золото без карты. Правда, заплатил за то тремя годами одиночества и особой выгоды из находки не извлек, но это вопрос отдельный.
А что остальные? Они пустились в погоню за Бонсом. Едва ли на старом «Морже» – чересчур уж известное судно. Да и курс прокладывать некому, капитан умер, штурман в бегах.
Возможно, пираты переправлялись через океан партиями, нанимаясь на суда, идущие в Англию. Возможно, поехали пассажирами, скинувшись и зафрахтовав какое-то суденышко, – на тот момент все они еще были при деньгах.
Как бы то ни было, шайка Флинта за вычетом Ганна и прочих отщепенцев оказалась в Англии. След Бонса они там потеряли. Сошел с корабля и пропал. Билли в разговоре с Хокинсом мельком упоминает, что уже один раз надул пиратов, смылся от них. Но не ясно, где это произошло – в Саванне или уже в Англии? Более вероятен первый вариант.
И вот ситуация – шайка в Англии, Бонс по горячим следам не найден. И что, они стали искать его методично и упорно, обыскивая прибрежные городки и деревушки?
Нет, конечно же. Пираты на это попросту не способны. Вспомним, как их уничижительно характеризует Джим: «Никогда в своей жизни не видел я людей, до такой степени беззаботно относящихся к завтрашнему дню. Все делали они спустя рукава, истребляли без всякого толка провизию, засыпали, стоя на часах, и так далее. Вообще они были способны лишь на короткую вспышку, но на длительные военные действия их не хватало».
Какие уж тут методичные и вдумчивые поиски… Короткая вспышка – погоня через океан – давно угасла, первоначальный энтузиазм иссяк. В карманах звенит золото и надо его пропить, а там видно будет. И началось веселье.
Сильвер единственный был способен на тщательные поиски. Но что он мог сделать в одиночку и на одной ноге? Кое-что мог и сделал. Вложил деньги в покупку или аренду таверны рядом с Бристольским портом, остатки положил в банк под проценты.
Мышеловка за мышью не бегает… Сильвер занял стратегически правильную позицию: Бристоль – морские ворота Англии в Новый Свет, суда в американские колонии отправляются именно оттуда. Клиентура в таверне – сплошь моряки, поток информации проходит огромный, достаточно держать ушки на макушке и внимательно прислушиваться к пьяной болтовне. Если Бонс собрался бы за сокровищами, отыскав компаньонов или спонсоров, – очень велика вероятность, что слух о том дошел бы до Долговязого Джона.
Как мы знаем, план Сильвера в конце концов сработал, хоть и несколько иначе, чем предполагал одноногий.
А что остальные? Пропили деньги, протрезвели и начали активно искать Билли Бонса, как уверяет нас Хокинс?
Что карманы и кошельки у пиратов опустели быстро, сомнений нет. Бен Ганн продемонстрировал нам, как это делается, – спустил тысячу гиней за неполных три недели. А вот поиски Бонса… Они бы начали искать, но на что при этом жить, если все пропито?
Стал бы Сильвер из своих доходов финансировать бывших подчиненных, пока те гоняются за беглым штурманом? Нет. Поиск человека в большой стране сродни поискам иголки в стоге сена. А на что способны его сотоварищи, Джон Сильвер представлял хорошо. Получат на руки пару монет – и поиски карты начнутся и закончатся в ближайшей распивочной.
И команда Флинта распалась. Матросы поневоле начали трудиться по специальности, дабы не умереть с голоду. Не пиратами, разумеется, – в пиратские команды по объявлениям не вербовали. Нанимались на торговые суда, возможно на приватиры. Кто-то мог загреметь в королевский военный флот, постоянно испытывавший дикий кадровый голод. В Англии восемнадцатого века с этим было просто: угостишься кружечкой эля из рук незнакомого человека – глядь, а на дне «королевский шиллинг», и ты уже матрос Его Величества…
То есть шайка Флинта перестала быть единым целым, люди разошлись кто куда. А шайки Сильвера не существовало в природе до того дня, когда сквайр Трелони познакомился с одноногим содержателем таверны «Подзорная труба».
Сколько пиратов прибыло в Англию следом за Бонсом? Попробуем вычислить. Экипаж Флинта насчитывал сотни полторы или две человек. Даже захудалые приватиры старались иметь на борту не меньше сотни моряков, – иначе не провести успешный абордаж и не оставить на захваченном судне призовую команду. А Флинта захудалым назвать нельзя…
Посчитаем по минимуму – штатная команда «Моржа» сто пятьдесят матросов. Надо учесть потери последних боев (сомнительно, что Флинт пополнял экипаж, планируя закончить карьеру). Еще надо учесть шестерых, убитых капитаном на острове. Допустим, личный состав в результате ополовинился, в Саванну прибыло семьдесят пять головорезов.
Минус Бонс, минус отщепенцы вроде Бена Ганна – едва ли они составляли большинство или даже половину команды. Если даже треть уцелевших не пустилась в погоню за Бонсом – все равно как минимум полсотни пиратов добрались до Англии.
И где они все? Кто где…
Когда у Сильвера возникает нужда сформировать экипаж «Испаньолы» – всего-то двадцать человек – проверенных людей, старых бойцов под рукой почти не осталось. Их с Сильвером отправляется человек пять или шесть – Том Морган, Джордж Мерри, Израэль Хендс, Джоб Эндерсон. И еще один или два пирата, имена их нам не известны.
Сильвер лукавит, говоря что люди Флинта в большинстве своем собрались на «Испаньоле». Если эти шесть-семь человек – большинство, то Флинт никак не мог пиратствовать, захватывать корабли с таким мизерным экипажем.
Остальные матросы «Испаньолы» – набожный Дик Джонсон, плешивый ирландец О?Брайен и прочие – случайные люди. Кое-кто из них не то что пиратством, но и захватом сокровищ заниматься не намерен, даже под угрозой смерти. Другие золотом Флинта поживиться не прочь, но воевать не желают, да и не умеют абсолютно. Засыпают на часах, не исполняют приказания, круглосуточно трескают ром и поют песни. А старые кадры, вместо того чтобы воспитывать коллектив личным примером, сами полностью разложились под дурным влиянием молодежи. Джордж Мерри бессовестно дрыхнет на посту – хотя ему только что пригрозили смертью за такой проступок. Хендс пьет без просыпу и ввязывается в поножовщину с напарником, хотя ему только что внушали стеречь корабль как зеницу ока. И так далее и тому подобное…
И вот этот-то детский сад Хокинс именует грозной пиратской шайкой Сильвера… С такой шайкой хорошо белье с веревок воровать, а прохожих грабить уже затруднительно – попадется кто-нибудь вооруженный и решительный, да и разгонит всю шайку. А нас старательно убеждают, что с этими людьми Долговязый Джон затевал мятеж – преступление серьезное, при неудаче ведущее прямиком на виселицу. До золота Сильвер хотел добраться, спору нет. Но мятеж? С таким контингентом? И без оружия, с карманными складными ножами? Даже не смешно… Сильвер терпелив, он как может умеряет пыл своих давних соратников. Одноногий хорошо знает жизнь, знает, как сводит людей с ума золото в больших количествах, как превращает вчерашних друзей в смертельных врагов. Надо лишь дождаться, когда золотая лихорадка сразит компанию сквайра Трелони. И уж тогда использовать свой шанс…
Шайка Сильвера не существовала в природе, когда Трелони познакомился с одноногим Джоном. И в момент отплытия «Испаньолы» не существовала. Хуже того – даже когда шхуна отшвартовалась у острова, никакой шайки на борту еще не имелось.
А что имелось?
Во-первых, компания кладоискателей, расколотая внутренними противоречиями. Во-вторых, Сильвер и еще шестеро или пятеро пиратов Флинта. И в-третьих – аморфное большинство матросов, способных при определенных условиях примкнуть либо к тем, либо к другим.
Сплотиться и организоваться – хоть как-то, хоть в слабо управляемый и почти небоеспособный коллектив – почти всех матросов «Испаньолы» заставило исключительно внешнее воздействие. Боевые действия, начатые против них сквайром Трелони и его компаньонами.
* * *
Довольно! Хватит заниматься скучноватым анализом заурядных береговых неурядиц! Отдаем якоря и держим курс в открытое море! К острову и к зарытым на нем сокровищам!
Хотя нет, нет, к черту сокровища! Море, а не сокровища, кружило голову сквайру Трелони после очередной бутылочки бренди. Последуем за сквайром и мы – но не к бару за спиртным, а туда, к далеким берегам, где звенят катлассы и грохочут мушкеты, где даже попугаи умеют считать пиастры, где кровь льется ручьями, а ром – реками, где страшное оружие возмездия – девятифунтовая вертлюжная пушка – бомбардирует неприступную крепость Флинта, где полуобнаженные островитянки… пардон, это из другой оперы…
Короче, переходим ко второй части нашего объективного исследования. Объект изучения – приключения в море и на острове.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.